Сказ о сладкой Правде и горькой Лжи

      Кажется, медицина в книге нашего оппонента и вправду имела необычайно высокий уровень. Поскольку то, что мне плавно становилось лучше, иначе не объяснишь. Треклятая боль, по крайней мере, постепенно затухала, перевоплощаясь из неистово стреляющей в тупую и ноющую. Кровотечение тоже понемножку замедлялось.       Славно. Отлично. Да что там?.. Это офигенно!       Ладно, мистер По, так уж и быть, очко Вам за это, как выразился бы один небезызвестный Великий сыщик. Пощадили, непутёвую, и на том спасибо.       Впрочем, возможно, дальше в сценарии его романа для меня уготована участь ещё похуже?.. Ну, завершение начатого, я имею в виду.       А моё откровенно плачевное состояние сглаживалось до отметки «вполне сносное». Бесспорный плюс заключался и в том, что организм, наконец, избавился от постоянных мелких передёргиваний из-за режущих ощущений в районе увечий. Хей, ведь даже бедро меньше покалывать стало!       Да это ж отпад! Божечки, до чего же хорошо, когда неимоверное жжение хотя б чуть-чуть отступает… Восхитительно. Вернуться бы домой — и всё было б вообще зашибись.       Теперь и бинтованием вроде заняться можно нормально, без скулежа да сдавленных всхлипываний при каждом мизерном движении. Вот только ткань платья, зараза, умудрилась успеть чуток присохнуть багровой коркой в области пострадавшего плеча. Везение не вечно, что ж здесь ещё добавишь?..       Одной левой, естественно, орудовать будет (хех) не с руки, однако я и не с таким ранее справлялась, в конце-то концов!       И-и-и… вносите в студию пуще прежнего возобновившуюся боль! А, не надо. Она уже и так, в принципе, туточки.       Ох. Какой же это кошмар. Затянувшееся, бредовое, бессмысленное, страшно реалистичное сновидение, навеянное нам троим чужим даром. Когда мы уже проснёмся, кто бы мне сказал?       Начинающуюся пониже затылка собачку молнии на ненавистном позорном элементе гардероба горничной мне еле удалось нащупать, а затем и, вестимо, худо-бедно расстегнуть, параллельно периодически морщась по причине отнюдь не приятных ощущений в районе давешнего повреждения. Предварительно специально смоченная перекисью водорода материя в точке колотой раны отстала от кожи не без интенсивнее обострившегося болезненного сопровождения.       Ничего-ничего. Это пройдёт. Терпение, только терпение. И шипение сквозь крепко стиснутые челюсти да регулярное безжалостное истязание зубами покусанных до крови губ в довесок, ага. Проверенные временем методы эффективного подавления нежеланных звуков, так и жаждущих политься изо рта при тяжёлых травмах любого сорта. Всё как всегда.       Так-с. Лады. Уже прогресс.       Наиболее осторожненько принялась стаскивать удлинённые рукава дурацкого платья. Засим освободила туловище именно от верхней части ни на что не годной тряпицы да наотмашь отбросила её бесцельно свисать на колени.       Ух, какое ж облегчение всё-таки! Аж дышать попроще, честное слово. Прохладно, правда, но не критично. Благо, бюстгальтер на мне имелся. Радостный нюанс, что ни говори.       Увечье в области между плечевым суставом и ключицей выглядело… мягко говоря, плохо да обладало чёткими ровными краями, словно не плоть человеческая, а продырявленный кухонным ножом ломоть масла. Отменно наточенное лезвие широковатым оказалось — вот и разрез соответствующий. Гадство. Хорошо же меня приголубило.       Снова ненадолго зажала перманентно исподволь кровоточащее повреждение стерильной марлевой салфеткой, аккуратно выуженной из докторских принадлежностей, любезно подсунутых мне на кромку столешницы ушедшей Акико.       Святая женщина, ей-богу. Вот не желала б столь маньячно всем и вся проблем со здоровьем ради использования собственного дара — вообще бы цены ей тогда не было!       Капельку нервозно покосилась на одиноко валяющийся с противоположной стороны столика, вынутый из меня недавно предмет, практически целиком испачканный в запёкшейся алой субстанции.       