В полушаге от: Колыбельная смерти

Элайджа, вышедший на улицу с чёрного входа, со своим отрядом уже стоял напротив главного входа академии, из которого прямо в эту минуту выходил Грегори Миллер уже со своим отрядом и теперь уже единственным принцем Священной Британской империи. Они встретились друг с другом взглядами, взглядами, полными решимости, ненависти и боли. Позади обоих рыцарей стояли их отряды, лица их подчинённых были закрыты зеркальными масками, прямо, как у личной гвардии императора, только что эмблемы на чёрных костюмах были различны: чёрный волк и белый пёс. За спиной Миллера стоял Гэбриэль. Все молчали. Тишина удручала ещё больше и только подчёркивала безвыходность положения. И Элайджа, и Грегори сняли свои плащи и отдали адъютантам. Оба сделали пару шагов навстречу, достали клинки из ножен, Элайджа посмотрел на надпись: «За империю и императора»… На империю плевать, на императора — нет. Миллер точно так же взглянул на идентичную надпись, ему тоже плевать на империю, а вот на императора — нет. Сталь отразила казавшимися белыми из-за тяжёлых облаков лучи солнца. И глаза рыцарей вспыхнули пламенем ада, ада, который царил в их душах, занавес пал, теперь без труда можно понять, что они оба сгорали в одном том же огне. Доля секунды решает порой слишком много. Миллер оказался в полной темноте. Это иллюзия, мир не пропал, как и Тод, что стоит перед ним. Ну и что, что он не слышит ни звуков, ни запахов, не видит ни черта, не чувствует земли под ногами? Он выхватил пистолет из кобуры и выстрелил в ту сторону, где стоял Элайджа. Мир снова заиграл красками. Тод пошатнулся и зашипел, прижимая правую руку к боку, потом убрал её, белоснежный костюм испачкался кровью. «По касательной, чёрт», — заметил Миллер. Элайджа собирался снова погрузить врага в мир иллюзий, замучить этими иллюзиями до смерти или просто застрелить его в момент абсолютной беспомощности, но их алые от огня проклятой силы глаза встретились — и уже сам Тод видел иллюзии, вернее, свои воспоминания. Он нырнул в них, как в ледяной прорубь, настолько ледяной, что жгло. — Я не думал, что всё в итоге вот так закончится, Элайджа, — услышал Четвёртый рыцарь — и впал в ступор. Грегори смог разглядеть холодный аметист, в котором не было жизни, только обречённость и жуткая усталость. — Нам остаётся только ждать… Рука в чёрной перчатке пожала холодную, как у мертвеца, руку императора. — Я хочу исполнить Вашу волю, а не план! — услышал Грегори, кажется, крик Тод. — Я не хочу убивать… — последнее, что услышал Грегори. Миллер отшатнулся, Элайджа схватился за голову, пытаясь побороть боль и звон в ушах. Закусив губу, Тод подорвался и совершил первый взмах мечом. Клинок, покорно лежащий в левой руке рыцаря, грозился добраться до шеи или, как минимум, тела предателя клятв. Грегори успел увернуться. Теперь замахнулся и рассёк воздух уже Четвёртый рыцарь, задел правое предплечье Тода. Элайджа зашипел. Сказать, что Грегори ошалел, — ничего не сказать. Всю жизнь он считал, что ему нет равных в таких вот дуэлях, однако прямо сейчас он еле успевал отбивать удары Тода, который с каждой секундой ускорялся и злился ещё сильнее. «Не выйдет, Грегори, я не позволю тебе добраться до него. Я столько лет мечтал, чтобы он изменил своё решение, и вот теперь… я не позволю тебе разрушить этот идеальный мир. Мой идеальный мир!» Искры не вылетали, но они и не нужны были — огонь проклятой силы в глазах обоих рыцарей то и дело открывался взору наблюдателей. Только вот использовать её они более не могли — что-то мешало. Это бесило обоих. Грегори уже сотню раз представил картину жестокой расправы над Лелушем. Он любил Юфимию. Только сейчас он мог уверенно заявить, что любил Юфи, а не внешнюю копию Эмили. Он любил этот ужасный характер принцессы, он любил, как из