Другая история

      Кадис Этрама ди Рейзел ничего не сказал, когда человек ушёл из его камеры. Да и какие подобрать слова? Этот мужчина не должен оставаться здесь, иначе благородные могли заметить его. Как он вообще оказался на острове? От него шло столько эмоций! От простых, человеческих, до странных, тёмных, подавленных. Нежданный гость взбудоражил ноблесс, заставил снова чувствовать что-то, кроме отчаяния и пустоты.       Кажется, это называется «любопытство»?       За всё время заключения, благородный, к своему ужасу, понял, что начал забывать жизнь: названия предметов, эмоции, лица. Поэтому он каждый раз прогонял в памяти всё известное просто так, для того, чтобы не забыть.       Зачем он это делает? Этот вопрос возник сам собой, спустя огромное количество лет, когда на улице шёл дождь, и дул такой сильный ветер, что даже благородный мёрз в своей камере.       Кадис Этрама ди Рейзел перестал вспоминать, всё чаще ловя себя на том, что он ни о чём не думает, уставившись в одну точку. Была ночь, задумался, моргнул, уже день. Но во время своей задумчивости, ни одной мысли не было в голове. Он просто сидел в тишине снаружи и внутри.       Неожиданное появление человека словно пробудило его от глубокого сна, и снова забыть о жизни Рейзел не сможет ещё долго. Это радовало и огорчало одновременно. Он хотел и не хотел ничего чувствовать. Он сходил с ума от тишины после того, как этот чужак всего один день прятался в его камере, после минутного общения.       Так или иначе, человек ушёл, а он остался. Прикованный цепями, обессиленный, приговорённый к медленной, мучительной смерти в темноте и тишине. Ему хватило бы малого, было бы окно хоть немного ниже, чуть громче звуки!       Хоть что-то, кроме серых стен и холодных кандалов.       Кадис Этрама ди Рейзел медленно поднял голову, следя за лунным светом, что принял форму окна на одной из стен. На нём тёмными тенями шевелились ветки деревьев. Тени — единственное развлечение благородного. Здесь даже мышей и крыс не было.       Двести лет. Он никогда не задумывался о том, сколько времени прошло.       Двести лет! Страшная цифра.       Двести лет… что теперь сталось с его народом под надзором Традио? Существует ли хоть какая-то надежда вернуть их? Или они все опьянены силами Лагуса? Молодые поколения быстро учатся, что если и они стали подобны предателям? Освободить разум от гипноза можно, перевоспитать уже сформировавшегося благородного — практически невозможно.       Вдалеке раздались шаги. Чуть вздрогнув, Рейзел прислушался. Традио? Он был лишь вчера, обычно приходит в большие промежутки времени. Шаги знакомые — человек. Зачем он вернулся, если понял, что ноблесс не поможет ему в этой битве?       В дверном проходе действительно появился представитель людского народа. Рейзел чуть склонил голову.       — Я решил забежать к вам, — пожал плечами Франкенштейн, скидывая сумку с плеча. — Ещё не все дела закончены в Лукедонии. Не против?       — Нет.       — Вот и славно, — тоном человека, который не ждал иного ответа, проговорил мужчина, сноровисто достав из сумки хлеб и мясо и раскладывая на куске ткани. — Я поесть принёс, одному скучно, не желаете присоединиться?       Рейзел желал, но признаться в этом было стыдно. К тому же руки до сих пор скованны, как он будет есть? Его обычно поили чем-то вроде супа, свобода рук не требовалась, но это?       Учёный тем временем быстро собрал бутербродов и разлил по кружкам чай. Ответа он не ждал, к тому же опыт в кормлении людей, которые не могли сделать этого сами, имелся. Когда учёный только основал Союз, практически всё приходилось делать самому, и Эшлин буквально метлой выгоняла его из лабораторий. Чтобы такого позора не повторялось, пришлось начать следить за временем.       