На пути в ад / On the way to hell

Все приключения, тревоги и неприятные неожиданности остались позади с тех пор, как мы с Дарси сумели добраться до старого ранчо моих родителей. Местечко давно пришло в упадок, поэтому даже распаковать наши вещи сразу не получилось — стоявший в гостиной огромный шкаф развалился в обломки, и их некуда было положить. Воды и электричества не было и подавно, зато, хотя и кое-как, ловил Интернет. С помощью своего телефона я отыскал и вызвал ближайшего электрика, а также столяра, сантехника, маляра и садовода. Всю территорию необходимо было почти восстановить с нуля. Прошло пять дней. В течение этого времени мы таскали воду из колодца, — благо он уцелел, — а питались едой, которую я заранее с собой взял на дорогу. Её было очень много и на несколько дней вполне хватило. Наверное, если бы понадобилось помыться, пришлось бы хватать кусок мыла и обшаривать окрестности в поисках речки или пруда. Но за всю поездку никто из нас не испачкался, и нужды в принятии душа не было. Мастера и ремонтники работали на участке сутки напролёт. Они вкапывали столб и протягивали от него провода, чтобы провести в поросильню* электричество, вешали лампочки на потолках и стенах комнат, а когда всё это было сделано, ещё целый день чинили и настраивали состарившийся телевизор; оборудовали ванную и специальным трактором рыли в земле водопровод, пока другие устанавливали душевую кабину; красили стены, пол и потолок, превращая их из чёрных в тёмно-красные снаружи и белые и оранжевые внутри (в цвете поросильни я оставил выбор за Дарси, а она предпочла именно такие тона); сажали на огороде плоды и разбивали клумбы, приводили в порядок накренившийся забор и прибивали к нему недостающие доски… Работы было по горло. Спустя назначенные пять дней ранчо было не узнать. Поросильня, обсаженная красивыми цветами и огороженная весьма креативным металлическим забором с изображением каменной стены, выглядела как новенькая. Комнаты стали чистыми, уютными, и мы даже заказали парочку узорчатых половиков и расстелили их в гостиной и спальне. Окна отполировали и повесили на них новые тюлевые занавески, а заодно приделали ставни. Душ нам поставили не простой, а с несколькими режимами на выбор — лично мне больше всего нравился «водопад». Диван в гостиной совсем рассохся, и его было уже не починить, так что мы его выбросили, а вместо него приобрели новый, такой мягкий, что сидеть на нём было приятно. Ну и, естественно, был заново собран шкаф, в который мы разложили наши вещи. Однако самым лучшим было то, что у нас, как выяснилось, есть дополнительная связь с цивилизацией. Как раз от расположенного неподалёку коттеджного посёлка до Нью-Йорка ходил пригородный автобус. Я съездил на нём в город, в магазине мебели и декора накупил множество красивых картин и украшений, и мы развесили всё это по стенам. Поросильня, ещё несколько дней назад практически разрушенная, теперь пришла в идеальное состояние и казалась просто раем. Было так здорово осознавать, что у нас есть личное пространство, где до нас не доберутся никакие враги! Каждый вечер мы с Дарси выходили на веранду, устраивались поудобнее на пляжных шезлонгах, купленных мной в тот же поход в магазин, и любовались пейзажами. А они здесь были не хуже, чем в Провинстауне: в пятидесяти шагах виднелась серая полоса трассы, а за ней — пустое поле, покрытое зелёной травой. А вдалеке, у самого горизонта, чернела кромка зафролья**. На закате пылающее ярко-оранжевым пламенем солнце уползало за неё, а ранним утром вновь поднималось и залезало бледными лучами в окна. Никакие посторонние звуки не нарушали сумрачную тишину — лишь изредка по дороге шелестел колёсами последний автобус и тут же исчезал, да невидимые птицы чирикали где-то на ветках деревьев. Такого наслаждения мне ещё не доводилось испытывать ни разу в жизни. Спустя две недели, когда мы уже полностью обосновались на ранчо, я почему-то начал чаще вспоминать те наполненные переживаниями эпизоды, когда мы по чистой случайности встретились с мистером и миссис Хиллс в поезде; когда я стал преступником, поскольку у меня не было иных вариантов спасти нашу любовь… И после того, как этот поступок всплыл в моей памяти, я принялся ещё серьёзнее его обдумывать. Ведь поступил я и вправду нехорошо. И сделал своей сообщницей ни в чём не повинную девушку, которой не хотел причинить вреда, а, наоборот, хотел облегчить её жизнь. Получается, Дарси явилась соучастницей беспричинной остановки поезда. И, следовательно, из-за меня она тоже преступница. А так как мы оба бежали с места происшествия, мы завоевали ещё более худший статус: мы беглые преступники. Если таких находят, то увеличивают им срок заключения вдвое. Но нас-то никто не найдёт — в этом я был уверен на сто процентов! И всё-таки… Тяжело быть нарушителем закона. Я чувствовал себя виноватым перед Дарси, перед её родителями и перед всеми пассажирами, которые тоже ехали в Нью-Йорк, а тут нате вам! — какой-то дебил взял и остановил поезд, не понимая, что творит! Скрывать свои терзания на сердце я не мог. Я поделился впечатлениями с Дарси, и она призналась, что ей тоже становится плохо, едва она в очередной раз осознаёт, что встала на преступный путь. — Джонс, мне очень трудно в такие моменты. Мы с тобой и так были на пути в ад. И нашей целью было с него сойти. Чтобы сделать это, мы были готовы на всё. Покинули родной город и по дороге дров наломали. Хотя всё это и ради пользы… — Не волнуйся, — сказал тогда я. — Мы уже меняем направление. Судьба действительно вела нас в ад. Но сейчас у нас впереди только долгая и счастливая жизнь. — Спасибо, что поддерживаешь меня, Джонс. Я присел на диван и потянулся было за пультом, чтобы включить телевизор. Но что-то задержало меня. Моя рука замерла в воздухе. Я уложил её на подлокотник, и в голове опять замелькали, как кадры киноплёнки, изображения моих пререканий с родителями Дарси, попыток убедить их, что надо оставить нас в покое и позволить нам самим выбрать, как нам жить… Вспомнились слова миссис Хиллс о том, что любовь на самом деле вредна, что она до добра не доведёт. И тут вспыхнула маленькая предательская мысль: а может быть, она права? Именно любовь побудила меня остановить поезд. Ради того, чтобы её сохранить, я с риском для свободы нас двоих нажал на ручку тормоза. Я поступил столь подло ради любви, да вдобавок втянул Дарси. «Это нормально вообще?» — спросил я сам себя. Тогда, в поезде, я пропускал эту нудную лекцию о злой сущности любви мимо ушей, ибо мне было плевать, что там говорят враги. У меня был единственный долг: сделать так, чтобы наши чувства уцелели. А вот теперь я ещё раз, только уже гораздо внимательнее, переваривал полученную информацию, и чем дальше, тем больше возникало сомнений в том, что страстная любовь — такая уж хорошая вещь…