Люди, сломанные идеями

Кабинет Данзо был таким же, как пять, десять, даже двадцать лет назад. Белые стены, пол и потолок, белые несгораемые и всегда закрытые шкафы-сейфы, чистый от бумаг письменный стол из дуба, по цвету резко контрастирующий с обстановкой, белое кожаное кресло хозяина кабинета и складной белый стул для посетителя. Ни окон, ни картин — только ряды шкафов вдоль каждой из стен, и неисправная лампа в левом дальнем углу потолка, силящаяся перегореть, но не в состоянии это сделать. Мало кто из сотрудников ведомства любил бывать здесь. Обстановка говорила посетителю, что он здесь не к месту, улыбка же главы антитеррористического управления дело только усугубляла. Но Обито не поддавался давлению кабинета. Он был не из слабонервных, да и два десятка лет — немалый срок, чтобы привыкнуть к самым неприятным вещам. Начальник считал нужным беседовать с новой надеждой клана Учиха каждые несколько дней, по своему обыкновению, вызывая подчинённого без предупреждения, в любое время дня и ночи. Но, зная привычку Данзо, Обито всегда был готов нанести визит в «белый кабинет». Не исключением оказался и этот раз. Агент спокойно сидел на неудобном стуле, ожидая, пока Данзо допишет один из своих архиважных документов, заниматься которыми в присутствии младших по званию, она любил не меньше, чем будить их для разговора посреди ночи. По внутренним часам Обито у его начальника ушло около пятнадцати с небольшим минут, чтобы закончить с несчастной бумагой. — Обито, как твоё самочувствие? — начал разговор Данзо, легко улыбаясь. — Не чахнешь от жизни без солнечного света? — Я в порядке, Данзо-сама. Спасибо, что спросили, — поклонился Обито. — Как Вы сами? — Потихоньку, мой мальчик, потихоньку, — сложив руки перед собой и положив на них голову, ответил старик. — Сай тебе помогает? — Он мог бы не тратить на меня время. Я и сам прекрасно со всем справляюсь. Разве что кофе он варит превосходно, — пожал плечами Учиха, тем более что мальчика к нему направили явно не с целью поддержать на непростом жизненном этапе. — В его возрасте ты кофе варить не умел, Обито, — усмехнулся Данзо. — Когда я был в его возрасте, те, кто носил фамилию «Учиха», никогда не варили кофе сами. — Старые добрые времена возвращаются, да, Обито? — задумчиво произнёс старик. — Не без вашей помощи, Данзо-сама. — Кстати, о помощи. Обито, тебе же, наверное, скучно в четырёх стенах? — видимо, старик начал подходить к цели разговора. — Я много читаю, Данзо-сама, — признался Обито. — Готовлюсь к роли наследника промышленной империи. Свободного времени, чтобы скучать у меня нет. — Работаешь на износ, как нехорошо. Тебе нужно отдыхать, мой мальчик, — покачал головой Данзо, не слишком стараясь изобразив озабоченность состоянием подчинённого. — Я сплю по восемь часов в день, Данзо-сама, этого достаточно. Спасибо Вам за заботу, — сказал в ответ Обито, следуя правилам игры со старшим по званию. Данзо любил долго ходить вокруг да около. Что ж, у его подчинённого было много времени. И терпения — не меньше. — Сон — это очень хорошо, Обито, — кивнул старик. — Но человеческий организм заточен не только для двух видов деятельности: сон и работа. Чтобы работа была эффективной, нужно отвлекаться от неё, ведь так говорят учёные, да, мой мальчик? Обито кивнул. — Как славно, что ты согласен с учёными. Я тоже с ними согласен, хоть мне и редко выпадает возможность следовать их советам. — Наш долг всегда быть начеку, Данзо-сама, Вы всегда так говорили, — угождая старику, вставил Обито. — Я хорошо тебя обучил, Обито, — не без ноток гордости проговорил Данзо. Осторожное лавирование на грани почтительного уважения и грубой лести было лучшей стратегией в общении с главой Ведомства. Агент прекрасно это знал, периодически прибегая к проверенному средству. Главное было не перегнуть палку, поэтому он просто кивнул в знак признательности от комплимента. Слова были бы излишни. — Я