Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Майкл принял защитную стойку и сделал несколько шагов влево, выжидая момент для удара. Его тело двигалось на автомате, пока мысли настойчиво буравили ком дурных подозрений, собравшийся за последние три недели. Всё это время Мэдлин казалась на удивление спокойной и как будто даже довольной, и поначалу Майкл не придал этому слишком большого значения. В конце концов, в их невидимом противостоянии старший стратег наконец-то вырвалась вперёд, решив использовать Адама, и у неё были все причины, чтобы чувствовать себя победителем. Однако, в её тёмных глазах и с трудом сдерживаемой улыбке таилось что-то большее, чем просто злорадство, какая-то уверенность, что она выиграла не один бой, но и целую войну. Оперативник выдохнул и резко выбросил кулак вперёд. Лори увернулась от удара, но инициативу не перехватила, а продолжила топтаться на месте, держа руки у лица. Это было на неё не похоже: несмотря на хрупкое телосложение и маленький рост, она частенько нападала первой и быстро находила слабые места противника. Ей оставалась всего пара месяцев до аттестации, и Майкл не ожидал, что сегодняшняя тренировка затянется. У него было не больше часа, чтобы ещё раз просмотреть все планируемые миссии и попытаться отследить путь цезия, который боевая группа под его руководством привезла из Бразилии. Именно в этом, он был уверен, крылась зацепка, ведь Мэдлин лично контролировала исход операции, но раскусить её план Майклу пока не удалось. Он сделал обманное движение рукой, чтобы вывести Лори из ступора, и выполнил подсечку. Девушка упала на спину, тонко вскрикнув, и тут же притянула колени к груди. Майкл помог ей подняться и снова принял защитную стойку. — Нападай! — коротко приказал он. Лори замахнулась правой рукой — слишком слабо и слишком медленно, чтобы причинить хоть какой-то ущерб. Все её движения были сегодня как будто ленивыми, а во взгляде читалось полное отсутствие концентрации. Майкл легко заблокировал атаку и резко поднял колено, метя в живот. Девушка завизжала и извернулась так, что удар пришёлся в аккурат по переносице. Раздался глухой хруст, и на прорезиненные маты хлынула кровь. Лори без сил опустилась на пол, и её плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Майкл присел рядом и приподнял её лицо за подбородок. Нос был явно сломан. — Что происходит? — спросил он. Девушка помотала головой и опустила глаза, в которых стояли слёзы. — Просто отведи меня в медотсек, — пробормотала она, всхлипывая. — Всё равно сегодня последний день. — Что ты имеешь в виду? Лори попыталась встать, но оперативник сжал ей запястье. — Скажи мне, — его голос упал до настойчивого, низкого шёпота. Девушка втянула губы, словно пыталась их съесть, и с опаской подняла взгляд на Вышку, виднеющуюся слева. — Мне нельзя… Сегодня меня заберут, так что просто забудь об этом. Я не держу зла. Майкл продолжил сжимать ей руку, не позволяя подняться. — Куда заберут? Лори выдохнула и едва слышно прошепатала: — В Инкубатор. Там мне помогут… Сердце Майкла упало вниз, и в уши шумно хлынула кровь. Через несколько мучительных секунд он отпустил запястье Лори и вонзился в неё тяжёлым взглядом: — Если хочешь, чтобы ребёнок остался жив, спускайся на пятый уровень через пятнадцать минут. Он резко встал и направился к себе в кабинет. Мэдлин явно планировала воспользоваться его отсутствием в ближайшую неделю, но у него теперь будет свой туз в рукаве. *** Автобус подпрыгнул на кочке, и по салону прокатилась волна ахов и охов, через секунду сменившаяся какофонией тонких смешков и низкого гогота. Ладони Никиты инстинктивно скользнули к животу, но губы мгновенно подхватили настроения остальных и растянулись в широкой улыбке. Прошло три недели с тех пор, как она вернулась из больницы, и всё — в кои-то веки — было хорошо. Чувствовала она себя прекрасно: утренняя тошнота окончательно отступила, кровотечений больше не случалось, и внутри поселилась уютная, родная теплота. Каждую неделю приходили посылки от Вальтера: едой девушка делилась со своими соседками по камере, а пренатальные витамины оставляла себе. То ли благодаря им, то ли из-за того, что она теперь работала на кухне и имела неограниченный доступ к продуктам, к ней вернулись силы, и отражение в зеркале больше не пугало больной худобой. Ольга потихоньку учила её русскому языку и премудростям готовки на триста человек, а Надя опекала в остальном. Вот и сейчас она сидела рядом, загораживая проход, и непринуждённо болтала с Галей и Любой, разместившимися на креслах спереди. Никита улавливала лишь отдельные слова, но понимала другое: Машка, замершая в гордом, обиженном одиночестве позади неё, в разговоре не участвовала. На рожон она больше не лезла, должно быть, осознавая своё зависимое положение, но и никакой теплоты не выказывала. Никита подозревала, что при любом удобном случае получит нож в спину, но по сравнению с тем, через что ей уже довелось пройти, это была всего лишь досадная мелочь. Она откинулась