Сейчас Франкенштейн был, прежде всего, профессионалом, а не простым человеком. Это чувствовалось, он знал. Наверное, потому пленник ничего не сказал, лишь молча принял еду, откусывая небольшой кусок от хлеба и запивая тёплым ещё чаем. Скулы немного порозовели от ситуации. Принимать пищу таким образом было как-то...       — Вам нечего стыдиться, — дежурным тоном проговорил учёный, обрывая мысли ноблесс. — Для меня это привычная процедура, и, поверьте, я прекрасно понимаю ваши чувства. Всё в порядке.       Кажется, помогло, по крайней мере, пленник чуть расслабился.       Вообще Франкенштейн планировал уйти сразу после завтрака, но наверху послышались голоса, пришлось срочно обрызгиваться нейтрализатором.       — Не двигайся, они не будут спускаться, — оборвал все планы побега Рейзел. Франкенштейн вопросительно посмотрел на него, и ноблесс продолжил. — Они редко заходят сюда, сейчас им нужна моя энергия.       Вопрос не успел сорваться с губ учёного: на теле ноблесс ярче заблестели цепи, а сам пленник напрягся, плотно сжав губы. Пальцы с силой сдавили подлокотники, и, учёный был уверен, раскрошили бы их, будь у ноблесс прежняя сила.       — Это… неприятно, — словно извиняясь, выдавил Рейзел, пытаясь выпрямиться. Кивнув, учёный отвернулся, чтобы не смущать благородного.       — Достаточно, — приглушённо прокаркал голос Лагуса. — Нам он нужен живой.       Решив, что жатва закончилась, учёный повернулся, глядя на обвисшего в цепях бессознательного пленника. Пришлось подойти и усадить удобнее. От прикосновения ноблесс чуть вздрогнул и открыл глаза.       — Почему вы не сопротивляетесь?       — Яд, который даёт мне Лагус, не позволяет. Я не могу не есть и не пить, но каждый раз пища и вода отравлены.       — Как долго вы восстанавливаетесь? — чуть нахмурился учёный.       — Для того, чтобы они могли снова взять энергию надо не так много времени. Кажется, они приходят раз в месяц.       — А полностью? Когда у вас был полный резерв?       — … я не помню.       Человек только головой покачал, собрался и ушёл. Вернулся поздно ночью, упал за троном, мгновенно проваливаясь в сон. День был слишком насыщенным, чтобы сделать хоть какое-то лишнее движение. Рейзел ничего не сказал, вслушиваясь в дыхание пришедшего. Люди интересны даже во сне, жаль только, что он не видит лица.       С тех пор, так и повелось: Франкенштейн спал в камере, быстро оценив все достоинства нового убежища, питался тут же, щедро делясь с пленником, а иногда, когда было время, они общались. Неожиданно, но немногословный благородный оказался интересным собеседником, пусть говорил по большей части человек. Но всего один вопрос, несколько слов, пара предложений от ноблесс, и разговор мог затянуться на несколько часов.       Было интересно.       Учёный как-то поймал себя на мысли, что ему спокойно рядом с этим благородным и совсем не хочется оставлять его здесь. Было ли это внушение пленника или его собственные мысли, мужчина не знал, но лишить благородных дармовой энергии будет довольно приятно. Конечно, похищать это существо было опасно и глупо, как и оставлять его здесь. Если Лагус сможет подчинить себе разум Ноблесс, то против людей и оборотней появится мощное оружие, с которым даже ему, Франкенштейну, будет не под силу справиться. Отобранную энергию можно и вернуть.       А похищенного пленника всегда можно обездвижить и засунуть в лаборатории, удерживать благородных и отнимать их энергию он научился уже давно, и его способ даже милосерднее: все пленники оставались без сознания.       Пожалуй, стоит рискнуть.       Учёный никогда не думал об этом в присутствии Ноблесс, паранойя заставляла контролировать даже мысли, в одной из частей дневника говорилось что-то о чтении мыслей и мощном, сильнее, чем у Ландегрэ, контроле разума. Поэтому Рейзел если и подслушивал, то мог уловить только сомнения, стоит ли рисковать и помогать этому пленнику? Как, впрочем, и сейчас.       