Люди, сломанные идеями

С каждым днём пребывание в четырёх стенах становилось всё более невыносимым. Оставался месяц до выпускных экзаменов, государственной психологической экспертизы и того самого момента, когда можно было, наконец, играть относительно полноценного человека. До той поры Обито обязан был спокойно сидеть в пентхаусе, штудировать литературу по выбранным направлениям вузовской подготовки и скрашивать серые будни умирающего коллеги. Спортивный зал, оборудованный всевозможными тренажерами помогал на время отвлечься, но проблему не решал. Обито чувствовал, что всё ближе подходил к тому, чтобы решиться на вылазку под прикрытием, чтобы хоть немного развеяться, потому что стены буквально давили на него, даже разговоры с Кимимаро уже мало чем помогали. — Обито, ты решил податься в бодибилдеры? — опершись на косяк двери тренажерного зала спросил Кагуя, наблюдая за тем, как его напарник методично подтягивается на турнике, навесив на ноги утежелители. — Девушки любят накачанных мужчин, — не прекращая упражнений, прокряхтел Обито. — Ммм, а я думал, ты больше по мальчикам, — невозмутимо проговорил в ответ Кимимаро. — Как же Дейдара-кун? — Шоу уже месяц как закончилось, — послышалось в ответ, — и моё сердце разбито. Пора двигаться дальше. — Конечно, — согласился Кимимаро. — Тебе давно пора сделать следующий шаг по своей радужной дороге. — И какой же, о, просветлённый гуру? — Выследить его и наблюдать издалека, пуская слюни и не сдерживая своего больного воображения, как поступил бы любой уважающий себя педофил, — вздохнув, скучающим голосом выдал гуру. — То есть ты подбиваешь меня на то, чтобы я ушёл в самоволку? — Обито опустился на пол и пристально посмотрел на собеседника. — Не могу же я позволить такому прекрасному в своём извращенности чувству угаснуть, — протянул Кимимаро, потягиваясь. — Иди, к своей Лолите, Гумберт, — с этими словами он удалился, оставив Обито наедине с его мыслями. *** — Как хорошо у тебя получается, мальчик. На тебя теперь даже не страшно смотреть. Если старик спишет тебя, то сможешь зарабатывать на жизнь, делая макияж стервозным сукам. Не хмурься, если ты не привык к тому, что женщины могут быть грубыми, мальчик, тебе предстоит узнать много интересного об этом мире. И о людях. Иногда мне кажется, что в них столько грязи, что жизни не хватит, чтобы вычерпать. Смотришь на человека и думаешь: «Куда хуже? Куда подлее?», а он раз за разом доказывает, что есть куда, что бесконечность — не предел. Но самое, самое прекрасное, то, что и сами мы не лучше. Ты когда-нибудь заглядывал в своё сердце? В дыру, что от него осталось в твоей груди. Впечатляет, правда? И меня, мальчик, и меня. Все мы отвратительные создания, и все заслуживаем смерти. Как замечательно, что бессмертия нет. Есть в мире высшая справедливость — ни один из нас не может отравлять жизнь другим вечно. Что? Ты говоришь, идеи и последователи могут продолжать дело вредительства? Ты меня радуешь всё больше и больше! Чем больше используешь голову, тем больше от тебя вреда другим. А идеи… Они тоже умирают, вырождаются, потому что не только они влияют на людей, но и наоборот. Последователи меняют свои установки, пусть и не всегда осознанно и не всегда в один момент. Мир не так прост, мальчик. Думай больше. Я тебе надоела? Терпи. Ты мне тоже, но нам ещё долго возиться друг с другом. Так уж распорядилась судьба. Или тот, кто её из себя строит. Тебе через многое предстоит пройти, и ещё больше увидеть в наземном мире. Здесь, рядом с тобой я могу только очертить контуры кошмара, с которым ты столкнёшься, не успев и глазом моргнуть. Ты узнаешь, что наша работа может быть слишком интересной. Не знаю, что за сказочки рассказывали тебе раньше, но те, которые ты услышишь от меня, они совсем иного толка. Потому