fucking winter fairy tail

Чонин лениво бродит по небольшой гостиной. Его взгляд устремляется на небольшой двор жилого комплекса: дети резвятся в небольшом количестве снега, что выпал с утра. Его губы изгибаются в легкой улыбке — детское счастье в простых мелочах. Он прячет руки в карманах спортивных штанов и распрямляет плечи, делая глубокий вздох. Пусан несомненно прекрасен. Большой, с оттенками синего и яркими огнями, а еще с чуть солоноватым запахом моря. Но в груди чуток ноет и тоскует по шумному Сеулу, который словно запущенный вечный двигатель, а люди в нем куча шестеренок, что не дают ему застыть во времени. Он устало запускают свои пальцы в волосы, еще больше разлохмачивая. Жесткие и чуть пахнут новой краской. В слабом отсвете окна на него смотрит Чонин с холодным пепельным цветом волос, который еще больше оттеняет его бронзовую кожу. Тэмин сказал, что ему безусловно идет и выглядит он так еще более роскошно. А еще, что До Кенсу настоящий кретин и Чонину стоит ценить свои чувства больше чужих. До Кенсу. Мистер Большая Шишка. Чонин хмыкает, вспоминая это дурацкое прозвище, которое ему шло, и он даже не отмахивался от него с самой первой встречи. Он делает пару шагов к дивану и заваливается всем весом, одновременно шумно выдыхая. Его рука прикрывает глаза. Он вымотан. Он устал. Он чувствует себя опустошенным, словно из него все выкачали. Хотя Тэмин развлекал его как мог: прогулки по пляжу, клубы, вкуснейшие забегаловки и даже шоппинг со сменой имиджа. Будто он девчонка какая-нибудь, которой разбили сердце. Сердце. Оно так сжимается каждый раз, при воспоминаниях о глупом заносчивом Кенсу. Чонин не поймет никак, как же так получилось, что он влюбился в такого ужасного человека, сущего дьявола в костюме от какого-нибудь Armani или Gucci, или кто там еще мега крутой и золотыми нитками шьет. — Идиотизм вперемешку с мазохизмом, — бубнит Чонин, желая заглушить все бушующие мысли в голове. — Опять страдаешь по этому Кенсу? — внезапно раздается где-то у дверей небольшой гостиной. — Нет, — растягивая гласные врет Чонин. — Никогда бы не подумал, что ты будешь вот так вот, — разводит руками Тэмин. — Не начинай, — морщится Чонин и поднимает свой взгляд на двоюродного брата. — Как прошла тренировка? Тэмин немного мечтательно улыбается и говорит, что все прошло отлично. Но от Чонина не скрывается этот взгляд: — Ты пригласил Сыльги на свидание? Она давно нравится Тэмину, только почему-то его непутевый двоюродный брат стеснялся проявить чувства. Он был безусловно прекрасным танцором, но превращался в того еще придурка перед девушкой с удивительными раскосыми глазами. Чонин видел ее совсем недавно — бешеная сильная энергетика в танце и наивно-милое поведение за пределами зала практики. — Ну-у-у, да, — тянет Тэмин. — Да, и мы пойдем на свидание завтра в субботу! Чонин улыбается брату, за то, что тот так счастлив. Немного радости хотя бы за кого-то уже лучше для его состояния. — Ну, а ты как? — деловито спрашивает блондин, упираясь руками о свои бока, словно мамочка. Чонин пожимает плечами и ничего не отвечает, потому он до сих пор никак. Кенсу неведомым образом вывернул его наизнанку, сжирал кусочек за кусочком его душу, наслаждаясь превосходным вкусом и преданностью в глазах Чонина. Это была воистину сделка с дьяволом и теперь Чонин платит за слепое счастье, которое ему лишь казалось. Чонин терзался в догадках, не понимая, когда все пошло не так? Кенсу ловко прокрался в его жизнь, начиная с того первого снимка в аэропорту. Но все перевернулось, когда брюнет оказался в его постели: слишком уютный, ленивый и ворчливый, а еще безумно сексуальный и притягательный до скрежета зубов. Воспоминания обрушиваются на Чонина настоящим цунами, и он не может удержаться