Эм, а заболевания крови здесь, в книжном мире, существуют? Меня как бы чужим орудием убийства пронзило.       Господи, По, я просто-напросто буду со всеми оставшимися глубоко в душе крохами оптимизма искренне верить, что ты не такой чокнутый изверг, дабы продумывать подобные мельчайшие детали.       Однако до одури брезгливо и ужасно мерзко мне стало всё равно. Аж замутило даже на одну краткую минуту.       Повторюсь: данное измерение литературного чтива чувствуется чересчур реально. Будь оно всё проклято.       Потянулась было за выделяющейся белёсым оттенком катушкой бинта в аптечке, как позади внезапно раздался буквально неуловимый скрип дверных петель.       Кто-то один.       Я особо не вслушивалась в ситуацию за пределами комнаты, но, кажется, доселе откуда-то из недр коридора доносились отдалённые звуки некоего диалога вполне узнаваемой для меня пары голосов наперебой с двойным эхом смутно знакомых шагов.       Тотчас озирнулась через плечо.       О, какие люди. Явился — не запылился, блудный Лис. Слава всем Богам. Жив.       А Йосано, вероятно, специально подзадержалась, позволяя мне тет-а-тет провести запланированную воспитательную беседу по поводу кое-какого чрезмерно крупного заблуждения у одного гениального недоразумения.       Умно́. Спасибо. Стоит хотя бы попробовать. Может, уговоры Акико ранее плюс мои сейчас дадут в сумме желаемый результат?       Фух, обнадёживает хоть, что с ним всё в порядке. Впрочем, относительно, пожалуй.       Застывший на миг у порога скульптурой самому себе Эдогава выглядел достаточно напряжённо. Кожа его белела даже малость ослепляюще на фоне тёмного дверного проёма, затемнённой гаммы в расцветке традиционного убранства да аналогично угольно-чёрных ровных, косо подстриженных прядей волос. Перехваченный мною взор шире обычного распахнутых насыщенно-малахитовых омутов померещился мне каким-то… опустошённым и заодно встревоженным, что ли? На классическую лисью ухмылку даже лёгкий намёк отсутствовал.       Ох, ну чего ты, глупенький, в самом-то деле? Ты же с трупами извечно на своих обожаемых расследованиях контактируешь. Неужто переволновался по причине какого-то незначительного ранения какой-то незначительной меня?       А, или это он из-за?.. Проклятье. Разумеется.       Возникшее первостепенно с установлением меж нами зрительного контакта желание спросить, как успехи в поисках, обрубилось вовремя нагрянувшим в черепную коробку логичным осознанием, что и без объяснений всё кристально понятно. Нас бы тут не было, кабы он разоблачил преступника. Вот потому-то он в таком угнетённом состоянии и пребывает. Вот же ж… поистине неподходящий настрой для дипломатических переговоров о его мнимой сверхспособности.       Н-да, а меня б он ещё сто пудов вдобавок за тупые риторические вопросы вновь с излюбленным едким сарказмом пожурил бы. И правильно сделал бы, в принципе.       Посему я со шлейфом горечи ответила самостоятельно, будто бы для себя:       — Ничего, да? — от полувопросительной интонации избавиться всё равно не удалось. Изнеможённо вздохнула и отвернулась от подозрительно безмолвного собеседника обратно к столу. Всё было напрасно. Естественно. Я ничем не сумела помочь. Лишь переполошила всех почём зря. Хреновый из меня телохранитель, если я и себя-то защитить не в силах. Определённо, ему нужно было выбрать тогда кого-нибудь другого… С несусветным разочарованием по причине собственной халатности коротко прошептала в по-прежнему царящую здесь звенящую тишину: — Конечно же. Чёртов Кот. — Ну, не «обласкать» на грани слышимости и самого главного виновника нашего щекотливого положения я банально не могла. Уж шибко соблазн велик. Как тут сдержаться, когда творится всякая неведомая хрень?!       