Победив добро

Марии было плохо, и физически, и душевно. Но сложнее всего было принять, что причиной боли была не её болезнь, не тоска по Земле, не инфекция страха, поразившая всю колонию, а она сама. Стыд, сожаление и чувство вины неизменно сопровождали её каждую минуту каждого дня и, когда держаться больше не было сил, она решилась посмотреть брату в глаза. Жаль только, что он не хотел смотреть на неё. — Айво… — негромко начала она. Ничто не указывало на то, что он её услышал. Его самого, кроме копны огненно-рыжих волос, едва было видно за огромной толстой книгой, которую он читал. По краям его стола возвышались две литературные башни из сложенных друг на друга книг, одна из которых, должно быть, уже была им прочитана, а другая лишь ждала этой участи. А пол его комнаты, как и всегда, был усеян разного рода чертежами, исписанными тетрадями и бумагами. Мария не решилась войти. Не хватало ещё, если она ненароком наступит хоть на один плод умственной работы брата, и тогда он точно её не простит. — Айво, прошу… — жалостливо проговорила она. — Ты занимаешься целыми днями, тебе нужно отдохнуть. Ответом послужило холодное молчание, прерываемое лишь перелистыванием страниц. Опустив голову, Мария поплелась прочь, но вздрогнула, когда услышала: — Как там Шедоу? Сердце её забилось быстрее. Даже в самых смелых предположениях она не могла представить, что Айво сам заговорит с ней. Сколько дней она не слышала голос брата? Казалось, что целую вечность. Вечность, на протяжении которой её душа стонала от мук совести. — Всё отлично, гораздо лучше, чем было, — торопливо проговорила она. — А как ты себя чувствуешь? Может, прогуляемся в солярий? — Я не имею дела с предателями, — ледяным голосом ответил Айво. Её губы задрожали. Она постояла какое-то время, прежде чем сдавленно спросить: — Значит ли это, что ты никогда не простишь меня? — За что мне тебя прощать? Это твой выбор. Не хочешь препятствовать пыткам? Пожалуйста, сколько угодно. Только не строй из себя после этого добрую девочку. — Я не хочу, чтобы кого-то пытали! — воскликнула Мария. — Я… я просто испугалась, и всё. В конце концов, Айво, зачем мы пошли туда? Ты прекрасно знал, что дедушка мог вернуться в любой момент… Так и случилось! — Так-так, — насмешливо проговорил Айво, спрыгивая с табуретки. — Это значит, я теперь виноват? — Нет, но… — Да, сестрёнка, я виноват, каюсь, — продолжал он, подходя к ней вплотную. — Я виноват в том, что выступил против вашей с дедом банды, которая держит в страхе всю колонию. Виноват в том, что сужу тебя не по милым словам и не по хлопанью ресниц, а по поступкам, мерзопакостнее которых, прямо скажем, мало что может быть. И, конечно, виноват в том, что пытаюсь заступиться за искусственные организмы, чей единственный грех состоит в том, что они не вылезли при рождении из влагалища. И только за это вы считаете их своими вещами. На последней фразе на его лицо словно упала мрачная тень, но он моментально взял себя в руки и продолжил говорить уже легко и насмешливо. — Тебе меня не провести. Теперь я знаю, что ты — не та, за кого себя выдаёшь. Ты, конечно, можешь считать, что угодно, но это не отменяет факта, что ты трусливое, слабое, обманутое самой собой маленькое чудовище. Он отвернулся, пошёл прочь и сел за стол, вновь приступив к чтению. Мария почувствовала, как её лицо налилось жаром и покраснело, и, не выдерживая тяжёлой тишины, она спросила: — Почему ты интересовался Шедоу? — Мне было любопытно, что он думает о сложившейся ситуации. Речь, в конце концов, идёт о его братьях и сёстрах. — Он ничего мне не говорил. Он в последнее время такой молчаливый… Не думаю, что он серьёзно задумывался над этим вопросом. — Значит, он такой же бесполезный, как и ты. Мария ощутила, что она, возможно, делает большую глупость, о которой потом сильно пожалеет, но сдержаться ей не удалось. Слова будто сами соскользнули с языка: — Что нужно делать, чтобы спасти искусственные организмы? Айво глянул на неё и поднял бровь. — Тебе-то что? — Я поговорю с Шедоу. Вместе мы сможем помочь. Только дай ему немного времени, хорошо? Для него это больная тема. Айво задумчиво потёр подбородок. — Ладно, — сказал он и сделал самое праведное выражение лица из возможных. — Но не затягивайте сильно. Чем больше вы медлите, тем больше страдают невинные.

