Хризалида

Ночью захрипел апрельский дождь. 12 p.m. рэй торо, 00:03 не убейтесь фрэнк айеро, 00:03 готовься к своей истории, пока мужчины пьют рэй торо, 00:04 за аспирином ко мне не иди фрэнк айеро, 00:04 всё-всё, простите, великий господин, и удачи с великим тестом Фрэнк сидел на подоконнике, упираясь босыми ступнями в батарею, сжимал в зубах сливочную тянучку и поджигал спичку за спичкой. За ухом поблёскивала сигарета. На плечах висело одно из коллекционных одеял. Фрэнк дотянулся до телевизора, стоящего на полу среди барахла, и выключил мультик про муми-троллей. Нахрен. Он вслушивался в хриплый дождь и поджигал спички. Одну за другой. На столе, прямо за потухшим компьютером, стояли пластиковые стаканчики, упаковка свечек и коробка со сладостями. На голове Фрэнка ютился разноцветный колпак. Ещё один — жёлтый и сверкающий, — лежал около пачки лаки страйка. Фрэнк спохватился, отодвинул от батареи бутыль вишнёвой газировки. Нервно поджёг очередную спичку. Всё готово. Новый компакт-диск уже в дисководе, оставалось только запустить музыку, разлить напитки и наслаждаться.  — Блять, — растерянно цокнул Фрэнк, практически вываливаясь из окна, — где ты? Крыша над головой захрустела, и тут же запахло детскими духами. Оказалось, что флакончик духов принадлежал Элли, но Фрэнк не мог представить этот запах на ком-то другом. Он всецело ассоциировался с омелой и вампиризмом. Фрэнк скрестил руки на груди. Сигарета за ухом вдруг проехалась по его волосам и застряла в ниточке, которая связывала картонный колпак. Затем полностью исчезла. — Верни сигарету, Джи. Я не вижу тебя. — Я за пределами твоего взгляда, — раздалось запоздалое, непривычно подъёбливое. — Привет, Фрэнки. Фрэнк сделал шаг назад, уворачиваясь от тёплой руки. Услышал обиженное: — Эй! — Слезай. Не видишь? На мне грёбаный колпак, и тебе запрещено трепать меня по волосам. Джерард (мокрый, улыбающийся) висел на крыше вверх тормашками и весело смотрел на Фрэнка. Он был в жёлтом дождевике. По его лицу стекал апрельский дождь, собираясь в носу. Джерард блестел зубами, отплёвывался, ловко переворачиваясь, а потом рассмеялся: — На тебе реально колпак! Почему он без колдовских звёздочек? Что за магический повод? — Твой день долбаного рождения, придурок. Джерард уселся на подоконник, свесил ноги и задумчиво уставился на Фрэнка. — С чего ты взял?  — Мы так когда-то решили. У вампиров настолько туго с памятью? Несмотря на неосознанный приступ раздражения, Фрэнк улыбнулся. Джерард лохматил пачку лаки страйка, хмурился и прилагал все усилия мира, чтобы понять, о чём шла речь. Бледные щёки были безбожно мокрыми. Волосы прилипли к дождевику. Джерард вспомнил и радостно щёлкнул пальцами: — Мы однажды это решили, да? — Я так и сказал. — Уже апрель? — Мне уже плевать, какой сегодня день, мы просто отметим твой день рождения. — Очень мило, — шмыгнул носом Джерард, широко улыбаясь. — Ты такой галантный. Чего сердишься? — Это волнение, — буркнул Фрэнк и распаковал ещё один колпак. Для Джерарда. — Я как-то устраивал вечеринку для Торо, купил надувной матрас и кучу чипсов со вкусом чили. Взорвалось, блин, всё! Это было классно, но мы сутки отчищали стены от резины и еды. И Торо нихуёво прилетело по голове. Ну, не то чтобы в него врезался кусок матраса, просто его родители не очень-то остались довольны. Джерард спрыгнул на пол, и Фрэнк неуклюже нацепил на его голову колпак. — Я весь промок до нитки. — Но ты тёплый, — возразил Фрэнк. — Это клёво. Думаю, я скоро возненавижу твою клёвость. Дождевик полетел на раскалённую батарею. Джерард поправил жёлтое картонное уродство на своих волосах, разгладил краешек необъятной футболки и распахнул руки: — А ты ледяной и