что лучше уж ты сломаешься сейчас, чем на поверхности. Лучше мне сейчас получить выговор, чем потом отвечать головой, когда ты провалишься на задании. Почему я так считаю? Мальчик, это только в книжках работа агентов чиста и благородна. Наше дело — грязь. Шпионить — значит рыться в грязи. Знаешь, какие два инструмента могут помочь копаться в грязи? Да, только два: деньги и секс. А поскольку деньгами нас не сильно жалуют… Не смотри на меня так. Ты должен знать, что тебя ждёт. Я предельно тактична. Пока что. Вся мерзость впереди. Ну, как? Небытие не манит тебя? Дальше будет только хуже… Ах, ты нашёл цель. Замечательно, мальчик. Может она и поможет тебе не потерять себя. Поэтому подумай хорошенько над ней — стоит ли она того, чтобы копаться в грязи, жить в грязи и стать грязью? Если да, то ты всё делаешь правильно, и, возможно, не захлебнешься в нечистотах. А если нет, то или сдайся, или думай дальше. Да! Именно! Цель изменит тебя, может, даже слишком сильно. Но лучше меняться осознанно, чем просто прогибаться под обстоятельствами, разве нет? В прочем, решать, конечно, тебе. Я лишь предлагаю воспользоваться своим путём. Это и есть моя помощь. Ты в любом случае потеряешь себя, того, кем ты являешься сейчас. После того, как ты выбрал жизнь, решай, что тебе ближе — биться о прибрежные скалы, плывя по течению, надеясь, что оно пощадит, или же лезть в гору, то и дело срываясь и падая, параллельно стирая конечности до костей, надеясь, что доползёшь до вершины раньше, чем умрёшь от ран. Но самое интересное не это. А то, что если ты сможешь добраться до верха, то никто не гарантирует, что ты штурмовал именно ту гору, которая тебе нужна. Издалека цель всегда выглядит не так, как вблизи… Нет, что ты! Я вовсе не советую тебе сорваться и лететь в ущелье, из которого ты только-только выполз на свет. Ты тысячу раз прав! Мои слова вовсе не походят на заботу, и мной руководит вовсе не желание сделать удары судьбы более мягкими. Всё это из тщеславной слабости. Даже если я умру завтра и не смогу в нужный момент удовлетворённо сказать: «я же говорила», за меня эти слова мысленно произнесёшь ты, воскрешая из памяти мой образ. Да, мальчик. Я же говорила тебе про грязь. Я далеко не всегда тебя обманываю. Мне не нужна твоя благодарность за спасённую жизнь. Ненавидь меня и убеждайся в моей правоте. Каждый день и каждый час. Думай о том, что тебе стоило остаться в бездне, утонуть и не чувствовать боли разочарования. Пытайся не потерять смысл в происходящем. Я не верю в тебя, но, может, ты действительно покоришь свою вершину. Всё чуть менее, чем абсолютно безнадёжно. Поэтому ползи дальше. Сорваться вниз ты всегда успеешь. В мире много тех, кто помогает в этом куда более профессионально, чем я… *** Домой, хотя называть тюрьму «домом» было довольно странно, Обито вернулся поздно. — И как прошло ваше свидание? — были первые слова Кимимаро, когда его коллега зашёл в гостиную, где больной решал судоку, расположившись на диване. — А тебе так не терпится узнать? — послышалось в ответ. Обито достал себе из минибара бутылку воды, которую якобы представляла собой чистейший растопленный лёд из Антарктиды. — Что может развеять скуку лучше рассказа о любовных похождениях главы дома Учиха? — улыбнулся Кимимаро. — Только не упускай ни одной детали. — Как пожелаете, — утолив жажду любезно поклонился Обито. — Чтобы проникнуть в замок, мне нужно было обойти стражу, поэтому я решил … — Давай опустим часть с маскарадом, — вздохнул Кагуя. — Какой ты скучный, — пожал плечами Обито, но, в подробности вдаваться не стал. — А как же детали? — Тогда тебе, вероятно, стоило начать с того, как благородный рыцарь закрыл дверь своей темницы снаружи, оставив боевого товарища в одиночестве, и с минуту спускался на лифте, и уже на