Хризалида

В спальне Фрэнка пахло ментолом и мандаринами. Жёлтый игрушечный Пикачу лежал на верхушке телевизора, а рядом громоздились кассеты (мультики; ужастики; звуки — наедине с природой: лес, птицы, дождь, гроза). Фрэнк уже с рассвета валялся на ковре впритык к экрану. Рядом фыркал кот, в глазах которого тоже кипел телевизионный мир. Из-за отключенных батарей в комнате было холодно, поэтому Фрэнк проснулся слишком рано и потащился вытаскивать тщательно выстиранную коллекцию одеял. На кухне он распаковал пачку какао. Затем нашёл кота, грызущего пульт, вскрыл ножницами свежий пакет молока и позволил кошачьей роже уткнуться в его локоть. Теперь они оба смотрели телевизор и пили тёплые напитки. — Лола? Лоис? Лямбда? — гадал Фрэнк; его глаза слипались, но заснуть он больше не мог. — А может быть Псина? Да, хорошее имя. Когда Фрэнк спросил, откуда кот взялся, мама развела руками — она как-то упустила этот крошечный момент. Может, он увязался. Может, она украла. Может, украла, потому что увязался. Рядом с телевизором (тоже на кудрявом ковре) пылился дисковый телефон. Фрэнк покосился на цифры и неторопливо снял трубку. Мама когда-то обклеила её картинками с диснеевскими принцессами, поэтому скотч колол кожу. — Ладно, — проворчал Фрэнк, обращаясь к коту, — позвоним? Молчишь? А, пофиг, мне не нужны твои комментарии. Фрэнк перевернулся набок, и под рёбрами хрустнула шелестящая обёртка из-под ментолового леденца. Иногда он считал себя космическим одеяльцем, иногда — медиумом, потому что в его спальне мусора чуточку больше, чем нужно. Многие вещи шуршали и крутились. Иные выглядели так, будто их использовали для жертвоприношения. Фрэнк крутил золотистую юлу, когда на том конце провода раздалось мокрое, кашляющее: — Алло. — Привет, пап. — О, Фрэнки, привет. Почему не спишь? От папиного голоса в животе летали облака. Фрэнк поджал ноги к груди, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы случайно не задохнуться, и выдавил: — Не спится. У меня появился кот, кстати. Он немного зелёный. Как пугало. Пап, помнишь, ты подарил мне диск «Скуби-Ду и Лох-несское чудовище»? Один в один! Эй, чувак, ты не обблюёшь мне тут всё? Фрэнк болтал без умолку о разнообразной чепухе, пока папа внимательно слушал. Очень внимательно. Задавал вопросы и смеялся, когда Фрэнк травил дурацкие шутки. Если закрыть глаза, можно увидеть, как папа сидел на швейном столике, прижимал плечом трубку к уху и улыбался. — Чем в основном занимаешься, Фрэнки? — Фигнёй, пап. Играю на гитаре, гуляю. Учусь. Скоро выпускной. Придёшь? — Конечно. — Круто. Как думаешь, — Фрэнк почесал веко, надулся, — что спасёт от вампира? — Чеснок, — невозмутимо ответил папа. — Кресты, иконки. Поищи в интернете книжки для чайников. Для ржавых, ржавых чайников. Что-то случилось с Беллвилем? — Не-а. Просто интересно. Знаешь, у нас двух девчонок убили. — Чёрт, — удивлённо пробормотал папа. Фрэнк цеплялся взглядом за потолок, рассказывая об Алисии и Джамии, когда в его окно врезалось нечто нестабильное, взволнованное и пропитанное детскими духами. Он подскочил с пола. Окно было открыто, и Джерард спрессованным голосом приказал: — Отвернись. Джерард прятался за стеклом и объёмным свитером, но Фрэнк умудрился выхватить его глаза. Тыквенно-жёлтые, токсичные. Ненормальные. Как два огромных фонарика. — Я перезвоню, — затараторил Фрэнк. — Всё хорошо, пап, пока, ага. Тут кот блюёт. Он бросил трубку к телевизору и выдохнул: — Что за хрень? Эй, Джи? — Отвернись. Пожалуйста, Фрэнк, просто, блять, отвернись от меня и включи кран в ванной. Случилось что-то паршивое. Если Джерард был не в себе, он становился резким, свирепым и жутковатым. Озверевшим. Он был таким во время убийства Алисии. И в тот день, когда беспощадно выгнивал, впервые показывая свою сущность. — Нет. Всё круто, всё хорошо, я здесь. — Фрэнк, — зашипел он, содрогаясь, — если я прошу отвернуться, просто, блять, развернись и посмотри на стену. Не будь таким тупым. — Нет, — повторил Фрэнк. Он рванул вперёд, распахнул окно шире и схватил тёплую руку до того, как Джерард отскочил. В пальцах раскалывались подгнившие частички кожи и нитки со свитера. Фрэнк прикусил язык. Упёрся ногами в стену и стал затаскивать Джерарда внутрь, задыхаясь от