Люди, сломанные идеями

Как будто в трансе Дейдара смотрел на завихрения воды в раковине уборной. Говорят, журчание успокаивает, но пока о спокойствии не могло быть и речи. Он пытался взять себя в руки и вернуться к шумной толпе, каждый третий человек из которой пытался завязать с ним разговор по делу или просто ради интереса. В прежние времена он не стал бы терпеть, развернулся бы и ушёл, но всё изменилось. Теперь он должен был это терпеть, и не просто терпеть, но и быть вежливым с навязчивыми собеседниками, оценивать предложения и самому пытаться выйти на потенциальных работодателей. Анко заранее обозначила их круг, чтобы её подопечный мог сам при случае пообщаться с нужными людьми (в крайнем случае не нагрубить им, не сдержавшись). Он понимал, что вечер будет катастрофой: чем ещё мог стать светское мероприятие в особняке ненавистного клана? За месяцы участия в телепроектах он научился сохранять внешнюю невозмутимость, но оказалось, что этого мало. Нужно было что-то делать, собраться и выйти из комнаты. Найти агента, описать ситуацию. Оставаться здесь он больше не мог. Дейдара понимал, что больше не выдержит ни одного пустого разговора, настолько его воротило от пафоса и самолюбования гостей. Лучше уйти, чем потерять над собой контроль и устроить скандал… А если жизнь лица фонда состоит из таких приемов, то лучше отказаться от плана, чем ставить крест на своей жизни. Одно дело — улыбаться на камеру, и совсем другое взаимодействовать с толпой незнакомых людей с завышенным ЧСВ… Решено, он находит Анко, ставит её в известность о своем решении и спокойно уходит. Глубокий вдох, выдох, снова вдох, и вперёд. — Тсукири-сан, прошу меня извинить. Учиха-сама хотел бы с Вами поговорить. Позволите проводить вас? — у дверей юношу ожидал телохранитель Учихи, высокий светловолосый молодой человек с болезненно-бледным цветом лица и идеальной выправкой. Вежливо улыбаясь, он ждал ответа. Видимо, он стоял под дверью довольно долго. Нечеловеческим усилием Дейдара заставил себя удержаться от грубости. Телохранитель не преследовал гостя — он просто делает работу. Высказав возмущение сейчас, пиротехник просто зря выставит себя идиотом. Надо было держаться. В конце концов, Учиха был хозяином дома, взял на себя большую часть расходов по проведению вечера — кто, как не он имел право на общение с гостями. Отказать было бы верхом неприличия. — Хорошо. Проводите меня, — как мог спокойно проговорил гость. Кимимаро кивнул и, не спеша, пошёл прямо по коридору к кабинету Обито. … Просторная комната чем-то напоминала кабинет директора школы, бордово-древесно-золотые тона, изящные кресла, письменный стол с лакированной столешницей, комод, картины с классическими пейзажами, большое окно. Телохранитель оставил Дейдару дожидаться хозяина, пообещав, что в скором времени его приведёт. Кабинет располагался на первом этаже. Вздохнув, юноша готовился к худшему, отгоняя мысль о побеге через окно. Он будет спокоен и сдержан, постарается поскорее закончить разговор, в крайнем случае сославшись на возобновившиеся боли, и уйдёт. Совсем. Покинет особняк, и уже на улице наберёт Анко-сан. Ещё один глубокий вдох. Осталось только дождаться Учиху, потерпеть пару минут, и всё закончится. Гостеприимный хозяин не заставил себя долго ждать. — Добрый вечер, Тсукири-сан! — улыбаясь, поприветствовал он гостя, проходя в кабинет. Дейдара встал с кресла и поклонился в знак почтения. Как и на экране, в жизни этот Учиха выглядел дружелюбным, не в пример Саске и Итачи. Поклонившись в ответ, он проследовал к своему креслу за письменным столом, жестом предлагая гостю снова присесть. — Добрый вечер, Учиха-сан, для меня большая честь быть вашим гостем, — постарался быть вежливым пиротехник. — Мне сказали, что вы хотели переговорить со мной. Я не мог отказать такому гостеприимному хозяину, — всё-таки беседы об этикете с Анко не прошли даром. — Давайте обойдёмся без всех этих учтивых фраз, — поморщился Обито. Видеть бывшего напарника