красивый. Иди сюда. Объятия — это неотразимая часть их общения. Бесспорно, Фрэнк любил нападать на Джерарда с поцелуями в углах школы, дома или компьютерного клуба, но это было чем-то иным. Он тащился от рук Джерарда. Запомнил каждую трещину и родинку. Ладони были горячими и немного липкими, и от этого убийственного сочетания Фрэнка разносило в труху. — Я сделал тебе подарок. — Я не готов к жертвоприношениям, Фрэнки. — Не бойся, я убил для этого только пару часов своего времени. И отдал шесть баксов. Фрэнк был немножко гиперактивным. Он ёрзал по Джерарду, беспрепятственно царапая колпаком его щёку. Пришлось буквально оторваться от тёплой груди и шершавой футболки, чтобы объятия не затянулись на долгое время. Это часто случалось. Джерард появлялся в его окне почти каждую ночь, поэтому Фрэнк научился профессионально целоваться и притворяться спящим, если мама решала заглянуть в его комнату. Она даже купила какие-то труднопроизносимые витамины, потому что Фрэнк иногда выглядел просто паршиво. «Это бессонница, ага. Можно мне ещё чашку какао? А коричную булочку? Не-а, не слипнется». — Ты ведь не ел? — Целые сутки, — отсалютовал Джерард. Фрэнк по привычке им залюбовался. Моргнул, стряхнул мысли, потыкал по экрану полудохлого компьютера. Компакт-диск заурчал. Джерард медленно перевёл восхищённый взгляд на монитор, затем на прозрачную коробку, которая валялась на столе. Фрэнк старался. Нет, серьёзно. Он всю ночь вырезал из аппликационной бумаги буквы, затем скрупулёзно клеил их рядом друг с другом. Джерард на выдохе прочитал: — Для незабываемого сна в гробу. — Я накачал всякой музыки, — пояснил Фрэнк под голос Тома Йорка. — Из того, что нравится тебе, мне, Майки, Рэю, Питу и Бобу. Чтоб не заскучал. — Ты похож на галлюцинацию. На несбыточную грёзу. Спасибо. — Заканчивай говорить такие отстойные вещи и посмотри, что я отрыл, — Фрэнк включил гирлянду, и круглые лампочки замигали около коробки со сладостями. — Та-дам! Как тебе? Это первый бакс. Два ушли на всякие пирожные, ещё я купил напитки, стаканчики, эти штуки на голову. Эй, что с тобой? Джерард пытался экстремально сильно втиснуться в стену, прямо в порванный плакат. Он выглядел напуганным, что ли. Как будто его вот-вот стошнит. Раздирающий взгляд как попало скользил по лицу Фрэнка, отбивал разноцветное сияние гирлянды. — Я перестарался? Слишком много этой фигни? — Я не привык, — проскрипел Джерард. Фрэнк едва не закатил глаза. «Не разглядывай меня, я не привык к вниманию». «Мне не нравится маршмэллоу, я не привык к этому вкусу». «Зачем тебе мой номер? Я не привык разговаривать по мобильнику. Он где-то на холодильнике. Или в холодильнике. Я даже не найду его сейчас». — Ладно, постоим, подождём, — наигранно спокойно сказал Фрэнк. — Всё, постояли. Привык? — Нет. — Славненько, — Фрэнк схватил тёплое запястье и утянул Джерарда на ту сторону комнаты, которая была ярко освещена гирляндой. — Я стащил виски. Дешёвые, но въебать неплохо должны. — А где Линда? — Мама тусовалась дома последние два месяца, занималась медитацией, нюхала ароматические палочки и питалась солнцем, — отмахнулся Фрэнк, мешая вишнёвую шипучку с виски. — Я думал, что совсем с ума сойду. Теперь, кажется, я увижу маму, когда она обойдёт свои любимые места со всеми своими подружками и знакомыми. — Не волнуешься за неё? — спросил Джерард, принимая пластиковый стаканчик. — Она ненормальная, но у неё не отключается инстинкт самосохранения, даже если она в хлам пьяная. А я пошёл в папу. — Нормальный? — Слетаю с катушек после трёх банок пива и одной сигареты, — улыбнулся Фрэнк и залпом выпил свою мешанину. Джерард аккуратно залил в себя весь стаканчик. Фрэнк сразу же почувствовал, как