Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Никита попыталась вдохнуть, но кровь, хлынувшая к голове одним мощным, резким потоком, сдавила горло железной хваткой. Девушка инстинктивно вжалась в холодную каменную стену и прикрыла ладонями живот. Её глаза судорожно бегали от трупа, истекающего кровью на полу, до обагрённого ножа в руках маленькой, незнакомой женщины. Тонкая и жилистая, с заметной сединой в волосах, собранных в гладкий пучок, она отчего-то пугала Никиту больше, чем оперативник Отдела с заряженной береттой. Что-то в её взгляде — остром, как бритва — говорило о том, что она не в первый раз лишает человека жизни и, в общем-то, ничуть об этом не сожалеет. — Men are pigs, — проговорила женщина на английском и принялась методично вытирать нож о рубашку убитого. — They live like pigs and they bleed like pigs. Give me a hand, will you?* У неё был густой и грубый акцент, но, судя по всему, отличный словарный запас. За две недели в тюрьме Никите так и не удалось установить ни с кем человеческий контакт, но теперь, когда такая возможность представилась, она почему-то никак не могла сдвинуться с места. — Послушай, милочка, я одна не справлюсь, — зашипела на неё женщина, пытаясь сдвинуть труп с места. — У нас не так-то много времени. Никита сглотнула ком в горле и медленно поднялась с нар. Несмотря на то, что она сама отправила на тот свет сотни людей, необходимость избавляться от тела и заметать следы преступления, с которой она никогда не сталкивалась в Отделе, вызывала у неё липкие холодные мурашки. Незнакомка же, казалось, наоборот, чувствовала себя, как рыба в воде. Она обхватила труп за подмышки и кивнула Никите, чтобы ты взялась за ноги. Оперативник весил не меньше центнера и оставлял на полу жирные красные кляксы. Девушка старалась не смотреть в его мёртвые, застывшие глаза и полураскрытый рот, аккуратно переступала через кровавые следы и сдавленно дышала, чувствуя в пищеводе солёное, настойчивое шевеление. Выстрелить в кого-то — и отвернуться, побежать дальше было куда проще: так она не видела лиц, не ощущала всего груза последствий и даже могла спокойно заснуть, подкинув совести стандартное оправдание: «Я убила плохого человека. Лучше взять такой грех на себя, чем позволить ему убить и покалечить других, невинных». Иногда её работа в Отделе даже напоминала ей компьютерную симуляцию, где враг падал замертво и через минуту исчезал, стёртый алгоритмом. Реальное же преступление оказалось куда грязнее, требовало куда более стойких нервов. — Куда мы идём? — прошептала Никита, замечая, что женщина остановилась у поворота и почти профессионально вжалась в стену, выглядывая в коридор. Незнакомка не удостоила её ответом и лишь кивнула головой, давая понять, чтобы Никита следовала за ней. Они потащили тело вперёд, из зоны карцера, отдуваясь и вслушиваясь в каждый шорох. На висках у женщины проступил пот, и Никита сама начала чувствовать колкое жжение в мышцах и подспудную тревогу в животе. В её положении, конечно, нельзя было таскать тяжести… так же, как нельзя было ехать по морозу, подставлять себя жёстким кулакам охранников и спать на железных нарах, прикрывшись тонкой простынёй. Но если только так она могла дать шанс тому, кто зрел у неё внутри, то… Где-то впереди послышались громкие, тяжёлые шаги, и обе женщины на секунду замерли, всматриваясь друг в друга. Зрачки незнакомки расширились, почти полностью скрывая зелёную радужку, и её нижняя губа едва заметно дрогнула. Нет, перед Никитой стояла не хладнокровная убийца… Сердце девушки застучало быстро и чётко, словно заведённые часы, и вместе с выдохом облегчения тело наполнилось знакомой решимостью, сопровождавшей её на заданиях. Никита быстро ретировалась за поворот, утягивая за собой труп и побледневшую, как смерть, женщину. На полу остались кровавые следы, но всё же был шанс, что охранник пройдёт мимо и ничего не заметит. Если же им не повезёт, у девушки будет несколько секунд, чтобы обезвредить его… и добавить к своему списку грехов. Шаги становились всё громче и громче, и, если бы не годы тренировок и активных миссий, Никите вряд ли бы удалось адекватно оценить уровень опасности из-за шума крови в ушах. По выпученным глазам своей «напарницы» и по её сжатым кулакам, девушка поняла, что та готовилась к бою, но через несколько секунд необходимость в этом отпала — охранник явно шёл по своим делам и не задержался взглядом на тёмном коридоре, ведущем в карцер. Когда его шаги окончательно утихли, Никита поняла, что нельзя терять ни минуты. Теперь уже ей пришлось брать труп за подмышки и шипеть на незнакомку, чтобы вывести её из ступора. Женщина дрожала, как осиновый лист, но послушно