Откуда ему было знать, что ноблесс не читает чужих мыслей без острой необходимости?       Франкенштейн поднялся, добавляя в мысли решимости.       — Мне пора.       Ноблесс ничего не сказал, они вообще никогда не прощались. Человек просто уходил и возвращался.       В этот раз его не было гораздо дольше, чем обычно, и благородный успел заволноваться: день, когда Лагус снова спустится, чтобы отравить его тело, близился и с каждым разом ему было всё сложнее сопротивляться и яду, и контролю. Хотелось как можно больше пообщаться с человеком до того, как его разум поддастся.       Наконец, дверь открылась, и раздались шаги. Странные, сопровождающиеся шорохом. Он был одет в плащ, скрывающий сумку и широкополую шляпу. Уходит. Значит, пришёл попрощаться. Пройдя внутрь, Франкенштейн затащил свою ношу в комнату и бросил на пол.       — ??? — ноблесс не нашёл никаких слов, глядя на незнакомого ему благородного.       — Да, я привёл с собой ещё одного гостя, — улыбнулся учёный. — Нет, он не мёртв, да, я хочу вытащить вас из этой дыры, но мне нужна фора. Нет, я не умею читать мысли, только эмоции. Вы слишком слабы, чтобы скрывать их.       Уязвлённый подобным замечанием, Рейзел отвёл взгляд. Франкенштейн тем временем подошёл ближе, оглядел цепи.       — Я о таких лишь читал, — нахмурился он. — И то сегодня утром, в библиотеке Ландегрэ. Сколько у меня времени после того, как я их сниму?       — …       — Вот и я не знаю. Ну, — человек выпрямился, улыбаясь как-то уж слишком счастливо для того, кто через несколько часов будет нестись по океану, скрываясь от погони, — значит я должен извиниться, что мне придётся вас столкнуть!       — Кандалы на ногах не влияют на мои силы, — на всякий случай предупредил Рейзел, чуть обеспокоено глядя на предполагаемого… спасителя? Не верилось. Никак не верилось! Особенно если обратить внимание на эту странную улыбку.       Человек угукнул и опустился на пол, ловко вскрывая висячий замок и попытался было вытащить его из петель. По особняку разнёсся страшный скрежет. Оба замерли, вслушиваясь в тишину, а потом учёный вдруг вскочил и, что-то буркнув, унёсся прочь.       Он вернётся, решил для себя Рейзел, безуспешно пытаясь двинуть ногой, замок все еще держал крепко обе пластины.       Он же вернётся?       Время текло слишком медленно, заставляя пленника мучиться сомнениями. Что, если у него просто не получилось, и человек сбежал, опасаясь попасться благородным?       Что, если Традио услышал скрип и поймал несостоявшегося помощника?       Луч утреннего солнца чуть сместился, показывая, что времени прошло довольно много. Ноблесс вздохнул и опустил голову.       Этого и следовало ожидать.       Непонятно только было, как сидеть здесь дальше. Быть за мгновение до свободы и потерять этот шанс. Рейзел впервые за долгое время почувствовал горечь, даже обиду. Он не хотел здесь находиться! Он жаждал движений, действий, хоть чего-то! Неожиданно для себя, ноблесс разозлился на человека, что посмел подарить ему надежду и так безжалостно отнял. Пусть даже его поймали, пусть он погиб, сражаясь, но он не должен был обнадёживать его!       Потому что теперь Кадис Этрама ди Рейзел будет помнить про взломанный замок, будет знать, что шанс на спасение всё-таки был.       Потому что этого оказалось недостаточно.       — Фух! Насилу нашёл! — радостно провозгласили около выхода. Рейзел поднял голову, с недоумением глядя на вернувшегося человека.       — Почему?..       — … я вернулся? — услужливо закончил фразу Франкенштейн, снова опускаясь около ног пленника и щедро смазывая петли стащенным в ближайшей кухне маслом. — Я не останавливаюсь на половине пути. Так… попробуем.       Вторая попытка оказалась гораздо тише. Подливая масло в тех местах, где скрип усиливался, учёный осторожно отогнул обе пластины.       — Теперь надо разобраться с этим.       — Ты хочешь посадить на моё место этого благородного?       — Да.       — Он погибнет.       — Я знаю, но у нас будет хоть несколько дней, чтобы оторваться.       — Этот артефакт отберёт всю энергию за день.       — Но… сколько же в вас сил?!       — Дело не в количестве сил. Он не каджу, не сможет сопротивляться.       Учёный чуть нахмурился, один день форы меняет многое. Успеют ли они уйти до того, как благородные заметят пропажу?       — Ладно, разберёмся, — со вздохом поднялся мужчина. Подтащив ближе тело благородного, внимательно оглядел цепи. Разобраться с этой конструкцией было несложно, но учёного беспокоила способность этих оков. Осторожно дотронувшись рукой до железа, человек чуть дёрнул губой и отнял пальцы. Так и есть, у него энергия тоже уходит. Значит это что-то вроде постоянного потока энергии из тела ноблесс в какой-то артефакт, чтобы пленник не восстановился больше, чем это необходимо.       — Они могут заметить это?       — Нет. Это опасно для тебя.       — Справлюсь.       «Ты не обязан этого делать», — именно эту фразу должен был сказать Кадис Этрама ди Рейзел, чтобы отговорить человека. Но ноблесс промолчал. Он, конечно, знал, что человек не обязан так рисковать своей жизнью, однако эгоистичное желание выбраться, наконец, из этой камеры, встать, сделать хотя бы шаг, заставило его промолчать.       — Так, начнём.       Действовал учёный быстро, уверенно и чётко. Никаких лишних движений, казалось, он даже не чувствовал, как силы стремительно покидают его тело. Быстро распутав цепи и зажав их в одной руке, мужчина, не церемонясь, столкнул пленника с кресла и свободной рукой затащил приговорённого на трон. На память Франкенштейн никогда не жаловался, а потому новый пленник был привязан точно так же, как и ноблесс.       — Славно, — отряхнул руки мужчина. — Вы как? Встать можете? Ох…       Сделав шаг к сидящему на полу ноблесс, человек на мгновение потерял равновесие, когда в голове резко потяжелело, а в глазах — потемнело. Спасаясь от падения от головокружения, Франкенштейн взялся за подлокотник, медленно опускаясь на колено, чтобы уже там прийти в себя. Выдохнув, человек помотал головой и выдохнул.       — Цепи отняли у тебя энергию.       Желание съязвить пропало, едва мужчина глянул на собеседника: смотрел благородный обеспокоенно, словно действительно переживал за человека. Вздохнув, Франкенштейн прислушался к себе. Вроде бы всё в порядке? Главное: не встревать в драки.       — Всё в порядке. Вы подняться можете?       — Нет.       — Не торопитесь, — остановил новую попытку встать учёный, — вам надо разойтись. Двести лет ногами не пользоваться — это не шутка. Но вы, благородные, владеете регенерацией, так что, думаю, всё будет в порядке. Позвольте…       Кадис Этрама ди Рейзел с ошеломлением смотрел на то, как человек усаживается около него и кладёт ногу к себе на колени.       — Небольшой массаж поможет разогнать кровь.       — Не надо…       — Надо.       Поначалу благородный просто ничего не чувствовал, словно его ноги за века превратились в камень, но учёный явно знал, что делает, постепенно возвращая к жизни онемевшие мышцы. Восстановление нелюдей действительно поражало! За столько лет мышцы нисколько не атрофировались! Если их можно «возродить» простым массажем, то…       — Спасибо.       Недовольно поморщившись от того, что его ход мыслей прервали, учёный кивнул.       — Мне просто было интересно, — на всякий случай объяснил он. — Не каждый день можно встретить существо с подобной ситуацией. Это требует исследований.       Ноблесс чуть улыбнулся. Конечно, человек не врал, но, что-то подсказывало благородному, что, если бы этот мужчина знал всё про его ситуацию, то всё равно помог.       — Давайте, попробуем подняться. Теперь вам будет легче совладать со своими конечностями.       