Сказ о сладкой Правде и горькой Лжи

      Я оглушительно чихнула, да так, что аж в ушах зазвенело, а картинка в поле зрения в очередной раз на миг потемнела. Когда-нибудь мои красненькие воспалённые глазки непременно вылетят из орбит по причине подобной процедуры, вот волосы на отсечение готова дать.       От души высморкалась в давным-давно повлажневший носовой платок.       Губительные последствия незапланированного сеанса купания в ледяной морской водице коварно подкрались исподтишка и полноценно настигли меня на следующее утро по приезде в Йокогаму. На самом деле, лёгкая заложенность носа да характерный першащий дискомфорт в горле замечались мною и до сего дня, однако я наивно надеялась, мол, оно само пройдёт. Ан нет, не прошло.       Типичные для простуды симптомы прогрессировали вроде бы и постепенно, но в тот же час достаточно быстро для всего лишь одних суток. Уже в середине нового рабочего дня скверное состояние здоровья вынудило меня ветошью слечь на диванчике в пока, к счастью, пустующем закутке для отдыха. То бишь не слечь, а ссесть, я б так выразилась. Документация по недавней миссии до сих пор требовала моего внимания.       Передислоцировалась я исключительно затем, чтоб не докучать коллегам своим назойливым чиханием да периодическими приступами кашля и вдобавок ненароком не заразить бедолаг. Они мне за подобный «презент» спасибо не скажут, это точно.       — Будьте здоровы, Окадзаки-сан! — тотчас же раздался вежливый отклик привычно учтивого Ацуши на мой не-помню-какой-по-счёту громкий чих.       Трудящийся на благо родины (то бишь, пардон, ВДА) Тигр сидел за рабочим столом как раз наиболее близко к уголку отдыха да терпеливо пичкал меня пожеланиями о здравии. И не надоедает же ему. Упрямый парень. Хвалю.       — Ага. Ты вот прям сразу мне помог, друг мой полосатый. Чудодейственным словом исцелил, — с безбожным сарказмом заворчала я хрипло, на грани слышимости.       Любопытно, а у Накаджимы слух тоже тигриный? На мои около-сварливые бурчания он в ответ никогда ничего не произносил, однако, возможно, мне стоит поменьше язвить, дабы не обидеть столь милого ребёнка?.. А, не. Сейчас сие элементарно не в моей компетенции. Мне попросту нужно как-нибудь отвлекаться от всего этого безобразия, заключающегося в остро ноющих висках, слабости почти в каждой мышце и слегка рассеянной Концентрации. Последнее, кстати, особенно неприятный нюанс.       А потом тело мало-помалу начало выкручивать в суставах, пробираясь данной совершенно отвратительной, пронизывающей ломотой, как мерещилось, аж внутрь самих костей. Температура, мать её перемать, подымается.       И тогда-то я уже улеглась на диване как миленькая. В вертикальное положение отныне возвращаться не хотелось. Вообще. Никогда в жизни, ежели честно. Сил даже доползти до каморки, где я теперь ночевала, не осталось. В довесок изувеченная перевязанная пятерня сейчас болит что капец.       Инстинктивно обхватила себя левой рукой, параллельно калачиком сворачиваясь на мягкой обивке. Плотно зажмурила мерзко слезящиеся очи. Судорожно вытолкнула раскалённый воздух сквозь крепко-накрепко стиснутые зубы. Надсадно закашлялась. Вновь облизнула засохшую тонкую корку кожи на щемящих устах.       Господи, глотку словно бы кто самыми натуральными когтями царапает. Причём объятыми немилостиво жгущимся огнём.       Общая немощность в организме плавно перерастала в противную мелкую дрожь. Не пойму, мне холодно или жарко? Ни то и ни другое. Как обычно, хе-хех. Ох, Божечки, мой юмор становится ещё более идиотским, когда я пребываю в не шибко адекватной кондиции.       