Heaven Sent

Шоё разбудил не стук мягко покачивающейся лодки, не плеск воды, бьющейся о каркас, не голоса членов экипажа, которые, проснувшись, начали приступать к рутинным обязанностям… Свалившись в пучины глубокого и наконец спокойного сна, он едва замечал посторонний шум. Несколько последних дней действительно вымотали его — закрутили в смерче взбудораженной суеты, и всё это было вызвано самым невероятным событием, в которое Шоё когда-либо осмеливался поверить: Кагеяма вернулся к нему. Он так внезапно объявился в храме, целый и невредимый, одержавший победу и в довершении всего — желающий утащить Хинату с собой, что целый мир, казалось, взорвался от выплеска чистейшей радости Шоё — и ни на минуту после этого она не прекращала струиться звонким ключом. Прошедшие два года были самыми тяжёлыми в его жизни. Шоё отлично понимал, что всё это время Кагеяма провёл на поле боя — находился в постоянной опасности и преодолевал куда более сложные обстоятельства, чем он, но это было испытание… совсем другого толка. Ведь до того самого мгновения, пока Шоё наконец вновь не увидел любимого лица, он не мог знать наверняка, сможет ли хоть когда-нибудь опять почувствовать нежные ладони на своих щеках, чужие губы на коже… Он даже не мог без предательских сомнений заявить, что Кагеяма всё ещё жив. Всё, что ему оставалось делать — верить. И Шоё верил. И был вознаграждён. Сразу после внезапного появления Кагеямы, они отбыли из храма в украшенной золотом повозке — настолько большой, что туда вместились все немногочисленные пожитки Шоё. Когда они наконец прибыли в резиденцию Центуриона, фанфары и радостные крики чуть не лишили его чувств. Всё поместье было охвачено ликованием — гости и слуги праздновали не только возвращение хозяина, но и новую встречу с Шоё. Наконец-то его пребывание в жилище Центуриона никогда не закончится. Наконец-то он может считать это место домом. Торжественный вечер, плавно перетекающий в ночь, погрузил Шоё в праздничную суету с головой: он с радостью наслаждался едой, вином и, наконец, Кагеямой в его кровати, в их кровати, такого крепкого и решительно настроенного в стократ наверстать упущенное время. — Больше никогда, — шептал Кагеяма, вколачиваясь в Шоё, сжимая его так сильно, что из спёртой груди вырывались лишь короткие вздохи. Руки Центуриона были такими же мускулистыми и мощными, как Шоё и помнил: он закапывался пальцами в рыжие волосы, удерживал его на месте, глотал отчаянные всхлипы, срывавшиеся с губ… — Т-Тобио… — Я больше никогда тебя не покину, — выдохнул Кагеяма, и Шоё, как по команде, кончил — слёзы заструились по раскрасневшимся щекам, и, наконец, Тобио смог сцеловать каждую из капель. Шоё не знал наверняка, сможет ли Центурион сдержать своё обещание, но сейчас он растворялся в томительном счастье, не желая подвергать слова Кагеямы сомнению. И именно поэтому он и проснулся, сонный и дезориентированный, совершенно не помнящий, где находится и почему. Постель рядом была пуста — он провёл рукой по простыни, не чувствуя даже остатков человеческого тепла. Шоё резко сел, позволяя одеялу соскользнуть вниз. Утро было раннее: бледные лучи солнца едва пробивались через иллюминаторы, а затяжная прохлада ещё не до конца покинула воздух. Дни на море были тёплыми, но по ночам накатывал густой туман, который рассеивался только через пару часов после рассвета. Шоё скользнул к краю огромной кровати и спустил ноги на ковёр — такой пушистый и мягкий, что ворс щекотал ступни, забиваясь между пальцами. Он улыбнулся: среди волн Кагеяма не смог отыскать