его губы пропитались газировкой и виски. Он дважды поцеловал Джерарда (оба раза криво) и переключил на Omega. Заиграла их любимая общая песня. Фрэнк наклонил голову вбок, позволяя вязкой алкогольной липучке стукнуться об его череп. Спальня почти незаметно закружилась. Фрэнк скривился, выдохнул, расслабился и протянул руку к волосам Джерарда. Коснулся. Они мягкие и всё ещё немножко мокрые. — Тебе к лицу красный. — Майки в ужасе расплескал кружку кофе, когда увидел, а Элли хотела достать ножницы. — По-моему, не так плохо. — Не так плохо? Это потрясающий цвет, Фрэнки. Я как лампочка. В свете гирлянды его волосы напоминали артериальные речки. Сочно-рубиновые, взлохмаченные, но потемневшие от дождя. Фрэнк однажды облепил их кучей девчачьих (маминых) заколок, сделав из Джерарда тыкву для детского праздника. — А ты теперь почти как скинхед. У тебя такая, ну, обычная причёска. — Непривычно? — Ага, — он коснулся побритой головы Фрэнка, — хотя у тебя торчат антенки. Это мило. — Машинка для бритья паршивая. На корнях Джерарда вновь пробилась седина. Пугающе блестящая, заметная. Зимой они замазывали её в четыре руки: Фрэнк водил кисточкой по всей длине, а Джерард втирал краску в макушку. Непонятно, как сильно он поседел, но проверять он не собирался. Главное, что сейчас у него ничего не болело. — Фрэнк, смотри, тарелка пришельцев! Фрэнк механически повернул голову, понимая, что только что услышал ложь. Но — финиш. Стратегическая ошибка совершена, шея полностью открыта, и Джерард махом врезался в неё губами, которые пропитаны газировкой и виски. Фрэнк пихнул смеющегося Джерарда в плечо. Потёр шею. Нет, он любил все эти вампирские штучки: клыки, силу, шутки про мёртвых, бледность. Но Фрэнк был, блять, гиперактивным и влюблённым. Он ведь по уши втрескавшийся в вампира малыш, который неумело прятал красные щёки и стояк. — Тащи спички, придурок, — бросил Фрэнк и распахнул коробку со сластями. Одна морда тигра, одна рожа цыплёнка, два ёжика и сливочные конфеты-тянучки. — Придётся кое-что испортить. Фрэнк вывалил в руку дешёвенькие свечки и стал втыкать их в глаза тигра, потому что отвратительно изготовленный тигрёнок олицетворял Джерарда, а красивого цыплёнка хотел сожрать Фрэнк. — Так, теперь спички. Не-не, я сам. Спички дай. Устраивать день рождения вампиру — то ещё удовольствие. Фрэнк обошёл все супермаркеты и облазил все веб-сайты, чтобы решить, какой сюрприз можно сделать на шесть долларов. В итоге ему пришлось импровизировать. Вроде даже удачно. Торо подкинул пару идей и чистый компакт-диск, но от тусовки отказался. У него тест по истории в понедельник. — Убери лицо. Уберись, говорю, ты не должен видеть процесс. Щас брови тебе сожгу, Джи, — он отпихнул взвинченного Джерарда и зажёг свечу под нетерпеливый взгляд. — А сколько тебе лет? Джерард опустил глаза. Нехотя ответил: — Не очень много. Около тридцати? Не знаю. — Старпёр, — хмыкнул он, почувствовав смутное облегчение. Такому придурку стопудово не могло быть за сотку, как Фрэнк раньше думал. — Ну, раз уж мы выдумали тебе день рождения, то выдумаем и возраст. Эй, шестилетка! Плохо выглядишь для своих шести. Задувай свечи. 