парковке, выбрав наимеенее приметный из тонированных внедорожников, сел внутрь, завел двигатель… Продолжать? — А у тебя здорово получается. Ты прекрасный рассказчик, Кимимаро. Может, ты продолжишь, а я послушаю? — предложил Учиха. — Ближе к делу, Обито, — снова вздохнул «прекрасный рассказчик», — а то я решу, что ты пытаешься что-то скрыть от своего лучшего друга. Мне ещё отчёт писать по твоим похождениям. — Хочешь, я за тебя напишу? — Серьёзно? — Кто-то ведь должен это сделать. Если бы я остался здесь, не пришлось бы отчитываться. — Ну что за наивность! — вяло изобразил возмущение Кимимаро. — Пришлось бы отчитываться о неудачной попытке подстрекательства. Ты, видимо, уже совсем забыл, что такое работать агентом службы безопасности, — укоризненно покачал он головой. — Даже умереть спокойно не дадут? — сочувственно спросил Обито. — И не говори, — на этот раз уже не наигранно вздохнул агент при исполнении. Он отложил судоку и, поправив на ногах сползший плед спросил коллегу: — Ты ведь никуда не ходил? — Только к руинам с мемориалом. Странно, что их не дают разгрести до конца. Будто людям мало реалити-шоу с участием жертв и ежедневных новостей о состоянии менее жадных до славы пострадавших, — помрачнев, ответил неудавшийся Гумберт Гумберт. — Так мне о твоей паранойе писать? — Пиши, что ради блага мальчика пытаюсь его забыть, но получается слабо, — пожав плечами, равнодушно сказал Обито. — Разве пытаешься? — Конечно нет. Кимимаро покачал головой. — Ещё немного, и я начну жалеть, что не увижу развязку твоей истории, — задумчиво проговорил он. — В ней нет ничего такого, ради чего стоило бы переносить прощание с жизнью. Скорее, наоборот. Поэтому пиши, что ты видишь. — Я вижу, что ты запутался, Учиха, — тихо сказал на это собеседник. — Может быть, я как раз хочу, чтобы ты так думал? — усмехнулся Обито. — Хочешь, — еле заметно кивнул Кимимаро. — Только твоё желание не отменяет самого факта. — Знаешь, Кагуя, о чём жалею я? — О чём же, Учиха? — О том, что мы не сможем стать друзьями, — не глядя на собеседника, грустно улыбаясь проговорил тот. — И правда. Очень жаль, — невидящим взглядом смотря куда-то вдаль, отозвался Кимимаро. *** На улице ярко светило солнце. Небо было ясным, но дул пронизывающий до костей ветер, поэтому люди, кутаясь в шарфы, по большей части не обращали внимания ни на что вокруг. В будний день им было куда торопиться, в отличие от Обито, который хоть и встроился в общий поток спешащих по своим делам клерков, полной грудью старался вдыхать свежий воздух, радуясь тому, что впервые с момента нашумевшего теракта, у него появилась возможность свободно бродить по улицам города. Прежде он никогда не жил в столице, лишь изредка наведывался сюда на пару дней, если того требовала служба. Но изучение главного города страны входило в учебные планы подготовки юных агентов, поэтому Учиха ориентировался в хитросплетениях улиц получше иных коренных жителей, редко высовывающих нос за границы своего района. С самого начала он и не думал идти в клинику. За месяцы, проведенные за городом, он так и не смог принять решения, как поступить с мальчиком, вынужденно выбирая путь игнорирования. С тем, что он в любом случае останется негодяем, Обито смирился давно. Грязь не может стать грязнее. Он был убежден, что разучился поступать по совести, потому что она только мешала на пути к цели. Дейдара в любом случае будет его ненавидеть, при том, вполне оправданно. Если бы решение зависело от роли, мучиться бы не пришлось. Но, как Обито отмечал для себя снова и снова, оба варианта подходили влюбленному. Пытаться пресечь на корню все возможности контакта или пуститься в омут с головой, надеясь, что защитить дорогого человека будет проще, когда он рядом. Учиха пытался представить, что было бы, окажись на