принявшим правила светской беседы, было едва ли не больно. — Я хотел встретиться с вами по делу. — Хорошо, давайте перейдем сразу к делу, хм, — удивлённый реакцией Учихи, осторожно кивнул Дейдара. Пока всё складывалось на удивление неплохо. — О чем вы хотели со мной переговорить? — О том же, о чём все главы благотворительных фондов на этом приёме, — улыбнулся глава Шаринган Корп. — В семейную корпорацию входят не только предприятия промышленности. Вот уже второй десяток лет, как под нашим крылом тихо загибается фонд помощи детям из неблагополучных семей. Сейчас мои менеджеры ищут нового управляющего, чтобы заставить фонд работать. Пусть от семьи ничего не осталось, но она всё ещё имеет влияние в стране. Я хочу, чтобы наш вклад в развитие родины был ощутимее, — на мгновение задумавшись о том, не перегибает ли он палку с пафосом и читая лёгкое удивление на лице Дейдары, Обито подытожил. — Деньги, конечно, решают многое, но сделать лучше общество без усилий с его стороны просто невозможно. Поэтому я прошу вас о помощи. Если вы согласитесь стать лицом фонда, это позволит нам привлечь внимание общественности к социальным проблемам. — Спасибо за предложение, Учиха-сан, — слегка поклонился Дейдара. Пусть Учиха и не отталкивал высокомерием, самоуверенности ему было не занимать. Но решение принято. Вынести больше лицемерия, чем было в его жизни в текущий момент, юноша был просто не в силах, поэтому у него не оставалось выбора, кроме как вежливо отказаться. Этот человек старался казаться открытым, у него действительно была непростая судьба, поэтому почему бы не сказать всё, как есть? — Мне кажется, вашего имени достаточно для того, чтобы обеспечить деятельности фонда широкое освещение в СМИ. Не думаю, что могу быть вам полезен. И потом эта суета… Я впервые на подобном приеме и, признаюсь честно, это совсем не моё. — Но ваш агент сказала… — Прошу прощения, Учиха-сан. Вы честно сказали мне, чего хотите. Я тоже с вами честен, — выпалил Дейдара. — Извините, что занял ваше время, — он встал и поклонился. — Я могу идти? Обито удивленно смотрел на бывшего напарника, узнавая и не узнавая его одновременно. Он ожидал сопротивления, пренебрежения, ненависти, даже неконтролируемых эмоций, но не такого отказа. — Да, конечно, я понял вас, — не особо притворяясь, изобразил растерянность агент. — Если вы не против, я оставлю свою визитку. На всякий случай, — взяв верхнюю карточку из аккуратной стопки на краю стола, Обито быстро подписал её, поясняя, — на обороте будет мой номер, чтобы при желании вы или ваш агент могли связаться со мной без лишних посредников. Дейдара кивнул и взял протянутую ему карточку. — Хорошего вечера, Учиха-сан, — попрощался он. — Вы уходите? — Да, пожалуй. Всё-таки светские приёмы — не для меня. — Тогда Кимимаро проводит вас. — Не надо, я найду дорогу. Спасибо за вечер и за предложение. Успехов вам и вашему фонду. Всего доброго, — неожиданно для себя вполне искренне сказал Дейдара и, не дожидаясь, пока Учиха успеет ещё что-нибудь сказать, ещё раз поклонился и вышел. Прочь, скорее прочь от всех этих людей… Проводив гостя взглядом, Кимимаро проскользнул в кабинет. Судя по тому, что встреча закончилась быстро, и учитывая с виду хорошее настроение посетителя, вероятно, ничего, кроме дел, на ней не обсуждали. — Вы поздороваться хоть успели? — спросил Кагуя Учиху, задумчиво крутящего свою визитку между пальцев. — Да, и ничего больше. Он отказался. Вежливо отказался и ушел, — проговорил Обито и усмехнулся. — К этому я не был готов. — Ждал истерики? — Ждал реакции. — Ему нужно время. Ты не знаешь, сколько он в уборной просидел. Не меньше получаса. Я, как идиот, стоял и ждал. Неудобно вышло. Мальчику тяжело, не странно, что он ничего не понял. Я не думал, честно говоря, что он согласится пойти со мной. А он даже тебя матом не обложил. — Ты меня утешаешь? — А тебя нужно утешать? — О, я же так верил в нашу ментальную связь… — Ты просто хотел видеть его в тот момент, как мальчик всё