Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Майкл стоял у окна комнатушки и смотрел в окно, выходящее во двор. Его тело было так напряжено, что вздрагивало от каждого скрипа этого старого, прогнившего завода, словно жалующегося на свою горькую судьбу каждому новому гостю. Разговор предстоял тяжёлый, но он больше не мог выносить неизвестности: ему нужно было увидеть Никиту собственными глазами, убедиться, что с ней и с ребёнком всё хорошо, предупредить о намерениях Мэдлин. Он планировал эту встречу долгие три недели, и столько всего могло пойти не так! Но судьба в кои-то веки убрала с пути все препятствия: руководство Отдела с лёгкой душой выдало ему отпуск, Елена с энтузиазмом упаковала чемоданы и полетела с ним в Китай, а в нужный день согласилась на двенадцатичасовую экскурсию и не стала разыгрывать из себя мать Терезу, когда Майкл с утра пожаловался на дурное самочувствие. Без труда удалось найти вертолёт и запугать охранника старого завода, чтобы тот запросил на «исправительные работы» исключительно Никиту. И вот теперь, через считанные минуты она войдёт сюда… Он сглотнул ком в горле и отчётливо услышал приближающиеся шаги. Всё внутри задрожало, словно у мальчишки, и он усмехнулся самому себе: ни с кем другим и никогда в жизни он не был так беззащитен — и так счастлив своей внезапной слабостью. Но как бы сильно сейчас ни билось его сердце, он пришёл сюда не за этим. Долгий вдох — выдох. Дверь за ним скрипнула, и через секунду щёлкнул замок. Он медленно повернулся, страшась увидеть то, за что никогда бы себя не простил: синяки на лице, болезненную худобу, опавший живот. Но она стояла, вжавшись в стену, прекрасная, как никогда: сияющая мягким, необъяснимым светом, налившаяся новой жизнью. И только глаза, распахнутые широко-широко, бурлили противоречиями: страхами, обидой, непониманием. Майкл приблизился на несколько шагов и с трудом остановил себя, чтобы не сжать её в объятиях. — Как ты? — тихо спросил он. В её взгляде мелькнула искра гнева, и изо рта вырвался короткий смешок. — Нормально, — отрезала она, складывая руки на груди. В воздухе повисло неудобное, налившееся невысказанной болью молчание. Майкл почувствовал горечь во рту, но взгляда не отвёл. — Тебе нужно что-нибудь? Еда, медикаменты… Никита фыркнула, и её лицо перекосила едкая улыбка. — Мне ничего не нужно от тебя, Майкл, — она обошла его справа и встала к окну, повернувшись спиной. — Зачем притворяться, что тебе не всё равно? Её голос сломался на последних словах, и глаза налились слезами. Майкл встал рядом, и, не в силах выносить её боль, тоже перевёл взгляд в окно. — Я не прошу у тебя прощения, — едва слышно вымолвил он. — Я знаю, что не заслуживаю его. Но я здесь не для того, чтобы… — Почему ты не приехал?! — сорвалась она, вонзаясь в него воспалённым взглядом. — Я почти потеряла его… Майкл опустил голову. — Я не мог. — Почему?! Сейчас тебя ничего не остановило. Он сжал кулаки, приказывая себе молчать. Никита выждала несколько мгновений, презрительно фыркнула и развернулась к выходу. Майкл нагнал её уже у двери и с силой стиснул ладонь. — Я не могу сказать тебе всего, — в отчаянии прошептал он. — Но от моих действий зависела чужая жизнь, жизнь невинного… Никита наморщила лоб и замерла, ожидая дальнейших объяснений. В её глазах клубились тёмные подозрения, но пальцы уже инстинктивно отвечали на родное тепло. — Ты имеешь полное право ненавидеть меня, — продолжил он, намеренно не сокращая последние несколько сантиметров, разделявшие их. — Я прошу лишь об одном: позволь мне помочь нашему малышу. Её тело обмякло, и по щеке покатилась одинокая слеза. Майкл больше не мог выносить этого отчуждения, не мог смотреть, как она истязает себя бессмысленым гневом. — Позволь мне прикоснуться к ней… — выдохнул он. — К ней? — лицо Никиты, словно радугой, озарило удивление. — Ты думаешь, это девочка? — Да. Он