В полушаге от: Колыбельная смерти

Юфимия, сбросив плащ отца на землю, предварительно достав из того кожанные перчатки, завернула за угол сада, оставив Лелуша одного. Ви Британия посмотрел на окна класса, где проходил урок экономики. На него смотрел Тод. Лелуш взглядом указал в ту сторону, куда пошла принцесса, рыцарь кивнул и отошёл от окна. *** Кэтрин Бэтфорд бежала сломя голову по коридорам академии. Только бы никто не знал, что она увидела! Эхом разошёлся по коридорам стук каблуков. Кэтрин завернула за угол и увидела Третьего рыцаря, который, сощурившись, наклонил голову набок. Глаза Тода вспыхнули, окрасились в алые тона и даже светились. У Бэтфорд чуть сердце не остановилось, неужели все слухи — правда? Кто эти рыцари такие?! Она завернула за угол. Элайджа цокнул, как только девушка пропала из его поля зрения. Недостаток его гиаса — необходимо видеть жертву, хотя бы часть тела. Принцесса, которая появилась в конце коридора, когда они с этой рыжей встретились взглядами, прошептала ему что-то вроде «лови её». Тоду второй раз не надо повторять, но он даже наслать иллюзию не успел, как девчонка свернула за угол. Принцесса пронеслась следом, Элайджа даже поразился, как Юфимия умудряется бежать на шпильках? Это какой-то женский секрет или настолько важное дело? Принцесса в гневе выглядела так же, как и злая Эмили… О, Тод хорошо помнил выражение лица тогда ещё Рузенркейц, когда он ещё в академии просто проходил мимо, у него такое же было. Рыцарь побежал следом. Девушки забежали на крышу. Элайджа следом, только вот решил скрыть своё присутствие. — Ваше Высочество, я никому не скажу, — пропищала девушка. — Конечно, не скажешь, — Элайджа заметил, как Юфимия надевает на свои маленькие ладошки коричневые перчатки, которые были её велики. «Понятно», — произнёс про себя рыцарь. Девчонка узнала то, чего знать не стоило. В плане охраны своих секретов, императорская семья была профи. Рыцари Круга — это не только военные, это в первую очередь доверенные люди императора, которые и защиту обеспечат, и террористов усмирят, и неугодных уберут… А вот то, что принцесса уж очень близко к краю крыши, Тоду не нравилось. — Я никому не скажу, что Вы с Его Величеством… — начала девушка. — Заткнись! — Юфимия прервала её. — За знания платят. Кажется, рыжая, как обезумевший от страха зверь, кинулась на принцессу. Ну и зря. Юфимию тренировали рыцари Круга; ударить так, что звёзды перед глазами пойдут за ручку и строем, она может. Похоже, что и эта рыжая была не лыком шита, вот уже Юфимия у самого края, а девчонка вполне себе в безопасности. Элайджа наслал на студентку иллюзию. Жестокую иллюзию. Что может быть хуже, чем лишить человека сразу всех пяти чувств? Юфимия перехватила девчонку и скинула ту с крыши. Принцесса тяжело дышала, посмотрела вниз, Кэтрин лежала как кукла, с пустым, стеклянным взглядом, в котором больше не было жизни, только отражение окружающего мира. Всё закончилось быстро, так же, как и началось. Юфимия повернулась и замерла. — Сэр Тод?.. — просипела ви Британия. — Да, — Элайджа подошёл к принцессе, — бедная девочка, — он стащил с девушки перчатки, на которых было несколько капель крови, — закончила жизнь самоубийством, — он театрально вздохнул, спрятал перчатки у себя в кармане, достал чёрный платок и вытер с щеки принцессы капли крови, не её, а той рыжей. — Пойдёмте, пока нас не кинулись, принцесса, — он схватил её за руку и увел с крыши. У самого входа в кабинет они остановились. — Вы с императором обсуждали дела империи и Ваше будущее, я пришёл, чтобы встретить Вас, поняли? — Тод сощурился и посмотрел в синие глаза девушки. — Да, — принцесса собралась с духом, и уже через пару секунд выглядела невозмутимо, словно пару минут назад она не убила впервые человека своими руками, ну что же, в императорской семье и её окружении по-иному не выжить. *** Лелуш очень долго смотрел на брошенное пальто. Ему было холодно, только он знал, что на этом всё. Пальто ему не нужно. Как и Юфимии. Он поднял предмет одежды, но не надел — весь в снегу, императору так не положено появляться. Руки замёрзли и пальцы от холода трудно было сгибать, он залез в карманы, где оставил перчатки, вот только не нашёл те. «Зачем они Юфимии?» Голову пробила догадка. То, с какой решимостью убежала принцесса, перчатки… Его отвлёк крик. Даже не так, визг. Император пошёл на звук. Возле стены, с