поймёт. — Как же с тобой скучно, Кагуя… *** Конечно, Анко всё понимала. Дейдаре действительно нужен был отдых. Вечер показал, что юноша был на пределе. Всё-таки, далеко не каждый может пройти испытание публичностью, поэтому в случае с юной звездой реалити было только два варианта развития событий: отдых, включавший в себя полную изоляцию от СМИ не меньше, чем на пару недель или окончательное расставание с миром медиа. Подавленность подопечного была и её виной, потому что хороший агент особенно щепетильно должен относиться к состоянию тех, кто вверил им свою карьеру. А с творческими личностями постоянно нужно быть начеку, потому что они имеют склонность к излишне эмоционировать по любому поводу, и в порыве чувств могут довести себя до самоубийства. Случай Дейдары был не таким запущенным, но то, что он едва-едва закончил школу, давало о себе знать. Со взрослой жизнью мальчик был не знаком, и пусть он старался держаться, сил и опыта пока у него было мало. Отпуская подопечного с вечера благотворителей, Анко знала, что скоро он или исчезнет, не сказав ни слова, или попросит перерыв. Дейдара нашёл в себе силы остаться честным, поэтому вместе они сошлись на том, что три недели в какой-нибудь глухой деревне, где нет телевизоров и молодёжи, зато есть свежий воздух и простор для экспериментов, могут решить разразившийся кризис. До деревни, расположившейся посреди широких рисовых полей, агент довезла своего подопечного самостоятельно, она же договорилась с парой старушек, живущих в доме на отшибе загибающегося селения, о квартировании Дейдары. Разместился он в старом, поскрипывающем на ветру сарае вместе со своими реактивами. Суммы, которую предложила Анко, было более, чем достаточно, чтобы десять раз покрыть все расходы на содержание юноши, плюс возможный ремонт сарая, который с некоторой долей вероятности мог обрушиться от неудачного эксперимента (или сильного порыва ветра). Дейдаре были запрещены физические нагрузки, поэтому чтобы быть хотя бы немного полезным, он вызвался взять на себя бытовые вопросы, включая уборку, готовку и стирку. Плита, холодильник и стиральная машина дышали на ладан, поэтому в добавок ко всему Дейдара попросил Анко купить хозяйкам новую технику и привезти с собой, когда пройдут три недели, и она приедет за ним, чтобы вернуть в мир таблоидов и съёмок. Ещё на пути к деревне он спросил своего агента: — Анко-сан, как вы вообще их нашли? Это какие-то подставные старухи, хм? — Это старые знакомые Орочимару-сенсея, — сказала в ответ женщина. — Мы просто скажем, что от него, и они не станут задавать лишних вопросов. — Вы никому больше не говорили, куда я еду? — недоверчиво поинтересовался Дейдара. — Нет. Знают только сенсей и Ино-тян. Для остальных ты будешь в творческом отпуске. Покажем им то, что ты написал вчера ночью, и все будут в восторге. — М-да, — вздохнул Дейдара. За ту самую ночь он в состоянии полусна он перепачкал красками около дюжины холстов (сколько точно — он сам уже не помнил), на некоторых из них даже можно было рассмотреть что-то осмысленное, но яркие цвета и определённая толика геометрии делали своё дело — картины казались выразительными, хотя единственным, что они на самом деле выражали, была внутренняя опустошенность «художника». — С тобой точно всё в порядке? — переспросила Ино, услышав, что брат собирается сбежать из столицы в глухомань. Она понимала, что нет. Но расстраивать Дейдару не хотела. Решения он бы не изменил, а ссора явно не пошла бы ему на пользу. Её очень беспокоило то, что он изменил своей привычке общаться с мамой так часто, как только мог. После выписки Дейдара ни разу к ней так и не заехал. Прошло не так много времени, но прежний сын Тсукири-сан никогда бы не стал затягивать со встречей. Может, ему было стыдно за свою нынешнюю жизнь? Она же явно не того для него хотела. В любом случае, интуитивно девочка чувствовала, что ни на что повлиять сейчас она не может, поэтому старалась держать себя в руках, хватаясь за единственную