выполняла всё, что от неё требовалось: несла свою часть ноши и указывала Никите на повороты. Через несколько минут, преодолев несколько коридоров, они оказались на кухне, где «напарница» словно расслабилась и даже повеселела. Она отперла ключом, висящим на поясе, большую железную дверь и открыла перед Никитой объёмную холодильную камеру. Внутри висело несколько освежёванных свиных туш, а вдоль стен стояли коробки с консервами. В самом дальнем углу была небольшая ниша, заставленная деревянными ящиками, и туда-то женщина и потащила тело мёртвого оперативника. — Что мы будем делать? — прошептала Никита, понимая, что они не смогут прятать труп дольше, чем пару дней. — Не волнуйся, — ответила женщина, — я… Она закатила глаза к потолку, пытаясь вспомнить нужное слово, но оно всё не шло к ней. Раздражённо выдохнув, она сделала рукой несколько вращательных движений, словно перемалывала кофе. Никита помотала головой и развела руками. Тогда женщина вывела её из холодильной камеры и повела в другой угол кухни. Рядом с раковиной стояла большая металлическая мясорубка, куда без труда поместилась бы половина свиной туши. Желудок Никиты внезапно сжался, и всё его куцее содержание подалось вверх. Девушка едва успела добежать до раковины и убрать от лица растрепавшиеся волосы, когда её вывернуло наизнанку. — Простите… — прошептала она, вытирая рот и открывая воду, чтобы смыть срам. Женщина подошла к ней поближе и по-матерински положила руку на спину. — Всё хорошо, — проговорила она. — Тебе нужно вернуться в камеру, а тут я сама справлюсь. Никита кивнула и направилась к выходу. Сделав несколько шагов, она обернулась и робко спросила: — Как вас зовут? Женщина поджала тонкие губы, словно пытаясь съесть свою улыбку. Её жилистые руки уже набирали воду в ведро. — Я Ольга. Заглядывай на кухню, когда тебя выпустят. В твоём положении нужно есть за двоих. Никита ахнула и смущённо улыбнулась. Её живот, только начавший округляться, мог заметить только тот, кто знал каждую его клеточку несколько месяцев назад. Майкл… — Не волнуйся, никто не в курсе, — поспешила успокоить её женщина. — Я раньше работала медсестрой, а потом акушеркой. У меня глаз намётаный. Но скоро ты не сможешь это скрывать. Никита вздохнула и опустила голову. Ольга аккуратно взяла её под локоть и повела обратно в карцер. Во второй руке она несла ведро с мыльной водой и отвратительно пахнущей старой тряпкой. Следы крови нужно было убрать как можно скорее, пока в коридорах не появились другие охранники. — Спасибо, что спасли мне жизнь, — прошептала Никита, когда они уже почти дошли до камеры. Ольга повела плечом и смущённо отвернулась. — Здесь никому нет до нас дела, кроме нас самих. И всё равно все продолжают грызть друг другу глотки. Но ты не такая… Сердце Никиты сжалось почти болезненным спазмом тепла и благодарности. Она глубоко вдохнула и запрокинула голову, чтобы не расплескать слёз. Тут ей в глаза бросился какой-то металлический блик — и она резко остановилась. — Где находится пост охраны? Ольга посмотрела туда же, куда и Никита, — и упрямо замотала головой. Прямо над ними висела камера наблюдения. — Нет-нет, даже не думай, — она достала из кармана связку ключей, предусмотрительно снятых с тела убитого. — Я сама этим займусь после того, как вымоем кровь. Никита схватила сухую горячую ладонь женщины, пытаясь расцепить её пальцы. — Если разделимся, будет быстрее, — настойчиво прошептала она. — Я знаю, как стереть запись… Ольга не разжала руки и упрямо стояла на своём. — Если кто-то увидит тебя в коридорах, всё кончено. Иди в камеру, сейчас же! Девушка громко выдохнула и едва не топнула ногой от досады. Ольга была права, но она и так уже много сделала для Никиты. Позволить ей снова рисковать собой казалось неимоверно эгоистичным. — Хочешь помочь — бери тряпку, — твёрдо произнесла женщина. — Моя спина уже не та, что раньше. Никита охотно бросилась к ведру, почти не чувствуя смрада, исходящего оттуда, и принялась тереть пол в своей камере. Кровь ещё не успела засохнуть и оттиралась легко и бодро. Через пять минут каменные плиты взмокли от влаги, и в маленьком помещении карцера запахло хлоркой, а не убийством. — Дальше я сама, — отрезала Ольга, захлопывая дверь и поворачивая ключ. — Попытайся заснуть. Никита кивнула и снова прошептала: «Спасибо!». Женщина безапелляционно закрыла смотровое окошко, и комната погрузилась во мрак. Девушка на ощупь добралась до нар и, едва приняв горизонтальное положение, почувствовала невероятную усталость. Она глубоко вдохнула, накрылась тонким одеялом и почти сразу же ощутила, как её тело словно подхватил отъезжающий поезд, когда сквозь тонкую плёнку сна раздались