на краю берега трезвого мышления. Казалось, лишь одна мысль о старшем уже опьяняет его. Чонин усмехается этому уже множество раз. Какое глупое сравнение, когда он для Кенсу лишь очередная игрушка в постели в свободный вечер. Да они не клялись в верности, у них были не официальные отношения. И тем не менее он верил, что это все перерастет в нечто большее. Наивность вперемешку с близорукостью о будущем. Призма взрослой жизни исказилась под слабым сиянием односторонней любви. Влюбленность, как по мнению большинства людей. Полнейший абсурд — по мнению Чонина. — Ладно не раскисай, — машет рукой Тэмин, делая тихий вздох. — Пройдемся по пляжу? Там немного ветрено становится, но очень свежо. Чонин кивает, потому что проветрить мозги необходимо, остудить разгоряченное сердце тем более, в котором почти зияет дыра. Он шумно выдыхает и идет одеваться. Чонин вновь смотрит на серое небо, что видно из окна и думает о том, что надо бы слетать в Испанию, куда-нибудь на острова в небольшую деревушку наподобие Гарачико, что находится на Тенерифе. Он уже предчувствует вкус вина и ленивые фиесты, что по обыкновению имеют свойства затягиваться, а еще безумно жаркое солнце и вулканические бассейны. — Было бы прекрасно, — прикрыв глаза говорит Чонин. — Ты еще не собрался? — окликает его брат. — Давай уже скорее, хочу еще перекусить взять. Я пока выйду, — быстро тараторит он, открывая уже входную дверь, — вынесу мусор и забегу в магазин… Чонин лениво кивает, пока не замечает за дверью кое-кого. Кое-кого До Кенсу. Он стоит не шелохнувшись, с занесенной рукой, чтобы постучать и с не менее ошеломленным лицом, округляя свои безумно огромные глаза еще больше. Его рот чуть приоткрыт и губы слегка краснее обычного. Ким может поспорить, что тот отчаянно их кусал. Только он не может поверить, что это из-за того, что он нервничал. Ведь До Кенсу воплощение самоуверенности. Чонин откашливается, привлекая внимания Тэмина и кивая в сторону позади него. — Да чего там? — ворчливо произносит он. — Святые угодники! — чертыхается танцор на мужчину, что одет во все черное и вероятно чертовски дорогое. — Не такой уж и святой, — бубнит Чонин и отворачивается. — Я сейчас оденусь и выйду. Тэмин косится на брата и на прибывшую головную боль Чонина. И ему со всей дури хочется врезать, что он и делает, заставая врасплох мужчину. Потому что, если Чонин не сможет достать его морально, то хотя бы физически он отомстит за брата, который приехал как потерянный щенок. Ли тяжело дышит от нахлынувшего гнева, лицо чуть краснеет. Он оборачивается и уже не видит за спиной Чонина. — Ты, — жестко произносит он. — Выйдем, поговорим. Кенсу хватается за скулу, куда пришелся неслабый удар. Его тянут за собой, хватая за ворот драпового пальто. Хочется выплюнуть этому танцору, что он тянет за недешевую вещицу, а еще что он может засудить его за нападение. Но все слова застревают в горле, потому что сутулые плечи Чонина и нотки разочарования в его голосе чуть отрезвляют его. А еще его ошеломил новый цвет волос младшего — цвет холодной ночной звезды. Он резко отцепляет чужую руку и вырывается из захвата, когда за ними зарывается дверь. — Посредники мне не нужны, чтобы поговорить с Чонином, — говорит Кенсу, когда блондин оборачивается. Он осматривает танцора с ног до головы: стоит отметить, что тот выглядит как какой-нибудь айдол популярной группы. Утонченное и изящное телосложение, а походка идентична чониновской, чуть пружинит от каждого шага. Пшеничные волосы идеально подходят светлой коже. Выразительный взгляд и пухлые губы, к которым Кенсу внезапно проявляет ревность. Он совсем не хотел бы, чтобы Чонин касался их. Чтобы в целом этот танцор прикасался к его Чонину и наоборот. — Еще как нужны, — спорит с