Замерший в дверях персонаж спустя пару-тройку мгновений настораживающего бездействия направился непосредственно сюда, судя по приближающейся какой-то слегка сбивающейся с ритма, по доподлинно неизвестному поводу капельку спешной (?) поступи. Либо мне уже совсем глючится?.. Размещающееся с правого боку кресло, где давеча восседала моя спасительница-Акико, скрежетнуло пружинами в обивке под чужим весом.       Стрельнула взором на умостившегося рядышком Рампо, явно в недовольстве щурящегося, поджимающего тонкие уста да хмурящего темнеющие брови.       И меня ничуть не смущает, что я здесь как бы нижним бельём перед представителем мужского пола щеголяю. Чего его после всего-то, что раньше было, стесняться, серьёзно?       Хочет сидеть, пусть сидит, Бога ради. Кто ж ему не даёт? Он ведь тут главный, как сам изволил недавно выразиться.       Вот обвяжу на скорую руку покалеченный плечевой сустав и сразу возьмусь за потуги вбить кое-кому в его гениальную головушку о том, что это конкретно она у него гениальна, а не какой-то там кусок пластиковых дужек с парочкой линз или фантомные потусторонние «супер-силы».       — М? — только и сумела недоуменно обронить я, когда у меня из-под почти достигшей требуемой цели левой ладони вдруг без спросу утащили белоснежный свёрток бинта. Опять воззрилась на почему-то непривычно решительного компаньона подле. О, да ладно?.. Хе, я уже устала удивляться тебе, Лис, поэтому попросту приму сие как должное. — Подсобишь мне с перевязкой, — догадалась и против воли кривовато усмехнулась. Дежавю прям. Однако… Заслуживаю ли я вообще подобного, а, Величайший детектив? — Как в старые добрые, верно? А я довольно неплохой манекен для тренировок твоих навыков врачевания, не находишь? Хотя бы где-нибудь пригожусь, хе-хех!.. — до жути иронично захихикала в финале фразы. Но нетипично мрачная моська справа вынудила мой натянутый оскал тотчас сползти, а нездоровый сардонический хохот — затихнуть, практически не начавшись.       Да что не так-то? Просто попыталась разрядить обстановку. Хоть как-нибудь. У меня оно уже само по себе, рефлекторно лезет изо всех щелей. Поскольку уж лучше смех, нежели слёзы.       Чуть понуро устремила взгляд в направлении коленок. Без лишних слов немного отвела верхнюю конечность с ранением у основания, тем самым подставив оное для более удобного обматывания бинтами.       Не забывала и тщательно контролировать мимику, сводя эмоции на лице к минимуму, дабы не демонстрировать нынешнему «врачу», что порез под удерживаемым мной доселе куском марли неизменно словно бы жалят огненные язычки — почти потухшие, однако перманентно весьма ощутимые, периодически немилостиво обжигающие.       Зато пресловутая тактильность сбавила обороты. Нет, теперь району кожи, где когда-то торчал кинжал, определённо не до моей глупой гиперчувствительности в аспекте бережных прикосновений. Ну, возможно, так даже лучше. Для всех.       Лента бинта размеренно двигается по дуге кругом пострадавшего участка моего организма под наше обоюдное гнетущее молчание. Во всяком случае мне оно чудится именно таковым. Неприятно. И это я даже не о порой возникающей беспощадно пульсирующей боли при перевязке.       Временный «доктор» по-прежнему ничегошеньки не говорит. Злится. Как пить дать, он злится. На меня, вестимо. Что ж, не могу судить его за это. Поделом.       Задумчиво покусываю нижнюю губу. Иногда капельку натужно дышу, когда рана в особенности даёт о себе знать. Но терплю. Привычное дело же.       С чего б начать-то? Надо бы уже план по поводу воспитательной беседы в жизнь воплощать. Вполне подходящий момент, наверное. Надеюсь на это, по крайней мере.       — Слушай, — совсем негромко, будто вещая сказку на ночь для родного дитя, стартую заготовленную в мозгу речь с типичного подобия просьбы. Максимально спокойно подымаю взор на мимолётом безмолвно зыркнувшего на меня из-под длинных ресниц сыщика, не отвлекающегося от занятия по превращению моей персоны в частичную пародию на мумию. — Ты ведь и сам начинаешь понимать, что нет у тебя никакого мистического дара. Я же могу чувствовать использование сверхспособностей у эсперов. И ты — определённо не один из них, — как можно лояльнее выдыхаю в итоге, искренне уповая на отсутствие бурной реакции. Эх, наивная. Рампо и отсутствие бурной реакции — вещи априори несовместимые.       Я, честно, стараюсь ободрить союзника своей откровенно вялой, вымученной полуулыбкой. Однако с данным человеком ничего не бывает просто. Никогда.       Он шумно сопит. Интенсивнее стискивает в пальцах ни в чём не повинную катушку тонкой белой ткани, параллельно явно не нарочно натянув оную гораздо мощнее, ощутимее. Для меня. Посему мне доводится молча терпеть, поджимая бескровные уста. Впрочем, горе-врач быстро приходит в себя, сразу ослабляя хватку.       Над контролем эмоций ему ещё работать и работать. Как и мне, в принципе, ага.       Сформулировав мысль в своей гениальной черепушке, напарник всё-таки берётся достаточно звучно да экспрессивно восклицать слегка охрипшим — наверняка после длительного безмолвия — голосом:       — Великий детектив никогда не будет опираться на какие-то там чувства! Только подтверждённые факты и неоспоримые логические выводы имеют значение! — Смотрю на него в ответ не без явственного скептического сомнения и едва различимо склоняю голову набок. А ты, дорогой, по-твоему, что нынче проявляешь? Уж не те ли самые пресловутые «чувства», м?.. Очевидно, мой пристальный взгляд красноречивее любых слов, ибо спустя примерно полуминутную паузу оратор теряет негодующий запал с непоколебимой уверенностью в интонации да вдруг как-то совершенно тоскливо принимается повествовать, наверное, наконец-то желая элементарно избавиться от давящего на душу груза: — Мои очки… подарил мне Фукудзава-сан при нашей первой встрече. Он сказал мне тогда, что я эспер, что я обладаю даром «Сверхдедукции». Он убедил меня в этом. И я доверился ему, потому что больше некому было. Никого не было рядом. До этого никто меня не понимал, кроме умерших родителей. И я никого не мог понять. Я ненавидел всех вокруг, потому что считал, что они меня ненавидят.       Мне становится немножко дурно. На душе, а не в аспекте физического состояния, разумеется. Всё внутри за грудиной завязывается в щемящий узел.       Его тон… банально не может оставить меня безразличной. Да и сама история… Особенно её окончание. Непроизвольно навевает коробящие воспоминания из собственного прошлого.       Он хоть кому-нибудь когда-либо рассказывал всё это?.. А зачем спрашивать, ежели ответ и без того очевиден? Он вот — на поверхности. В чужих понуренных плечах с головой. В подрагивающих уголках губ визави. В плотно зажмуренных очах напротив. В иногда предательски срывающемся, приглушённом тембре…       Бедный мой, несчастный ребёнок с уникальным умом. От него действительно для тебя одно лишь только горе. Бедолажный несведущий гений.       — А потом я встретился с Фукудзавой-саном. И он всё исправил, — подводит Известный сыщик черту в своих откровениях, первым слушателем для каковых, к изумлению, стала, по-видимому, именно я. А засим неожиданно распахивает зеленеющие меж густой бахромой чёрных ресниц глазищи да взирает ими с таким отчаяньем, неописуемо искренней надеждой, что у меня невольно комок к горлу подступает и дыхание на миллисекунду исчезает: — Но разве… разве он мог меня обмануть?       Что я должна сказать?       «Да, мог. И сделал это, потому что иначе поступить было нельзя. Потому что тебя нужно было уберечь. От себя и от окружающих»?       Имею ли я вообще право вмешиваться в личные дела Директора и его названого сына? Конечно же… нет. Они сами обязаны на досуге сесть и побеседовать по душам. Я влезать не собираюсь. Неприлично. Попробую переубедить по-иному. Может, получится.       