милого ангелочка, она при первой же опасности превращалась в мегеру, готовую рвать и метать, уничтожать врагов и не отступаться. В Эмили всё это тоже было, но в Юфимии было этого больше. Было что-то тёмное в ней, что-то от Кровавого императора, иначе бы принцесса не закрывала глаза на постоянные дуэли, жестокие расправы над теми, кто посмел её оскорбить, Эмили не терпела любой жестокости, которая рождалась косвенно из-за неё. Элайджа слишком долго мирился с судьбой, если он действительно может её изменить, то он сожжёт весь мир к чертям собачьим, но императора, своего императора он спасёт. Обычно спокойный Элайджа смотрел зло, как смотрит разъярённый бык, а вечно недовольный Грегори смотрел на Тода не с презрением или злостью, как обычно, но с сожалением, будто понимал его. «Все мы любим того, кого нельзя, кого не стоит». — Я убью тебя, Грегори, — впервые Тод нарушил тишину словами, а не звоном стали, он сказал это уверенно. — Не сейчас, — Миллер навёл пистолет на Элайджу, но в его левую кисть попала пуля. Они оба посмотрели в сторону. Джеремия стоял с наведённым на Миллера пистолетом, после чего нахмурился и перевёл ствол на Элайджу. — Уходите, Грегори. Сделайте то, что должны, — раздался бас Первого рыцаря. Готтвальд более не обращался к нему как к рыцарю и это говорило о многом. Он больше не рыцарь, он предал. И плевать. Правосудие должно настигнуть виновного. Грегори развернулся и пошёл прочь, пытаясь быстрее добраться до стоящего на заднем дворе академии найтмера — Фемиды. Тод всё больше бесился, смотря на уходящего со своим отрядом Миллера, рядом с которым шёл Гэбриэль. — Что Вы делаете? — Спасаю моего господина, — ответил Готтвальд. — Это не Ваша битва, сэр Тод, — он всё так же держал на прицеле Элайджу. — Она будет моей, — Элайджа прошипел это и обернулся к своему отряду. — Чего замерли?! Схватить принца! Схватить всех! — взревел Тод. Отряд Элайджи навёл автоматы на отряд Миллера. — Ваше Высочество, идите с ними, мне всё равно не жить, — поспешно сказал блондин. Отряд Миллера навёл автоматы на Тода и его людей. Знаменитые «Гончие Смерти» ответили тем же. И мир словно замер. Кто нажмёт на спусковой крючок первым? Гэбриэль посмотрел в сторону Тода, который уже был далеко, и остановился. Они не выстрелят, пока принц на линии поражения. — Не думал, что скажу это потенциальному убийце моего отца. Удачи, — Гэбриэль развернулся и медленно подошёл навстречу к Тоду, не давая его отряду выстрелить Всё же Элайджа не смог бы выстрелить в Гэбриэля, не смог бы… потому что видел другого. Миллер за это время уже успел скрыться за поворотом. Третий рыцарь схватил за руку Гэбриэля и повёл за собой. — Готовьте Атропос! — заорал рыцарь. Первый принц даже не пытался сопротивляться, он просто шёл за Тодом, как безвольная кукла, судьба которой уже решена. Гэбриэль только посмотрел по сторонам и встретился взглядом с Сато. «Я не вернусь», — понял принц. Да, не вернётся больше первый принц в академию, не будет его больше нигде. Он погибнет. У него только одна участь. Тод ведёт его за собой, как ягнёнка на жертвенный камень, крепко держа мёртвой хваткой ледяной руки. — У Вас его глаза, — вырывают из какого-то ступора слова рыцаря, когда они уже сидят в найтмере Элайджи. — Чьи? Элайджа молчит. — Обоих. Из глаз принца, что были точно аметист, полились слёзы. Он не вернётся, они не вернутся… — Почему мы не летим за Миллером? — Вы предлагаете мне сражаться с единственным принцем в кабине пилота? Его Величеству вряд ли это понравится. Пусть летит, его задержат и убьют. Элайджа чувствовал, что ему не остановить Миллера. Что даже если он его и убьёт, то будет слишком поздно. А потому ему оставалось только заставить Грегори лететь до столицы не самым коротким способом. Да и улетел Миллер на приличное расстояние: глазу не рассмотреть, а радар с какого-то перепугу стал чудить, ну или Грегори просто отключил найтмер от системы. Самое страшное для Элайджи было признать, что Миллера и не нужно останавливать. Но ему и в голову это не приходило. Преданный, как предан пёс хозяину, как глубоко верующий человек предан богу, своему истинному богу. — Что там у вас? — резко на правом мониторе появилось лицо Нулевого рыцаря. — Миллер, — коротко ответил Элайджа. — У него гиас. — Ясно, я передам Лелушу, — Куруруги сразу понял. — Лети в Авалон, опереди его. Его Величество захочет лично разобраться с ним. Гэбриэль у тебя? — Да. — Хорошо, — рыцарь отключился — Вот и ещё одна причина. Его Величество хочет сам его прикончить. — Его убьют. — Нас всех убьют, если мы не убьём Миллера. — Меня казнят за измену, если Его Величество останется живым. — Он Ваш отец. — Он — Кровавый император, не мой отец, его нет. Больше нет… — прошептал Гэбриэль. — Никого из нас больше нет и не будет. Как же Гэбриэль завидовал Кловису. Он бы и сам сейчас предпочёл лежать в могиле, чем… желать удачи потенциальному убийце своего же отца, надеяться на его кончину. *** — Чего тебе? — Миллер зло посмотрел на лицо Куруруги, которое появилось у него на мониторе. — Оцениваю твои шансы, Грегори, — Сузаку смотрел сосредоточено. — Даже «спасибо» не скажешь? — За что? — А ты думал, что тебя не атакуют после того, что ты собрался сделать? Радуйся, что у тебя есть я. — Чего? — не понял рыцарь. — Это ты приказал армии мне не мешать? — А кто же ещё? Лелуш полностью мне доверяет. — Ты решил предать? — Скорее дать Лелушу то, чего он так хочет. — Чего же? Куруруги усмехнулся. — Ограничусь лишь тем, что скажу, что битва между вами должна быть. Ты поймёшь, когда мы встретимся в Авалоне, Грегори, только я тоже буду стараться тебя убить. — Тод сказал мне, что убьёт меня. — Значит, убьёт, — пожал плечами Сузаку и грустно улыбнулся. — Нам уже не жить, Грегори, настало время платить по счетам. Правосудие имеет достаточно поводов, чтобы исполнить приговор, и приговорённые ждут своего часа, ждут слишком долго… *** Джеремия смотрел на улетающий Антропос. — Не думал, что всё будет вот так… — он вздохнул. — Надо было ему сказать, что он не умрёт, может быть, всё было бы по-другому?.. Или убить Эмили… Всё, что сейчас происходит, — результат их ошибок, их слабостей. — Грегори, — тихо пробормотал Первый рыцарь в пустоту, — убей его, только так ты спасёшь нас всех… и его тоже. Готтвальд оглядел академию. Слишком многое было связано с этим местом. Здесь дважды родился Кровавый император. Джеремия не удивится, если однажды это произойдёт ещё раз. — Они не вернутся назад, да? Готтвальд посмотрел на мужчину лет пятидесяти, японца. — Да, господин Сато. Они больше никогда не вернутся, ни один из них, — вздохнул рыцарь. *** — Ваше Величество, Элайджа Тод прибыл, — рыцарь стал на одно колено перед Кровавым императором. Лелуш, сидящий на троне, оглядел своим холодным взглядом рыцаря. Ви Британия молчал. Вот взгляд холодных аметистовых глаз императора встретился с таким же взглядом первого принца. — Ты меня разочаровал, Гэбриэль. Элайджа, отведи принца в его комнаты. — Да, Ваше Величество, — рыцарь поднялся. Веллингтон подошёл к импретатору. — Наблюдатели говорят, что Миллер вот-вот появится на территории Авалона. Почему его до сих пор не убили? — Сузаку чудит, — пожал плечами ви Британия. — Ваше Величество, а Вам не кажется, что наш Нулевой рыцарь что-то задумал, да и Первый тоже?.. Я вот думаю… — Твоя задача, Вирджиль, не состоит в том, чтобы думать, — прервал его Лелуш. — Если Куруруги решил меня предать, то он бы сейчас уже не был в Авалоне, но он всё ещё тут. — Биться с Миллером на найтмерах он тоже не намерен, — прошипел блондин. — Грегори не сможет меня убить, — хмыкнул