ним Тэмин. — Не тебе выставлять здесь условия. — Но и не с тобой мне говорить о них, — фыркает Кенсу, все еще потирая скулу, которая тут же начала краснеть. У Бэкхена наверняка будут вопросы, почему же у элитного юриста синяк на пол лица. — Свои юридические замашки держи при себе, — скалится парень. Кенсу на это задирает голову и смотрит пронзительным взглядом на Тэмина: — Я не для того мчался в Пусан, чтобы выслушивать тебя. — Ну, конечно, — раздается голос Чонина на квартирной площадке. — А для чего еще? Выслушать меня? Или я должен выслушать тебя? Кенсу оборачивается и осматривает фотографа, который надел пуховик без привычного толстого шарфа вокруг шеи. С пепельным цветом он выглядит уже не так как прежде, словно он стал холоднее и новый цвет для Кенсу теперь предупреждение. И старший понимает, что в какой-то степени приехал зря, что Чонин так просто простить не сможет. Да и в целом он кажется нарушил чужую идиллию. Ведь Киму наверняка требовалась реабилитация, и он нашел его в этом танцоре, который заботится о нем больше, чем Кенсу и ценит явно выше своих амбиций. На что он надеялся? Наверное, хотя бы просто увидеть его, что он не улетел куда-то далеко ловить объятия и поцелуи теплее, чем те, которые ему достались в холодном зимнем Сеуле. Кенсу стягивает с себя кашемировый серый шарф и подходит к Чонину, набрасывая теплую вещь на шею и укутывая парня. Он ловит на себе взгляд полный непонимания. И, боже, как притягательны чониновские губы, а еще еле уловимый родной и солнечный запах. — Одевайся теплее, Чонин, — чуть слышно произносит Кенсу, прочищая горло. — В Пусане влажно и холоднее. Затем он разворачивается на пятках и шелестя полами своего пальто скрывается от глаз Чонина. — Что это с ним? — шепча, спрашивает Тэмин, косо оглядываясь в пустоту. — Не знаю, — отвечает Чонин. Он теряется в догадках, потому что Кенсу появился из ниоткуда и исчезает точно так же, оставляя после себя смуту и уйму вопросов. Чонин останавливает себя, чтобы побежать за ним, чтобы расспросить, поссориться и разругаться, а возможно после помириться, но он лишь сжимает пальцами невероятно мягкий шарф с легким шлейфом дорогущего парфюма, несомненно подходящий только До Кенсу.

***

Кенсу спешит по слякоти Пусана, которая грязными лужами и серой кашей расползалась по тротуару. Горло чуть схватывает в спазмах, и он ни за что не признает, что это из-за чертовых слез, которые он глотает, как только он покинул чертов дом, где застал Тэмина с Чонином, проживающих вместе. Лощеные туфли выглядят жалко и ни черта не согревают в холодном Пусане. Он прижимает пальто руками в карманах, а ветер нагло пробирается за воротник. И даже тёплый свитер с горловиной не спасают. Волосы растрепались и выглядят совсем не презентабельно. Весь вид его буквально кричит о его душевном состоянии: разбитом и беспомощном. Зря он приехал в Пусан. Его тут совсем не ждали. Кенсу останавливается, даже не понимая где именно находится. Он просто шел, шел подальше от того что увидел, от того, что ожидал увидеть. Он тяжело дышит, а со рта клубами вываливается пар. Влажность погоды пробирается до самых костей и Кенсу думает о том, чтобы переночевать в отеле или же улететь первым рейсом в Сеул. Мысли о планировании обратной поездки не дают ему заметить, как сильно сдавливает грудную клетку, а в солнечном сплетении разживается чувство, которое готово разъесть его внутренности. Черт возьми. Глаза чуть жжет, а сообщения о том, что самолеты не летят, потому что погодные условия не позволяют из-за скорой снежной бури еще больше раздражает. Остается вариант переждать и если самолеты не полетят в скором времени, то он возьмет на скоростной поезд, потому что трассы так же закрыты и на машине, что он приехал, не