Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Никите никогда в жизни не было так холодно. Она, конечно, слышала о легендарных русских морозах, и Майкл предупреждал её, что будет нелегко, но к такому она не была готова. Старый УАЗ грязно-серого цвета уже целый час вёз её сквозь снежную метель в неизвестном направлении. Машина скрипела и подпрыгивала на каждом шагу, а в корпусе было столько дыр, что ветер вёл себя внутри, как пьяный гость: он метался из стороны в сторону, подхватывал то одно, то другое и в самый неожиданный момент бил в лицо. На полу фургона образовался небольшой сугроб, но её конвоиру, кажется, было на это наплевать. Он курил одну сигарету за другой и просовывал окурки в щель рядом с окном, как будто специально выдолбленную для этих целей. Поначалу Никита развлекалась мыслью, что, если бы ей вздумалось сбежать, она бы нашла дорогу назад по этим окуркам, как по хлебным крошкам, но, взглянув один раз в зарешётчатый проём и не различив снаружи небо и землю, она поняла, что переоценивает свои возможности. Уже через десять минут пути вся её жизнь сузилась до естественных потребностей: она безуспешно пыталась спрятать лицо в меховом воротнике и сжаться в комок так, чтобы было хоть чуточку теплее. Рук, стянутых за спиной наручниками, она почти не чувствовала, и уже давно хотела в туалет. Ветер ледяным копьём метил ей в левую почку, и мысль о горячей струе, сползающей по ноге, отчего-то казалась чрезвычайно привлекательной. Пока всё шло по плану, но какой же это был наивный план!.. Через день после «аборта» Майкл записал её на задание в Монголии. Она достала двадцать граммов героина, спрятала его в нижнем белье и попыталась пересечь границу с Россией — там, где её точно бы заметили и обыскали. «У нас два варианта, — звучал в её голове голос Майкла, — спрятать тебя или поместить туда, куда Отдел не сможет добраться». Учитывая напряжённую политическую ситуацию между Россией и остальным миром, открытое нападение на женскую колонию исключалось полностью: правительство этой огромной страны, кажется, только и ждало повода, чтобы развязать атомную войну. Никита, с другой стороны, уже побывала в тюрьме на одном из предыдущих заданий, и, хотя тогда ей пришлось не сладко, это была приемлемая цена за возможность выносить и родить ребёнка. Во всяком случае, так ей казалось — до тех пор, пока ей не скрутили руки и не швырнули на пол УАЗа. Русские говорили на непонятном ей языке, походившем то на дикий гогот, то на пьяный лай. Никто из них, кажется, даже не помышлял о том, чтобы зачитать ей права или создать видимость официальной процедуры. Они грубо толкали её, лапали за все возможные места и сально ржали, словно банда подростков. Когда они обыскали её на границе и бросили в грязный, ржавый фургон, в голове Никиты промелькнула мысль, что всё это может закончиться отнюдь не в тюрьме, а где-нибудь в бескрайней степи, куда они выбросят её тело после того, как по очереди изнасилуют. В глазах военных безошибочно читался животный азарт, а на руках было отличное «разрешение» — снятый с предохранителя автомат. Девушка старалась лишний раз не смотреть на них и не провоцировать агрессию. В крайнем случае, если её худшие опасения сбудутся, она использует всё, чему научилась в Отделе: даже со скрученными за спиной руками и с ноющей лодыжкой, так и не зажившей после предыдущей миссии, у неё был шанс выйти из передряги живой. Но такой поворот событий уничтожил бы их с Майклом план на корню: пришлось бы снова начинать сначала, снова скрываться от Мэдлин и надеяться, что она разгадает их намерения чуть позже, чем они успеют воплотить их в реальность. Учитывая сколько раз они выхватывали «добычу» прямо у неё из-под носа, Никита была почти уверена, что других шансов не выпадет. Не успеет девушка переступить порог Отдела, как её тут же отведут под белы рученьки — на аборт или в Инкубатор. УАЗ подпрыгнул на очередной кочке, и Никита больно прикусила язык. Во рту разлился привкус железа и страха. Конвоир окинул её взглядом, полным