император. — Исход уже давно предрешён. Грегори начал игру, в которой ему не победить. «Его самоуверенность пугает… Ведёт себя как тщеславный идиот. Я такого за ним раньше не наблюдал…» — стал размышлять Веллингтон. Сузаку вошёл в тронный зал. — Почему Миллер ещё жив? — скучающе спросил брюнет. — А что он сделает? — пожал плечами рыцарь. — У него нет силы, способной Вас убить, Ваше Величество. Была у него эта сила. Тод сказал ему, Сузаку пообещал передать это Лелушу, но тогда все старания сегодняшнего дня полетят в тартарары. «Бедный, заплутавший агнец ты, Лелуш, — горько усмехнулся про себя Куруруги, — попал в ловушку по своей беспечности, а даже если бы ты и знал, что у Миллера есть гиас, если бы тебе это успели сказать, то ты бы просто проявил свою самонадеянность…» И всё же Миллер не мог убить Кровавого императора. Не мог хотя бы потому, что сущность Кровавого императора уже жила в другом человеке. «Бедный ты, Гэбриэль. И рядом не будет никого, кто бы мог тебе помочь…» — Я подумал, что можно свести разрушения и жертвы к минимуму. Назойливая муха сама летит к пауку в сети. Лелуш расхохотался. Сузаку видел, как его лучший друг… нет, не видел он сейчас лучшего друга, только Кровавого императора, который упивается своей властью, своим превосходством над другими. Непомерная гордыня всегда была слабостью величайших деятелей истории. Часто они погибали от того, что та слепила их разум. Всё повторится и в этот раз. Кто сказал, что история не сделает ещё одну петлю? — Миллер уже в Авалоне. Через пару минут будет здесь, — сказал Веллингтон — ему сообщили всё по микронаушнику. — Я пойду встречу нашего рыцаря, — усмехнулся Куруруги. *** Миллер буквально выпрыгнул из своего найтмера — Фемиды. Справедливость обязана вломиться в обитель, самый центр того мира, который создал Кровавый император. Меч справедливости обязан настигнуть всех, ибо справедливость слепа и не делает различий, смотря только на то, в какую сторону склонятся чаши весов. Он распахнул врата, проходя мимо стражи, которая, к удивлению не останавливала его. В конце коридора показался Нулевой рыцарь. — Здравствуй, Грегори, — рыцарь в чёрном мундире, почти таком же, как и у императора, чтобы подчеркнуть единство хозяина и его орудия, спокойно шёл навстречу к Миллеру, вытаскивая из ножен меч, — я мог бы пристрелить тебя, но… У всех должен быть шанс, верно? — он улыбнулся уже не как рыцарь, а так, как улыбаются самые простые люди. И Грегори понял. «Он не хочет сражаться за него!» — Почему ты за него сражаешься? — А разве есть выбор? — усмехнулся Куруруги. — Я не в том же положении, что остальные рыцари Круга, вы его слуги, но я его меч. Бездушное орудие для убийств, рука хозяина делает взмах — и клинок повинуется. — Куруруги… — пробормотал Миллер. — Увы, это так. Я отверг своё прошлое, себя ещё очень давно, выбросил в море. Я Нулевой рыцарь, поэтому я обязан защищать Его Величество Лелуша ви Британию и его власть, — глаза сверкнули сталью, — но я также и его друг, а потому… я обязан его спасти, чего бы это не стоило. Но можешь рассматривать это, как мою личную прихоть, я хотел бы сохранить клятвы, которые дал девятнадцать лет назад и не войти в историю как рыцарь-предатель. Если убью тебя, то выполню свой долг, если ты меня убьёшь, то что же… я погибну раньше, чем Лелуш, если это произойдёт. Во всяком случае, я останусь героем… ну или же меня снова обольют грязью, хотя я надеюсь, что нет, но увы я служу тому человеку, свиту которого и его самого в случае смерти не будут поминать какими-то добрыми словами, когда Гэбриэль сядет на престол по причине его ненависти… ко всем нам. Ну что же, теперь, я обязан тебя убить, Грегори, и я обязан спасти Лелуша, — он поклонился и направил острие меча в сторону Четвёртого рыцаря. Грегори кивнул. — Хорошо, — он