Слыша хруст суставов и чувствуя боль в ногах, Рейзел не был согласен с человеком, но идти надо. Позволить тащить себя было стыдно. Поэтому, шаг за шагом, ноблесс постепенно научился ходить заново.       Франкенштейн же не торопился, был спокоен и собран, словно не им надо бежать с острова сию минуту. И в то же время мужчина прислушивался к шагам и оглядывался на корчившегося на троне пленника. Это действительно было неприятно: чувствовать, как твои силы утекают. Человек передёрнул плечами, заставляя себя забыть. Не сейчас.       — Он молчит, — полувопросительно.       — О, он и не может закричать, — ухмыльнулся Франкенштейн. — Я вырезал ему язык, — алый взгляд стал прохладнее, и человек счёт нужным объяснить. — Он обращал людей в монстров, надо же было что-то с этим делать. К тому же, чтобы бороться с вашим народом, мне нужна сила, а её можно получить только от вас же. Ничего личного, просто война.       Кадис Этрама ди Рейзел вздохнул и выпрямился, чуть пошатнувшись на окрепших ногах.       — Спасибо. Сейчас мне пора идти.       — Куда?       — Покарать врагов своих.       Учёный прыснул в кулак, силясь не расхохотаться в голос.       — И как вы собираетесь это провернуть? Да вы на ногах едва стоите, что это даст? Вас уничтожат.       — Я смогу победить…       — Одного? Двоих? Сколько? А сможете ли? Вы слабы, немощный старик и то отобьётся успешнее. И как вы это вообще себе представляете? Я вашей клюкой работать не соглашался, вам придётся самому идти к врагу. По стеночке, а то и ползком. Знаете, так осторожненько: шаг за шагом. Мне вот интересно, как быстро вас поймают?..       — Закончил?       Франкенштейн осёкся, подавившись очередной фразой. Скулы ноблесс порозовели, но глаза смотрели уверенно. Этот благородный действительно не шутил. Снова бросив взгляд на пока ещё державшегося пленника, человек вздохнул. Упускать шанс изучить ноблесс он не собирался.       — Не поймите меня неправильно, но мне кажется, что вам стоит пойти со мной, в человеческие земли. Сейчас вы только навредите. Узнай Лагус, что у него пропал пленник, он сразу поймёт, кто это сделал. За мной итак идёт охота, вы же не хотите в благодарность за спасение убить меня? И, кажется, я должен извиниться за свои слова. Привычка, не обессудьте.       Вздохнув, ноблесс кивнул и повернулся к выходу. Человек был прав. Ему нужно набраться сил. Франкенштейн молча подошёл и улыбнулся. Вполне себе дружелюбно.       — Я помогу.       Уже через несколько минут оба были на берегу океана. Примерившись, учёный хотел было командовать «вперёд», но путь им преградил кто-то из центрального аппарата. Выругавшись, Франкенштейн отступил на шаг.       — Дьявол! Мне сейчас даже с ним не справиться, — едва слышно прошептал он. Справа полыхнуло красным, и благородный резко затормозил.       — Ты забудешь о том, что видел нас, — проговорил Рейзел. — Иди.       — Беру свои слова назад, — медленно сказал Франкенштейн, провожая взглядом спокойно ушедшего агента ЦА. — Вы полны сюрпризов!       Кажется, благородный улыбнулся. Впрочем, учёный не был в этом уверен. Чтобы изучить характер этого существа понадобится всё его умение и гораздо больше времени, чем для любого другого знакомца Франкенштейна. Даже Геджутель со всей своей осторожностью не был так сложен. Подхватив спасённого за талию, человек бросился бежать по воде. Времени оставалось всё меньше.       — Сначала зайдём в одну из моих лабораторий, — по дороге поделился планами мужчина. — Попробую избавить вас от действия яда.       Кадис Этрама ди Рейзел промолчал. Он не верил, что это возможно. Яд Традио был уникален, но расстраивать человека не стал. Пусть попробует.       