Мне бы с конторы детективов домой отпроситься по состоянию здоровья. Да только вот — ха-ха! — жилище-то у меня сейчас отсутствует в принципе. Работа — мой дом, как бы сие иронично ни звучало. Плюс я банально не могу позволить себе уйти на покой (ой, немного не ту формулировку подобрала, бывает)… то есть уйти отдыхать, когда у меня ещё остались незавершённые дела. Чёрт, вероятно, Куникида на меня дурно влияет со своим пресловутым прагматичным перфекционизмом. Ну, учитель же он, в конце-то концов, или кто? Ему подобное перевоспитание окружающих, наверное, по уставу положено.       Вопрос отправиться в больницу мной даже не рассматривался. Не возникает никакого желания снова угодить в распростёртые лапы устроивших мне засаду врагов. Шестой раз наступать на старые грабли — это уже слишком. Тем паче с моим-то плачевным самочувствием.       Тц, да ничего тут страшного нет. Ни-че-го. Перетерплю сию заразу и заново вернусь в строй. Просто. Потерпеть. Мне под силу задание подобного масштаба. Здесь нет ничегошеньки сложного. Всё пройдёт, не успею я и глазом моргнуть. Да. Нормально всё будет.       А то, что нынче меня будто бы катком переехали — это ничего, это не беда. Главное, что с остальными всё в порядке.       Вон — Эдогава вообще счастливчик неимоверный. Ему хоть бы хны на наш обоюдный экстремальный заплыв. А это он ещё дольше меня в холоднющей воде барахтался так-то.       Поразительный иммунитет. В чём секрет? Сладости и вредная еда помогают, что ли? Нет, он определённо инопланетянин. Всё. Любые сомнения отпали.       Едва уловимое шарканье чужих ботинок, смутно узнаваемый по неумолимо приближающейся чеканной поступи индивидуум и внезапный тихий стук некоего твёрдого предмета о поверхность столешницы рядом заставили меня разомкнуть воистину неподъёмные веки. Лишь для того, чтобы осоловело уставиться на немыслимо странное зрелище: чуть согнувшегося в позвоночнике Куникиду, аккуратно водружающего чашку на столик подле оставленных мною там листов бумаги с недописанными отчётами.       Ч…то? Это он мне чего-то попить принёс, что ль?.. С-серьёзно? Да нет, не может быть.       В какой фазе сегодня луна, не знаете? А про особенное расположение созвездий с планетами там ничего случайно не слышно? Потому что вот сейчас творится нечто совсем несвойственное обыкновенному порядку вещей в нашей Вселенной.       Вмиг засёкший моё внимание Доппо воздел на меня взгляд и на долю мгновения замер в подобии полупоклона из-за того, что доселе ему довелось нагнуться к столешнице.       Неужели думал, дескать, я решила вздремнуть? И по данной причине он теперь, кажется, самую малость застигнут врасплох. Либо у меня уже галлюцинации на почве лихорадки? Да. Да, скорее всего.       На моё недоумевающее молчаливое моргание сенсей как-то капельку сконфуженно (?) кашлянул, специально неторопливо распрямился в хребте, возвратив спине прежнюю идеальную осанку, да негромко продекларировал не без присущей ему строгости:       — Собралась помереть прямо в офисе, проблемная? И кому потом придётся возиться с твоим трупом? Разумеется, мне. Что, естественно, означает опять абсолютно испорченный график. — Ну, неплохая попытка к приободрению. На «троечку» прокатит. — Вот, — возвышающийся надо мной мужчина с чрезвычайной невозмутимостью указал подбородком на притащенную им посудину. — Я совершенно случайно по ошибке заварил себе вместо чёрного чая жаропонижающее. У них практически одинаковые пакетики. Нет желания выбрасывать лекарство понапрасну. Так что радуйся своей удаче, — и с непоколебимой суровостью поправил очки на носу.       Вао, я точно не заснула, покуда бесцельно тут валялась? Или это плод моего больного воображения? Не верю. Я вообще в нашей реальности ныне нахожусь? Поскольку мой педантичный учитель определённо не мог отвлечься от собственного посекундно распланированного распорядка дня и заявиться сюда, чтоб просто-напросто любезно даровать мне якобы по неосторожности залитое кипятком жаропонижающее. Не-не, так не бывает.       