вытащил клинок. Миллер никогда не кланялся соперникам вопреки всему кодексу дуэлей, но теперь, какое-то странное чувство, похожее на уважение к Куруруги, возникло в его душе, и он не мог не следовать кодексу. — Солнце должно померкнуть, — сорвались слова с уст Сузаку. И сталь заплясала в неистовом танце. Ни у кого из них не было выбора. Всё сложилось так, как сложилось. Казался невозможным иной ход, иной исход всех событий, которые взяли своё начало ещё тогда, когда Лелуш впервые встретил Эмили, когда пошёл против отца. Он был обязан победить, видеть синие, полные слёз глаза, когда умирал и после смерти, он был обязан встретить Эмили Рузенкрейц, обязан был вернуться к жизни Кровавый император и снова из-за Эмили… Обязан был вернуть к жизни Кровавый император и своего верного рыцаря, убедив того отбросить прошлое. История не была окончена на «Реквиеме по Зеро», нет, это был только пролог к основному действию, к этой бутафории судьбы, которую называют случайностью. И Нулевой рыцарь был обязан побеждать, следовать приказам. И человек был обязан победить в самом конце. Грегори Миллер был обязан победить, а Британский кровопийца был обязан только помочь этому. Никто не мог остановить того, что должно произойти в конце концов, каждое действие только помогало предрешённому ходу событий и… исходу. Сталь клинков скрипела, рассекала воздух. Сталь глаз встречалась и так же едва ли не издавала искры. Где-то там в глубине дворца ждёт Лелуш, который не собирается просто так отдавать то, что, по его мнению, принадлежит ему — Юфимию. Это имя болью отзывалось у обоих рыцарей в сердце. Рыцарей… Боже, как причудливо история повторяется. Подобное тому, что происходит сейчас, происходило уже более двадцати двух лет назад. По непонятному стечению обстоятельств, вернее из-за капризной судьбы Лелуш и рыцарь стали врагами из-за девушки — Юфимии, даже имя то же… Любит же судьба пошутить… Но Куруруги был чужим. Его не должно быть здесь. Это было противостояние Лелуша и рыцаря, но ни слова о мече. И всё же Нулевой рыцарь был, как был и гиас у ви Британии, был он как его орудие. Сталь вибрировала, дрожала. Дрожали взгляды у вынужденных врагов, которые оба желали одного. И снова смешно. Когда-то они с Лелушем мечтали оба построить новый мир, только каждый делал это по-разному, можно сказать, Сузаку даже ничего и не делал, только служил тирану. И ничего не поменялось. И теперь, он являясь рыцарем Лелуша идёт снова против императора, помогая тому, кто желает смерти монарху, желает мести и разрушения всего того, что тот создал. И рыцарь знал, что Лелуша должны победить, если Нулевой рыцарь проиграет. Но в глубине дворца был уже новый несчастный, которому однажды суждено принять проклятие каждого монарха Британии, стать тем, кого ненавидел и он, и Лелуш... И тот сидел в комнате под охраной стражи — людей, кукол без душ, что отнял гиас. Но гиас отнимал душу не только у хозяина и жертв, но и всех, кто окружает носителя. Гэбриэль ви Британия был полон той же ненависти к Лелушу, которую испытывал сам Лелуш по отношению к Чарльзу. И один тиран заменит другого. Но Куруруги надеялся, что будет тот человек, который сдержит Кровавого императора, как сдерживала Эмили, он надеялся, что этим человеком будет Анастасия, и что её не убьют, что хоть в этот раз не будет повторения. И всё же Куруруги был пилотом-асом, но не фехтовальщиком, Миллер был куда искуснее его в этом деле. От непривычки к такому роду нагрузок Сузаку стал уставать и наконец пропустил один единственный роковой удар, который и поставил жирную точку во всех событиях. Всё остановилось. Картинка более не сменялась, его взгляд остановился на лице Миллера, что исказилось в боли и сожалении. Куруруги улыбнулся, из его рта побежала кровь, а зелёные глаза заблестели. Он был