презрения и похоти, и смачно отхаркнул на пол. Ему было глубоко за сорок — низковатый, но крепкий мужчина с торчащим вперёд животом, жёлтыми заскорузлыми ладонями и синеватым, лоснящимся подбородком. В его маленьких бесцветных глазах читалось немое отупение, граничащее со злостью, словно он никогда не видел ничего хорошего в жизни и теперь лишь ждал малейшего повода, чтобы отомстить. Никита не сомневалась, что он не будет особо разбираться, а причинит боль любому, подвернувшемуся под руку — и она не собиралась становиться куклой для битья. С детства она хорошо усвоила урок: её мать приводила в дом мужчин с подобным же остервенелым взглядом и патологической склонностью к насилию, и единственно верным способом избежать побоев было держаться в стороне, не говорить ни слова и притворяться пятном на стене. Машина ещё раз подпрыгнула на ухабе и резко затормозила. Конвоир грубо схватил девушку за плечо и потащил к двери. Засов заиндевел на морозе, и мужчине пришлось несколько раз ударить по нему ногой. Каждый замах он сопровождал крепким словцом, словно пытаясь вдолбить его в голову Никите, но та сейчас могла думать лишь о пульсирующем мочевом пузыре, налившемся острой тяжестью. Даже когда дверь открылась, и её лицо пронзили кинжалы ледяного ветра, она едва заметила разницу и лишь крепче скрестила ноги. Конвоир с силой ткнул её винтовкой в спину, направляя к выходу. Девушка спрыгнула на заледеневший снег и, забыв о слабой лодыжке, поскользнулась. Она упала лицом вниз, едва успев зажмурить глаза и защититься от острой корки сугроба. По её ляжке потекло что-то мокрое и тёплое, и она сжала зубы, молясь про себя, чтобы это была всего лишь моча. Мужчины с автоматами выстроились вокруг неё в полукруг и принялись гоготать и ржать, словно стая пьяных гусей. Один из них пнул её ноги и выкрикнул что-то, очевидно, побуждая встать. Она медленно поднялась и, не поднимая головы, засеменила к массивным железным воротам, сверху обтянутым колючей проволокой. *** Мэдлин третий раз за вечер вошла в Белую Комнату. Её губы были сжаты в тонкую линию, а руки скрещены на груди. Она встала напротив пленника, молча всматриваясь в его обессилевший силуэт и дрожащие конечности. — Мы можем прекратить это, Бен, — ровным голосом проговорила она. — Просто скажи нам, чем тебя шантажировал Майкл. Доктор Тёрнер поднял на неё онемевший, пустой взгляд. На его щеках были два коротких надреза, а по вискам текли ручьи пота. — Он пригрозил убить меня. Мэдлин знала, что он врёт, но не понимала, почему. За три часа пыток он повторял одну и ту же фразу, как мантру, не меняя в ней ни слова. Никто бы не смог так стоически терпеть боль, если бы действительно боялся за свою жизнь. Тёрнер явно кого-то защищал — скорее всего, из «прошлой» жизни — и нужно было выяснить, кого именно, чтобы перехватить у Майкла этот рычаг. — Кого ты скрываешь от нас? Бывшую возлюбленную? Ребёнка? Мэдлин внимательно наблюдала за лицом доктора Тёрнера, пытаясь засечь хоть какой-то знак. Признаться, она не ожидала от него такого сильного сопротивления. Мужчина не отличался физической выносливостью: у него был небольшой живот, рыхлые мышцы и проблемы с сердцем. В Отделе он провёл уже около двенадцати лет и за это время спас немало жизней, являясь талантливым хирургом. Он всегда проявлял себя «командным игроком» и не искал проблем: Мэдлин считала его если не трусом, то конформистом, и потому его упрямство под пытками искренне удивляло её. Майлза, проводившего операцию на Никите, даже не пришлось вести в Белую Комнату: он всё выболтал, стоило лишь грозно посмотреть на него. Тёрнер же несколько часов терпел невыносимые муки, от которых ломались даже террористы со стажем. — Ты всё расскажешь, Бен, — констатировала Мэдлин. — Сейчас или чуть позже. Избавь себя от лишней боли. Доктор Тёрнер лишь упрямо смотрел в одну точку на стене и цеплялся за подлокотники. Старший стратег развернулась на каблуках и решительно зашагала к двери. Ей не терпелось закрыть этот вопрос как можно скорее, но правильней было бы дать