уехать в Сеул… — Твое черное пальто так легко отследить. Кенсу оборачивается и видит перед собой Чонина, укутанного в его серый шарф, который совсем не подходит простому темно-синему пуховику. Его серебряные пряди растрепаны в привычном беспорядке, а ветер делает их еще больше непослушными. Кенсу признает, что скучал, только вот сказать это вслух слишком тяжело. Трудно отказаться от образа жизни, который выстраивал долгие годы, а какой-то чудной Ким Чонин разрушает его систематическую жизнь, врываясь летним солнцем. — Я… — начинает Кенсу и удивляется своей несмелости и надломленному голосу. — Я уеду. У меня скоро поезд и… — Почему ты так часто врешь, хён? — спокойно спрашивает Чонин, пряча руки в глубоких карманах крутки. Он делает пару шагов к старшему, оказываясь настолько близко, насколько это возможно. — Поезда и самолеты приостановили движение. Я удивлен как ты вообще добрался сюда. — Мой автомобиль остался там… — машет рукой Кенсу в сторону откуда он почти бежал. Чонин округляет свои глаза и оглядывается назад, не веря, что Кенсу проделал путь в пять часов до него, чтобы… Чтобы что? — Ты приехал сюда на машине? — Да. Кенсу не может объяснить самому себе, почему же он мямлит перед младшим, словно весь его словарный запас провалился в черную пустоту внутри него. Трудно соображать, трудно сформулировать все, что нужно сказать и в целом поддержать разговор. Бэкхен конечно молодец. Ничего лучше не придумал как посоветовать и убедить поехать за Чонином. Кенсу думает о том, что первым делом по приезду он пошлет лично к черту своего друга, а потом пригрозит увольнением из компании. Чонин молча смотрит на старшего, который сжался от студеного пусанского воздуха. Под глазами Кенсу слегка пролегли тени от долгого и тяжелого пути. Становится немного жаль его, но Чонин одергивает себя и решает выяснить все до конца и не поддаваться эмоциям. Он должен вести себя подобно Кенсу — расчетливо и холодно. Хотя бы попытаться. — Ну что, поведаешь свою, наверняка занимательную историю, как и зачем ты здесь оказался? Ким повторяет тот же вопрос, что задал Кенсу в тот самый день, когда Он ушел, покупая на ходу билет до Пусана и уезжая первым рейсом из Сеула. Кенсу поджимает губы и прикрывает глаза. Потому что он прекрасно помнит и вот унижаться совсем не хочется перед фотографом. Ведь он всегда ведущий, а не ведомый. И он никогда таким не был. А Чонин пытается вести игру по свои правилам. — Я приехал… — На машине, это я уже понял, — прерывает его Чонин. — Я хочу услышать от тебя причину приезда. Но Кенсу молчит. Его взгляд блуждает от своих грязных туфель из-за мокрого снега к потертым белым кроссовкам Чонина. Причина ведь совсем простая. Кенсу мчался все пять часов, чтобы увидеть младшего, попытаться извиниться и конечно же сказать те самые слова, которые он прежде никому не говорил. — Работа. Бэкхен поручил одно дело и мне необходимо было… Однако терпение у Чонина отнюдь не резиновое для того, чтобы услышать неискренний ответ, и он шумно выдыхает, перебивая старшего: — Боже, Кенсу почему ты такой? — со стоном прикрывает глаза руками младший. — Такой сложный? Ветер раздувается сильнее, пронизывая Кенсу насквозь. Он сжимает челюсти так сильно, чтобы не стучать зубами от холода, что его слегка потряхивает от напряжения. А еще он совсем не понимает почему ложь с губ слетает раньше, чем правда, которую он репетировал всю дорогу. — Ты… — Чонин смотрит на старшего разочарованными глазами, но после все сменяется беспокойством. — Давай доберемся до ближайшего отеля для тебя, иначе ты замерзнешь раньше, чем что-либо мне расскажешь. Они ловят такси и не говоря слов друг другу добираются до какого-то отеля. Не пять звезд, но Кенсу не жалуется, потому что Чонин держит его