трупного запаха. — Ещё раз назовёшь меня тупым, и я скину тебя с окна, ты, придурок. Залезай. Чё происходит? Джерард со вдохом рухнул на пол, прижался спиной к разваливающемуся комоду, закрыл лицо ладонями. С окровавленных рук всё стекало вниз. Фрэнк едва не отшатнулся. Он сел рядом, дотрагиваясь до взлохмаченной макушки и тихонько глотая воздух. Вещи вокруг покрылись пятнами крови. — Скажи, что ты никого не убил. — Нет, — мрачно отозвался Джерард. — Покусал. Яблочно-жёлтые глаза неотрывно следили за Фрэнком сквозь ладони. У Джерарда был весь подбородок в крови. Свитер, джинсы, шея, даже ресницы. Фрэнк отбросил со лба красные волосы (Джерард аж вздрогнул) и переспросил: — Покусал? — Я отвратителен, — выцедил он. — Дай телефон и, пожалуйста, пожалуйста, не смотри на меня. Фрэнк медленно покосился в сторону. В животе вместо облаков клокотала обида; пугающая и бессмысленная, но осязаемая. Она въелась в щёки и растерзала дёсны. Фрэнк в кои-то веки почувствовал себя на сто процентов бесполезной кляксой. Он никогда не сможет помочь. Но особенное качество любого Айеро — оголтелый рассудок. Фрэнк боялся быть растерзанным так же, как боялся, что растерзанным окажется Джерард. — Я останусь. Телефон около телика. Пойду налью ванну, у меня где-то была резиновая уточка. Я как-то стащил её в ботинке, а Торо помогал. Эй, не плачь. Поздно. Его веки стали мокрыми, заплаканными, и слёзы смешались с кровью. Их было не отличить от можжевелового сиропа. — Не уходи, — сквозь ужас, боль и хрип попросил Джерард. — Я знаю, что отвратителен, поэтому не смотри на меня. Я не хотел тебя обидеть. Не уходи. — Я ведь сказал, что остаюсь. — Мне это не мерещится? Фрэнк машинально стукнул кулаком по его голове и поинтересовался: — Что чувствуешь? — Что хочу тебя поцеловать. Фрэнк оцепенел, потому что оказался под завязку набит смущением, смешанным с тревогой. Он вспомнил о крови на вещах Джерарда и всё-таки отвернулся, чтобы предательская набивка повылезала из его розовых щёк. Затем отдышался и исчез в маленькой ванной комнате. «Господи Иисусе. Что творится?» Кран протяжно взвизгнул, и пар нежно обжёг руки. Фрэнк высыпал в ванну горсть соли с примесью хвойных иголок. Зажмурился, прислушавшись к голосу из сокровищницы: — ...собаки. Помогите ей. Фрэнк сознательно ударился лбом о кафель. Его потрясывало от тошноты и понимания происходящего. Джерард едва кого-то не загрыз и бросил, сбежав, чтобы окончательно не убить. Фрэнк никогда не воспринимал вампиризм как что-то смертельно опасное, потому что Джерард держал себя в руках даже в самые паршивые моменты. По сути, он мог перебить всех на вечеринке в кукурузном поле. Без проблем. Как безмозглых котят. Но он лишь отыгрался на Теде и вскочил на магазинную тележку, продолжая улыбаться. Фрэнк ущипнул себя за бок и поднялся. Он разберётся с этим. Он знал, на что шёл. В тумбочке лежала пижама и несколько футболок. Фрэнк вытащил свежую одежду, положил стопку на ванну и вернулся в комнату. — Джи? Ты как? — Хочу целоваться и блевать. Нормально, в общем. Джерард сидел около холодной батареи, прижимая к животу колени и дисковый телефон. Глаза казались потухшими, расплывчатыми, как за аквариумным стеклом, хотя ещё пару минут назад горели (сгорали заживо). Фрэнк словил его взгляд, и Джерард тут же опустил расцарапанные веки. В них запёкся можжевеловый сироп. — Иди. Возьмёшь мою одежду. — Спасибо. Джерард был похож на всё разом. На дешёвый пластик с трещинами, когда встал и вытянулся. На слово «разочарование», когда неловко спрятал за спиной окровавленные руки. На тревогу, трагедию, звёздный напиток, сожаление. И на ребёнка, который умер кучу лет назад от пули ублюдка из Балтимора, а теперь не мог справиться с последствиями. Фрэнк аккуратно его обнял, как в первый раз. Джерард осторожно обнял в ответ. Уткнулся в волосы, вздыхая: — Ты весь пахнешь водой с подсластителем. «А ты весь гниёшь». Под ногами путался зеленоватый кот, поочерёдно прикусывая щиколотки. Джерард щёлкнул замком на двери в ванную. Фрэнк снял с верхушки телевизора игрушку в виде Пикачу и завалился на ковёр. Потёр щёки. Надо же, какое выходило карусельное утро. Фрэнк подложил Пикачу под голову, подумал немножко о том, что делать с мыслями о покусанной