южной стороны академии лежало тело. Мёртвая рыжеволосая девушка, а рядом с ней пронзительно визжали две другие, брюнетки, прогульщицы. Лелуш подошёл к ним — и те, кажется, забыли как дышать. Он присел на корточки, пощупал пульс. «Молодец, Юфимия, чистая работа… — он ничуть не был горд за дочь. — Если это, конечно, ты. Всё выглядит как самоубийство. Хорошо, что зима, окна закрыты, наверняка крики были…» — Кто нашёл? — он указал на труп и посмотрел на девчонок. — Обе, — пискнули они. — Зовите учителей, — вздохнул император и достал телефон. — Элайджа подойди-ка к южной части академии… Да, снаружи… Нет, Грегори пусть там остаётся. Лелуш посмотрел на крышу. Третий этаж. В принципе, при желании можно и с дивана навернуться так, что шею свернёшь. Третий этаж звучит правдоподобно. А мотив — не его дело. Кто вообще посмеет подумать на его детей и рыцарей? Девочки убежали. — Что же ты узнала? Долго думать не пришлось, даже думать не пришлось. Она могла увидеть его с Юфимией, как раз в пальто, значит, была не в академии. Элайджа тут, как тут. — Что это? — он кивнул на труп. — Девочка решила покончить жизнь самоубийством? — пожал плечами рыцарь. — Я встретил Юфимию на главном входе, — Тод был невозмутим, — а дальше мы пошли в кабинет. — Разумеется, — хмыкнул император. — Мои перчатки, — он протянул рыцарю ладонь в требовательном жесте. Лелуш еле успел запихнуть запачканные кровью перчатки в пальто, как прибежал Сато. Ви Британия не обратил внимания на учителя и попытался струсить с серого пальто снег, с переменным успехом это удавалось. — Если это убийство, — невозмутимо начал император — и все замерли, — то я спрошу с тебя и Грегори, — он посмотрел на Тода. С этими словами Лелуш надел пальто и, развернувшись, пошёл прочь, насвистывая незамысловатый мотив. Он снова достал телефон и написал Элайджу одно слово: «Камеры.» Послезавтра он улетает обратно в Авалон. *** — Что там такое? — Кловис подошёл к окну, открыл то и перегнулся через проём, наплевав на идущий урок. — Кловис, урок идёт! — прошипела Аика и подошла к нему, чтобы схватить за шкирку и вернуть на место. Преподаватели были готовы чуть ли не кланяться Фукудзаве за то, что она одна не боится проявлять такое панибратское отношение к принцу. Второй принц протяжно выругался. — Что случилось? — теперь уже Аика присоединилась к принцу. Она только заметила тело на земле и яркие рыжие волосы, и Тода, который, как коршун нависал над всеми. — Не смотри, — принц только отодвинул девушку от окна и закрыл то. — Кловис! — У нас экономика. — Кловис там… труп… Класс замолчал. — Вот обязательно это озвучивать? — выдохнул второй принц, смотря на брата, который сощурился. — Ну труп и труп, — он дёрнул плечами и посмотрел на перепуганную Юфимию, которую уже обнимал брат. — Её убили? — пискнула принцесса. Кловис пожал плечами. — Какая разница, результат один, — он краем глаза заметил, что Фукудзаву уже ноги не держат, и едва успел схватить её. — Да что ж вы все такие чувствительные? — разозлился принц, смотря на шокированный класс. Ну да, это они, дети императора, чуть ли не каждый день могли наблюдать замечательную картину, как из подземных казематов дворца выносят очередную изуродованную жертву Винзенса, ради приличия накрытую белым покрывалом, которое уже пропиталось кровью и из-под которого то и дело выныривала изуродованная рука мёртвого заключённого. Юфимия играет, он знал, что сестра привыкла такое видеть. Отец говорил, что мёртвых не надо бояться, они ничего не сделают. Сам принц неоднократно бывал в комнате дознания, когда Тод пытал пойманных террористов в Пруссии. В глазах других он выглядит наверное цинично. — Урока не будет, я уже понял, — хмыкнул второй принц, всё так же прижимая к себе японку. Один Грегори выглядел так же, как и пару минут назад — каменное лицо. Кловис усмехнулся и озвучил свои мысли: — Если Тод там, то его вызвали, а это мог сделать только император… Выходит, её нашёл отец?.. Это, конечно, ничего не давало, но было интересным наблюдением. — А меня не позвал… — буркнул рыцарь, недовольно смотря на Кловиса. — Это предположение, — пожал плечами Кловис, усаживая Фукудзаву на стул. — У тебя вода есть? — он посмотрел на девушку, та замотала головой. — Ладно, я сейчас приду. — Там убийца по академии ходит, а ты собрался гулять?! — резко пришла в себя японка и вскочила со стула. — У тебя мозгов