***

У Тейлза не осталось сомнений — тьма стала неотъемлемой частью его души, его тела, его сущности. Он забыл свет солнца, свежесть ветра и листвы, друзей и приключения. Он забыл себя самого. Они шли. Это было для них точкой постоянства, чем-то таким же неизменным, как тьма и пустота вокруг, единственной функцией, на которую оставались способны их тела. Но это не было целью. Всё, чего они могли добиться, оказалось настолько ничтожным и мешающим, что отныне они отказывались идти к чему-то конкретному. Лучик Хаоса на запястье оказался не путеводной звездой, а чем-то вроде дешёвой игрушки, которая вызвала восторг только на первых порах, а затем — лишь желание расколошматить на мелкие кусочки. Им встречались вспышки Хаоса. Тейлз рассудил, что они — это попытка просочиться из другого, живого мира, в этот, пустой, словно по законам диффузии. Не удивительно, думал лисёнок, ведь так же можно предположить, что и пустой мир пытается попасть в живой, ведь в живом мире тоже есть кусочки пустоты и черноты. Если бы Тейлз был таким как раньше, эти размышления распалили бы в нём любопытство, страсть познавать, желание понять. Но сейчас, когда от него осталась лишь пустая оболочка со стигматами тьмы, эти мысли не вызывали никаких ощущений. Они появлялись на руинах оставшегося и уходили в никуда, не оставляя после себя даже зыбких воспоминаний. Вспышки не были похожи на друг друга, ни в чём. Если первой был ураган, то второй — стая бабочек, растворившейся в искрах, третьей — мимолётное отражение живого мира в осколках кривого зеркала. Всё, что им с Руж оставалось, это выжидать новых вспышек, безучастно глядеть на них и идти дальше. Может быть, где-то в глубине души, в тех глубинах, до которых не сможет добраться никакая тьма, они всё ещё надеялись на чудо, на спасение, на что-нибудь хотя бы похожее на настоящее. Однажды они заполучили желаемое. Перед ними возвышался постамент, увитый лианами и зеленью. Величественный и гигантский, он выглядел частью города ящеров, ещё более древней и искусной его частью. Неспеша взобравшись по его белым ступеням, друзья увидели большое круглое озеро, гладкое и серебряное, словно зеркало. Руж вздрогнула. Когда-то давно, в прошлой жизни, она обожала драгоценности. И вот, при виде предмета бывшей страсти, она торопливо стала стягивать с себя одежду и сапоги. Тейлз, увидев её прелести, густо покраснел. Летучая мышь ступила в озеро, стала заходить всё глубже и глубже, по самую шею, затем вернулась. Её крылья и шёрстка были буквально увешаны сверкающими капельками воды, словно маленькими бриллиантами. Но, присмотревшись получше, Тейлз понял, что это бриллианты и есть. Руж попыталась смахнуть их, но они прочно прицепились к ней. Они стали расти, медленно и неумолимо. Тейлз попытался отодрать их, но Руж закричала, что ей больно. Разрастаясь, камни покрывали её тело сверкающей серебристой коркой. Не зная, что делать, Тейлз просто наблюдал, как Руж сопротивлялась всё меньше и меньше, пока, наконец, не оказалась полностью замурована. Лисёнок тупо глядел на статую, которая раньше была его подругой. Прошли минуты, больше похожие на часы. Он почувствовал, как по щеке скатилась слеза. Давно, очень давно он не испытывал такого