прекрасно знаю, что сейчас молодёжь не может ни дня прожить без интернета, — тем же спокойным тоном продолжал старик, будто продолжая мысль. — Тебе тяжело без жизни в сети, Обито? — Данзо-сама, я могу обойтись без этого. Меры безопасности на территории бункера намного важнее привычек солдат, — ответил агент. Под землёй действительно не было ни одного кабеля для соединения с сетью. Это не могло дать гарантию полной безопасности, но давало определённую защиту от утечек информации и делало практически невозможными атаки хакеров. — Это похвально, Обито, очень похвально. Но, скажи мне, разве глава корпорации Учиха не должен следить за новостями? — Я читаю газеты, Данзо-сама. — А как же экстренные новости, Обито? В газетах можно узнать о многом, но они уступают в скорости другим средствам информации. — Вы правы, Данзо-сама, — не пытаясь оправдываться, сказал Обито, начиная понимать, куда клонит старик. — Мой мальчик, почему же ты молчишь о своих потребностях? Ты же знаешь, как я ценю тебя, и стоит тебе только попросить… — вздохнул Данзо. Он не переставал улыбаться, но теперь больше не прятал усталость, будто показывая, как он заботится о своих подчинённых, а те совсем не ценят своего счастья. Обито молчал, виновато глядя на столешницу из дуба. Он изо всех сил боролся с желанием зевнуть. К счастью, Данзо вышел на финишную прямую. — Телевидение это, конечно, не интернет, но уже и не радио. Техники уже наверняка успели установить телевизор в твоей комнате, — снова спрятав усталость, проговорил Данзо. — Данзо-сама, зачем Вы?.. Правда, не стоило… Спасибо Вам! — изобразил удивление, радость и стыд Обито. Что же такого решил показать ему старый хрен? — Не отставай от жизни, мой мальчик, — удовлетворённо сказал в ответ начальник. — Ты используешь мой скоромный подарок так, как нужно, я уверен. Только не забывай, что, кроме новостей, на телевидении есть ещё много интересного. — Спасибо, спасибо большое, Данзо-сама! — ещё раз как можно искреннее, будто стараясь сдержать радость, проговорил Обито. Данзо думает, что он начал мякнуть. Пусть думает дальше. Пусть видит то, что хочет. — Не стоит, Обито, не стоит, — махнул рукой старик. — Это пустяки. Ты же знаешь, как вы все для меня. Можешь быть свободен, мой мальчик. Обито кивнул, широко улыбаясь, и, поднимаясь со стула, сказал Данзо: — Знаете, Данзо-сама в школе я, признаться, скучал по телевизору. Спасибо Вам ещё раз! — видя, что старик хочет ещё о чём-то его спросить, он не спешил уходить. — Значит, в школе нашего кадрового резерва нет телевизоров? — Нет, Данзо-сама. Ни одного. — Это интересно, — задумчиво проговорил самый заботливый начальник ведомства. — Расскажи мне как-нибудь о школьных буднях, Обито, хорошо? — Конечно, Данзо-сама, — с готовностью согласился недавний ученик выпускного класса. — Спасибо, что нашли время для меня. Хорошего дня! — И тебе, Обито, и тебе, — возвращаясь к бумагам, пробормотал Данзо, и его посетитель поспешил покинуть кабинет. Цель визита была достигнута, а в махинациях с телевизором агент как-нибудь разберётся. *** — Уже почти месяц прошёл после трагедии в выставочном центре. Катастрофа унесла жизни нескольких десятков мирных граждан, среди которых деятели культуры и дети. Но для тех, кто смог выжить под обломками, дни после атаки террористов нельзя назвать радостными, ведь многие из них не одну неделю боролись со смертью в больничных палатах. Не все смогли победить, а те, кого удалось спасти врачам, только-только начинают новую жизнь, — звучала вводная на фоне мелькающих эпизодов документальной съёмки развалин, бригад скорой помощи и спасателей за работой, больничных палат и цветов, возложенных скорбящими горожанами к месту трагедии. Кадры сменились белым фоном, на котором огромными серыми буквами обозначилось название реалити-шоу «ПОСЛЕ». Первые десять минут были посвящены маме с ребёнком, которые просто проходили рядом со зданием в момент