нет, что ли? Второй принц пожал плечами. — Да ладно тебе, не паникуй, — он выбежал из класса, оставив недоумевающих и шокированных учителя и одноклассников. Кловис пошёл в столовую. Вот она, столица мира, мира под названием академия Эшфорд. — Можно водички? — он посмотрел на повара, который хлопал глазами. — Ну булку какую-нибудь, есть хочу, — живот согласно забурчал. — Д-да, сейчас. Через пару минут он снова был у дверей в класс. Зашёл в тот, кое-как открыв дверь ногой и напевая весёлую песенку. В классе стоял Сато, который, сжав губы, требовательно на него смотрел. — Там труп лежит, а Вы в столовую решили сходить? — Ну да, — Кловис пошёл к Аике и протянул ей стакан с водой, жуя булку. — Там труп лежит! — повторил Сато. — Ну и что? Меня-то это никак не касается, — усмехнулся принц и откусил булку, — о, вишня, люблю вишню. Что мне этот труп сделает, он же труп, — блондин пожал плечами. — Тем более, если её кто-то убил, то вряд ли будет убивать ещё кого-то, по крайней мере сегодня. Особенно принца. Второй принц сощурился и так улыбнулся, что показался точной копией своего отца, и только светлого цвета волосы отличали их. В глазах Кловиса был виден Кровавый император. — Мы уходим, — Гэбриэль встал с места и поднял сестру, удерживая Юфимию. — Занятий сегодня не будет. — Хорошо, — Кловис посмотрел на Миллера. — Вы же будете нас сопровождать? — Разумеется. Фукудзаве позвонили, она ответила и спустя пару секунд выронила из рук телефон. Карие глаза выглядели растерянными, через секунду на эти карие глаза навернулись слёзы. — Аика? — Кловис вернулся от входа к девушке. — Что случилось? Японка замотала головой, отвернулась от принца, закрыла рот рукой и завыла, зажмурившись. — Да что такое? Аика, смотри на меня, — принц повернул голову девушки и посмотрел ей в лицо сверху вниз. — Р-родители… в аварию попали… — пропищала девушка и зарыдала с новой силой. Кловис сам не знал, как так случилось, но он обнимал эту простолюдинку, гладил по голове и шептал что-то, чтобы успокоить. Жившему без матери принцу было легко понять боль Фукудзавы — когда он думал о том, что будет, если умрёт и отец, то… нельзя передать словами ту гамму боли, которую он испытывал при этих мыслях. — Ну они ведь живи? Не сказали же, что мертвы? — принц заглянул в глаза девушки, та помотала головой. — Ну вот… — он растерянно забегал глазами по кабинету, закусив губу, очевидно, решая что-то для себя. — Поднимайся, — он подорвал девушку с места за руку, — поедем в эту больницу, какая, кстати? — Вторая, — зарыдала девушка. Под немой вопрос родственников и Миллера и их удивлённые взгляды он вывел японку из класса и повёл дальше по коридорам. А Сато в очередной раз убедился, что представители императорской фамилии — самый странные люди в мире: то равнодушно и даже как-то цинично относятся к смерти, то пытаются успокоить людей, которых они знают от силы месяц. Помнил он, как когда-то «Кадис» успокаивал Рузенкрейц после очередной нападки Тода… *** Всю дорогу Кловис думал о том, что он вообще творит. Ответа не находил. Ну вернее один — жалко было эту Фукудзаву, даже как-то в груди что-то заболело, как она зарыдала и сказала причину слёз. Он её понимал. Конечно, Кловис никому не говорил, но он так же, как и Гэбриэль, помнил момент смерти матери. Может быть, даже чётче, чем кто-либо. — Что это за машина? — Аика высморкалась в одноразовый платок. — Элайджи. Ну не моя же? У меня-то и прав нет… — Что?! — Фукудзава широко распахнула глаза. — Останови сейчас же! — Нет. — Останови! — завизжала японка. — Нет, — рассмеялся принц. — Успокойся, я найтмер водить умею, а автомобиль, по-твоему, не смогу? — он посмотрел на девушку. — Смотри на дорогу, а то мы в соседнюю палату попадём! — прошипела Аика. — Я рад, что ты пришла в себя. У меня есть права, — он высунул из-за пазухи небольшую карточку. — Не беспокойся. — А сэр Тод не хватится пропажи? — Я ему уже написал, что это я арендовал его Ягуар, — он рассмеялся. — Конечно, он потом меня придушить попробует… Принц надавил на газ, автомобиль взревель, стрелка спидометра стала стремительно двигаться по окружности вправо. Аика, кажется, уже начала читать молитву. — К чему такой трагизм? — хмыкнул Кловис. — Я если не умру с тобой, то поседею. Не гони так! Кловис рассмеялся и нажал на звуковой сигнал на руле. — Кретин, — прошипела японка. — Я для тебя стараюсь, прояви