Сказ о сладкой Правде и горькой Лжи

      Поддёрнутые туманной пеленой серые глаза не просто смотрели в душу. Нет, они выворачивали наизнанку, перемалывали все кости наполненным отчаянной мольбой взглядом, удушали одним своим видом. Кислорода катастрофически не хватало.       Создавалось впечатление, мол, на грудную клетку водрузили целую тонну кирпичей, и сей балласт не позволяет нормально совершить даже мизерный вдох.       А серые очи всё маячили в кромешной тьме на невообразимо близкой дистанции, изничтожая ошмётки души донельзя жалостливым взором… Они будут являться мне в приступах по ночам ещё не раз.       Но нечто постороннее вплелось в этот кошмар наяву. Оно — такое теплеющее и мягковатое — чрезмерно аккуратно скользнуло по ниспадающим волосам, по ткани одежды, облегающей спину. Именно сие «нечто» заставило меня окончательно пробудиться вместе с жадным, судорожным втягиванием воздуха в лёгкие. Словно бы с резкостью вынырнула на поверхность, к жизненно важному кислороду, после длительного погружения под толщу воды.       Как выяснилось мы с моим «спасателем» так толком и не сменили положения, не шибко комфортно восседая в обнимку на кровати. Разве что я сползла чуточку пониже по причине ёрзанья сквозь тревожную дрёму.       Ох, ма-а-ать… Если у меня нынче каждый сустав ломит из-за долгого пребывания в полусогнутом состоянии, то у моего несчастного Лиса и вовсе, наверное, всё тело немилостиво затекло. Пожалеть бы его, бедолагу, да отпустить с миром, однако… как-то не хочется, ежели честно. Просто хотя бы потому, что я всё ещё вполне способна не совладать с эмоциями. А открыто демонстрировать их ему я морально не готова.       Ведь я его телохранитель, в конце-то концов. Разве гоже это — проявлять столь мерзкую слабость прямо перед тем, кого ты, по идее, обязан защищать? Нет, надо держать чувства в узде. Благо, конкретно он и помог мне с частичным возвращением контроля. Повторюсь: он всегда меня спасает.       Хе, ну и кто здесь ещё кого хранит? Поистине интересный вопросец.       Осторожно уложивший опаляюще-тёплую ладонь чуть повыше моих лопаток Эдогава определённо бодрствовал. Он вообще, вероятно, очей не сомкнул всё то время, которое я тут беззастенчиво дрыхла у него на плече. Бедненький мой Лисёныш. Но до чего же добрый, славный и внезапно терпеливый! Не поленился ведь ни прийти сюда, ни подобрать нужные слова… Так это на него не похоже, ей-богу!       Впрочем, возможно, сие — своеобразная плата за тот раз, когда я подсобила ему с окончательным принятием своей врождённой гениальности в измерении литературного чтива? Ох, не знаю. Знаю лишь то, что мне до одури тепло и приятно попросту сидеть вот так. Опора для меня сейчас даже приоритетнее воздуха, серьёзно.       Беззвучно вздохнула куда-то в район плечевого сустава непривычно молчаливого компаньона.       Век бы так отсиживалась в чужих, кажется, капельку неловких полуобъятиях.       Однако реальность била по темечку, будто пудовая кувалда. Грех за моей осквернённой душой никуда не исчез. А тот, кто пусть и косвенно, но всё же вынудил меня его свершить, разгуливает на свободе и ныне очень даже может портить жизнь кому-нибудь ещё.       Что за ужасный Демон поселился в нашем городе? Как избавить Йокогаму от сего страшно хитрого «Игрока», каковой сто процентов продолжит затевать свои, казалось бы, бесцельные козни всем подряд? Как смыть с себя непростительное клеймо убийцы? Как?..       Горечь перемешалась со стыдом за собственные необдуманные действия. Господи, почему события сложились именно так? Почему я элементарно не сумела вовремя остановиться?.. Что же я наделала? Зачем абсолютно осознанно стала безвольной марионеткой, нити от конечностей которой тянулись прямёхонько к проворным пальцам неимоверно всеведущего врага? Как мне быть теперь?       — И в итоге, — предварительно прокашлявшись, негромко начала размышлять вслух крайне хриплым голосом, поскольку тишина уже буквально давила на нервы, — я оказалась использована. Отыграна и отброшена прочь, как простая разменная фигура, пешка на шахматной доске. — Ещё разок вытолкнула разгорячённый воздух через осушенные губы, заодно всколыхнув ровные растрёпанные пряди чернильно-тёмных волос, щекочущих мне кожу лица и шеи. Вынесла общий вердикт… просто всему: — Отвратительно.       — Кто ж виноват, что ты настолько упёртая? — аналогично не повышая тембра, сразу не без явственной укоризны произнёс Рампо, который, как померещилось, отчего-то немного напрягся да слегка интенсивнее стиснул материю больничного одеяния у меня на спине. — Говорил же, что эта черта твоего характера когда-нибудь тебя погубит. И вот — пожалуйста!       — Да. Ты прав, — не сомневаясь ни секунды, моментально согласилась с его воистину справедливым мнением. Повторила едва слышно: — Всегда был прав. — Уста непроизвольно дрогнули при очередном всплывшем в черепной коробке болезненном воспоминании про тот кошмарный инцидент. Мне никогда сего не забыть. Оно навечно запечатлелось в памяти, банально впечаталось в подкорку. Что же я натворила? Как я могла?.. Дабы снова невзначай не утратить хрупкое самообладание, решила вновь обличить все возникающие в голове мысли в слова, совсем убито прошептав невпопад: — У неё были серые глаза. Она была готова пойти на что угодно. Так сильно желала спасти свою дочь. — Изо рта непреднамеренно выскользнуло слабое подобие то ли сдавленного всхлипа, то ли нового обречённого вздоха. Эдогава в моих чуток окрепших объятиях странно шевельнулся. — И жить… Боже, как она хотела жить! — голос против воли сорвался, возвышаясь на несколько октав.       Нет, прекрати, покуда не поздно! Достаточно истерик. Хватит уже. Ибо слезами тут делу не поможешь.       Мне остаётся исключительно скорбеть о содеянном. И любой ценой постараться загладить собственную чудовищную непростительную вину.       Более уравновешенно, однако с не меньшим количеством безграничного сожаления в интонации выдавила:       — Если б… Если б я только не повелась на эту провокацию, то она бы…       — Нет, — вдруг жутко проникновенно отрезал детектив, заставив меня аж мелко передёрнуться по поводу того нетипичного арктического холода у него в неожиданно чрезвычайно твёрдом тоне.       Ткань убранства в области лопаток практически сгребли в кулак, теперь невесомо задевая подушечками тонких фаланг и кожный покров под ней.       Ой, как не вовремя здесь резко стало жарковато. Даже дыхательные движения превратились в затруднительную задачу. Предательские будоражащие мурашки прогулялись вдоль линии хребта. У-ух, Б-Божечки…       Мой подопечный меж тем с настораживающей решительностью вещал:       — Всем остальным из Агентства тоже приходили сообщения, которые косвенно призывали их перемещаться на метро. Плюс дозвониться друг до друга никто не мог. — Я опомнилась, отмерла да не без откровенного недоумения скосила взор в направлении оратора. Вот так поворот. — Это была спланированная хакерская атака на наши средства связи. Просто ты добралась туда, куда требовалось Демону, быстрее всех. — Говорящий совершил краткую паузу, видимо, чтобы пополнить запас кислорода. Далее весьма невозмутимо припечатал: — Я веду к тому, что он в любом случае сделал бы задуманное. А ты вдобавок оказалась уязвима в этом плане.       Он, как почудилось, чуть утомлённо вытолкнул воздух из лёгких. Чересчур бережно прошёлся пятернёй по моей спине, разглаживая доселе сжатую материю больничной пижамы, а меня саму, естественно, вынудив напрочь затаить дыхание.       Уже без прежней резкости добавил:       — Ему попросту удалось начать с кого-то сильного духом из Детективного Агенства. И это лишь первый его ход… Но, если ты хочешь знать, то наши уже обеспечили безопасность для дочери жертвы. Они успешно нашли её и освободили из заложников. И, кстати, у неё есть родственники, так что ей явно не грозит попасть в сиротский приют.       Ну, хоть какие-то радостные вести. Слава Богу. Надеюсь, о том несчастном дитя хорошо позаботятся действительно близкие для него люди.       Правда, вот… «Сильным духом», хах? А когда я вообще таковой была, скажи на милость, о Великий?       