громкие шаги и лающий голос охранника. Ольга не успела, не успела… *** Эта ночь оказалась неизмеримо длиннее, чем ожидалось, но, несмотря на все опасности, Ольга впервые за многие годы чувствовала себя живой. Все её мышцы покалывало давно забытым энтузиазмом, словно она напилась кофе или внезапно помолодела лет на тридцать. Водя тряпкой по полу, она поймала себя на том, что в голове крутятся слова старой песни, которую она очень любила в юности, — и вовремя прикусила язык. Нужно было закончить с уборкой как можно скорее, а потом ещё пробраться в комнату охраны и каким-то образом стереть записи наблюдения. Ольга не представляла, как это сделать (она всегда была с техникой на «вы», и долгие годы в тюрьме лишь усугубили ситуацию), но отчего-то была уверена, что всё получится. Она обязательно что-нибудь придумает, ведь теперь есть, для кого стараться, кого защищать. Этот младенец должен был родиться. Она сделает всё, чтобы это произошло, ведь всё это не просто совпадение. Бог дал ей второй шанс, чтобы загладить свою вину… Она уже отмыла половину коридора, когда услышала за поворотом тяжёлые, быстрые шаги. Сомнений не было — охранник шёл сюда, и он обязательно заметит кровь и мокрые следы от тряпки, ведущие в карцер. Нужно было что-то придумать — и немедленно. Нужно было отвести подозрения от девушки. Ольга схватила нож, который до сих пор висел у неё на поясе, и трясущейся рукой вспорола себе ладонь. Кровь хлынула на тюремную робу мощным потоком — чёрным в свете тусклых ночных ламп. Больно не было, только страшно — страшно, что уловка не сработает, что Никиту будут допрашивать, что обнаружат записи с камер, которые она успеет уничтожить. Из-за угла показалась грузная фигура Николая, начальника смены. Сердце Ольги резко упало вниз: мужчина был умён, подозрителен и жесток. Единственной его слабостью были молоденькие девочки — он насиловал почти всех, кому ещё не исполнилось тридцати — но Ольга вряд ли могла рассчитывать на то, что он соблазнится её иссохшим пятидесятилетним телом и висящей пустыми мешками грудью. Всё же, попытаться нужно было, ведь следующей на очереди стояла Никита… — Ты чего тут устроила, бл*дь?! — взревел охранник. — Почему не на кухне?! — Простите… — пролепетала Ольга, сжимая разрезанную руку и заливая всё вокруг себя кровью. Николай всегда искал себе жертв, и если теперь нужно было притвориться слабой, Ольга была готова и на такое. — Отвечай на вопрос! — охранник влепил женщине пощёчину, и та отлетела к стене, задев ногой ведро. Мыльная розовая вода залила всё вокруг, смывая старые и новые следы крови в одно грязное месиво. — Я… — заикающимся голосом проговорила Ольга. — Я хотела посмотреть на новенькую… И порезалась о дверь… Женщина подняла распоротую ладонь и издала жалобный, хлипающий звук. — Что она сказала тебе?! — Николай схватил Ольгу за грудки и как следует тряхнул. — Н-ничего… Она сп-пала… Она н-не понимает по-русски… Охранник громогласно рассмеялся и взял Ольгу за подбородок. — Раскрой рот, сука! Ольга наморщила лоб — и через секунду всё поняла. Её губы послушно округлились. Пусть лучше так, лучше так, чем он пойдёт к Никите. Николай расстегнул ширинку и высвободил свой «инструмент». Бледный и скользкий, как червяк, но огромный, достающий до самых гланд и смердящий общественным туалетом… Ольга прикрыла глаза и втянула носом воздух, пытаясь усмирить рвотный рефлекс. Если этот ублюдок был таким же, как её бывший муж, то всё кончится через пару минут, через пять-десять фрикций, и у неё будет вся ночь, чтобы выблевать его гадкое семя, чтобы перебинтовать руку и позаботиться о камерах наблюдения. Главное, что девчонка будет в безопасности, что сегодня её не изнасилуют, а уж потом они что-нибудь придумают. Охранник сморщил лицо в финальной судороге, издал короткий, крякающий звук и излился в горло своей жертве. Ольга сглотнула кислую, тухлую жидкость и вытерла губы здоровой рукой. Кажется, всё сработало… Только бы ему хватило. Только бы ушёл сейчас! Николай застегнул штаны и самодовольно посмотрел на Ольгу сверху вниз. — Вымой тут всё и возвращайся в камеру, — грозно приказал он, но в его голосе уже чувствовалась какая-то усталость и лень. — Если тебя не будет в койке через полчаса, можешь забыть о свободном графике. Ольга послушно кивнула и схватилась за тряпку, почувствовав жжение в распоротой руке. Это ничего, это всё неважно. Ей не впервой, она вытерпит. Главное, что теперь есть смысл, есть цель. Бог послал ей испытание, послал ей шанс, и она выстоит, она всё сделает. Когда Николай скрылся за поворотом, на губах женщины сияла улыбка. *Мужики — свиньи. Они живут, как свиньи, и истекают кровью, как свиньи. Помоги-ка мне.