хоть каплю благодарности. Смотри, никто не хочет связываться с нами. — Ну конечно, автомобиль блатной, номера блатные, поведение, откровенно говоря, как у говна полного! Куда так можно спешить? — На встречу с семьёй. Ты ещё не видела, как папа гоняет… — И знать не хочу, — Фукудзава отвернулась от Кловиса. — Спасибо, — буркнула она. — Пожалуйста. Как оказалось, появление принца в больнице — дело отнюдь не повседневное, поэтому Кловис произвёл там фурор. На него даже главврач выбежал посмотреть, а принц только вздыхал, смотрел на время и ждал, пока Аика выйдет из палаты. Через полчаса она вышла. — Ну, всё же хорошо? — Ага, — она светилась от счастья. — Что ты такой недовольный? — Побудь вторым принцем, постой в том месте, где тебя не ожидают увидеть, посмотрим, как на тебя будут все глядеть, — прошептал Кловис. — Мог бы и со мной зайти. Ви Британия отмахнулся. — Не хотел мешать. Хорошо, что истерика у Аики прекратилась ещё в салоне автомобиля, а то поползли бы слухи… Хотя он бы и сам, наверное, истерил, не разобравшись, если бы с его семьёй что-то случилось. В коридоре послышался гул. — Где он?! — громкий рык был слышен, казалось, по всей больнице. — Что это? — Фукудзава недоуменно уставилась на Кловиса. — Арендодатель, моя смерть, — вздохнул принц. Злой Третий рыцарь появился в коридоре и, как злой бык, казалось, выдыхал воздух так, что тот можно было буквально увидеть. — Куда ты намылился?! — Чёрная смерть решительно и быстро шла по направлению к ним. — Мало того, что свалил, не сказав, куда, так ещё угнал мой автомобиль и нарушал! Кловис завёл девушку за себя, а сам мило улыбался. — Я сейчас твою улыбку… Дальше не поняли ни Кловис, ни Аика. Что-то там шипел, изредка переходя на крик, рыцарь, но из того, что показывал Тод, Кловис понял, что сейчас произойдёт акт насилия. — Я тебя убью! — закончил уже на привычном английском Элайджа. «Это немецкий был?» — подумал Кловис. Нет, он, конечно, знал язык, на котором говорил каждый житель Пруссии, но, похоже, у Тода словарный запас был побогаче, ругаться на немецком принц не умел. — Ну прости, — тихо ответил блондин. — Что случилось, что ты сюда умотал? — Тод успокоился и заглянул за спину Кловиса, увидел там жмущуюся от страха Фукудзаву, изогнул бровь, перевёл взгляд снова на принца. — У Аики родители в аварию попали. Тод как стоял с изогнутой бровью и в остальном невозмутимым выражением лица, так и остался. — Ты так разозлился из-за автомобиля? — Нет. В прошлый раз ты угнал мой найтмер и попал в такую жопу, что мы чуть не сдохли все, — прошипел рыцарь. — Пойдёмте. Ну что за несносный ребёнок! Они совершенно не обращали внимания на свидетелей брани рыцаря. *** На следующий день настроение у Кловиса было мягко говоря плохим. — Ты даже не представляешь, как я зол, Элайджа, — Кловис сжал плечо рыцаря и развернул корпус. — Я даже понять не могу, почему сегодня такой злой! — По твоей энергичности не трудно понять на сколько, — ровно ответил брюнет, вслушиваясь в такт быстрой, но тихой музыки, которая играла в пустом классе. — Это из-за той девушки? — Не думаю, что только из-за неё, но да, я понять не могу, почему она меня с порога так невзлюбила… а ещё… почему я ей помог вчера?.. — что с ним происходит, почему он печётся за неё? — Ещё этот Миллер… смотрю на брата, так и хочется вцепиться ему в глотку. — Тебе нужно поменьше быть… собой, Кловис, — Тод резко крутанулся и прижал за талию принца, — тогда тебя будут все любить, — он улыбнулся. — Ну ты же меня любишь? — блондин усмехнулся, в ответ на его реплику рыцарь изогнул бровь. — Сказки мне читал, когда я был маленьким… — Я прочитал тебе сказку лишь однажды. — И после я не хотел слушать эти басни. Ты поступил жестоко с маленьким мальчиком, Элайджа. — Разве сказка не была восхитительна? — Слишком, — прошептал второй принц и в глазах появились слёзы. — Я влюбился в тех насекомых… В того паука-монстра, который влюбился в прекрасную бабочку, в эту несчастную, которая ответила ему взаимностью и полетела в липкую паутину… Она вязла в ней с каждым днём всё больше, но не понимала этого, смотря только в чудовищные глаза паука, находя в них нечто прекрасное, а паук не желал отпускать бабочку, наслаждаясь её красотой и своим счастьем. — В его мир вдруг ворвалось солнце… — … и это солнце ослепило его, а после, когда он был вне себя от счастья, а потом… оно сожгло счастье… Я