2005 год — тридцать третий день рождения Джерарда Уэя, свечки с запахом химозного лимона (как средство для мытья посуды или мыслей), улыбающийся Фрэнк с короткой причёской, необъятные футболки и много-много простецких поцелуев. Фрэнк был доволен собой. Ничего не лопнуло, не взорвалось, не треснуло, не раскололось, не разрыдалось. Классная луна поблёскивала за окном, стоило дождю перестать хрипеть. Всё шло отлично; Фрэнк и Джерард — одуревшие от нежности и раздутых вен, — забалтывали друг друга, болтались по комнате и болтали между собой виски и вишню. Красные волосы полностью высохли. Фрэнк расчесал их цветными карандашами, прилепил заколку в виде ангела, посыпанного блёстками. — Давай танцевать, — засмеялся раскрасневшийся Джерард. Фрэнк, накидавшийся алкоголем и весело шатающийся, был как пружина из дивана. Он схватил тёплые запястья, прижался к щеке Джерарда: — Давай. С дурью в головах, желейные, радостные, они танцевали (скакали и бились о стены) под какой-то доисторический хип-хоп. Молниеносно теряли рассудок. Колени разъезжались в стороны, а губы расходились по швам от улыбок. Фрэнку нравилось чувство полного отрыва и счастья. И, надо же, для этого вовсе не обязательно выливать на кого-то йогурт или царапать чужие тачки. Когда Джерард поднимал руки, то его футболка (синяя, с редкими звёздами) задиралась и открывала шрамы на животе. От пуль, наверное. Но Фрэнк не мог оторвать взгляд только от его бёдер и предплечий. Такие гибкие. Джерард двигался как попало, подпевая и забывая скрывать клыки, а Фрэнка мотало где-то рядом. В ушах зацарапался голос из сокровищницы: — Кажется, мы перепили. — Ты звучишь до тупого взросло. — Я перепил. Вау. Почему с тобой так легко теряется контроль и обретается смысл? Ой, блять... Фрэнк услышал треск и резко (тошнота подкатила к глотке) обернулся. Страх прошиб насквозь, но Джерард, валяющийся около изножья кровати, всего лишь глупо смеялся. — Я упал, — драматично объявил он. — Ну, в моих глазах ты только растёшь. — Сфокусируйся для начала, Фрэнки. И дай мне этого сахарного ёжика, пожалуйста. Я не дотягиваюсь. Ёжики были ещё уродливее, чем набитый сливками тигр. Фрэнк распахнул окно, вытащил сигарету из пачки лаки страйка, положил её за ухо. Где-то валялись спички и зажигалка. Курить хотелось так же сильно, как лежать под боком Джерарда. — Зачем ты ходишь в школу? Джерард задумчиво ткнул вилкой в слой пушистого крема и растёкся по ковру. Фрэнк перемешал музыку. Поправил сигарету и лёг рядом. Заиграло какое-то хипстерское старьё, которое нравилось только Майки, но слушали все. Даже если Майки не было поблизости. Около локтей стояли пустые стаканчики и колпаки, и Джерард осторожно, чтобы не задеть шаткий мусор, обвил рукой руку Фрэнка. — Элли попросила. Ей не нравится, что мы с Майки плохо знаем математику, географию и всю ту фигню, которой обучают в школе. — Но Майки ведь сидит дома. — С ним не прокатило, — пояснил Джерард. — Я подбрасываю в его комиксы свои лекционные конспекты. Иногда он читает, выписывает что-то. Обычно это какие-то дурацкие слова. Синекдоха. Паукообразное. Интегральное уравнение. — Тромбоцит? — Тромбоцит, — согласился он. — Раза с третьего выговорил. Когда я сказал «тромбоцитопение», он попросил меня выйти из комнаты, спрятался в ванне и спал трое суток подряд. Перенервничал. — Ладно. Почему Беллвиль? Джерард всегда радовался расспросам. Он ответил: — Здесь моя бабушка, — и зачем-то серьёзно добавил: — Хелена. — И ты живёшь с Элли? — Ты просто не знаешь Элли. Это даже странно. Думаю, они бы подружились с Линдой. Фрэнк неряшливо кивнул. Он знал, что Элли не была вампиром, но почему-то приютила Майки и Джерарда. Наверняка у неё была поразительная юность. — Поцелуй меня, — вдруг попросил Джерард. — Эм, ладно. — Поцелуй меня внезапно. — Тогда отвернись, — попросил Фрэнк. Джерард неторопливо повернул голову вбок и уставился на компьютерный монитор. В его глазах кипел котёл, переполненный миром и звёздами. Сколько же в них ютилось жизни, чёрт возьми. Блеск прозрачных щёк скрашивал лицо Джерарда лучше любых акварельных красок. Фрэнк слышал, что многие считали его некрасивым. Не в живую; просто кто-то упоминал кого-то, кто так говорил. Фрэнк разорвал