Доппо уже развернулся, дабы по традиции размеренным солдатским шагом безмолвно покинуть ограждённый витражами ширм закуток, как я опомнилась, прекрасно осознавая, что галлюцинации здесь абсолютно ни при чём. Просто наставник таким завуалированным методом своеобразно проявляет заботу о своих подопечных. Весьма мило с его стороны. Без шуток.       — Хе, спасибо Вам, — вяловато улыбнулась в спину резко притормозившему блондину, намеревавшемуся уже благополучно ретироваться по-английски. — Вы очень добры, Куникида-сенсей, — не без чистосердечной признательности дополнила, помалу приняв сидячее положение, чтобы нормально выпить лекарство.       Уж не ведаю, что конкретно я сказала не так, но не дошедший до выхода Доппо нежданно-негаданно рывком крутнулся обратно ко мне и совершенно непредсказуемо вспылил:       — Ты за что меня благодаришь, а?! Я же человеческим языком объяснил, что это ошибка! О-шиб-ка! — Ой, да словно бы я не в курсе, что Вы, учитель, никогда не допускаете оплошностей. Ну, по крайней мере, в таких вещах. — Тебе просто повезло, поняла?!       Не донеся кромку чашки до сухих губ, я чуток изумлённо воззрилась на негодующе разглагольствующего да экспрессивно жестикулирующего коллегу.       По-видимому, я наблюдаю крайнюю степень смущения у данного персонажа. Либо мне снова чудится? Чего так гневаться из-за элементарной признательности? Нет, ему явно неудобно принимать благодарности. Получается, необходимо немножко подыграть.       — Тогда спасибо Вам за эту ошибку, — натянуто усмехнулась буквально пышущему раздражением мужчине. — Иногда даже оплошности бывают полезными, хех, — со щепоткой неловкости потёрла устеленную липкой испариной кожу лба.       Разрулить накалившуюся ситуацию с таким порой взрывоопасным в аспекте эмоций субъектом та ещё задачка.       Впрочем, дальше все пародии на оправдания не понадобились. Мой внезапный добрый самаритянин остыл настолько же стремительно, насколько и вспыхнул давеча, аки зажжённая спичка. Важно расправил могучие плечи да гораздо тише, по сравнению с предыдущей пламенной тирадой, бескомпромиссно, ровно принялся вещать:       — Чтоб быстро выздоровела и не смела больше нарушать график Агентства, ясно? И про тренировки, к слову, тоже не забывай, — безапелляционно напомнил наставник, заодно предупреждающе сверкнув стёклышками прямоугольных линз. — Как только оклемаешься, сразу к нашим урокам вернёмся. Поблажек за такое отлынивание не жди. — Вот тут охотно верю. Он из меня отбивную состряпает, как пить дать. А засим на гриле поджарит и слопает-таки, наконец.       Слабо хохотнула да утвердительно кивнула в спину спешно удаляющемуся отсюда Доппо. Запамятовала совсем, что он ведь затылком моего качания головой узреть не сумеет. Блин, нужно было ответить. Но, к сожалению, на тот момент рот у меня был занят горячей, до оскомины кислющей жидкостью (а на вкус очень даже ничего, кстати!), каковая плескалась в принесённой сенсеем ёмкости. Ну и ладно. Учитель же в курсе: я перечить начальству не стала бы. Молчание в знак согласия получилось, в общем.       Помощь лекарства проявилась, вестимо, вовсе не молниеносно. Однако облегчение, которое нахлынуло на меня мягко окутывающей волной цунами с началом действия препарата, было попросту неописуемо великолепным. Как минимум, отступила ломота в костях да прекратили отчаянно ныть виски.       Вот так. Уже можно жить. Точнее, можно бы было, кабы ко мне в мой укромный уголок не ворвалось одно небезызвестное перебинтованное «нечто» в бежевом плаще, безо всяких стеснений рушащее воцарившуюся внутри меня тень идиллии некоего умиротворения.       Ох, Осаму, мать твою за ногу, сто лет тебя не видела. И, если честно, ещё б столько же хотела не видеть, ей-богу!       — А вот и наш лазарет! — ещё у ширм взялся чрезмерно оглушающе тараторить этот Змеёныш. — У-у-у, вижу, ты совсем плоха, Бан-чан! — с бессовестной жизнерадостностью констатировал, когда плюхнулся прямиком на диванчик напротив мрачнеющей меня да перегнулся через столешницу, дабы якобы повнимательнее рассмотреть мою полумёртвую особу.       Проклятье, как же он орал. Виски ныть перестали, да? Забудьте, что я сказала! Сия Гадина успешно возвратила мне в черепную коробку интенсивную тупую боль!       — Дазай-сан, не кричите так, Бога ради, — попробовала вяло утихомирить разошедшегося в театральном монологе суицидального маньяка и утомлённо помассировала кожу над скулой.       Все мы в курсе, что чем мощнее сопротивление, тем неприятнее будет и отдача впоследствии. Короче, лучше б я помалкивала, отсиживаясь в сторонке бесплотным призраком.       — Ой, ладно-ладно, — сперва почти раскаятельным шёпотом зашипела эта Змеюка, а затем с преувеличенной виноватостью, очевидно, нарочно возопила во всю лужёную глотку, вынудив меня непроизвольно поморщиться: — Прости-прости! — Оратор совершил даже слишком длинную для его болтливого языка паузу, демонстративно подпёр пальцами подбородок в притворной озадаченности и с гадковатой елейностью пропел: — Я вот всё задаюсь вопросом, а почему же ты не пойдёшь лечиться домой? Ах да, то-о-очно…       У меня создаётся впечатление, дескать, мои глазные яблоки вот прям щас закатятся настолько, что будут направлены внешней частью к затылку.       Он ведь сто процентов специально нарывается.       — Пожалуйста, можно мне Вас придушить? — пробормотала не без откровенной усталости, прокашлялась в кулак да привалилась к спинке дивана позади.       Пыталась измученно отшутиться на свой изощрённый лад, но совсем позабыла, с кем имею честь вести диалог.       — О-о-о! — мерцающие глубоким шоколадным оттенком очи визави ярко заискрились, вероятно, неподдельным восторгом, сопряжённым с трепетной надеждой. — А ты на полном серьёзе это сделаешь?! Своими изящными ручками?! Я согласен! — он с готовностью вскочил на ноги, покорно раскинув лапки, а я схватилась за голову, тихонько завывая. Зачем. Так. Вопить?! Ох, мать, бедная моя черепушка… Не щадишь её, так пощади хоть собственные голосовые связки, Змеище! — Ну же, скорее! Я весь в нетерпении! Погибнуть от рук Предвестницы смерти — гораздо неординарнее, чем просто лезть в петлю или, например, сигануть с крыши!.. — и типично изобразил жутко пафосную позу, за малым не прыгая на месте от невообразимого счастья, напрочь его ослепившего.       Я упоминала, что люто ненавижу сего дурня? Ежели нет, то теперь уже.       — О-ох, — тем часом баюкая свой немилостиво ноющий котелок, только и выдавила на грани слуха, параллельно скрутившись в три погибели.       — Дазай! — прервав безостановочное тарахтение фаната самоубийств, неожиданно гаркнули со стороны ширм так, что я аж нервозно икнула, застыла скукоженным истуканом да, вздёргивая подбородок, устремила слегка панический взор на нарисовавшегося там Куникиду, чья массивная фигура преграждала путь к какой-либо капитуляции. Под горячий пудовый кулачище наставника попадать уж очень не хотелось. Тут и без того хреново. — Опять. Ты. За своё?! — с опасным блеском в светло-зелёных глазах, пугающе отделяя практически каждое слово, зарычал рассерженный Доппо, заодно угрожающе-медлительно засучив рукава. — Тебе сколько раз уже сказано было идти работать, лентяя ты кусок! Значит, иди… — перманентно безмятежный суицидник был крепко сцапан за шиворот да со всего размаху отправлен пинком под зад в направлении выхода из закутка отдыха, — и работай, лодырь проклятый!       Грохот из-за падения того дурня прогремел ужасный. Мне порой смутно мерещится, мол, Осаму не просто больной на голову экстраверт. Он до кучи ещё и мазохист.       