достаточное количество роз, чтобы усыпать деревянный пол лепестками, так что ему пришлось выходить из ситуации иным способом. Голова Шоё немного кружилась. На следующий день после их торжественного возвращения Кагеяма объявил, что они отправляются в долгожданный отпуск на один из частных островов, подаренный семье Центуриона за службу Империи ещё дедом нынешнего Императора. Никогда раньше Шоё не выходил на корабле в море и, тем более, не посещал экзотические острова, поэтому едва мог сдерживать волнение. Прошлая ночь была полна еды, веселья и музыки, но сейчас, проснувшись в непривычной обстановке, он обнаружил, что в каюте совсем один — Кагеяма ушёл. Шоё нахмурился, обводя взглядом помещение. Двое доверенных слуг Центуриона сразу же бросились к нему, накидывая на обнажённое тело роскошную мягкую робу и предлагая тёплый чай с мёдом, чтоб наконец разогнать утреннюю прохладу. Шоё благодарно улыбнулся, принимая напиток. Высокая грациозная служанка — та самая, что была «закреплена» за ним с его первого дня на вилле — нежно пригладила взъерошенные после сна волосы и усмехнулась: — Вы, наверное, хотите узнать, куда запропастился хозяин. Шоё согласно кивнул, и девушка продолжила, говоря те же самые слова, что она говорила всегда, когда Кагеяма куда-то исчезал: — Я проведу вас к нему. Шоё покорно последовал за ней, едва успевая волочить уставшие ноги — слуга уверенно шагала вперёд, изредка кивая кому-то из экипажа. Они прошли мимо камбуза, где повара уже начали готовить завтрак, и Шоё, не сдержавшись, заглянул внутрь. На главную палубу он шёл с видом победителя и со сладким слоёным печеньем во рту. Странные звуки нарастали с каждым их шагом, и когда они совсем приблизились, Шоё понял, что мужские голоса напевали что-то простое и ритмичное. Он быстро поднялся по короткому пролёту лестницы на палубу и наконец увидел, откуда шло столько шума. На длинных лавках у бочин корабля сидели мужчины, умело управляющие массивными вёслами, которые тянулись от палубы галеры до самой воды. Среди незнакомых фигур Шоё с лёгкостью узнал Центуриона, который трудился с таким же усердием, что и остальные члены команды. — Он гребёт с ними? — удивлённо спросил Шоё, неуклюже соря крошками. — Как и всегда, — отозвалась слуга. — Ещё с тех самых пор, когда был совсем младым юнцом. Это было милое зрелище: он так старался работать вёслами наравне со всеми, что его приходилось буквально выносить на руках. Шоё усмехнулся — действительно очень похоже на Кагеяму. Решив не отвлекать мужчину от дела, Хината с комфортом устроился на палубе, принимаясь за вовремя поднесённый завтрак. Солнце активно набирало силу, и один из слуг услужливо распахнул шёлковый зонт, пряча Шоё в тени. Конечно, Хината очень хотел, чтобы Тобио наконец заметил его, но и сидеть в прохладе, пробовать огромное количество принесённых блюд и рыскать глазами по полуобнажённому телу Центуриона было определённо неплохо. Особенно последнее — Шоё скользил задумчивым взглядом по широкой спине и крепким рукам, покрытым мелкими капельками пота: каждое движение весла заставляло мышцы напрягаться и растягиваться, и внушительные плечи блестели под ярким солнцем. Шоё коснулся губ пальцами, чувствуя, как предательская слабость остриём проходит сквозь тело. Они пережили целых два долгих года невыносимой разлуки, разве могла парочка ночей, пусть и бессонных, утолить пылающий жар в животе? Наблюдать за Кагеямой было… интересно, и Шоё, сведя бёдра вместе, мысленно приказал себе потерпеть ещё чуть-чуть. Кагеяма заметил его сразу, как только закончил