счастлив — мучения подходят к концу, последние взгляды, движения, слова — и он свободен. Грудь невыносимо жгло, кажется, лёгкое. Но жизнь не пробегала перед глазами. Был только один образ — деспота, который ждёт в тронном зале, человека, который ждёт своего часа, который ждёт и жаждет клинка справедливости прямо в своё сердце. Скоро, уже очень скоро всё будет так, должно быть. Нулевой рыцарь закашлял, пачкая кровью свой и Грегори костюмы, и уронил свой клинок. Пошатнувшись, он завалился на Миллера, который схватил его и аккуратно положил на землю. — Грегори… — прохрипел Куруруги Сузаку, — умоляю, — в глазах его появились слёзы. Рыцари не плачут, рыцари не умоляют, ещё ни один из них этого не делал. И вот, самый главный из них… — …убей его… … самый преданный, Нулевой рыцарь, — …спаси… … тот, кто не имеет чувств и желаний как наточенный клинок, готовый убивать, — …моего друга. … просит, умоляет. — Он жаждет правосудия… Он сказал это из последних сил, и взор его потух. Но перед этим… — Сузаку! …он услышал заветный голос, голос единственной своей любви, которая звала его, он буквально ощутил её прохладные, спасающие от этой жгучей боли прикосновения, или это были прикосновения смерти? Нет, он был уверен, что эта была его принцесса — Юфимия ли Британия, она ждала его и звала к себе. А он, её верный рыцарь, шёл к ней, к своему смыслу, счастью, к новой жизни. Миллер отпустил рыцаря, который наконец-то нашёл покой и закрыл его глаза, которые теперь потухли и, не имея огня жизни, напоминали дешёвые стёклышки. Грегори поднялся и наконец-то сбросил свой лиловый плащ рыцаря Круга, который мешал не просто в битве, но, казалось, давил на него всю жизнь. Только теперь он мог расправить плечи и вдохнуть полной грудью, только теперь была свобода от оков. Блондин перешагнул труп и шёл к тронному залу, он был уверен, что Лелуш ждёт его там. Двое стражников, стоящих возле массивных, невообразимо тяжёлых центральных дверей, ведущих в тронный зал, двинулись со своих мест и открыли двери, не мешая рыцарю в окровавленной белоснежной одежде идти навстречу своей судьбе. Лелуш ждал его. Он ждал его, развалившись на троне и с ухмылкой смотря на окровавленные одежды, досадуя про себя, что Куруруги всё же мёртв, но не более. Рядом с троном по правую руку стоял Вирджиль Веллингтон, подобно тому, как всегда стоял Нулевой рыцарь. — Грегори Миллер, — протянул Лелуш, подаваясь вперёд и с ехидством смотря на рыцаря. — Твой Нулевой рыцарь повержен, твоего клинка более нет. Лелуш хмыкнул. — Ошибаешься, мой рыцарь, — он встал с трона, — у меня было тринадцать рыцарей круга, ты убил одного, сам ты пошёл против меня, но у меня осталось ещё одиннадцать таких клинков, — он подошёл к Вирджилю и вытащил из ножен того сверкающий в белом дневном свете меч. Кровавый император не мог понимать всей значимости смерти своего верного клинка, да и не хотел. Ви Британия спокойно спустился по ступенькам к Миллеру. А Веллингтон развернулся и ушёл из тронного зала через второй вход. Свернув несколько раз, он увидел принцессу, которая бежала от Элайджи. Он увидел страх в её глазах, страх, что он её остановит. — Вирджиль, лови её! Но он даже не пытался. Напротив — отошёл, дав принцессе бежать дальше. — Что ты!.. — Я не клялся служить безумцу. Теперь уже светло-голубой плащ упал на пол. Он более не Второй рыцарь. Если Лелуш победит, то его убьют, но что же… пусть. А Элайджа пробежал мимо блондина, оставив того наедине со своими мыслями и разочарованием… с разочарованием он смотрел на свою татуировку на ладони. — Принцесса, стойте! — Элайджа бежал за Юфимией по коридорам дворца. Он почти нагнал её и схватил, как в него врезался какой-то слуга. — Твою мать! — взревел рыцарь, и отпихнув от себя слугу, побежал следом. — Папа! Грегори! — закричала Юфимия, как