Постоянный фасад из лжи и притворства, в буквальном смысле намертво прилипший ко мне по причине элементарного рефлекса, выработанного за долгие, долгие годы… Вот она — вся моя мнимая «сила духа». Нет её у меня. И никогда отродясь не существовало. Возможно, телом я и относительно сильна, но вот духом, наоборот, непозволительно слаба. Сломлена. А без твоей поддержки, дорогой Лис — и подавно. Ведь ты в действительности всегда был прав. Без тебя я бы давным-давно загнулась. Вечно ты зришь в корень наперёд, всеведающий Гений.       И либо это я из-за переизбытка эмоций слишком мощно стиснула в охапке тщедушное тело сыщика, либо ему банально взбрело в его мозговитый котелок прибегнуть к потуге разрядить малость неловкую атмосферу?.. Но он просто-напросто взял и брякнул без задней мысли:       — Блин, ты меня сейчас задушишь. Хочешь совершить убийство уже своими руками, что ли?       А мне вдруг стало невыносимо тяжело на душе и аж до тошноты горько. В придачу невообразимо страшно. Поскольку я осознала, что реально могу случайно причинить ему вред, пускай сама того не желаю.       Непосредственно поэтому я не без эфемерного трепетного испуга рванулась было назад, пытаясь поскорее избавить бедного подопечного от плена своих цепких ручонок, каковые разрушать всё только и способны.       Однако данные боязненные поползновения тотчас затормозили с помощью ставшей на порядок интенсивнее хватки в районе лопаток.       — Тихо ты, — еле различимо шепнул он на ухо нервозно содрогнувшейся мне. Заверил с той же вкрадчивой интонацией: — Я пошутил. Просто пошутил.       — С таким не шутят, Эдогава, — прохрипела практически жалобно, в ответ пуще прежнего утыкаясь в ткань чужого наряда, обтягивающую тощее плечо.       С ума он меня уже благополучно свёл. Но, очевидно, бесконечность — не предел, ага.       — Ну дык ты же сама вечно лишь мрачным юмором и пользуешься, — якобы беспечно отозвался сей балбес с поистине бескостным языком. — С кем поведёшься, как говорится…       — Я — дурной пример, — глухо пробормотала, теперь прислонившись лбом к худощавому плечевому суставу визави. — Очень, очень дурной пример. — Дальше попросила крайне убедительно: — Не равняйся на меня. Никогда.       — Вот уж не тебе приказывать, что мне делать! — вестимо, сразу ж надменно заартачился наш независимый и свободолюбивый уникум. А затем вдруг мягко выскользнул из моей знатно ослабевшей хватки да элементарно повалился спиной навзничь поперёк постели, оставляя меня сидеть в одиночестве и обескураженно хлопать ресницами по поводу подобной внезапности. — Пф-ф-ф! — шумно выдохнул с неким изнеможением, как только его туловище плюхнулось на поскрипывающий матрац. Коротко да явственно недовольно констатировал: — Всё. Я устал. Уговаривать такую несносно-упёртую личность, как ты, попросту ужасно утомительно! — не без рьяного негодования посетовал в финале.       Я просто-напросто не сумела усмирить бесконтрольно разъехавшиеся в нежной, вялой полуулыбке уголки пересохших губ, когда перевела взгляд в сторону этой преувеличенно раздосадованно щурящейся Лисьей моськи, по-хозяйски развалившейся на вроде как моей койке.       Ох, ну что за прелестный ребёнок?..       Не шибко долго размышляя, последовала примеру Известного детектива, максимально осторожно откинувшись назад и улёгшись параллельно второму оккупанту данной постели.       Вдохнула полной грудью. Выдохнула с той же глубиной. Зарылась ладонью в изрядно спутавшиеся белёсые локоны на макушке, заодно пялясь в нависающий сверху потолок. Убрать назойливую лыбу с непослушных уст не выходило ни на минутку. Пусть. Не страшно.       Спасена. Я взаправду спасена. И тот, кто это сделал, сейчас безо всяких стеснений распластался по левое плечо от меня.       Искоса воззрилась на соседа по кровати. Тот, как и я мгновением ранее, самозабвенно таращился вверх. Он явно намеренно игнорировал моё внимание, порой помахивая у лица стащенным с головёшки картузом да регулярно покачивая ножкой в воздухе.       