обрушения. Ребёнок, мальчик лет четырёх, почти не пострадал, но вот его мама, закрывшая собой сына, получила серьёзную травму позвоночника, из-за которой ноги ей полностью отказали. Женщина каталась от одного кабинета к другому, изображая глубокое понимание, когда врачи говорили о том, насколько тяжёлым является её случай, какие средства они могут предложить и есть ли вообще надежда. Мальчик жался к матери, но одну её не бросал, храбро вынося присутствие операторов и режиссёра, равно как и врачи, явно чувствующие себя некомфортно под прицелом камер. «Мама не сдаётся. Она сильная. Врачи её вылечат, и мы снова сможем гулять в парке вместе», — напоследок сказал на камеру мальчик. На этом эфирное время матери-героини в данном выпуске истекло. Виды больницы сменились на планы офисных зданий. Здесь, в крупной консалтинговой компании работал следующий герой, мелкий клерк, жена которого лежала в коме. Судя по всему, предыдущие выпуски были перенасыщены кадрами безмятежно спящей несчастной женщины, потому что на этот раз съёмочная группа акцентировала внимание на том, как проходят будни её не менее несчастного мужа, которому все коллеги соболезнуют, практически не оставляя времени на работу. Мужчина показывал свой рабочий стол, украшением которого была совместная фотография с женой. «Какие мы тут молодые», грустно улыбался клерк. За его словами следовал ряд кадров из семейной хроники, затем действие переносилось в кафетерий, расположенный в квартале от офиса. «Здесь мы и познакомились. Она сидела за своим компьютером, такая печальная, что я не мог не подойти и узнать, не нужна ли помощь. Оказалось, она просто рассматривала картины, посвящённые войнам, отбирая самые впечатляющие для новой выставки. Так и познакомились», — поведал мужчина, поглаживая столешницу того самого столика, словно пытаясь вернуться в тот счастливый день… Третий блок показывал родственников некоего художника, погибшего в день трагедии. О самом жреце искусства почти не говорилось — на экране мелькали один за другим претенденты на его наследство. В связи с тем, что творения жертвы теракта резко подскочили в цене, даже наброски на полях дневника становились объектом спора неизвестно откуда взявшейся родни, которые при жизни, если верить словам бывшей жены (одной из главных претендентов на большой куш), не чурались называть абстрактные работы нынешнего гения мазнёй и всячески смеяться над ним. «Да она сама же его и бросила, когда надоело кормить его. При жизни-то его картины мало кого интересовали», фыркала в ответ на критику сестра жертвы теракта. «А к кому он пришёл, когда эта б***ь его бросила? К старшей сестре. И разве я его прогнала? Нет. Потому что семья есть семья». Те, чья шкала отвращения к людям не была заполнена окончательно взаимными перепалками, за которыми сам художник давно был забыт, смотрели следующий, и завершающий сюжет одного из самых рейтинговых воскресных шоу. Последним героем был школьник, участвовавший в конкурсе, который прервали террористы. Его руки оказались полностью раздробленными обломками стен и потолка, практически все остальные кости были переломаны, но врачам удалось сотворить чудо, и подающий надежды юный гений, как его называли окружающие, не знакомые ни с одной из его работ, мог надеяться, что сможет творить, как до трагедии. Гипс с конечностей мальчика пока не рисковали снимать, но он не отчаивался и рисовал на плотной бумаге картины обвала и людских переживаний при помощи специально разработанного для него держателя пастельных мелков. Сиделка заботливо меняла цвета по просьбе светловолосого художника, и таким образом, из его рук, совместными усилиями обоих выходили вполне достойные импрессионистские зарисовки. Из меценатов уже выстроилась очередь за ними. Вырученные средства школьник жертвовал в фонд помощи жертвам теракта, у которых не хватало средств для дорогостоящих операций. «Жить настоящим — вот