пленнику небольшую передышку, чтобы ослабить его сопротивление, а потом приняться за пытки с двойной силой. Она была уверена, что он сломается — просто нужно было подождать ещё немного. Теперь, когда Никита находилась вне досягаемости, торопиться было некуда. — Не впускайте никого, — сказала Мэдлин охранникам у двери. — Особенно Майкла. Через несколько минут, когда коридор опустел, один из охранников — тот, что повыше и покрепче — медленно подошёл к смотровому люку, чтобы проверить пленника. — Что там? — спросил второй, нервно оглядываясь по сторонам. Им запрещено было отходить от двери даже на несколько шагов, но любопытство часто брало верх. Первый мужчина сделал знак рукой, призывая напарника присоединиться к нему. Тот ещё несколько секунд пожевал губу и, сняв руку с автомата, приблизился к люку. Чтобы заглянуть в комнату, ему пришлось встать на цыпочки, и, пока он пытался понять, зачем они смотрят на неподвижное тело, обмякшее в кресле, его коллега схватил его за шею и ударил головой о стену. Незадачливый простофиля повалился на пол, словно мешок картошки. Первый охранник тут же устремился к двери и вошёл в комнату. Пленник поднял на него уставший, обречённый взгляд, ожидая очередных побоев. Через несколько секунд, когда охранник стянул с лица латексную маску, лицо доктора Тёрнера скривилось от злости, а ладони сжались в кулаки. — Ты!.. — выдохнул он сквозь зубы. — Я могу избавить тебя от боли. Сейчас. — Как это великодушно с твоей стороны, Майкл, — Тёрнер презрительно сплюнул на пол. — Мне жаль. Пленник сжал зубы и поднял на оперативника тяжёлый взгляд. — Это твоя вина, Майкл. И твоя ответственность! Если Мэдлин доберётся до неё… Тёрнер обречённо заскулил, и по его щекам покатились крупные слёзы. — Твоя вина! Найди её, помоги ей!.. У неё больше никого не осталось. Майкл сдавленно кивнул и вытащил из внутреннего кармана ампулу с желтоватой жидкостью. — Коли быстрее, пока Мэдлин не вернулась! — Тёрнер подставил ему шею. — Надеюсь, ты сгоришь в аду!.. Майкл ввёл иглу шприца в вену и резко нажал на поршень. Тело пленника несколько раз дёрнулось — и обмякло. Оперативник приставил два пальца к коже, чтобы проверить пульс, и, удостоверившись в его отсутствии, вышел из комнаты. *** — Что, чёрт возьми, произошло?! Шеф ворвался в кабинет Мэдлин, полыхая молниями из глаз. — Тёрнер скончался, — ответила старший стратег, поджав губы. Пол засунул руки в карманы и принялся ходить взад-вперёд. — Подводя итог, Никита всё ещё беременна, она сбежала, и мы не можем до неё добраться. Наш лучший хирург мёртв, а Майкл продолжает водить нас за нос. Я ничего не забыл?! Мэдлин склонила голову влево и сложила руки на груди, не удостаивая руководителя ответом. — Ликвидируй Майкла, — приказал шеф, сверля женщину глазами. — Мы, конечно, можем это сделать… Если ты хочешь пустить коту под хвост результаты четырёхлетней работы и навсегда потерять шанс взять Вачека. Пол нервно вздёрнул плечами и громко выдохнул. — Такое поведение нельзя позволять ни одному оперативнику! Майкл совсем от рук отбился!.. Мэдлин выждала секунду-другую, пока шеф протаптывал дыру в ковре. — Майкл всегда был независим, в этом его сила перед остальными. Сейчас Никита так же далека от него, как и от нас: у него нет причин вторгаться в наши дела и нет возможности быстро помочь ей. — Что ты имеешь в виду? Пол остановился и с сомнением посмотрел на неё. — Безусловно, мы не можем в открытую напасть на тюрьму. Но мы можем последовать примеру Никиты и отправить одного или двух оперативников под прикрытием. Шеф задумчиво склонил голову. — Ты права, это давно надо было сделать. Избавься от неё. Мэдлин вскинула бровь и отпрянула от руководителя. — Думаю, мы всё ещё можем обойтись без радикальных мер. Никита — ценный кадр. Пол сдвинул брови и уставился в одну точку. На секунду старшему стратегу показалось, что он как будто кивает, но, когда он поднял глаза, все надежды рассыпались на мелкие осколки. — Ликвидируй её. Шеф стремительно вышел из кабинета, не дав Мэдлин шанса возразить.