бы им лица. Джерард всё ждал, нетерпеливо вглядываясь в название играющей песни. Фрэнк непринуждённо сказал:  — Я тебя люблю. Джерард с быстрым визгом в шее повернулся, и Фрэнк укусил его в нижнюю губу, безжалостно целуя. Обхватил ногами и руками, вжался пальцами в плечи. Джерард, казалось, даже не заметил, как Фрэнк навалился на него. Он люто целовал в ответ. Прислонялся к бёдрам Фрэнка, скрёб резинку его штанов, не решаясь оттянуть. Пропитывал воздух газировкой и виски. — Чёрт, Джи. Я тебя хочу. — Блять, Фрэнк. — Что? Сам ведь попросил поцеловать, мучайся теперь. Сквозь уши Фрэнка лился свет гирлянды, очерчивая лицо и загривок пунцово-красным. Сердце билось, как брюшко умирающей птицы, а руки вспыхивали при контакте с кожей Джерарда. Фрэнку хотелось признаться в каждой своей мысли. Выть о том, насколько красивые волосы, выкрашенные красной краской. Говорить, что Джерард похож на эльфа и игрушечную иволгу, облитую кровью. Стянуть с него футболку в звёздах. Залезть в штаны. Потрогать. «Наверное, это паршивая идея». — Что ты делаешь? — выдохнул Джерард. — Что хочу. Тебе пора начать делать так же. «Наверное, это действительно паршивая идея, но мне не остановиться». — А ты не хочешь? — сдавленно спросил Фрэнк. — Не хочешь сделать хоть что-нибудь? — Хочу. Боже, как же ты вкусно пахнешь. Как любовь. «Это стопудово паршивая идея, но ебёт ли меня это?» Разум Фрэнка шёл под откос. Из-за горячей батареи закружилась голова, а в носу кипела кровь. Фрэнк дотронулся до шершавой футболки Джерарда, намереваясь её снять, но остановился. — Эй, всё в порядке? Почему ты так смотришь? Джерард любил разговаривать, правда любил, но сейчас он молчал и не давал никаких подсказок. А ещё он фокусировал взгляд. Даже не так: он фокусировал взгляд. Выглядел максимально сосредоточенным и немножко пугающим, потому что Фрэнк совершенно не был в курсе его чувств, и всё такое. Ага, смотрел и молчал. Всё. Фрэнк едва ли не скулил из-за своих долбаных штанов, которые натянулись от вставшего члена. Он сдавил запястье Джерарда и сказал: — Чувак, если это молчаливый зов о помощи, то я слезу с тебя. Всё нормально. — Нет-нет. Я просто задумался. — Задумался? Сейчас? Обалдел? — Вернее, ну, думаю. Фрэнк, — он скорчился, как от боли, и выпалил: — Я никогда не занимался сексом. — О, — многозначительно выдавил Фрэнк. Он не знал, чему удивился больше: тому, что Джерард за все тридцать три года ни разу не трахался, или тому, что это слишком очевидный секрет. — Я тоже, и что? Джерард откинул голову назад, на изножье кровати. Волосы растеклись по одеялу. Фрэнк уткнулся носом в его грудь и зажмурился до электричества, бьющего из-под растёртых до пятен век. Маленькая заминка обрушилась на тело болью. Как же нужно было сделать хоть что-то. Джерард тихо признался: — Мне кажется, что тебе не понравится со мной. Я ещё более трусливый, чем Майки. — Лучше пробовать, чем бояться, — сказал Фрэнк и без колебаний просунул руку в трусы вздрогнувшего Джерарда. — Мне пофиг, что ты там себе надумал. Я, блять, хочу. Разве не видно? Нахрен осторожность, нахрен правила. Он сидел на коленях Джерарда, целовал его прозрачную щёку и трогал его член. Это было так странно и классно. Фрэнк нервничал, но продолжал бороться и утыкаться ртом в лицо Джерарда, потому что это нужно и ненормально. Фрэнк доводил до кипения вампира (пометка: клыкастого мальчика, который поседел от переизбытка чувств) но, хей, разве это не мило? Фрэнк криво улыбнулся Джерарду. И задохнулся смазанным: — Ой, — когда рука Джерарда оказалась внутри его штанов. — Неприятно? — Ты тёплый, — заметил Фрэнк, но тут же заткнулся, чтобы не смущать их обоих ещё сильнее. Потом передумал и мягко