что имеет смысл», — не отрывая взгляд от холста, говорил мальчик, рисующий очередной пейзаж. «Пока я могу, я буду творить. Только так я могу чувствовать настоящее искусство, даже если сейчас не могу к нему прикоснуться», — взгляд на камеру, завершающие титры и анонс следующего эпизода, в котором женщина в коляске пойдёт на иглоукалывание, надеясь на лучшее, муж женщины в коме навестит собрание по психологической помощи жертвам теракта, родственники художника будут готовиться к оглашению завещания, а мальчик, временно прикованный к кровати, пройдёт плановый осмотр, который покажет, можно ли уже снять гипс. *** Обито чувствовал, как Сай смотрит на него, пытаясь понять, какие чувства вызвало реалити-шоу в его временном командире. — Неплохо выглядит, да? Я думал, всё будет хуже, — понимая, что молчать нельзя, выдавил из себя Учиха. — Вы имеете в виду старшеклассника, верно, Учиха-сан? — уточнил Сай. — Конечно. Не несчастную же в коме, — усмехнулся в ответ старший по званию. — Знаешь, я правда рад, что его смогли вытащить, и вместо того клерка нам не показали его сестру, в печали бродящую по школе. — Вы ведь учились с ним вместе, когда были на прошлом задании? — Да. Мы даже были напарниками по школьному клубу. Но на самом деле нас связывает нечто большее, — ответил Обито. Он знал, что Сай перескажет все свои наблюдения Данзо. И знал, что Данзо понимает, что Обито не может не знать, что мальчик за ним шпионит. — Знаешь, что? — Что, Учиха-сама? — в глазах Сая не было интереса, но ему было дано задание, и он выполнял его. «Интерес» — красивое слово, «служебные обязанности» — единственное, что имеет значение. — Этот юноша — сын моего учителя, Тсукири-сан. Я перед ней в неоплатном долгу, поэтому его судьба мне не безразлична. Помогая ему, я смогу отдать долг его матери, — пояснил Обито. Он не кривил душой, сказав мальчику правду. Пусть и не всю. — Учиха-сама, но разве тогда Вы не должны помочь ему сейчас? — Обито показалось, что в немигающих глазах ребёнка что-то промелькнуло. Ему самому хотелось узнать об этом? — Я помог. Знаешь, Сай, почему я согласился на свою последнюю миссию? — Потому что поступил приказ от командования? — Нет. Я достаточно отдал ведомству, чтобы иметь право голоса в таких делах, — покачал головой Обито. Для него было странным, что Данзо не счёл нужным посвящать своего шпиона в детали задания его курируемого. Может, решил, что лишней информацией забивать голову ребёнка не стоит? Или не предполагал, что тот сможет понять? Если Обито не показалось, искру заинтересованности надо было раздуть. Это не решило бы эмоциональных проблем мальчика, но стало бы первым шагом на пути к этому. — Я согласился променять жизнь руководителя антитеррористического подразделения на унылые будни богатого наследника из-за сына Тсукири-сан. Им занимается лучшая команда медиков и реабилитологов в стране. Ведомственная команда. Пройдёт время, и он сможет жить так, как будто никогда не был на грани смерти. А я — как будто никогда здесь не служил. — Из-за долга перед Тсукири-сан? — Да, Сай, из-за долга перед учителем. — А этот старшеклассник? Он знает об этом долге? — Нет. И никогда не узнает. Потому что это не его дело. Я сделал это для Тсукири-сан. Мой долг уплачен. Его больше нет. Мальчику знать не о чем. Видимо, удовлетворённый ответом, Сай кивнул. Обито не стал ничего добавлять к сказанному, он только надеялся, что ребёнок, отнюдь не будучи глупым, сможет вынести из их разговора, что помимо долга перед страной, о котором ему не переставали твердить, есть личный долг отдельного человека, даже если этот человек — служащий ведомства. *** Сай оставил Обито наедине с его мыслями только в конце дня, дежурно пожелав «спокойной ночи», и, вероятно, из палаты сразу отправился к Данзо докладывать о том, что вышло из встречи Учихи с телепередачей о жертвах теракта. Сам Учиха же сидел на своей кровати и, включив новости, прокручивал