Сбавившийся было на пару октав гомон служащих офиса постепенно вернулся к прежней громкости. Все здесь уже привычные к подобным выкрутасам данного неслаженного в плане взаимоотношений дуэта.       Обратно выровнявший осанку Доппо с важностью отряхнул ладони, будто недавно трогал нечто несусветно грязное (в принципе, недалеко от истины, ага), и целеустремлённо помаршировал туда, куда только что буквально запульнул своего горемычного напарничка. Хе, кажется, кое-кого ждёт заслуженная «добавка».       Пока он ещё не ретировался к поставленной перед собою «идее-фикс», я решила изречь не без искренней признательности, невольно повторяясь:       — Спасибо Вам, Куникида-сенсей. — Приподняла уголки губ в вяловатой лыбе, всё тем же тоном дополнив: — Несомненно, Вы мой герой сегодня.       Мужчина затормозил, озирнулся через плечо, задевая меня скошенным бесстрастным взглядом, и веско, невозмутимо да кратко отчеканил:       — Просто молчи, лечись и не отсвечивай, — дав мне эти ценные указания, он незамедлительно отправился к своей валяющейся где-то за пределами ширм цели… которая явно даже сопротивляться особо не желала, не намереваясь банально спасаться бегством. Вот честно, мазохист мазохистом.       Приказа начальства я ослушаться элементарно не имела права. В общем, я попросту заново улеглась на диванчике на бок, примостив неизменно разгорячённую щеку на не раненной пятерне.       Окунуться в липкую полудрёму из-за противного насморка и регулярно неистово обжигающего горло кашлянья не получалось от слова «совсем». А когда из данной затеи вроде как более-менее начало всё же что-то вытанцовываться, меня прервали уже способом, что был гораздо, гораздо бесцеремоннее предыдущего.       Нет, неизбежно грядущий, стремительно нарастающий звук чрезвычайно гулких шагов мне удалось различить почти сразу. Однако отнюдь не это послужило причиной для моего окончательного пробуждения из-под чар простудного транса.       Некто навис надо мною самым натуральным Дамокловым мечом, без сомнений, собирающимся отсечь мою гудящую головушку. Из-за резкого узнавания данного индивидуума я решила усердно продолжать делать вид, дескать, беспробудно сплю. Ну, или сдохла, на худой конец. Авось прокатит.       — Проснись и пой, лежебока! — рявкнули мне прямёхонько в самое ухо дурным звонким голосом.       Эх, нет, увы, не прокатило. Господи, откуда у сего невыносимого уникума вообще взялись силы на то, чтобы меня добить, кто б мне ответил? У него Вечный энергетический двигатель где-то в закромах заныкан, что ль?       Отчего такая жестокая несправедливость: я тут в полутруп переквалифицировалась, а он вот бодрячком по штабу шастает?       Борясь с острейшим режущим импульсом, насквозь пронзившим черепную коробку, безумно неохотно разлепила тяжеленные веки да, увидав возвышающегося надо мной, до зубного скрежета знакомого персонажа, не сдержала обречённого тихого стона мученика:       — Не-е-ет…       Валялось бы здесь одеяло, я б им аж по самую маковку укуталась, дабы отгородиться от одной лукаво усмехающейся и весело щурящейся сверху лисьей моськи.       Чернильно-чёрные выровненные пряди не шибко длинных волос у нахального вторженца в моё личное пространство по традиции неопрятно растрёпаны во все стороны. Картуз привычно придавливает лохматую шевелюру на макушке.       Белоснежная рубашка, что об утюге никогда и не слыхивала даже, как обычно, не заправлена в штаны. В карманах оных в излюбленном классическом жесте спрятаны обе кисти. Измятый синий галстук в мелкую полоску раздражающе качается туда-сюда, ниспадая по причине его капельку согнувшегося в позвоночнике обладателя. Зеленеющие между густыми тёмными ресницами очи настораживающе поблёскивают.       Смотрю, он при полном параде. Готов нырять в омут «игры» с головой, не иначе.       