тогда не понял, что это было за солнце… — Но ты ещё не понял, что это был за паук и что за бабочка. — Солнце стало жечь глаза бабочке и та забралась в паутину с головой, а паутина задушила её, паук не успел, не смог спасти любимую, — принц тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться и задвинуть воспоминания подальше. — Конечно, сейчас это звучит сухо, ты рассказывал это красивее… Но я не знаю, что было потом, ты отказался говорить дальше. — С тех пор паук ловит в свои сети всех, бережно закутывает в паутину, надеясь, что из этих белых ниток однажды вырвется та самая прекрасная бабочка. Кловис закрыл глаза и снова поддался властным движениям, казалось, беспристрастного рыцаря, который равнодушно, на первый взгляд, смотрел на прозрачную слезу, которая скатывалась по бледной щеке принца. — Лучше улыбнись. — К чему здесь улыбки? Тод молчал. — Я так устал улыбаться, Элайджа, — пробормотал Кловис. — А кукушка смотрит и отсчитывает нам года. — Пусть смотрит, — ответил принц и открыл глаза. — Одной своей сказкой ты уничтожил мою веру в любовь, ты как всегда убил… — Я не буду просить прощения за это, — яркие, выжигающие душу глаза рыцаря столкнулись с необыкновенно тёплым аметистом. — У тебя глаза… — Как у отца? — принц поморщился. — Нет. Как у… Кадиса. Кловис остановился, занял другую позицию — теперь вёл он. — Ты любил его? — блондин смотрел в глаза рыцаря. — Нет, — спокойно ответил брюнет. — Я всегда любил другого. Если ты думаешь, что я не смогу спрятать от тебя правду, принц, то ты ошибаешься, не забывай, с кем ты оттачивал это умение, — он перехватил инициативу. — Я не пытаюсь прочитать ответ, — предельно честно ответил он. — Я просто люблю твои глаза, они странного цвета, люди горят, что за ними ад. — За ними смерть, Кловис, — рыцарь лёг на руку партнёра. — Была ли за ними хоть когда-то жизнь? — Нет. Ни одну минуту. Либо мёртв обладатель, либо кто-то другой. — Смерти нет, Элайджа, — усмехнулся Кловис. — Скажи это тем, кто лежит в могилах. Смерть — нечто более реальное, чем жизнь, она приходит к каждому. — Поэтому смерти для некоторых и нет — они не жили. — В таком случае смерть подарит им ощущение жизни в последние мгновения, ибо даже она милосердна, а после отберёт жизнь… — Ибо она насмешлива? — Ибо это её работа, никто и ничто не может помешать этому. Смерть носит чёрное, любит тьму, потому что она скорбит по тем самым, что и не жили или были достойны большего… А ублюдков она пугает этой самой тьмой, заставляя пережить их самый ужасный страх — страх перед неизвестностью. — Это божественно… — выдохнул принц, руки его скользнули по зелёному плащу. — Я ненавижу этот плащ, Элайджа. — Потому что он мешает танцевать или потому что это не ты надел его на меня? — усмехнулся Тод. — Не только поэтому, хотя насчёт последнего ты прав… и почему ты не мой? — он скривился. — Тебе бы больше пошёл чёрный цвет, я смотрел на твой отряд, одетый в чёрное и не раз представлял тебя в чёрном… Что ж, это трудно объяснить. — Смерть иногда надевает белые цвета, — к слову сказал рыцарь. — Зачем? — Она беспристрастна и чиста… Порой она приходит в качестве избавления, того самого проводника, который ведёт в новую счастливую, светлую жизнь. Порой смерть — это и есть жизнь, Кловис. Они оба остановились. — И почему ты не мой? — вздохнул принц. — Моя злость прошла… Теперь хочется плакать. — Не посреди академии. — Но ты ведь всегда выслушаешь меня? — усмехнулся блондин. — Разумеется, Кловис, пора идти на урок. Тод, одетый в белый мундир рыцаря Круга, протянул руку, обтянутую в чёрную перчатку по локоть. Его тёмно-зелёный плащ слегка колыхнулся, поддавшись движениям рыцаря. Кловис взял Тода за руку. Впереди урок истории. *** Лелуш скучающе смотрел в окно, Куруруги, развалившийся на диване, поддерживал тишину и только тяжко вздыхал иногда. Сузаку скучал по тем временам, когда это он был наместником в Японии — тогда всё было предельно просто, не было никаких изменений в планах и… странных отношений. — Там Винзенс, — рыцарь зевнул, — сказал, что Джереми приехал в академию поискать кадры… — Ну пусть ищет, — пожал плечами император и продолжил меланхолично смотреть в окно. На телефон Лелушу позвонили. Он почти сразу отключил телефон и взволнованно посмотрел на Куруруги. — Что случилось? — напрягся Сузаку. — На академию напали террористы. *** Элайджа вломился в