руку крепко, по привычке отдавая свое тепло. Они оказываются в небольшом помещении, довольно чистом и светлом. Чонин просит номер и им дают ключи после оплаты, которую провел младший. Он тянет старшего на второй этаж. И наконец-то Кенсу чуть расслабляется от уюта и тепла, когда они оказываются в небольшой комнате с двуспальной кроватью. Она простая и так по-домашнему устроена, что даже нравится Кенсу. — Извини, но до Рица или Хилтона ехать далеко и немного опасно, — обыденно говорит Чонин, отпуская руку старшего и шагая вглубь номера. — Но один день думаю ты выдержишь… — Утром я уже уеду, — говорит Кенсу, перебивая Чонина. — Спасибо, было бы достаточно. — Спасибо. Чонин начинает злиться и это заметно по его взгляду. Его глаза пронзительно блестят, и он в несколько шагов оказывается возле Кенсу, возвышаясь своим чертовски гигантским ростом над ним. — Боже, до чего же ты вредный, — шепотом произносит младший, — споришь, делаешь больно и еще заявляешься ко мне ничего толком не разъясняя. — Потому что ты мне нравишься, и я хотел доказать…попытаться… Кенсу говорит не подумав, и слова в напряженной тишине звучат громко. В этот момент он опускает взгляд, не смея поднять его. Потому что все, что он приготовился сказать внезапно кажется таким ничтожным. Страх сковывает его, потому что услышать отказ или презрение в голосе Чонина — совсем не то, чего бы он хотел. Однако Кенсу не исключает этот вариант и ни на что не надеется. Но он чувствует, как его подбородка касаются теплые пальцы и заставляют посмотреть на верх. Его глаза сталкиваются с чужими, цвета горячего шоколада и Кенсу не может ничего в них прочесть. Это пугает. — Чтобы доказать, хён, нужны аргументы. Тебе, как юристу, положено это знать. — Все что у меня есть, — выдыхает вдруг Кенсу, — это по-дурацки бьющееся сердце при виде тебя, сбитое дыхание и безумное желание тебя поцеловать. Я ненавижу эти факты, говорящие о любви, которую я отрицал, но теперь… Кенсу останавливает свой поток слов, стоя неподвижно перед младшим, словно он жертва. — Но теперь… — подталкивает к дальнейшему Чонин, выжидательно смотря на старшего. — Теперь все это неважно, — тихо выпаливает Кенсу, потому что испытывающий взгляд Чонина сводит его с ума. — Ты с этим Тэмином и я не буду мешать вам жить вместе. Приехать в Пусан было дурацкой затеей. — При чем тут Тэмин? — удивленно вскидывает брови Чонин. — Разве вы не вместе? — выпаливает Кенсу быстрее, чем успевает просто подумать. Чонин замирает на секунду, а затем его уголки губ тянуться вверх, обнажая улыбку. — Ты ревнуешь? — спрашивает он, ведь это так неожиданно осознавать, что Великий До Кенсу способен на такие чувства. — Что за глупости, — резко отвечает Кенсу, сбрасывая пальто на ближайшее кресло. — А как же твое признание только что? Кенсу хочется фыркнуть от уверенных ноток в вопросе Чонина, и он отворачивается, но сильные руки младшего крепко хватают за его запястье. Киму не хочется, чтобы разговор заканчивался на недопонимании. Ему больно, до сих пор. И сейчас превозмогая ее, он хочет хотя бы на минуту удержать старшего, чтобы выяснить все: страдать и переболеть или же попытаться начать что-то новое и совместное. — Хён. Брюнет оборачивается и снова этот чертов взгляд, от которого все внутренности переворачиваются. Чонин каким-то образом может повлиять на него. Какая-то магия вне Хогвартса, не иначе. — Ты снова убегаешь от меня? — Это ты ушел в тот раз, не я. — До выдыхает и опускает голову. — Это была вынужденная мера и мои взбунтовавшиеся эмоции, — честно отвечает Чонин. — А еще Тэмин мой брат, — добавляет он. — Мы с ним вместе танцевали, когда были школьниками, но фотография понравилась мне больше. Но и танцевать я люблю не меньше. Мы с ним просто двоюродные, если