Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Никита лежала на нарах, обняв живот. Её язык машинально тянулся к разбитой губе, снова и снова зажигая в теле всполохи боли. Несмотря на серьёзность совершённого преступления, охранники ограничились единственным ударом по лицу и заключением в карцер. Она уже знала, что, как и Ольгу, её отвезут на допрос в какое-то другое место и уж там-то не станут себя сдерживать. Однако, не это её сейчас беспокоило. Навязчивая мысль, которую она сама толком не могла сформулировать, но чувствовала где-то на задворках сознания, саднила не меньше, чем кровоточащая губа. Их столкновение с Машкой происходило в рассветной полутьме, и воспалённые глаза, синюшная кожа и капающая изо рта слюна вполне могли быть плодом воображения, следствием резко оборвавшегося сна и не успевшего адаптироваться к реальности мозга. Но её животные крики и безразличие к наносимым ударам, её почти суицидальное стремление идти прямиком на источник боли… Да и с чего бы ей было нападать? Да, она недолюбливала Никиту, но вчерашний день не дал новых поводов для открытой вражды. Никто не знал, что произошло на старом заводе, разве что могли подозревать. Дейстительно ли это объясняло Машкин поступок или было что-то ещё? Лязг отодвигаемого засова грубо взрезал тишину одиночной камеры, и Никита подошла к двери. Сквозь узкую щель сухая морщинистая рука просунула железную плошку с едой. — Как ты там? — прошептала Ольга, наклоняясь к проёму. — Могло быть хуже, — девушка пожала плечами и приняла тарелку. Откуда-то из коридора донёсся лай охранников и тонкие вскрики. — Что там у вас происходит? — спросила Никита. — Пятеро пожаловались на дурное самочувствие и отказываются идти работать, — объяснила старшая женщина. — Наверное, грипп или ещё какой вирус. Весной всегда обостряется. — Вирус… — пробормотала Никита и потёрла переносицу. — Может и хорошо, что тебя заперли, — вздохнула Ольга. — Тебе сейчас нельзя болеть. Девушка кивнула и сжала Ольге руку. — Будь осторожна, — прошептала она. *** День стремительно превращался в ад. Ольга не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой усталой. Обычно она всё время проводила на кухне, особо ни с кем не разговаривая и не отходя от дымящихся кастрюль дальше, чем на двадцать шагов. Сегодня же с самого утра несколько заключённых не смогли встать с кровати, и Ольге пришлось развозить им еду, словно в больнице, а одну из них, грузную сорокашестилетнюю Серафиму, и без того жалующуюся на проблемы с сердцем, она вынуждена была кормить с ложечки. Пока она возвращалась обратно на кухню, везя перед собой многоярусную тележку с подносами и тарелками, в коридоре разгорелась драка, и одну из заключённых отбросили прямо на эту тележку. После столкновения девушка не смогла встать, и охранники на руках отнесли её в лазарет, а двух других зачинщиц заперли в карцер. Ольга почти целый час собирала разбитую посуду и оттирала со стен следы супа, краем уха слыша, как кто-то говорил о сломанном позвоночнике и ещё одном разбирательстве. Все, казалось, сошли с ума. К вечеру половина тюрьмы слегла с температурой и слабостью, а другие передрались между собой или получили предупреждение. Глаза молодых горели диким блеском, они не могли спокойно ходить или стоять, их переполняла странная энергия, желание что-нибудь разрушить или кого-нибудь изувечить. Охранники сбились с ног, разнимая беспорядки и пытаясь держать всё под контролем. Одну девушку забили дубинками почти до смерти и уволокли в мед.отсек, где пристегнули наручниками к кровати. Другой прострелили колено, и даже после этого она продолжала кричать и клацать зубами, словно раненый зверь. Даже сейчас, после отбоя, из камер продолжали раздаваться громкие разговоры, и охранники то и дело выводили кого-нибудь под руки, чтобы изолировать от остальных. Все клетки карцера были уже заняты, и Ольга понятия не имела, куда они собираются помещать других нарушителей. Домыв посуду, она присела на перед раковиной и поняла, что с самого утра у неё во рту и крошки не было. Она так забегалась, пытаясь накормить остальных и не попадаться под руку агрессорам, что не нашла времени выпить и