кабинет, выставив перед собой левой рукой пистолет и выстрелив, как только под прицел попался террорист. Глаза рыцаря светились неестественным цветом — алым. И сейчас Элайджа Тод одними глазами стал походить на своего хозяина — Кровавого императора. Казалось, что вовсе не рыцарь здесь сейчас, но дьявол во плоти, словно это ОН смотрел глазами Чёрной смерти. Справа, совсем близко мелькнула чья-то тень — и рыцарь идентифицировал ту как врага. Правой рукой он выхватил меч из ножен и с разворота рубанул с плеча. Раздался ещё выстрел, но стрелял не Элайджа, да и не в него попали. Перед рыцарем стоял ещё один террорист, но с перепуганным выражением лица, он не просто побледнел, но словно потерял сам цвет лица. Тод выстрелил незамедлительно. И только потом повернулся в ту сторону, в которую вытянулась рука стрелявшего в него, но промазавшего. Послышался звук завалившегося тела. И рыцарь смотрел прямо туда, откуда исходил стук. Второй принц — Кловис ви Британия — завалился на стену, хватаясь за грудь. Он смотрел неверяще, пытался словно в агонии вдохнуть, но не выходило, словно в горле что-то застряло. Белые обои окрасились в алый. И принц стал медленно оседать на пол. Всё более стеклянным взором смотря куда-то в пустоту. Его рука со слишком громким стуком упала на пол, а голова наклонилась на бок. «Кловис… Как же так?..» — Элайдже было больно, он слишком привязался к мальчику. Рыцарь не мог пошевелиться или вздохнуть. Он видел лишь фигуру блондина в крови. Этот тухнущий взор аметистовых глаз, которые изо всех сил вопрошали: «Как так? За что?». Аметистовых глаз… Худший кошмар Элайджи… — Кловис! Этот крик не принадлежал ни брату, ни сестре, ни рыцарю и даже ни одноклассниками или учителю. Слишком знакомая фигура в чёрном костюме-тройке пролетела перед Элайджей и рухнула на колени рядом с принцем, прямо в лужу крови. Тод закрыл глаза, он видел смерть, он её знал, он её приносил. Но сейчас он не мог смотреть на то, как умирал этот человек, жуткая боль разлилась в сердце, мысли стали путаться. И как же Элайджа был рад, что через его веки никто не увидит слёзы. — Папа… — послышался слабый, еле различимый шёпот второго принца. Тод открыл глаза. Он не может смотреть, но и стоять с закрытыми глазами — сущая агония, ибо разум дорисовывал картину. Элайджа увидел на глазах принца слёзы. — Прости… — он замолчал и закрыл глаза, выдыхая в последний раз. Кловис просил прощения за то, что не сможет остановить Грегори и Гэбриэля, не сможет защитить… Лелуш прижался щекой к макушке сына, но лица его не было видно. Можно было только догадываться о том, какое выражение приняло лицо императора: боль или гнев то были, или, быть может, всё вместе? Этот адский коктейль, который он принимает каждый божий день на протяжении четырнадцати лет… И была тишина. Ни вздоха, ни шуршания, и уж тем более ни единого голоса. Ничего. Среди этой тишины стало слышаться прерывистое дыхание императора, который с силой прижал к себе сына. Тод буквально физически ощущал тот гнев, ярость и ту боль, что объяли Кровавого императора. В комнату тихо вошёл Нулевой рыцарь. Посмотрел на императора. Прикрыл глаза, поджал губы, а затем кивнув самому себе, круто развернулся и вылетел из класса. Элайджа тяжело задышал и вышел следом за Куруруги. Он не спрашивал, куда тот идёт и зачем. Он знал. И Чёрная смерть не просто не собирался мешать, но наоборот. Выхода нет. *** Двое рыцарей шли по длинным, высоким коридорам. Шли уверенно, с одинаковым взглядом, полным той уверенности, что возникает лишь тогда, когда должно произойти не просто значимое, но роковое событие. И помимо решимости в глазах была некая доля печали. Это вынужденная мера. «Всего две смерти…» Всего две смерти — и спокойствие. — Элайджа, — проговорил Нулевой рыцарь, но не посмотрел на брюнета. Это было единственное слово за последний час. Вернейший клинок и вернейший слуга Кровавого императора понимали друг друга совсем не с полуслова — слова были излишни, всё читалось в глазах, но сейчас даже в глаза не нужно было смотреть. Тод активировал проклятую силу, что лишь изредка может восприниматься как дар, но в конечном итоге эта сила принесёт больше горя, чем что либо, эта сила станет твоей тюрьмой и в конечном итоге убьёт тебя. Да, гиас убивал, он медленно уничтожал душу, он вполне мог очернить все идеи человека, исказить его желания, когда человек опьянён своей