тебе интересно. Это интересно Кенсу, плюс ко всему он чувствует себя дураком, потому что повелся на фотографии ни в чем не разобравшись. К тому же он чертовски поздно все осознал. Горло внезапно пересыхает, Кенсу облизывает чуть обветренные губы. Его мозг лихорадочно перебирает мысли, но так и не может сформулировать что-то стоящее для элитного юриста. Глупый Чонин превращает его в одноклеточное непонятное существо, которое способно функционировать нормально лишь тогда, когда он будет уверен, что в завтрашнем дне — и последующих — Чонин будет с ним. Он хватается своими пальцами за переносицу, потому что осознание последних мыслей ничто иное как любовный лихорадочный бред. И на это действие Чонин тихо хихикает своим бархатным тембром. — Ну? Есть еще доказательства, мистер Большая Шишка? — спрашивает Ким. Кенсу открывает глаза и смотрит на младшего, который стоит близко, на расстоянии вытянутой руки. — Ты действительно меня бесишь, — внезапно признается Кенсу. — Но и нравишься не меньше. Даже не знаю, что выбрать. До делает шаг навстречу парню, хватаясь длинными пальцами за края расстегнутой куртки и притягивает так близко, что их носы почти соприкасаются. Кенсу опускает глаза на такие желанные губы, но он пока не смеет дотронуться до них. Прежде всего он хочет коснуться сердца Чонина руками, убедить его в том, что он непременно будет бережно относится к нему. — А еще, посмотри в кого ты меня превратил, — тихо произносит брюнет. — Прежний До Кенсу никогда бы не пришел сознаваться в чувствах, он никогда бы не признал страха, что его отвергнут. — Брюнет делает глубокий вдох и продолжает: — Нынешний До Кенсу до безумия влюблен в Ким Чонина и не может жить без него. И если этих доказательств недостаточно, значит я херовый юрист, не сумевший выиграть дело о завоевании твоего сердца. Чонин что-то утвердительно мычит в ответ, после добавляя: — Ты самый ужасный бойфренд на свете, хён. Самый ужасный, — опаляя теплым дыханием, говорит Чонин. — Только обещай мне одно: не давай мне повода для ревности. Кенсу хочет сказать, что уж если кому ревновать, так это только ему. Это не Чонин ехал по дурацкой трассе Сеул-Пусан, светя перед блокпостами своим удостоверением юриста из Высшей Юридической Коллегии, который по легенде мчится на важнейший суд, где решается судьба человека. Но он умалчивает об этом, младшему не обязательно знать, и он просто кивает, упираясь лбом о его лоб. — И что ты будешь только моим, — добавляет Чонин, сжимая в объятиях Кенсу. — Только моим. — Это уже два обещания, — с облегченной улыбкой говорит Кенсу, крепче обнимая парня. Чонин что-то бурчит о меркантильности старшего, и что тот все слишком усложняет. — Это просто математика, Чонин, — с тихим смехом добавляет юрист. — Слишком сложно, хён. Для меня все гораздо проще — я люблю тебя. В этот момент кокон эгоистичности и недоверия наконец-то треснул, обнажая Кенсу перед младшим, который ластится к нему в этот момент, по-детски отдавая свою любовь, которая в какой-то степени делает его слабым и уязвимым. Однако, именно это делало его чертовски влюбленным. Да, бесповоротно и нещадно влюбленный в фотографа Ким Чонина, который ловит солнечных зайчиков руками, обожает гавайские рубашки и походит на самую большую звезду Вселенной. — Я люблю тебя, Ким Чонин. Но и ты пообещай мне кое-что. — Что, хён? — удивленно спрашивает младший, любопытно заглядывая в карие глаза напротив. — Дари свое тепло только мне и никому другому. А еще верни шоколадный цвет волос. — Это уже два обещания, хён, — смеясь, передразнивает его Чонин, оставляя легкий поцелуй на пухлых губах старшего. — Чистая математика. Юрист на это чуть слышно смеется, соглашаясь с младшим. Все намного проще. Кенсу просто любит Чонина.