смену и поменялся с другим гребцом. Потянувшись, он подошёл к Шоё и окинул взглядом дожидавшийся его завтрак. — Где выпечка? — спросил Тобио, хмурясь. — Съел, — легкомысленно отозвался Шоё. — Так быстро? — возмущённо произнёс Кагеяма, беря у слуги полотенце. — Ты мог оставить мне хоть что-нибудь? Шоё проворно выхватил полотенце и уставился на Кагеяму, прослеживая взглядом одинокую струйку пота, катившуюся с ключиц вниз по груди, животу, бёдрам… Нет-нет, Кагеяме точно не стоит сейчас вытираться. — Нет, — рассеянно пробормотал Шоё. — Это тебе за то, что ты… просто… — За что? — За то, что оставил меня одного утром! — обвиняюще воскликнул Шоё. — Ты был не один, — ответил Кагеяма. — Я убедился, чтоб в каюте тебя ждали слуги, да и сам вышел всего лишь на палубу… — Это не то же самое, Господин, — произнёс Шоё. — Совсем не то же самое, что просыпаться рядом с тобой. Я хочу видеть тебя сразу после пробуждения, — он скрестил руки, дуясь. Несколько минут Кагеяма внимательно смотрел на него, чтобы потом наконец прийти к выводу: — Я избаловал тебя. — А на что ещё ты годишься? — фыркнул Шоё. О, да. Он всё-таки сказал это — надерзил Центуриону, а посему уже через мгновение с его губ сорвался пронзительный вскрик — Кагеяма схватил его за талию и рывком вытащил из кресла. — Я покажу тебе, на что ещё я гожусь, — угрожающе пробормотал Тобио. — Нет! — завопил Шоё, стуча кулаками в крепкую грудь. Однако, казалось, его старания совершенно напрасны — лицо Кагеямы оставалось непроницаемым: он лишь поудобнее перехватил Шоё, с лёгкостью одним движением перекинул его через плечо и свободной рукой схватил с подноса кусочек хлеба, политый мёдом.  — Вкусно, — сказал Центурион повару, а затем кинул взгляд на барахтающуюся рыжую макушку. — Ну, пошли, неблагодарный паршивец. — Поставь меня на ноги! — запротестовал Шоё, но все возмущения быстро переросли в беспомощное хихиканье. Кагеяма, казалось, даже не слушал его — спокойно зашагал прочь в сторону кают. — Господин! — Окажешься на ногах, когда я скажу тебе. — Ты ведь не злишься, верно? — спросил Шоё. Если поначалу он не испытывал особого беспокойства, то сейчас в сердце неприятно завозилась тревога. Кагеяма отвечать не спешил, и после затянувшейся тишины Шоё повторил ещё раз, уже тише: — Тобио? Не злишься? Когда они оказались внутри каюты Кагеямы, он плотно прикрыл дверь за собой и одним движением кинул Шоё на кровать. Хината удивлённо уставился на Центуриона. — Господин, прос… — Я правда расстроил тебя? — резко спросил Кагеяма, и Шоё вновь изумлённо моргнул. — Утром. Шоё уже было открыл рот, чтобы ответить: «Нет». Объяснить, что он просто пошутил, что всё это неважно, но вместо всего этого с губ сорвалось лишь простое: — Я скучал по тебе. Несколько секунд Кагеяма внимательно смотрел на него, а затем двинулся к постели, утягивая Шоё в объятья и наваливаясь на него всем весом. — Я знаю, — промурлыкал Тобио. — Не только этим утром, — продолжил Шоё, жмурясь. — Все прошедшие два года. Я так скучал по тебе. — Знаю, — повторил Кагеяма. — Отлично знаю, ведь я думал о тебе каждый день. Каждая секунда, что я не держал в руках оружие, принадлежала тебе. — Я имею в виду, — Шоё потянулся, обхватывая шею Кагеямы. — Ты же обещал, что больше никогда не покинешь меня. Мне очень нужно, чтобы после пробуждения ты оставался рядом со мной. Кагеяма кивнул. — Так и будет. — Хм-м-м, — с улыбкой протянул Шоё. — Хорошо. Это значит, что я не пропущу ни одной твоей смены за вёслами. Кагеяма недоуменно нахмурился. — Это не особо-то интересно. — Ох, Тобио, — вздохнул