месте Дейдары любовь всей его жизни, но всё равно не мог прийти к решению… Продолжая ломать голову, Обито решил съездить к месту теракта, которое он так и не смог посетить ни в день трагедии, ни позднее. В руинах было мало что интересного, равно как и в мемориале, но место, развернувшее жизнь пиротехника на 180 градусов, могло навеять новые мысли и помочь избавиться от мук выбора. Около часа понадобилось, чтобы доехать до развалин некогда радовавшего глаз своей простотой здания художественной галереи. Сами обломки были огорожены высоким стальным забором, увенчанным колючей проволокой, которая была призвана защитить историческое место от особо радикально настроенных фанатов самого популярного шоу года на ТВ. Мемориал в виде железной плиты с выгравированными на ней именами погибших под обломками был частью забора, на тротуаре у памятника лежали цветы и стояли затухшие свечи. По-видимому, люди до сих пор отдавали дань памяти усопшим. Когда Обито подошёл к плите, чтобы освежить в памяти имена погибших, у неё стояли три старшеклассницы и что-то обсуждали громким шёпотом. На незнакомца они не обратили почти никакого внимания. Грим делал из агента ничем не примечательного невидимку. Какое дело было девочкам до сутулого придурка, пялящегося на имена умерших? — Не могу поверить, что ты здесь в первый раз, Нанао. Называешь себя главной фанаткой Дейдары-куна в классе, а у памятника ни разу не была. — Ты же знаешь, Тацуки, что родители и сейчас-то еле-еле отпустили меня с вами в центр. И вообще, какое значение это имеет? Сама-то ни разу не ездила с нами к его больнице, и ещё мне что-то говоришь. — Вы сюда ругаться что ли пришли? И выяснять кто больше любит Дейдару-куна? Какое ему дело до этого. Мне вообще кажется, что он того, ну, играет за свою команду… — Мигуми, как тебе не стыдно говорить подобное в таком месте! — Вот-вот. Ни стыда, ни совести. — А что? Это просто слухи. Никто не знает доподлинно. Но на самом деле я рада, что его имени нет в этом списке. — Да, Мигуми, я тоже самое чувствую… — Он не только выжил, но и помогает другим. — А мне вот интересно, что им движет? Зачем ему кому-то помогать? Откуда он вообще берет силы? — Ну, Мигуми, он же постоянно говорит, что это всё любовь к искусству. Он живет, чтобы нести его людям. — И много людей понимают искусство, а, Нанао? Ты вот понимаешь? — Мигуми, зачем ты так? Во всем один негатив видишь. Мы с Нанао, может, и не критики, но то, что его картины прекрасны, видим и так. — А он говорит, что картины — не настоящее искусство. Но всё равно рисует, а миллионеры покупают. — Вот уж не думала, Мигуми, что ты окажешься ещё большей его фанаткой, чем мы, да, Нанао? — Я просто пытаюсь его понять. Вот и всё. Если вы присмотритесь, то тоже увидите, насколько он на самом деле нуждается в том, кто понимал бы его по-настоящему. — Вот к чему ты клонишь. Что Дейдара-кун на самом деле спит и видит, как бы взять тебя в жены? — Да ну вас… Вспылив, девочка развернулась и почти бегом зашагала прочь от мемориала. Переглянувшись, подруги бросились её догонять. Обито по-прежнему стоял у плиты, снова и снова перечитывая имена. Если бы здесь было имя Дейдары, Учиха, вероятно, продолжал бы заниматься террористами, ожидая возможности продвинуться в исполнении Плана. Как ни крути, юноша очень ему помог. И продолжал помогать. А Обито в ответ… В прочем, это мы уже проходили. Пиротехника было не спасти, но можно было сделать его жизнь менее невыносимой. Пусть ненависти в его жизни будет меньше, и, если не избежать боли, пусть она появится только перед самым концом на короткое время. Но до этого момента агент постарается скрасить жизнь мальчика. Он принял разумное и взвешенное решение, а вовсе не искал аргументы в пользу потакания своим скрытым желаниям. Ни в коей мере.