добавил: — Мне нравится. Было что-то зверски неправильное в том, что Фрэнк зажимал смущённого вампира между кроватью и своими бёдрами. Но Джерард не перехватывал власть, напротив — позволял кусать себя и лихорадочно целовал в ответ. А Фрэнк потихоньку съезжал с катушек. Ему не приходило в голову, что нужно перестать оставлять на Джерарде укусы, но его кожа была такой гладкой и тягучей. Такое ощущение, что кто-то из них в опасности. А Фрэнк чувствовал себя просто прекрасно. Потребовалось совсем немного времени, жар от щёк, несколько вдохов, запах яблок и детских духов, чтобы Фрэнк кончил. Его грудь раскалывалась. В пальцах запутались красные волосы, которые он бессознательно тянул на себя. В ладони было что-то липкое. Фрэнк снова улыбнулся Джерарду, который упорно смотрел куда-то влево, и сказал: — Ты что-то большее, чем шестилетка, но меньшее, чем чувак, которому за тридцать. И я люблю тебя. Хочешь пообниматься на кровати? — Ты... — начал Джерард, запнулся. — Фрэнк. — Рад, что ты запомнил моё имя. Фрэнк не знал, что Джерард хотел сказать, но продолжения не последовало.         На кровати хрустели крошки из-под чипсов и скрипели фантики. Джерард полюбил сворачиваться под боком Фрэнка и тихонько сопеть, и сейчас он вытворил то же самое — уткнулся в рёбра и засвистел носом. Лохматый, в шершавой футболке. — И как так вышло? — мягко спросил Фрэнк. — О чём ты? — Будешь придуряться — загрызу. Выходит, я у тебя первый? Неплохо. Джерард моргнул, рассеянно улыбнулся. — Я, знаешь ли, был немного удивлён, когда очухался после того, как меня застрелили. Берт был худшим учителем. И я просто, ну, спрятался. В своём подвале. Среди рисунков, телевизора, кассеты Дэвида Боуи и пыли. — Звучит не очень круто, когда нет пиццы и меня. — Я всегда думал, что мне не было одиноко. Всего лишь как-то... пусто. — И сколько лет ты не выбирался? — Несколько. Потом Берт умер, и нас с Майки нашла его подружка. Элли, ага. Понимаешь, — он упёрся лбом в плечо Фрэнка, — у меня до Беллвиля ничего не было. Я был как Майки. Понимаю, почему ты не хочешь становиться таким, как я — это страшно, реально страшно. Я вечно чувствовал какую-то безысходность. Все умрут, а я останусь. Так зачем мне кто-то? Фрэнк скис, положив руку на красную макушку, взъерошив волосы. Он не думал об этом. Фрэнк хотел быть всегда рядом — прыгать на кровати, бродить на морозе по улицам, тусоваться на кукурузных полях и заброшенных психбольницах. Жить на полную катушку. Но он ведь однажды всего-навсего постареет. Постареет и уйдёт. Или Джерард исчезнет раньше, чтобы Фрэнк не тратил всего себя на мучения. — Но ты здесь, со мной. Почему? — Элли отправила меня в школу не только ради знаний, которые я не получаю. Она хотела, чтобы я, ну, адаптировался. Подружился с кем-то. Начинать лучше с подростков, они ярче реагируют на мир, да и вообще круче, чем взрослые. — Ну и? — Ну и я влюбился. Фрэнк механически перестал дышать. Он слышал это уже не в первый раз, но в висках жгло так же, как и раньше. Как и всегда. — По сути, ты ещё ребёнок? — Мне было восемнадцать, а не восемь, маленький ты засранец, — беззлобно огрызнулся Джерард. — Я прекрасный молодой пришелец. Я не хочу отнимать Фрэнка Айеро у других, но ты мне так нужен. Кто же ещё подарит мне выпуск Скуби-Ду и компакт-диск с песнями для сна в гробу? Фрэнк положил подбородок на красную макушку, и Джерард осторожно к нему прижался. Весь такой тёплый и звёздный — с дельтой Цефея в глазах, омикроном Кита на футболке, заколкой в виде ангела и наипростейшей влюблённостью. Фрэнк чувствовал, как тот улыбался. Спросил: — И что мы будем делать дальше? Джерард просто — наивно даже, — ответил: — Мы что-нибудь придумаем.