Чуток натужно выталкиваю раскалённый воздух из лёгких. Перевожу малость остекленевший взор в пространство пред собою. Измученно смыкаю веки, дабы не показывать, скорее всего, затаившееся в очах отчётливое сожаление, которое сама по отношению к себе на дух не переношу. Не надо этого. Ему не надо. Ему необходимо другое. Поддержка.       Не шибко громко бормочу риторический вопрос, чисто ради того, чтобы Эдогава попросту немного призадумался над ним:       — Быть может, то была ложь во спасение? — Покуда он ещё не успевает откликнуться, пребывая в некоем замешательстве, решаю поменять тактику да перевести тему в иное русло. Мысленно воззвав ко всему имеющемуся у меня в закромах мастерству красноречия, изрекаю совсем тихонько, буквально шёпотом, не без толики приободрения: — Хей, я ведь… тоже не эспер. — Я не смотрю в направлении собеседника, посему и его не поддающегося определению взгляда аналогично не замечаю. Увещеваю далее с невообразимым облегчением: — Знаешь, как это здорово, когда ты понимаешь, что плоды твоего успеха добыты не при помощи каких-то там потусторонних сил, на которые всегда можно положиться просто потому, что они есть?..       Странно, но краешки рта почему-то против воли разъезжаются в стороны, изображая неподдельную широкую улыбку. Ох. Боже. Даже после всего того, что со мною случилось в уже кажущимся таким далёким прошлом, я способна взаправду радоваться приобретённой за многие годы убийственных тренировок технике. Пускай конкретно сегодня она меня нехило подвела…       Да. Конечно. Я не могу забыть. Я не могу простить. Я не могу прекратить внутренне разрываться между скорбью и счастьем.       Однако.       Я могу смириться. Это всегда было единственным, что я могла, на самом деле.       Неустанно продолжаю проникновенную тираду убеждения, заодно как-то мечтательно воздев взор кверху:       — Ты просто осознаёшь, что это твоё, что весь прогресс абсолютно заслужен твоими же кропотливыми стараниями. Ты попросту рассчитываешь на себя, знаешь свои настоящие возможности. Именно свои, а не данной тебе кем-то там свыше сверхспособности… Поэтому я думаю: таким, как мы, нужно держаться вместе! — заново перемещаю наверняка искрящийся воодушевлением взгляд на маэстро дедукции, элементарно не имея шанса усмирить сухие уста, неизменно растянутые в искренней ободряющей полуулыбке.       Бездонные малахиты глаз визави взирают в ответ совсем уж поражённо.       А что? Не тебе ж всё меня удивлять, высокомерный ты Лис. Не будь настолько жадным уже, хех.       Пятерня аккуратно нащупывает на столешнице требуемый ныне хрупкий, тонкий предмет. Хорошо, что он как раз не в сложенном состоянии. Одной рукой было бы неудобно его быстро раскрыть.       А непослушные губы не перестают добро нашёптывать:       — Так что, если хочешь, надень-ка вот это, Великий детектив… — придвигаюсь к, кажется, напрочь оторопевшему Эдогаве да очень осторожно подталкиваю ему на переносицу одолженные у нашего доктора очки. А потом, будучи банально не способной себя сдержать под натиском неуёмного сожаления с переизбытком эмоций, подаюсь вперёд ещё сильнее. Отчасти поднимаюсь с кресла. Нагибаюсь навстречу. Обхватываю не искалеченной рукой оцепеневшее напряжённым изваянием тщедушное тело напротив. Щека в процессе мягко, еле-еле проскальзывает по поверхности горячего кожного покрова, обтягивающего твердеющую юношескую скулу. Растрёпанные прядки тёмных волос щекочут мне шею и немножко лицо, породив непрошеные мурашки. По устилающему пол ковру с практически неразборчивым шорохом катится, вероятно, элементарно выроненный опрометчивым «врачом» свёрток бинта. Опускаю подбородок на чужое худощавое плечо, параллельно усердно игнорируя любую боль в организме. Плавно прикрываю очи. Поскольку ухо того, к кому я обращаюсь, на мизерном расстоянии, в громкости нет нужды. Заодно с невесомым выдохом озвучиваю на грани слышимости конец реплики в форме важного жизненного совета: — И просто будь собой.       