Лаборатория оказалась довольно уютным, но несколько мрачноватым из-за плохого освещения, местом. Усадив благородного в кресло, учёный налил тому воды и велел отдохнуть. Сам же, с разрешения, взял немного крови, уселся за стол, где было больше света, и ушёл в работу.       Кадис Этрама ди Рейзел не нашёл ничего лучше, чем оглядеться.       В лаборатории было мало мебели: стол, стул, шкаф и два кресла, в одном из которых сейчас находился сам ноблесс, окна отсутствовали, из-за чего стало немного душно, весь свет исходил от свечей. Благородный поднялся. Просто так, чтобы понять: он может стоять, идти.       — Далеко не уходите, — донеслось со стороны стола. — За пределы комнаты тоже не советую выходить.       Рейзел промолчал, но послушался, вышагивая по комнате, наслаждаясь каждым движением, каждым сгибом суставов. Вернувшись, обнаружил учёного около кресла. Мужчина явно не только что подошёл, но отчего-то не стал отвлекать увлёкшегося ходьбой благородного.       — Устали? Присаживайтесь. К сожалению, данных слишком мало удалось получить, поэтому противоядия вывести я не смог, но это задержит его действие. Я не знаю, как яд Лагуса влияет на ваш организм, но до нормальной лаборатории, думаю, продержитесь. Заночуем здесь, место достаточно отдалённое, чтобы благородные прошли мимо, к тому же я сделал довольно большой крюк, а нейтрализатор скроет наши следы. Что? Я всю жизнь от погони ухожу, научился кое-чему. Ночку отдохнём, вашим ногам так же вредны сразу такие нагрузки, к тому же, яд быстрее распространяется по организму от движений, завтра выдвинемся в путь. Еды, к сожалению, нет. Могу предложить вам воду.       Рейзел кивнул. Ему было всё равно, где они, ровно как и отсутствие пищи. Ему просто было хорошо в этом месте.       Еда всё-таки нашлась: несколько бутербродов в сумке, которые Франкенштейн разделил между ними, сделав вид, что не услышал отказа. Запив получившийся ужин водой, мужчина откинулся на спинку кресла и задумался. Что же теперь делать? Конечно, он спасёт этого странного благородного, но делать из него ещё одну боевую единицу, медика, или просто помощника, он не мог. Пробиться сквозь эту маску спокойствия даже Франкенштейну было сложно, и он не знал, чего ожидать от этого благородного.       Значит только одно: лаборатории. Изучать ноблесс ему ещё не приходилось. Это было очень интересно! Главное не дать узнать Геджутелю, сговорятся ещё эти благородные, а он рви себе волосы потом из-за того, что недоглядел. Зато завтра Традио поймёт, что у него умыкнули пленника из-под носа. Хотелось бы посмотреть на его лицо!       В душе медленно поднималась чернота, испоганив прекрасное настроение. Кажется, из-за цепей, у него слетела блокировка, даже странно, что Оно не атаковало раньше. Чтож, Франкенштейн всё равно не собирался спать. Не сегодня, когда он так слаб, из-за действия оков. Но из-за этого же вырубился в кресле, едва коснулся головой мягкой обивки.       Ноблесс не стал будить уснувшего. Знал, что энергия людей восстанавливается таким образом, и понятия не имел, что Франкенштейн уже давно не получает отдыха во сне. Сидя в кресле, благородный решил не вставать, опасаясь, что разбудит человека, его спаситель не похож на того, кто крепко спит.       Тёмные эмоции человека стали чувствоваться яснее, чем в Лукедонии, однако они никак не вязались с характером этого мужчины. Они словно не принадлежали ему, направлены против своего хозяина. Это было странно.       Заметив, что он автоматически сел в ту же позу, что и в камере, Рейзел чуть сдвинулся и положил ногу на ногу, уместив одну руку на бедре, а второй подперев подбородок. Да, так гораздо удобнее. Взгляд снова упал на спящего. Он вызывал любопытство, этот человек, сила которого не принадлежит этому миру, с невообразимо дерзким характером и язвительной манерой речи — Рейзел был уверен: если бы они встретились в другой ситуации, учёный дал бы им весело пожить. Всей Лукедонии. Мысли о родных землях заставили вздохнуть. Жаль, что он не успел полюбоваться родной землёй перед уходом в человеческие земли.       