глотка воды. Женщина поднялась, взяла железную кружку и наполнила её до краёв прямо из-под крана. Она привыкла кипятить всю воду, но сейчас ей было всё равно. Хотелось только быстрей напиться и почувствовать сладостное облегчение. — Ольга! — донеслось из наблюдательного пункта. — Осталось чего от ужина? Смирнов высунулся из двери животом вперёд. Рубашка на его пупке расстегнулась, и оттуда виднелась белая майка. Ольга устало выдохнула и поставила кружку с водой на стол. Она принялась накладывать гречку с подливой, морщась от ноющей боли в едва зажившей после перелома руке. Когда она добралась с подносом до комнаты охраны, Смирнова там и след простыл. «Наверное, отошёл в туалет», — подумала женщина и стала на автомате собирать обёртки от шоколадок и сминать их в ладони. Раздался телефонный звонок, и Ольга покосилась на аппарат. Это было не её дело. Смирнов сейчас вернётся и ответит. Она всего лишь старая кухарка и заключённая. Телефон продолжал настойчиво звенеть. Трубка нетерпеливо подпрыгивала в ложе. Ольга потёрла губы и покосилась на дверь. Смирнов сейчас придёт… Телефон не переставал. Звон как будто раздавался в её собственной голове, и был только один способ это прекратить. Она подняла трубку и неуверенно произнесла: — Алло?.. — Do you speak English? — раздался низкий мужской голос. — Д-да… — Ольга закусила губу и снова покосилась на дверь. — Вирус в водопроводе. Не пейте воду и не используйте её для приготовления пищи. Повторяю: не пейте воду. — Ч-что? — женщина растерянно оглянулась. — Изолируйте заражённых, симптомы должны пройти через 48 часов. — Кто вы? — пальцы Ольги неосознанно теребили ворот тюремной робы. — Что происходит? — Это неважно, — раздалось с другого конца. — Изолируйте как можно больше людей, особенно беременных. Женщина вдруг резко всё поняла и опустилась на стул. — Ты ведь отец? — медленно проговорила она. — Майкл?.. Из трубки послышалось тяжёлое дыхание, а затем короткие гудки. Ольга уставилась на аппарат, раздумывая, как быть дальше. В этот момент в комнату ввалился Смирнов. По его лбу текли крупные капли пота, и лицо было белым, как лист бумаги. — Мне нехорошо… — пробормотал он, хватаясь за сердце, и сполз по стене на пол. *** Никита уже почти провалилась в сон, когда услышала громкий лязг дверной задвижки и настойчивый шёпот Ольги. — Что случилось? — девушка присела перед проёмом и посмотрела женщине в глаза. — Ты съела то, что я приносила сегодня? — Нет, — она помотала головой. — Аппетита не было, меня подташнивало… — Хорошо! — Ольга схватила её за руку. — Вылей всё в унитаз. Женщина протянула ей пластиковую бутылку воды из автомата и пару шоколадок. — В чём дело? — спросила Никита ещё раз, чувствуя неладное. — В воде вирус, нужно изолировать как можно больше людей… — бормотала Ольга, бешено вращая глазами. — Он сказал, всё кончится через 48 часов, но надо изолировать людей… — Кто сказал? — Никита наморщила лоб. — Я не знаю… — Ольга растерянно помотала головой. — Я пошла относить добавку Смирнову, и раздался телефонный звонок… Он говорил по-английски… Молодой голос, низкий, красивый… Почти шёпот… Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха, и откупорила бутылку с водой. — Передай слово в слово, что он сказал, — попросила она, делая несколько больших глотков. Ольга пересказала ей короткий диалог и закусила губу. — В карцере больше нет места… — растерянно произнесла она. — Не знаю, поверят ли мне… Не знаю, что делать… Но главное, что ты в безопасности. — Выпусти меня, — твёрдо сказала Никита. — Что? — Ольга округлила глаза. — Ты не понимаешь… Нужно оставаться в изоляции, пока всё не пройдёт… — Я помогу тебе с остальными, — Никита сжала ей руку. — Я смогу обезвредить агрессивных, одной тебе будет сложно. — Нет! — Ольга энергично замотала головой. — Ты должна оставаться здесь, даже не проси… — Я не буду сидеть взаперти и наблюдать, как другие умирают! — Никита ударила ладонью по двери. — Выпусти меня сейчас же! Ольга испуганно вздрогнула и опустила глаза. Её пальцы потянулись к связке ключей, которую она зачем-то стащила у Смирнова. Теперь она поняла, зачем. Возможно, такова была судьба, так ей велел сам Бог.