на сиденье и перевела взгляд за окно. Деревья уже вовсю набивали почки и нежились в робких, прозрачных лучах весеннего солнца. Вдоль дороги снег уже совсем растаял и сменился непросыхающей грязью, но в лесу всё ещё виднелись белые прогалины. Никита задумалась, как скоро потеплеет настолько, что можно будет ходить без ватника, и в голове нарисовалась самая естественная — и самая невозможная для неё — картина: она шла по тенистой дорожке парка и тихонько толкала перед собой детскую коляску. Сердце свело острой судорогой, и девушка сжала зубы, заставляя себя проглотить боль, не думать ни о чём, кроме настоящего момента. Забыть и спрятать в самый дальний уголок своей души — как спрятала письмо Майкла, которое Надя втихомолку передала ей в первый день возвращения из больницы. Автобус затормозил, и в окнах по правую сторону можно было разглядеть массивные железные ворота и старое кирпичное здание. Никита не спрашивала, куда их везли, зная, что ответа всё равно не поймёт, и довольствовалась тем, что остальные не выказывали никакой тревоги. Ольга предупреждала её, что с наступлением весны заключённых направляли на разного рода «общественные работы»: рядом с тюрьмой находился швейный завод и сельскохозяйственное предприятие. Саму Ольгу всегда оставляли на кухне, так как там она была нужнее. Один из охранников поднялся с места и, постукивая дубинкой по раскрытой ладони, выкрикнул что-то в салон. Женщины засуетились и, не скрывая возбуждения, принялись толпиться в проходе, желая побыстрее оказаться на свежем воздухе. На улицу выводили по одному, ощупывая с ног до головы, поэтому Никита не торопилась вставать с кресла. Она дождалась, пока все выйдут, и самой последней направилась к узенькой дверце. Едва её нога ступила на порожек, как Сергей загородил ей дорогу дубинкой и махнул головой, чтобы возвращалась обратно. — Что? Почему?.. — её брови взметнулись вверх, и сердце сбилось с ритма. Сергей выкрикнул что-то резкое в ответ и угрожающе поднял дубинку. В его глазах мелькнул сальный блеск. Приметив заминку, Надя вышла из стройной шеренги заключённых и сказала что-то второму охраннику. Тот лишь мотнул головой и отослал её обратно. Маленькие чёрные глаза в растерянности скользнули по Никите — и опустились к земле. Ничего не оставалось, кроме как вернуться в салон и занять своё место. По крайней мере, её руки не были скованы наручниками, и, если её попытаются изнасиловать, она сможет дать отпор. Водитель завёл мотор, и автобус тронулся дальше по старенькой разбитой дороге. Сергей не сводил с Никиты глаз и не убирал дубинку, его губы то и дело расплывались в скабрёзной улыбке. Девушка старалась не смотреть на него и приказывала себе не выдумывать лишнего: возможно, её просто распределили на другой завод, и это всё ничего не значит?.. Но почему тогда её одну? Она сглотнула горечь во рту и почувствовала липкую влагу в подмышках. Ей вдруг начало казаться, что они едут уже очень долго, хотя, вероятно, прошло не больше пятнадцати минут, и её левая нога зашлась мелкой дрожью. Нужно было взять себя в руки, не создавать проблем, ведь пока что ничего страшного не произошло. Сегодня вечером она будет вспоминать об этом, как о недоразумении, и смеяться вместе с Надей и Ольгой над своей глупостью. Правда ведь?.. Автобус снова затормозил, и Никиту вывели наружу. Справа виднелось ещё одно кирпичное здание, мало чем отличающееся от предыдущего, разве что выглядело оно более старым, почти заброшенным. Охранники расчехлили пистолеты и ткнули ей в спину, чтобы шла вперёд. Руки связывать не стали: то ли поленились, то ли посчитали, что в одиночку она не сможет им противостоять. Каждый шаг, каждый камешек, вонзающийся в подошву, казался девушке пыткой. Все мышцы в теле натянулись жёсткими струнами, и она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать и не развязать заведомо проигранный бой. Наконец, они приблизились к КПП, где их встретил грузный мужчина лет пятидесяти с лоснящейся лысиной и торчащими над верхней губой жёсткими усами. Он был неразговорчив, и, грубо ощупав Никиту и записав что-то в журнале, повёл её внутрь здания, по обшарпанным лестницам и вдоль тёмных коридоров, пахнущих пылью и гнилым деревом. На секунду девушка подумала, что могла бы напасть на него и, скорее всего, одержала бы верх, но что потом? Где бы спряталась она от липких лап Мэдлин? Смогла бы сохранить жизнь своему дитя? Пока она раздумывала над этим, момент прошёл. Мужчина остановил её у двери, с которой хлопьями слезала голубая краска, и два раза повернул ключ в замке. Повинуясь грубому тычку в плечо, Никита ступила в образовавшийся проём — и застыла. Даже против света она узнала бы этот силуэт: широкая спина, обтянутая чужой военной формой, завитки каштановых волос, спускающиеся к плечам. Сквозь бешеный стук крови в ушах она услышала, как дверь за ней захлопнулась, и замок коротко щёлкнул. Когда Майкл повернулся, её колени пронзила внезапная слабость, и пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.