девочке, и наспех отключился. Он уже устал пылиться во времени, где не было сумасшедше счастливого Джерарда. Его живот кровоточил, как лезвие. От одной мысли о жизни недомертвеца-околотрупа становилось жутко. Чтобы обратиться в вампира, нужно бесповоротно подыхать, а это уже нехилый минус в сторону вампиризма. Наверное, Фрэнк боялся. Вечная жизнь, неизменно мальчишеская внешность, скорбь по умирающим родителям, боль в зубах, боль в костях, боль под коркой разума. Всё равно рано или поздно вампир съест человека. Покромсает, разберёт на нитки и артерии, выжмет. Фрэнк поёжился, Пикачу — тоже. Существуют ли вампиры-вегетарианцы? Ну, те загорелые островитяне, обитающие в джунглях и питающиеся моллюсками. Или бледнолицые егери в горах. Или тибетские оракулы-мертвяки, поедающие солнце. Хоть кто-нибудь. — У тебя в комнате пахнет мандаринами и ментолом. Фрэнк встрепенулся, открыл глаза. Неуверенная, но моментальная улыбка врезалась в губы. Джерард рассматривал мандариновую кожуру рядом с банками кока-колы и энергетиков. Скрестил руки на груди, ненароком скрыв зловещее изображение зомби-русалки на футболке Фрэнка. Он хмурился, будто взрослый. Отстой. Это выглядело нелепо и непривычно, поэтому Фрэнк улыбался. Джерард зачесал назад мокрые волосы и завалился на ковёр. Совсем рядом. Бесстрашный. Оба молчали, бестолково смотря музыкальный клип на mtv. Фрэнк взял Джерарда за руку. Тот мгновенно сжал пластмассовые пальцы в ответ. — Рассказывай. — О чём? — Я не тупица, — бросил Фрэнк. — Из-за чего это случилось? — Что-то меняется, — признался Джерард. Скрипнул костяшками кулака. Пластик. — Всё из-за грёбаной вечеринки в поле. Я готов был убить Теда. Без шуток. Какой же я, блять, монстр, но я мечтаю его разорвать. И мне, представь, страшно. Боюсь не сдержаться, если тебя не будет рядом. — Кто сказал, что я не буду рядом? Многое в этом мире такое странное. Фрэнк держал за руку чудовище в обличие клыкастого мальчика, и не было ничего безопаснее этого.  — Это сложно? — спросил Фрэнк. — Жить так. — Я ничего не знаю о жизни, Фрэнк. Чаще всего мне было просто больно. Тебе ведь нужна честность? Я хочу крови. Это не такое уж откровение, потому что ты видел, что со мной творится. Я гнию. Гнию, Фрэнк. Я должен быть мёртв. И теперь я пахну как смерть. Хризалида, умершая до перерождения и насильно выковыренная из могильной обёртки. Фрэнк вяло огрызнулся: — Говорить о смерти со знанием дела могут только покойники. Ты живой, так что заканчивай. — Кто это, блять, сказал? — Я ел вечером печенье с предсказанием. Мама с работы принесла. — О, — медленно кивнул Джерард. — Тогда мне и правда стоит заткнуться. Фрэнк посильнее сжал его ладонь. Джерард вновь нахмурился, выдавливая: — Я её чуть не убил. По сути, всего лишь раскусил руки и что-то ещё, но я даже не подумал об этом. Секунда, и я позади неё, ещё секунда — и я накинулся. Без контроля. Как животное. И к тебе я рванул так же неосознанно. Представь, я тебя услышал. Среди всех людей, уличного шума и лая собак я разобрал только твой голос. — Жуть. — Ага, — согласился Джерард. — Ты всё ещё хочешь пойти сегодня в школу? — Спрашиваешь? — Вижу, у тебя появилась идея. — У меня в гараже есть велосипеды. Мой, мамин и папин. Не тележки, но у одного велика вот-вот отвалится всё, а я не скажу, у какого именно. Ты обещал навестить меня в каком-нибудь из апрелей и позвать кататься на велосипеде, но я заколебался ждать. Вставай. Свитеры в комоде. Оденься, прохладно же. Поедем встречать рассвет. Что-то безвозвратно менялось, но никто не обращал внимания. По венам бежали галлоны растолоченных звёзд, ток и игрушечное беспокойство. Фрэнк смотрел на Джерарда, игнорируя любое «отвернись, я не привык», и отчаянно крутил педали. На разбитых драндулетах они доехали до кладбища в лесу, что был украшен камешками, и вскарабкались на скрюченный ствол дерева. Здесь, среди хвойных иголок и апрельского тумана, Фрэнк и Джерард тихонько встретили рассвет. Раньше Фрэнк часто боялся, но однажды ему довелось убить всех детских монстров и превратиться в того, кем он сейчас не очень-то гордился. А Джерард — ещё одно мистическое чудовище. И как бы он не оказался сильнее всего, что пугало Фрэнка раньше. Иначе случится непоправимая трагедия.