Ведь ты… действительно заслуживаешь сего. Как никто другой.       Да, ему это необходимо сейчас. Поддержка, она самая.       Непреднамеренно расслабляюсь, инстинктивно чуть интенсивнее прильнув недурственно подзамёрзшим, почти оголённым туловищем к приятно согревающей ткани традиционного одеяния настораживающе помалкивающего Рампо.       Тёплый. А я вечно холодная.       Сладкий. А я постоянно горькая.       Зачастую весёлый, жизнерадостный. А я в основном мрачная, унылая.       Временами эфемерно мягкий. А я преимущественно колючая.       Почти завсегда яркий. А я хронически тусклая.       Неотступно говорящий всем правду. А я буквально по уши погрязла в беспросветной лжи.       О, как мы вообще ухитрились ужиться, кто б мне ответил?.. Воистину, наш противоречивый, контрастный, чёрно-белый дуэт — сплошной па-ра-докс.       Нечто опаляюще-горячее вдруг едва уловимо касается кожи в области позвоночника на уровне лопаток.       Меня аж передёргивает всю, словно бы пронзает здравым таким двухсот-вольтовым разрядом. Подрагивающие плечи молниеносно расправляются. Веки распахиваются на всю ширь. Сердце испуганной птицей трепыхается в грудной клетке, а затем сжимается жгущимся неопознанным объектом, лихорадочно отстукивающим неравномерный ритм о рёбра. Левая ладонь бесконтрольно судорожно сгребает в кулак материал тёмной накидки традиционного наряда.       Жарковато как-то здесь… Д-даже слишком, хочу заметить.       Подушечки чужих тонких пальцев плотнее ложатся на мою вмиг устелившуюся будоражащими мурашками внешнюю оболочку в районе хребта, пониже ткани полоски бюстгальтера. Бережно очерчивают по контуру один из множества старых резаных шрамов, заставив меня тем часом непроизвольно мелко потрясываться всем телом.       Как. Дышать?.. Ибо нормальных дыхательных движений совершать вовсе не получается. Исключительно прерывистые потуги адекватно втянуть и вытолкнуть воздух сквозь пуще прежнего осушенные уста.       Ой, а вот спину… это он зря, это напрасно. Глупенький балбес. Там вообще у меня зона чересчур чувствительная. Особенно вдоль линии позвонков.       Ох, мать. Сил нет сопротивляться. Плюс желание, пожалуй, аналогично отсутствует. И плечо побаливает нехило. Пусть. Потерплю.       Ему можно. Если он сейчас образумится после моей пламенной тирады, естественно. Впрочем… возможно, и не только по данному поводу, хах?       — Это моя вина, — внезапно чрезвычайно твёрдо раздаётся около уха мимолётом поистине ошарашивающее заявление, пока я нервозно впиваюсь резцами в нижнюю губу, стараюсь дышать максимально ровно и бесшумно да вдобавок крепко жмурюсь, тщетно пытаясь абстрагироваться от весьма аккуратно и вроде как утешающе (?) поглаживающих меня по области лопаток пальцев.       Меж тем подле практически захлёстывающе полыхает смутно узнаваемая энергетика. Не принадлежащая эсперу, но имеющая отношение к кое-кому другому. Тому, кто владеет гораздо более мощной способностью, никак не связанной с мистикой.       У него… вышло? И у меня?.. Да, у меня определённо вышло. Слава Богу. Хорошо-то как… Хотя бы на что-то сгодилась я в данной истории. До кучи Йосано тоже не сплоховала, «закинув удочку» с этой беседой ранее. Мы все мо-лод-цы.       Опять раскрываю глаза, завороженно созерцая обволакивающее всё кругом нас ослепляющее зарево оттенка золота. Обнажённые участки кожи немилостиво обдувают потоки неизвестно откуда взявшегося в помещении ветра, каковой всколыхивает в придачу и материю одежды да выпавшие из причёски локоны. В ушах шуршит шелест стремительно переворачиваемых книжных страниц.       Слегка отстраняюсь, чтоб с неподдельным восторгом взглянуть в лицо нашему возвратившемуся в строй Герою. Даже умудряюсь мельком зацепить взором два зеленоватых огонька, мерцающих за прямоугольными линзами. Однако не успеваю хоть каплю опомниться, как нежданно-негаданно… пропадаю.       Настало время пробудиться от затянувшегося кошмара.