негодования и страха, и выкрикнул в пустоту голосом, полным ненависти и обиды: — И это всё?! Пустота ответила молчанием. Тейлз утирал с лица слёзы и метался взглядом по чёрной бездне, словно ожидая увидеть виновника всех бед, что она принесла. Он услышал какой-то звук, обернулся и увидел, как Руж начала падать, ударилась об пол и рассыпалась на миллион маленьких осколков, что брызгами усыпали ступени лестницы. — Чего ты ждал, раз хотел убить нас? — кричал лис. — Хаос не убивает. Он лишь перенаправляет энергию в случайном направлении. Тейлз повернулся и увидел крылатую ящерицу розового цвета. — Хм? А ты ещё кто? — У меня нет имени. Давно уже нет. — Расскажи мне про Хаос, — потребовал Тейлз. — Расскажи, как выбраться отсюда! Зелёные глаза крылатой смотрели на него с интересом. — С чего ты взял, что я что-то об этом знаю? — Потому что твой земляк рассказал мне многое, вот почему. — Ах, конечно. Я поняла, о ком ты. — Ну! Так что мне делать?! — поднажал Тейлз. — Не знаю. Наверное, убить себя. Тейлз моргнул. — Ты в своём уме? Как же мне спасти друзей, если я сдамся? — Твои друзья в безопасности, Тейлз. Те, кого занесло сюда, могут не боятся смерти. Потому что Хаос тут же перенаправит их жизненную энергию. Твоя подруга, наверное, уже переродилась. Может, в далёком будущем, а может, в прошлом. Тейлз обхватил руками голову и взвыл: — Почему я? Почему это произошло со мной? — Не только с тобой, Тейлз. Сюда попадает всё, чьё появление, жизнь, или смерть противоречило законам времени и пространства. К счастью, оно не исчезает насовсем. Хаос даёт всему этому шанс переродиться вновь. — Почему же ты и твой земляк ещё здесь? — Мы решили быть хранителями этого мира. Иногда, когда Хаос позволяет нам, мы можем посмотреть, чем живет так называемый настоящий мир, но у нас нет никакого желания возвращаться туда, раз даже изумруды Хаоса считают, что этот мир — лучше. В иные времена они находятся здесь, если хочешь знать, но находятся не во тьме, а в специальном месте, которое создают по своему разумению, и достаются только тому, кто пройдёт их испытания. «Она говорит про Специальные стадии?» — подумал Тейлз, но спросил то, что его интересовало больше: — Моих друзей убили в прошлом. Именно поэтому они оказались здесь? Крылатая закивала. — Да, должно быть. Я вот, например, когда моя раса процветала, была жрицей алмазного озера. Оно было нашей святыней, местом, где проводились мистерии, иногда оно даже позволяло попасть в прошлое. Оно было совсем другим тогда — Хаос изменил его, и теперь его силы стали несколько… Непредсказуемыми. Я попала сюда потому, что хотела предупредить прошлую себя о Дожде из огненных звёзд, что погубил нашу расу, но… не успела. Теперь я здесь. — Единственный путь выбраться отсюда — смерть? — уточнил Тейлз. — Твой земляк ни словом об этом не обмолвился. С чего бы мне тебе верить? — Тебе не нужно мне верить. У тебя просто нет другого выхода. Тейлз вздохнул. И для чего всё это было? Он глянул на озеро, подумывая окунуться туда и рассыпаться так же, как Руж, но почему-то эта идея ему не понравилась, и он решил просто идти дальше. Даже не попрощавшись со жрицей, он вновь отправился на поиски ответов, которых, может быть, вовсе не существовало.