властью над другими. Гиас мог свести с ума. Он мог сделать тебя глубоко несчастным. А счастье и радость, что он мог подарить, были слишком мимолётны, незначительны, эфемерны. Это воистину была ужасная сила, что, казалось, появилась в этом мире лишь с одной целью — разрушить всё. Этой силы надо бояться, остерегаться. Она была так неестественна для людей, что даже проявлялась алым цветом глаз. И смотря в глаза носителя силы, можно было определённо сказать, что он проклят, что его душа уже горит в адском пламени. Они завернули за угол — и их тяжёлые церемониальные плащи — зелёный и чёрный — несильно, но всё же заметно взметнулись. Стража не отдала честь — она попросту не видела их. — Я пойду один, Элайджа. Им не нужны свидетели: в комнату не должна зайти прислуга или стража. И если Элайджа не будет видеть своих «жертв», то гиас не сработает. А потому Третий рыцарь попросту кивнул и остановился напротив двери, сверля тёмный дуб, тяжёлым взглядом. Рука Куруруги, одетая в чёрную облегающую перчатку, прикоснулась к ручке двери, нажала на ту — и рыцарь вошёл в комнату, прикрывая за собой дверь. И всё же дверь закрылась не до конца, Элайджа видел часть комнаты, конкретно ту, где сейчас находился Виктор. «Всего две смерти…» — пронеслось у Куруруги. Всего две смерти, всего-то убить двух жертв — и счастливый мир будет реальностью. Блондин с улыбкой посмотрел на Сузаку и проговорил: — Что-то Вы рано сегодня… Занятие начнётся раньше? Куруруги молчал, равнодушно и даже как-то задумчиво смотря на парня. Он почувствовал себя тем самым человеком, который забивает агнца. — Да. Урок сегодня будет раньше. Я сомневаюсь, что тебе он пригодится. Это будет уроком для меня, Виктор, — прошептал зеленоглазый и заложил руки за спину. Всегда найдутся те, кто захочет управлять слабыми. И эти террористы — люди тех самых аристократов, о которых предупреждал Лелуша глава Тайной канцелярии. Принц нахмурился и посмотрел в пол, после чего посмотрел на дверь и увидел хмурого Тода, он неуверенно стал переводить взгляд на Сузаку. — Что Вы… Договорить было не суждено — громкий выстрел не позволил. В последнее мгновение твёрдая рука Нулевого рыцаря дрогнула — и пуля попала принцу в шею. Виктор схватился за рану, из которой пульсирующими волнами текла кровь. Он неверяще смотрел на шатена. — Прости меня, Виктор, — Сузаку зачарованно смотрел на парня, который схватился за шею и бился в судорогах на полу, — я хотел чтобы ты не чувствовал боли, но… — он поджал губы и направил пистоле точно в голову принца. — Я надеюсь, что в следующей жизни ты не родишься в семье императора… — и Нулевой рыцарь выстрелил. «Следующая жизнь… Если она вообще есть…» *** — Где Винзенс? — холодно спросил Лелуш, смотря на своего секретаря. — В своей комнате, он не выходил весь день, — пробормотал подчинённый в ответ. Лелушу было плохо. Он хотел то ли сорваться на ком-то, то ли поделиться болью. Винзенс его понимал, а ещё… Винзенс не узнал о готовящемся покушении! Кровавый император влетел в покои главы Тайной канцелярии. — Стаффорд! — заорал властитель мира, впервые он назвал того по фамилии. — Стаффорд, где ты прячешься?! Он зашёл в спальню. Прислонив голову к деревянному основании кровати, на полу в окружении уже выпитой бутылки виски и только начатой сидел блондин. — Винзенс? — опешил Лелуш, злость тут же смыло. Ещё никогда глава Тайной канцелярии не выглядел так жалко и беззащитно: растрёпанный, помятый, с дрожащими губами, с красными от слёз глазами, в которых была только боль. Где этот равнодушный к чужим страданиям и судьбам циник? Стаффорд завыл от боли, снова зарыдал и отпил из горла. — Винзенс, — ви Британия подошёл к мужчине, взял того за лицо, — что с тобой? — Они его убили… — прошептал Стаффорд, — убили! — взревел он, уткнувшись носом в грудь императора. В мире был только один дорогой Стаффорду человек — Джереми Гамильтон, талантливый биолог, который додумался на крови бессмертного создать лекарство, способное в два раза быстрее восстановить человека. И Джереми Гамильтон, как сказал Куруруги, был в академии в день… в день смерти Кловиса. Лелуша снова затрясло, ещё чуть-чуть — и он будет вот так же напиваться и рыдать, как Винзенс, только даже самое крепкое пойло не свалит его и не помутнит рассудок — метаболизм бессмертного. Лелуш прижал Винзенса к себе, гладя по голове. Тот завыл и схватился за рукав