Стон, донёсшийся со стороны кресла, заставил недоумённо посмотреть на неспокойно спящего человека. Учёный не шевелился, но лицо исказилось, по вискам катился пот.       Что происходит?       От спящего исходило много эмоций. Слишком много для одного человека. Они возникли одновременно, сразу все, давили, обволакивали, поглощали. Рейзел нахмурился, узнав их: те самые, что он чувствовал, почему они вдруг стали ещё сильнее?       Мужчина судорожно выдохнул и вцепился в подлокотники, словно пытаясь вырваться из этих оков, вытолкнуть себя, спастись. По коже разлилась чёрная масса.       Эта сила, странная, смутно знакомая, но совершенно иная.       Рейзел, чуть хромая — в колене что-то щёлкнуло, едва он встал, — подошёл ближе к человеку. Он прекрасно знал, как предотвратить воздействие орудия духа на благородного. Помогал юным каджу, когда те не справлялись. Если это оно. Было похоже, но Это слишком тёмное для духовного оружия. Кадис Этрама ди Рейзел практически слышал хор голосов:       — Мой!       — Убить…       — Поглотить!       — Проклинаю тебя! Проклинаю!       — Наш!..       Чёрная масса сжалась от воздействия ноблесс, но не пропала. Человек захрипел, словно задыхаясь, светлые брови изломились, выдавая всю ту боль, что терпел спящий. Нахмурившись, Рейзел попробовал снова, сильнее, безжалостнее, прогоняя эту силу, заставляя её отступить в самую глубь сознания, туда, где она не сможет навредить, показывая, что он сильнее.       И эта сила поддалась, признавая поражение.       Кожа снова посветлела, Франкенштейн судорожно вдохнул, подскочил, тяжело и хрипло дыша, комкая в кулаке ткань на груди. Надо же, всё-таки уснул. Сжав голову, мужчина выдохнул, пытаясь унять головную боль и напрягся, уловив то, что его насторожило: в голове было непривычно пусто, как будто…       Франкенштейн вскочил. Где его копье?!       — Успокойся, я усмирил его. Ненадолго.       — В-вы?       — Ты уснул, оно едва не погубило тебя.       Учёный опустился обратно в кресло, шокировано глядя на ноблесс.       — Вы… усмирили его?! Как вы?.. Как у вас получилось?       — Я не так слаб, как ты считаешь.       Мужчина потёр лоб, пытаясь понять, как ему реагировать. Если он усмирил копьё, значит он может влиять на сознание? Это было плохо! Очень и очень плохо!       — Я не могу влиять на твой разум, не переживай.       Учёный колко посмотрел на собеседника, и Рейзел позволил себе улыбку.       — После сна ты совсем не скрываешь свои эмоции.       Вспомнив, что он говорил примерно такую фразу, учёный фыркнул, но кивнул. В любом случае он узнает это после обследования.       — Спасибо. Правда, спасибо. Кстати, я так и не спросил, как к вам обращаться? Кадис Этрама ди Рейзел как-то длинновато получается, не находите?       Действительно, за все дни общения, он либо называл его полным именем, либо вообще никак не называл, слишком мало свободного времени было. Своё же имя мужчина не называл вообще.       — Как пожелаешь. Мне всё равно.       — То есть я могу пользоваться любой частью вашего имени, Ди? — чуть прищурился Франкенштейн.       — Мне всё равно.       Мужчина коротко засмеялся, но кивнул, в общении с Геджутелем он узнал, как можно проявить уважение к аристократам.       — Хорошо, Рейзел-ним. Моё имя — Франкенштейн, но, что-то мне подсказывает, вы и так об этом знаете.       Ноблесс тонко улыбнулся. Он не знал.       — Как ваши ноги? — перешёл на деловой тон учёный. — Одолеете путь раза в три больше, чем пройдено?       — Не беспокойся.       — За нами наверняка уже выслали погоню, вы обессилены, да и я не в лучшей форме, — Франкенштейн ухмыльнулся. — Я и не беспокоюсь совсем. Думаю, что пора. В округе как раз никого нет.       Рейзел кивнул.