только она вбежала в тронный зал. Лелуш в правой руке держал клинок и с ненавистью смотрел на Миллера, тот отвечал таким же взглядом. — Не вмешивайся! — рявкнул ви Британия, даже не смотря на брюнетку. И внезапно её кто-то схватил за руку и потянул к себе. — Куда Вы побежали?! — злился Тод и прижимал её к себе. Юфи увидела, как Грегори замахивается, как Лелуш готовится отвечать, и отвернулась, не в силах смотреть на то, как два дорогих ей человека пытаются убить друг друга. — Как ты посмел?! — взревел Миллер. Скрежет стали резал слух. Лелуш молчал, уходя от умелого удара Миллера каждый раз, когда тот, наносил тот. Глаза Кровавого императора уже давно пылали огнём проклятой силы, губы его скривились, верхняя губа грозилась приподняться в бешенстве, казалось, вот-вот — и он зарычит, точно какой-то зверь. Но Миллер, как на зло, избегал взгляда в его глаза. Он знал, что за орудие есть у Кровавого императора, вместо этого он смотрел не движения Лелуша. Грегори был лучшим в обращении с мечом. Меч был таким же продолжением его тела, каким был найтмер для Куруруги. — Я совершил большую ошибку, оставив тебя живым, Миллер, — прошипел ви Британия. — А что же ты такой недальновидный, а, величайший император в истории? — блондин кинул это как насмешку, замахнулся — и снова раздался звон стали. — Почему же ты меня не убил, а?! Оба они были в белом, точно в саване. Они оба были обречены умереть. И не могло быть иначе. И смерть всё время была рядом, исполняя волю судьбы, смерть ни капли не поменялась… — Мне было интересно, что ты будешь делать, — засмеялся ви Британия. — Ты, больной на голову, самодовольный, себялюбивый урод! — Миллер ненавидел его. — Тщеславный ублюдок, самонадеянный гордец-идиот! Я убью тебя, — он сказал последние слова не как предупреждение, а как факт, точно не могло быть иначе. Грегори замахнулся ещё раз — и Лелуш не успел отойти от удара, левую руку, что не держала клинок, отрубило холодное лезвие меча. Ви Британия поморщился и завыл от боли, прижимая окровавленную конечность к телу. Отвлёкшись на боль, он не заметил, как Грегори готовится занести новый удар, финальный. — НЕТ! — завизжала Юфимия. Элайджа активировал гиас, создав для Миллера иллюзию, тот, очевидно, понял, что с его разумом начали игру, и замотал головой. А Лелуш смотрел на незаживающую рану и с ужасом понял, что Сузаку был прав. Он неверяще смотрел на блондина. Он понял. Кровавый император подорвался с места и ранил Грегори точным ударом меча, тот повалился на пол, схватившись за кровоточащий бок, пытаясь вдохнуть. Теперь это уже был настоящий бой, один из них умрёт. Ви Британия подошёл к Миллеру. — Откуда у тебя гиас? — прошипел Лелуш, ногой отшвыривая выпавший из рук рыцаря меч. Элайджа убрал иллюзию и понял, что Юфи вырвалась, пока он отвлёкся на бой — ранненная рука дала о себе знать. Миллер рассмеялся, кривясь от боли. Лицо Кровавого императора ещё больше перекосилось в злобе и презрении. Он замахнулся — и холодная сталь въелась в податливую плоть… Юфимии. Никто из них не мог понять, как так вышло. Лелуш несколько секунд ошарашенно смотрел на дочь, которая возникла, казалось, из неоткуда, затем он опустил взгляд ниже и увидел как по лезвию меча стекает кровь. Она с непониманием смотрела на него, попыталась вдохнуть, но не вышло, ноги в миг перестали держать — и она стала заваливаться на пол. Брюнет вынул меч из её тела и схватил её правой рукой, отбросив меч. Принцесса всё так же продолжала смотреть вперёд себя непонимающе, глаза её блуждали по залу. — Юфи! — закричали одновременно оба. Она не могла вдохнуть, только понемногу судорожно выдыхала. Из глаз полились слёзы. Как же больно… и холодно… Было жутко холодно, только раненый бок горел, кажется, лёгкое. Страшно… Она попыталась что-то сказать, но не