Лелуша. — Джереми! — он кричал только одно имя, как когда-то кричал Лелуш имя своей мёртвой любимой. Почему-то казалось, что от этого крика, их любимые очнутся от вечного сна и вернутся к ним, или это они, кричащие, очнутся от кошмара. «Кловис…» Лелушу было плохо, но слёзы не шли из глаз. Он всё давно выплакал. В груди болело. Неужели у него ещё есть сердце? Неужели у них, растративших свою человечность в дворцовой жизни, ещё есть душа? Нет, больше этих душ нет. Их убили. Террористы. Ви Британия знал только один способ хоть как-то отвлечься от боли — принести её кому-то, отомстить. — Их нужно убить, — Винзенс, кажется, перешёл из фазы рыданий в фазу гнева, неконтролируемой ярости. — Их всех. Этих аристократов, этих нумерованных. Глава Тайной канцелярии никогда не говорил на не британцев по крови «нумерованные», но сейчас… И Лелуш был согласен со словами Стаффорда. Мир будет полыхать, а города исчезать, по крайней мере один город — Сиань, рассадник террористов, от которых нет покоя. Пора миру вспомнить, почему Лелуш правит им, почему у Лелуша такое прозвище и какое оружие есть у Кровавого императора. — Пусть ненавидят, лишь бы боялись, — хрипло произнёс император и кивнул. Стаффорд с какой-то надеждой и злобной решимостью заглянул в его глаза. Глаза Винзенса сверкнули как сталь, сталь клинков рыцарей Круга, или будто бы в глазах появилось отражение пуль, пуль солдат, которые убьют виновных. А в глазах Лелуша полыхало розовое сияние взорвавшейся боеголовки фреи… *** Две недели… две недели Гэбриэль живёт без брата. Из мира будто пропало солнце. Ничего не радовало, всё только напоминало о потере, даже его собственное отражение. Ему казалось, что оттуда, из зазеркалья, на него смотрит его брат. Будто Кловис вот-вот выйдет из этого отражения и оживёт, но нет… Тот человек в зеркале всё так же с болью и изредка бездумно смотрел на него, смотрел в его глаза. «Кловис, — Гэбриэль помнил, как на похоронах сразу двух принцев он дал клятву, — ты всю жизнь мечтал быть императором. Клянусь, я стану настоящим императором, исполню твою мечту за тебя. В конце концов, мы ведь — одно и то же, верно?» Гэбриэль помнил, какой тишиной встретил его класс. Конечно, а как им ещё встречать его после того, как отец ударил фреей по Сианю? Император никогда не использовал фреи, единственный раз был с Пекином, и то это вышло по случайности, насколько знал Гэбриэль. Фреи были, скорее как красивый меч, вечно покоившийся в изящных ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, ими можно было пригрозить, но исполнить приговор… Как оказалось, никто из них не знал Лелуша. Юфимия на почве нервного срыва из-за потери брата заболела и сейчас выздоравливала в Авалоне. После смерти брата ему даже не с кем поговорить. С Миллером их объединяла одна вещь — тайна, которую так тщательно скрывает император. Гэбриэль даже не обращал внимания на Тода, который то и дело, сощурившись, смотрел на него, будто стараясь увидеть на его месте кого-то другого… И уже единственный принц знал, что тот пытался высмотреть в нём Кловиса. Скорее подсознательно, чем специально. Он и сам в себе искал брата. Когда-то Гэбриэлю сказали, что близнецы делят одну душу поровну, поэтому они так тяжело переносят разлуку. И теперь, когда Кловис мёртв, он искал в себе вторую половину души, надеясь заметить своего брата. Миллер смотрел на эти страдания, долго смотрел, но в конце концов он то ли не выдержал, то ли ему надоело, но он решил даже не трогать несчастного принца. Грегори в очередной раз посмотрел на Тода, незаметно активируя гиас. Пока они были в Авалоне, сила проявилась и во втором глазу, впервые глаза рыцаря были одинаковы, не было в них разлада, будто жило два человека, две души, не было в глазах души. Гиас снова подчинялся желанию Миллера. Грегори, на удивление, смог проникнуть в воспоминания Тода, не в какой-то бред, о котором как-то уж больно старательно думал Элайджа, а в самые что ни на есть настоящие воспоминания. «Когда сила проявится и во втором глазу, ты сможешь меня убить», — зазвучал голос Лелуша в разуме Миллера. Следующее воспоминание было для Грегори как гром среди ясного неба. Лелуш целовал Юфимию. Его Юфимию, его принцессу. Миллер вернулся в реальность, проморгался, даже не удосужившись потушить огонь силы. На него уставился ошарашенный Тод. А спустя секунду Грегори с рёвом выбежал из кабинета.