надежду на то, что у брата хватит сил самому разобраться со своими проблемами… — То есть как это не доступен? И долго продлится этот творческий отпуск? — не веря своим ушам, пытался получить от агента как можно больше данных Обито. Он понимал, что всё сложнее, чем он предполагал, и что Анко ничего ему не скажет, но, самое главное, что Дейдаре на самом деле было слишком тяжело справляться с той ролью, что он на себя взял… — Вы совсем не разговариваете? — Дейдара был крайне удивлен тому, что старушки-хозяйки отказывались общаться привычным способом. Был ли обет молчания вызван религиозными соображениями, психологическими проблемами или же физической невозможностью говорить — не представлялось возможным разузнать. Женщины только улыбались, ни кивая, ни качая головой в ответ на любые догадки. Благо своего постояльца они не ограничивали в словах. И это его более, чем устраивало. Понимал ли Дейдара, какой переполох должен было создать его исчезновение? Безусловно. Но это было не важно, его совсем не волновала шумиха — главным сейчас было то, что он мог перестать без конца сдерживать себя, перестать притворяться и быть настороже каждую минуту: мог вспомнить, кто он сам в конце концов. Суть всего остального меркла перед ощущением свободы. Осознавая, что он снова может посвящать время искусству, Дейдара чуть ли не плакал от счастья. И эти ментальные слезы смывали все тревоги прошлого. Всю боль, все переживания. Даже его побег в злополучный вечер казался чем-то незначительным. Как будто тот мир испарился, исчез, перестал существовать. И не было больше ни камер, ни репортеров, ни Анко, ни Обито, ни Тоби. Когда юноша чувствовал, что тоска готовится нахлынуть с новой силой, он просто тщательнее начинал разминать глину, про себя рассчитывая пропорции для очередного творения. Это помогало. По крайней мере сейчас. А дальше будь, что будет. После всего, через что пришлось пройти за последние полгода, он заслужил право на отдых. *** — И всё-таки странно, что он не узнал тебя по голосу, — протянул Кимимаро. Прошла неделя с неудавшегося разговора, и Обито не предпринимал видимых попыток исправить положение, поэтому его коллега не прекращал вялые провокации, подогревая свой интерес и развлекая Учиху. — И по цвету волос, и по форме ногтей, — не отрываясь от учебника, сказал в ответ Обито. — М-да, — вздохнул Кимимаро. — Эти капельницы и постельный режим меня доведут. Босс, дайте мне ответственное задание. «Босс» пристально посмотрел на своего «телохранителя». Тот был прав. Бывший агент не может жить в четырёх стенах. — Если в состоянии вести машину, можешь взять мерседес. — И? Делать, что захочу? — Что захочешь, — эхом прозвучал ответ. — Точно? — Точно. — Тогда поднимайся. — Что-что? — Поднимайся. Ты едешь со мной. Слово начальника — закон. Ты сказал делать, что хочу. Я хочу тебя отвезти… — Кагуя, ты… — закатил глаза Обито. Следовало лучше следить за словами. Но это не так-то легко в ходе вот уже третий месяц длящегося самообучения управлению многомиллиардным холдингом. И, всё же… — Это твоя роль — сваха-телохранитель, или как ещё понимать твой энтузиазм? — Если так, то не очень-то хорошо я справляюсь. Как и ты со своей. — Почему ты так считаешь? — Скажи мне, господин начальник, если наш великий и ужасный решит начать на тебя давить, ты поддашься. — Конечно. — И ты думаешь, тебе поверят? — Поверят. Я не совершаю глупых поступков, и привык всё держать внутри себя. Даже чувства. — Выходит, что формально с ролью шантажируемого ты справляешься? — Да. — Но неужели тебе не хочется прекратить формализм и начать жить? — Я умер много лет назад, Кимимаро. И я не сын Божий, чтобы воскресать. — Хорошо. Но я всё равно поеду. — Как пожелаешь. И Кимимаро действительно уехал. А Обито остался, безрезультатно пытаясь вникнуть в смысл уже в пятый раз перечитываемого абзаца учебника по экономической теории. Могло ли выйти так, что, затягивая с действиями, он невольно дал пуск тому, что хотел предотвратить?