опустился на колени и принялся осторожно расстёгивать пуговицы ватника, обнажая лёгкую выпуклость живота. *** Никита больше не могла сопротивляться. Его пальцы оплетали её горячими нитями, и хотя он, казалось, изо всех сил старался не переходить границ — касался её кожи лишь слегка раскрытыми губами и задерживался на какие-то доли секунды — в мире не существовало ничего более интимного. Она не понимала, что происходит в его жизни и кого ему понадобилось защищать именно в тот момент, когда он был ей так нужен. Но через несколько минут все вопросы улетучились из её головы, и остался лишь жаркий шум крови, подхватывающий её, словно волна, и уносящий туда, где тело было невесомым и сливалось с воздухом, со звуком, с чужим теплом. Её руки скользнули к его локонам и утонули в знакомой шёлковой тьме. Он сдавленно застонал, лишь на мгновение позволяя ей обвить свою тяжёлую голову, и резко поднялся, прерывая сладкое забытьё. — Я не пытался соблазнить тебя, ‘Кита, — вымолвил он, виновато опуская глаза. Она молча посмотрела на его склонённый профиль и с трудом сдержалась от прикосновения. Её удивляла и бесконечно трогала его решимость наступать на горло собственным чувствам. — Ты говоришь мне, что не хочешь этого? — спросила она, страшась ответа. Его глаза вонзились в неё таким неистовым огнём, что она позабыла, как дышать. Через секунду их дыхание уже было одно на двоих, его язык жадно пил её душу, а руки срывали последние барьеры, оставшиеся между ними. Мир качнулся на своей оси, и время побежало тёмными, жгучими прыжками. Она не знала, как они оказались в горизонтальном положении, знала только, что он был сзади, что его язык высекал сладостное пламя вдоль шейных позвонков, а рука мягко обвивала живот. Знала его пальцы, безошибочно скользнувшие к самому центру, знала тяжёлую горячую пульсацию вдоль бедра. Все эти месяцы в ней копились страхи и боль, скручивались жёской пружиной внутри и не давали вдохнуть. Всё её тело походило на часовой механизм, заведённый до предела, и потому так быстро сейчас пронзила её судорога наслаждения, прошла электрическим током от макушки до кончиков пальцев. Майкл замер, позволяя ей прийти в себя и направить их следующую, мучительно-сладостную схватку. Его прикосновения опускались на кожу лёгкими бабочками, лаская везде, где это было возможно. Никита встряхнула волосами, почувствовав внутри неожиданный прилив сил, — и оказалась сверху. Никогда раньше он не позволял ей этого, всегда стремился контролировать ситуацию. Но теперь смотрел на неё с такой преданностью, с таким безграничным доверием и желанием, что из её глаз хлынули слёзы. — Тебе больно? — прошептал он, приподнимаясь на локтях и с тревогой касаясь щеки. Никита улыбнулась и помотала головой. Она обвила его лицо ладонями и не позволила отвести взгляда. — Я люблю тебя, — тихо сказала она. Его сердце забилось с такой силой, что она почувствовала это кожей. Он не мог ответить ей, не словами, но сейчас это было неважно. Их губы сомкнулись в долгом поцелуе, и тела зашлись в медленном тягучем ритме. Она знала, что придётся жить этим воспоминанием ещё долгие месяцы, и хотела взять его сполна: впитать каждое движение, каждый скачок пульса, каждую волну внутренней дрожи, приближающую их к финалу. Снова и снова они замирали на самом пороге, желая продлить это падение во тьму, насколько было возможно. Наконец, ни у кого из них не осталось воли, чтобы сопротивляться неизбежному. Никита инстинктивно выгнула поясницу, встречая стаккато сильных коротких толчков, и ночь за закрытыми веками расцвела бушующим, диким фейерверком. Спустя бесконечность, они оба опустились на пол, с горечью ожидая того момента, когда их тела снова приобретут привычные — раздельные — очертания. Руки Майкла до последнего не отрывались от её живота, пытаясь напоить своим теплом дитя, которое он никогда не увидит.