в памяти эпизоды, связанные с первым за долгое время просмотром телевизора. Он начал догадываться, когда после новостей увидел анонс реалити-шоу, но до последнего сомневался. Дейдара ведь не такой, он не любит лишнего внимания. Так почему же его бывший напарник решил переступить через себя и принять участие в этом фарсе? Ради своего Искусства? Стать популярным, чтобы получить шанс открыть Его миру заново? Не ради того, чтобы позлить отчима и не ради других жертв трагедии? Не ради того, чтобы глупый напарник видел, что с ним всё в порядке?.. Внешне Обито сохранял спокойствие, потому что того требовала роль. Но внутри него всё было сложнее. Он не думал, что сможет увидеть юношу так скоро. Даже не допускал мысли об этом, потому что потакать своим слабостям агент не привык. Он не слукавил, когда сказал Саю, что рад тому, что его бывший напарник выздоравливает, но ему было больно видеть поломанное тело старшеклассника, потому что он знал, каково это: оказаться спасённым из-под завала. И, конечно, он знал ответ на вопрос «почему», знал, что все его варианты были верны. Совокупность обстоятельств вынудила Дейдару согласиться стать одним из героев проекта, зная, что это будет только началом его публичной карьеры. Таких, как он, зрители любили, их не отпускали просто так. Обито очень хотел поверить в то, что мальчик готов к давлению, но знал, что это не так. «Ты должен быть рядом с ним», — твердил внутренний голос. — «Ведь это твоя вина, что он пострадал». Он на самом деле винил себя в том, что Дейдара стал жертвой теракта. Ведь если бы он взял юношу с собой на злополучную олимпиаду, которой не суждено было состояться, то он был бы цел. Просто пересидел бы день в номере, потому что во второй раз должен был бы исполнить просьбу напарника… Данзо словно заставил подчинённого мысленно снова перенестись в злополучный день, снова пережить всё то, с чем он не сразу смог справиться, узнав о взрывах. Старик хотел ослабить его ещё сильнее, понимая, что мальчик с телеэкрана что-то значил для одного из его лучших агентов. Разумеется, он не поверит в байку про выплаченный долг. Напротив, он только убедится в том, как мальчик важен для Учихи, почувствовав, что тот уязвим, а, значит, им можно манипулировать. Но ведь им можно было бы манипулировать и в случае, если Дейдара смог бы избежать увечий… Мальчик стал частью плана абсолютно случайно, но теперь пути назад уже не было. Ради общего блага им придется пожертвовать. Как и тем, что начинало пробуждаться где-то во мрачных глубинах разума Обито, когда тот увидел солнечные очки в оранжевой оправе на прикроватной тумбочке в палате Дейдары. Смутное ощущение заставляло его вспомнить чувства, которые он испытывал, погрузившись в прошлую роль. В тот вечер на крыше школы, Тоби казалось, что он может позволить себе быть рядом с кем-то, делая его счастливым. Конечно, Тоби был просто маской, но его поверхностность по иронии была слишком тесно связана с бессознательным Обито. И то, что он предавал человека, откликнувшегося на этот глубинный пласт личности, казалось неправильным. Но о чем здесь жалеть, если от этой самой личности он давно отказался? Обито не мог себе позволить быть слабым, не должен был чувствовать. Отдохнули и хватит. В этом мире не может быть по-другому. Предательство и боль — вот что управляло человеческими судьбами. В другом, новом мире ему не пришлось бы так поступать, но, чтобы этот мир стал возможен, необходимо было чем-то пожертвовать. И в первую очередь собой и своим слабостями. Дейдаре просто не повезло. Несмотря на то, что Обито чувствовал свою вину, он не мог не предать бывшего напарника. И, всё же, у него было два пути — продолжать игру, делая рану предательства ещё более глубокой, или же оставить мальчика раз и навсегда, избавляя его от ещё более сильной боли, а себя от необходимости лицемерить. Плохи были оба варианта, и это совсем не облегчало выбор.