В придачу жаждет меня стопудово угробить, раз ни на грамм не сбавляет громкости в чересчур задорном голосочке, тотчас же живо парировав бескомпромиссным:       — Да-а! — Мне аж зажмуриться и плотно стиснуть челюсти приходится. Господи Иисусе, они с Осаму на пару вздумали укокошить меня оглушительными звуками. — Мы с тобой идём на задание! На очень, очень срочное задание! — Сгинь с глаз моих долой со своим треклятым «заданием»! Не до тебя мне сейчас, как ты не видишь, балбес?!       Изнеможённо выдыхаю. Максимально быстро перебарываю очередной приступ кашля. Худо-бедно приподнимаю корпус с помощью локтя здоровой верхней конечности. Вновь аккуратно приняв усидчивое положение, мимоходом ворчливо начинаю тщетные потуги в оправдания:       — Я всё понимаю, Рампо, но, если ты не заметил, я как бы нетранспортабельна немножко. — Несколько раз хлопаю против воли взмокшими ресницами, кое-как очухиваясь от резковатой смены позы. Вао, звёздочки, точечки, кружочки… Вот это фантасмагория. — Нет, не немножко. Совсем, — вяло выношу самой себе неутешительный вердикт. — Лучше возьми с собой кого-нибудь другого, — не без толики утомлённой надежды снизу вверх взираю на потревожившего меня сыщика.       И прекрасно осознаю один-единственный тривиальный факт: ему по-фиг. Что на мои отмазки, что на моё состояние, что вообще на всех и вся. Для него в приоритете исключительно то, чего желает именно он. Причём он добивается сего любыми средствами.       — Да ладно тебе придуриваться-то! Вставай-вставай! Хорош тут киснуть почём зря! — беззаботно тараторят надо мною. А дальше меня за предплечье беззастенчиво вздёргивают на чуточку нетвёрдые ноги. Боже, даже Куникида не такой изверг, как сие недоразумение в псевдо-фуражке. Сопротивляться бесполезно. Себе дороже просто. Потом данный чрезмерно беспардонный субъект вдруг решает снисходительно смилостивиться: — Ой, так уж и быть, я даже могу повести тебя под локоть, если ты, непутёвая, нормально ходить не хочешь. — Не «не хочу», а «банально не способна», блин. — Гордись! Ты опять будешь идти рука об руку с самым Величайшим детективом всего мира!       Покуда я с горем пополам стараюсь оклематься после насильственного «восстания из мёртвых», меня уже благополучненько тащат на буксире за верхнюю конечность в направлении парадной двери.       Ни стыда, ни совести у этого эгоцентричного Лисёныша отродясь не существовало. И никто ведь из коллег «спасать» мою многострадальную персону не собирается, верно? Не в их компетенции ему даже словечко поперёк сказать, кто б сомневался.       Меня особо не смущает моя капитуляция пред внезапным захватчиком. Мне попросту всё равно. Возвратиться бы в горизонтальное положение, и было б вообще зашибись.       Пока моё ослабленное тело без какого-либо стеснения волокут по коридору прямиком к кабине лифта, я не без затаённой язвительности полусонно, безучастно бормочу в ответ запоздалое:       — О, я вне себя от гордости. — И злости, в принципе, тоже, ага.       Мы неожиданно тормозим, и я даже не испытываю удивления, когда лисья мордашка с подозрительно сверкающими насыщенными малахитами глазёнок резко сокращает дистанцию меж моим наверняка осунувшимся, по-прежнему уставшим лицом.       Раскалённое, слегка натужное дыхание перемешивается с невесомым тёплым шевелением воздуха, как и мы сами за малым не сталкиваемся друг с другом носами. Традиционный хитрый оскал напротив сменяется недовольно опущенными книзу краешками рта.       Божечки, да что ему уже снова не нравится?       — Что-то я не наблюдаю в твоём виде ничего связанного с гордостью, — напрягающе-капризно тянет собеседник, тщательно изучая придирчивым взором мою угрюмую физиономию да ни на миллиметр не отстраняясь от малость дезориентированной меня. — Ты что, смеешь неуважительно относиться к Великому детективу?       — Я больна как бы, если ты, о Великий, не заметил, — не прекращая укоризненно коситься на коллегу, отворачиваю голову от настырной рожицы визави, заодно заслонив осушенные уста левой кистью. Не из-за излишней близости, нет. Банально не желаю заразить сие дедуктивное горюшко. Просто полиция Йокогамы меня сто процентов за решётку упечёт за невольное выведение из строя Гениального сыщика.       — О, как самокритично! — весьма задорно провозглашает мой нынешний поводырь и, резво отпрянув, возобновляет наше обоюдное неторопливое продвижение к необходимой конкретно ему цели. Так-с, его интонация ничегошеньки доброго мне не предвещает. Уж слишком она озорная для данной ситуации. — Но этот факт я ещё при первой встрече с тобой понял! Даже без использования «Сверхдедукции», кстати! Незачем было и говорить. Зря только воздух сотрясаешь и делишься своими, типа, сокровенными секретиками!       Ещё и ёрничает, зараза. Вытурил заболевшего человека из мнимой «палаты» и доволен собою, как слон после купания. Этот неугомонный Лисёныш в аспекте моральных пыток определённо наравне с гадючным Дазаем. Ежели не выше на пару-тройку уровней.       — Тц, я о простуде тебе толкую, между прочим! — раздосадованно тряхнула собранными в низкий хвост белёсыми локонами, покуда мы благополучно забирались в поданный на наш этаж по нажатию кнопки лифт. — Мне нехорошо, вообще-то, — с упрёком прошипела да дёрнула крепко зафиксированной ранее чужим захватом рукой. Меня тотчас отпустили, и на том спасибо. Без таких бедовых помощничков обойдусь, ей-богу.       — А, ничего. Это быстро пройдёт, — он якобы участливо, беспечно отмахнулся да выудил какую-то рандомную конфету из своих поистине бездонных запасов. Засим не без издёвки добавил, плутовато покосившись откровенно пакостным взглядом на меня: — В отличие от основного диагноза.       Упырь. Просто упырь. Из какой он там планеты прибыл? Пускай берёт свою грёбаную летающую тарелку и отправляется нафиг обратно. Сейчас же, мать его!       — Р-Р-Рампо, блин!.. — мой доселе уравновешенный, достаточно тихий тембр непроизвольно перерастает в утробное да пробирающее рычание. Скошенный в направлении безмятежного, даже какого-то чуть торжествующего спутника взор с предостережением заостряется.       И нежданно-негаданно до меня доходит кое-какая ошеломляющая догадка. Словно разряд молнии, меня поражает элементарное осознание неоспоримой истины.       Да ему же… просто-напросто нравится, когда я агрюсь на него! Он, блин, попросту наслаждается этим, походу.       Опять нагло провоцирует, выводит на эмоции, упырёныш энергетический. Ясно теперь, чего он настолько бодренький. Эмоциональные силы из окружающих высасывает! Ну и ну. Совсем зазнался.       Именно посему я буквально заставила себя с мысленным отсчётом до десяти бесшумно вытолкнуть горячий воздух через пересохшие губы да отвернуться от созерцания чересчур жизнерадостного, пуще прежнего победоносно разухмылявшегося компаньона, а далее озлобленно цыкнуть в сторонку и взяться самозабвенно натягивать на себя прихваченное впопыхах пальто.       Больше не намереваюсь даровать сему шкодливому Лисёнышу столь чудесную возможность — планомерно играть на тонких струнах моих нервов. Нужно, пожалуй, возвращаться к тактике стоического сохранения безмолвия. Так будет на порядок спокойнее.       По правде говоря, с погружением в обволакивающую свежесть уличной прохлады мне стало… чуток полегче, что ли? Влажная атмосфера вынудила насморк плавно иссякнуть, что жутко порадовало. Даже в черепной коробке прояснилось, а виски ныли не настолько губительно.       Хм, может, оно и к лучшему — «задание» это его? Или попросту действие лекарства окончательно вступило в свои права? А, без разницы…       Уже радует факт того, что я просто жива.