Сконфужен он, что ли, по какой-то неясной причине? Не определить. Поведение этого загадочного «инопланетянина» иногда попросту неподвластно какому-либо анализу.       Собралась с мыслями и несусветно облегчённо, не слишком громко обратилась к напарнику с самой неподдельной признательностью:       — Слушай, спасибо тебе. Правда. Если бы не ты, я б так и осталась лежать тут в состоянии амёбы.       — Хе-е, так ты признаёшь, что опять задолжала мне? — в традиционной тягучей манере аж пропел он, всё-таки зыркнув на меня не без отчётливого лукавства. — Значит, с тебя десерт! И те пирожные, — безапелляционно изрекло сие хитрющее расчётливое недоразумение, а потом не терпящим возражений тоном неожиданно дополнило: — Но! Ты будешь есть их со мной!       Ох уж этот его бескомпромиссный нрав.       Кажется, я всё же, сама того не ведая, умудрилась ненароком разбаловать наше гениальное чадо. А некогда клятвенно зарекалась, дескать, ни за какие коврижки не подумаю сего делать… Вот угораздило ж меня, блин!       — М-м, я не люблю сладкое, вообще-то, — со шлейфом скептицизма проворчала в ответ. — Или ты забыл?       — Тогда возьмёшь с собою пачку молотого перца и будешь запихаться им! Но рядом со мной, — жутчайше ультимативно да требовательно продекларировал Эдогава, ухитряясь высокомерно вздёрнуть свой острый нос даже в лежачем положении.       Богатая фантазия против воли тотчас нарисовала картинку перспектив подобного «приёма пищи» в компании Великого сыщика: Рампо, от души наминающий свои обожаемые вкусности за обе щеки, и я — довольствующаяся одним пакетиком с ядрёным сыпучим веществом. Вот это… идиллия.       Такое невольно зародившееся в воображении зрелище заставило меня буквально затрястись из-за скверно подавляемого хохота. Ну, подавлять я его, в принципе, смогла не столь уж и долго. Эмоциональные «американские горки» для меня сегодня, по-видимому, норма.       — Аха-ха-ха!.. — наконец, со всей искренностью рассмеялась я, заслонив рот кулаком да прижмурив веки. Засим, кое-как переборов приступ веселья, не без малопонятного озорства воскликнула: — Я себе это очень живо представляю! — Повернула голову обратно к собеседнику, который, к слову, пуще обычного расплылся в типичной лисьей ухмылочке. Гораздо тише добавила: — Мне… кстати, именно красный перец больше нравится, — пятерня машинально нащупала валяющуюся рядышком на простыне конфету с вышеназванным вкусом.       — Вот его при мне есть и будешь! — категорично отфыркнулся маэстро дедукции, тем часом отчего-то достаточно пристально наблюдая за моей медлительной манипуляцией снятия шелестящей обёртки с его же дара.       — Да с удовольствием, — задорно хехекнула я, параллельно протолкнув сферическую липковатую вещицу в ротовую полость сквозь сухие губы.       Абы только не подавиться случайно в такой-то неудобной позе. Было бы неприятно.       Специфический островатый привкус заполонил всё во рту, весьма ощутимо обжигая рецепторы на языке, вынуждая чуточку сощуриться: то ли от ядрёности данного «деликатеса», то ли конкретно из-за около-мазохистского наслаждения оным. Очаровательно. Мне лишь сего, наверное, и не хватало, серьёзно. Идеально оттеняет всякие проблемы на второй план. Хотя… — я заново покосилась на беззаботно развалившегося подле персонажа — кое-кто здесь бесспорно может потягаться в этом критерии с любым едким вкусом.       Безумно иронично, ведь он отнюдь не острый и совершенно точно не горький. Он скорее уж сладкий, что, в общем-то, само собой разумеется. Странновато звучит, согласна. Однако это неопровержимый факт. Из песни слов не выкинешь, как говорится.       Хе, вероятно, у меня появилось ещё одно редчайшее исключение из правил. Далеко не все сладости вызывают отторжение. Некоторые, наоборот, мощно притягивают… В переносном смысле, естественно!       Вспомнив кое-что важное и на сей раз не совсем позитивное, осеклась на полумысли.       Ох. Мы ж вроде бы в ссоре были до этого. Конечно, после всего сделанного им для меня, я надеюсь, что между нами наступит-таки некое подобие мира. Но уточнить всё равно стоит. Чисто ради ясности.       — Ты на меня до сих пор обижаешься, наверное, — едва слышно произнесла, тем временем не шибко уверенно косясь на собеседника, каковой чуток недоуменно уставился на мою особу из-под густых чёрных ресниц.       — Пф, кто сказал, что я вообще на тебя обижался? — спустя краткую паузу, как обычно, огорошил меня подопечный своим классически безмятежным отношением ко всему вокруг. — Я, кажется, тогда тебе человеческим языком заявлял, что не буду разговаривать с тобой, пока ты называешь меня по фамилии и обращаешься ко мне в дурацком официальном стиле, — он вновь раздражённо фыркнул, определённо давая негативную оценку моему предыдущему неподобающему поведению. Подытожил не без щепотки досады: — Вот и всё!       — А-ах, вон оно как, — протянула с нарочито театральной понятливостью, заодно банально не имея возможности унять настырно ползущие вверх краешки рта. — Всё-то у тебя всегда просто, хотя на первый взгляд будто бы и нет.       — Дык я ж, в отличие от некоторых, ничего никогда не утрирую! — чрезмерно патетично сообщил мне мой Спаситель.       — Ну да, ну да, — не без откровенного сарказма усмехнулась я, перекатывая перчёную карамель за щекой.       Это ты-то не утрируешь, неподражаемый Лисёныш? Да ты же у нас — загадка посложнее всех тайн Вселенной вместе взятых! Ты сам по себе одно сплошное утрированное… нечто. Сложен ты неимоверно. Постичь твои истинные мотивы — это вообще из области фантастики, пожалуй.       — Эй, ну-ка, не дерзи! — молниеносно принялся командовать страшно недовольный моим давешним дразнящим тембром Рампо, неодобрительно прищурившись да традиционно надувшись.       О, снова он на свой режим «хомяка» переключился. Забавный такой.       — Как скажешь, о Великий, — еле уловимо хихикнула я, а затем не удержалась от соблазна и всё ж бережно ткнула пальцем в округлившуюся щёчку мигом как-то подрастерявшего всю спесь детектива. Воздух с шумным «пф-ф» вырвался у него из ротовой полости, заставляя меня опять сипло захохотать в кулак, а самого Эдогаву с неким гипертрофированным негодованием нахохлиться. Прелесть просто.       Напрашивается воистину любопытный вывод: если я обязана ограждать моё дедуктивное горюшко от опасностей зачастую физического характера, то он в противовес, разумеется, вечно спасает меня преимущественно морально.       Радует, что хоть в данном нюансе у нас с ним почти идиллическая гармония, ей-богу.       А потом, чуть позже полудня, когда мой спасительный гость уже давным-давно меня покинул, отправляясь обратно в пучины ничегонеделанья, мне нежданно-негаданно решил нанести визит самый вежливый сослуживец из ВДА.       — О, Ацуши-кун, — спокойнёхонько констатировала я, как только дверь палаты после аккуратного стука не без доли опаски приотворилась. Отложила доселе одолженную у медсестры книгу в сторонку и приветливо обратилась к рассеянно застывшему на пороге мальчишке: — Здравствуй. Рада тебя видеть.       — Окадзаки-сан! — с неподдельным счастьем возопил привычно впечатлительный Накаджима, какового остальные переживающие коллеги, походу, послали сюда «на разведку», так сказать. Эх, бедняга. Постоянно все шишки ему достаются. Тигр меж тем поражённо да облегчённо ахнул: — Так Вы уже в порядке?       — М-мгм, в относительном, — подтвердила его догадку, не убирая с уст мягкой полуулыбки. Оная на следующей реплике стала исключительно шире, гораздо теплее: — Просто мне преподнесли один бесценный дар, который и поставил меня на ноги.       Нет, подразумевала я этим не только давненько истаявшую во рту конфету, щедро дарованную мне одним небезызвестным гениальным Лисом. Ибо он наградил меня ещё кое-чем. Очень, очень важным кое-чем.       — И… что же это было? — не слишком уверенно полюбопытствовал подошедший капельку ближе юноша, параллельно заинтригованно мерцая своими причудливыми сиренево-жёлтыми глазищами.       — Надежда, — на выдохе попросту откликнулась я, умиротворённо прикрыв очи да опустив подбородок. — Мне подарили надежду.