Шоё, позволяя ладоням бесцельно гулять по спине Кагеямы: кожа всё ещё была скользкой от пота, а запах — крепок и пьянящ. — Это куда интереснее, чем ты думаешь. Когда Кагеяма осознал, что именно он имеет в виду (а много времени это не заняло, ведь Шоё всегда хотел его, и Тобио уже давно привык к этому), он без промедления начал исправлять ситуацию. Так что завтраку Кагеяма предпочёл Шоё. — Правда скучал по тебе… скучал… — прошептал юноша, прикрывая глаза, когда Кагеяма начал растягивать его, когда два пальца с удивительной лёгкостью скользнули внутрь — прошлой ночью Центурион основательно ублажил его страждущее тело. Кагеяма улыбался, целовал его веки — левое, а затем правое, а после снова левое — а Шоё, потянувшись к нему, нежно гладил лицо, тёмные волосы, шею. — Я так счастлив… ах… что ты вернулся домой ко мне. Т-так рад, что ты цел… — Готов? — промурлыкал Кагеяма. Шоё кивнул. Тобио выпрямился, нарочито медленно гладя руками бёдра Шоё, его грудь, рёбра — смакуя каждый дюйм открытой кожи, и наконец вошёл. Шоё обхватил ногами крепкую талию и позволил голове опасть на подушки — счастье и наполненность охватили его. — Я всегда вернусь к тебе. Всегда, Шоё, всегда. — Боже… — выдохнул Шоё. — Да, Тобио… хорошо… — Я скучал по тебе куда больше, чем могу выразить словами, — прошептал Кагеяма, и Шоё едва-едва различил болезненный треск в низком ровном голосе. Он схватил крупные ладони в свои, переплетая их пальцы и крепко сжимая. — Тебе н-не нужно говорить, — выдохнул он. — Этого достаточно. Но Кагеяма всегда был серьёзен в своих намерениях, поэтому за неимением более поэтичных слов он шептал в ухо Шоё одно самое простое снова и снова, раз за разом, пока они оба не выдохлись, запутавшись в конечностях друг друга на влажных простынях. И этого было более чем достаточно. — На случай, если ты всё ещё не понял, — произнёс Шоё сразу, как только смог выровнять зачастившее дыхание. — Именно так я хочу просыпаться по утрам. Кагеяма фыркнул. Прикрыв глаза, он лениво водил горячими пальцами по животу юноши, вызывая тихое хихиканье. — По утрам ты спишь как убитый и оживаешь только, когда кто-нибудь поднесёт к твоему носу еду. Шоё усмехнулся, и не пытаясь отрицать очевидное. — А я и не говорил, что хочу выбирать. Каюту огласил резкий вскрик — Кагеяма с силой ущипнул Шоё за бок.

***

Остров был куда красивее, чем Шоё мог себе представить: живописная бухта, песчаный пляж, приютивший несколько маленьких лодочек «для двоих», разнообразие флоры и фауны, «загородная» резиденция Центуриона — не такая огромная, как его вилла на материке, но не менее роскошная и богато украшенная. С берега можно было рассмотреть поселение, откуда они прибыли: тёмно-красные дома горожан, вросшие в землю, обрамлённую белым и лазурью, маленькие, едва различимые, точечки повозок и жителей. Кагеяма сказал, что ночью весь горизонт будет залит тысячами огоньков, чьё отражение будет мистически танцевать на спокойных волнах океана, и Шоё буквально молился, чтобы солнце побыстрее закатилось за горизонт, уступая место жадному сумраку. Они причалили в полдень. Жара приятно смешивалась с освежающим бризом, и Шоё, стоило его ногам снова оказаться на твёрдой земле, сразу же отправился «на разведку». Резиденция Центуриона была окружена виноградниками и садами, но первым его внимание привлекла живописная наблюдательная площадка, расположенная так высоко на холме, что, казалось, с неё можно осмотреть весь океан. К площадке вела пыльная сельская дорога, и весь путь Шоё решительно держался впереди Кагеямы. Ничего не