вышло, только губы беспомощно зашевелились. Только боль. Казалось, боль сопровождала её едва ли не всю жизнь. И перед глазами был только этот ненавистный трон. Синие глаза в одно мгновение потухли. И Грегори Миллер был прав, он убил Кровавого императора… в душе Лелуша. — Юфи… — пробормотал неверяще Грегори. — Ты убил её… — слёзы впервые за четырнадцать лет появились в глазах Миллера. Он часто задышал, солёные слёзы обжигали щёки так, словно там была рана. Но рана была у Грегори на сердце. Боль и гнев полностью охватили его разум, красная пелена ярости застилала глаза, а в сознании была только одна чёткая мысль — убить Лелуша, убить того, кто виноват в смерти, в страданиях дорогого ему человека. Грегори подорвался, схватил меч и, замахнувшись, собирался отсечь склонившемуся над телом принцессы императору голову, но его остановила внезапная вспышка боли в сердце, словно то резали, хотя он не мог точно сказать, отчего ему было так больно, но он остановился. Ноги рыцаря подкосились, рука выронила меч, что тут же со звоном, усливающимся эхом, упал на пол. Блондин посмотрел вниз — клинок торчал из его груди. И как чудно, он был повёрнут той самой стороной, где были выгравированы слова «За империю и императора», слова, которые сейчас были залиты его собственной кровью. Клинок вышел из его груди. — Элайджа, — еле проговорил Миллер и упал на землю. Грегори упал и видел светлые, высокие, величественные белые потолки тронного зала. Увидел он и трон, на котором восседал правитель мира — Кровавый император. Рыцарь увидел и чёрный силуэт, склонившийся над ним. — Грегори, — прошептал Тод, — у нас не было выбора… — выдохнул Элайджа, из его глаз потекли слёзы, Чёрная смерть посмотрел на императора, которого не волновало то, что его чуть не убили. — Я убил её… — Лелуш попытался вдохнуть, но не смог, из-за чего он словно задыхался и беспомощно сипел. — Всех их… — он посмотрел на лежащего на полу Миллера, что из последних сил тянулся к изящной ладони мёртвой принцессы и всё-таки смог это сделать. Грегори не мог дышать, да ему и не хотелось. Не было больше смысла в его дыхании, для кого дышать? Он прикоснулся к руке принцессы, это прикосновение помогло ему найти какой-то покой и даже привело к осознанию, что… они отныне свободны. Жизнь ушла из тела рыцаря — и разные по цвету, по выражению эмоций, даже иногда по сути глаза его, что так или иначе отражали две грани души Миллера — монстра и человека, потухли, словно чары потеряли свою силу, и драгоценные камни превратились в стекло. Лицо рыцаря разгладилось. Левая кисть императора отросла, а отсечённая — исчезла. Лелуш с ужасом смотрел на тело дочери, затем — на рыцаря, перевёл взгляд на открытые двери, ведущие в тронный зал: он увидел, как по и без того тёмному паркету разливается алая, свежая кровь… Миллер пришёл с окровавленным мечом... «Сузаку…» — понял ви Британия. Нет, Кровавый император прекрасно понял, что Куруруги мёртв, но ему было плевать, и только человек смог, наконец, осознать это и прочувствовать ещё больше боли. Умер его лучший друг… Лелуш перевёл потерянный взгляд на Тода, который смотрел с сожалением и со слезами в глазах. У них у обоих был один и тот же взгляд. Что же они натворили? Лелуш прижал к себе тело дочери. Он не мог выразить словами всю свою боль. Он хотел бы попросить прощения, только нет слов, чтобы его попросить правильно, да и не заслужил он его. Импреатор зажмурился и закусил губу, беспомощно завыв. Элайджа подошёл к нему и безжизненным, обречённым голосом произнёс: — Как бы мы не хотели и не старались, всё будет так, как было решено изначально… или ещё хуже… — он закрыл глаза, — у нас нет выбора, — выдохнул Тод. — Да, — закивал Лелуш после затянувшегося молчание, словно решал что-то, хотя что ему теперь решать? — Даже у нас его нет.