могло испортить его радостный настрой — Хината заливисто смеялся даже тогда, когда споткнулся на крутой лестнице и приземлился на ладони, собирая песок белой туникой. И, наконец, они добрались до вершины — до затенённого мраморного дворика с низкими белыми скамейками и океаном, простирающимся до самого горизонта: куда бы Шоё не кинул свой взгляд, везде он натыкался на всю многогранную палитру глубокого синего. — И как? — спросил Кагеяма, подходя сзади. — Тебе нравится? Шоё, широко улыбаясь, развернулся. — Я влюблён в это место. Кагеяма кивнул. — Хорошо. Счастливо вздохнув, Шоё плюхнулся на одну из скамеек, залитую солнечными лучами, и протянул руки к Тобио: — Ты хорош в… подобном. — Кагеяма нахмурился, и Шоё наклонил голову. Ну что могло быть не так в таком красивом месте? — Что такое? — Нет, — отозвался Кагеяма. — Что «нет»? — Всегда делай только то, что тебе нравится. Шоё задумался, не совсем понимая, к чему он ведёт. — Ну, да. Верно. Мне, например, не нравится, когда ты говоришь, что в чём-то не хорош. Или когда ты смеёшься надо мной или побеждаешь в наших гонках. Обычно всё это происходило одновременно. Но Кагеяма вновь покачал головой. — Ты не любишь, когда я ухожу. — Ох, — усмехнулся Шоё. — Верно. Не люблю. Но я… я понимаю, что мы не в силах побороть то, что нам суждено. — Ты не в силах, — Кагеяма подошел ближе, а затем, к искреннему изумлению Шоё, преклонил колено. Потянувшись, он коснулся тёплой ладонью его щеки. — А я могу. Шоё уставился на него. — Что ты имеешь в виду? — Обещание, которое я дал тебе той ночью… — Кагеяма глубоко вздохнул. — Оно куда реальнее, чем ты думаешь. Шоё ахнул. Внезапно грудь сжало. — Тобио? — Я ухожу в отставку, — продолжил Кагеяма. — Сам Император обеспечил меня специальным разрешением с одним лишь условием — я продолжу тренировать новых офицеров… На мгновение Шоё замер, боясь пошевелиться. Боясь, что всё это окажется неправдой. Но затем он дёрнулся вперёд, и Кагеяма с готовностью поймал его в крепкие объятья, вжимаясь лицом в гладкую грудь. — Тебе не нужно будет уходить в походы? — прошептал Шоё. — Больше никогда? — Никогда, — подтвердил Кагеяма. Шоё засмеялся. Приземлив целомудренный поцелуй в тёмную макушку, он закопался лицом в пряди, полностью ошеломлённый. — Ты так долго не рассказывал мне. — Это казалось невозможным. Совершенно нереальным, — произнёс Кагеяма. — Так что сначала я решил убедиться, что… не проснусь. Шоё обхватил его лицо ладонями и заставил Кагеяму посмотреть на него. — Ты не спишь, — уверенно сказал он, любуясь глазами, готовыми побороться с синевой океана. — И я тоже не часть сна. Кагеяма решительно встретился с ним взглядом. — Нет, конечно. Ты точно не сон, — улыбнулся он. — Ты — дар. С того самого дня, как Кагеяма вернулся, с того самого момента, как Шоё впервые вновь увидел любимого — на красивом лице всегда читалась смесь сожаления с извинениями. Они были недостаточно хорошо спрятаны в изгибе бровей, в морщинке на лбу или в мимолётной усмешке. И только сейчас, когда солёный ветер трепал волосы, волны шумели, разбиваясь о скалы, а Шоё радостно улыбался в его руках — только сейчас Кагеяма понял, что ему больше никогда не придётся извиняться. Он поклялся никогда не покидать Шоё. И Шоё никогда не покинет его. Наклонившись ещё ближе, Шоё выдохнул прямо в тёплые, словно солнечные лучи на их спинах, губы: — Я никуда и никогда не уйду, — прошептал он, закрывая глаза. И последующим за словами поцелуем — и всеми, и каждым поцелуем после — он раз за разом доказывал Тобио, что не оставит его в одиночестве.