Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Майкл стоял в оружейной, одетый в бронежилет и полевую форму. Вальтер выносил со склада коробку гранат, когда заметил, что младший мужчина уже пять минут не мог вставить обойму в пистолет: всё его тело дрожало, словно в лихорадке, и глаза налились красным. — Что случилось? — прошептал старик, склоняясь над столом. — Мэдлин заразила воду в тюрьме Эйч-вирусом, — сказал Майкл сквозь зубы. Обойма наконец-то встала в ложе с громким щелчком. Оперативник посмотрел на Вышку, сжимая в руках Беретту. Вальтер ахнул, и его лицо застыло от ужаса. — Что ты собираешься делать? Полетишь туда? — Не успею, — Майкл сглотнул ком в горле. — Вирус действует слишком быстро. — Нужно найти способ сообщить ей! — оружейник всплеснул руками. — Это уже сделано. Вальтер в задумчивости пожевал губу, уставясь куда-то в пространство. — Наша девочка всегда могла позаботиться о себе, — заключил он. — Но в России не слишком-то жалуют бутылированную воду… Сомневаюсь, что в тюрьме найдётся хоть десяток. Глаза Майкла расширились от страха, и он шумно втянул воздух в лёгкие. — Я всё исправлю, — решительно сказал он и развернулся на каблуках. Оружейник схватил молодого оперативника за руку. — Миссия начинается через пять минут, — прошипел он. — Единственное, чем ты можешь сейчас помочь нашей девочке, это остаться в живых. Остальным займусь я. Несколько секунд они смотрели друг на друга в безмолвной схватке, пока Вальтер не почувствовал, что тело молодого мужчины перестало сопротивляться. — Спасибо, — едва слышно выдохнул Майкл и прицепил на пояс три гранаты. *** Никита бесшумно выскользнула из карцера и собрала волосы в хвост. В её глазах блестела решимость, и мышцы мелко дрожали от напряжения. — Что мы будем делать? — прошептала Ольга, смотря на девушку снизу вверх. — У кого не было симптомов за последний час? — спросила оперативница. — У Гали, у Любы, у некоторых охранников… — А у Нади? — лоб Никиты прорезала продольная линия. — Она почти без сознания… — пролепетала Ольга. — За ней ухаживают в общей камере. — Нам бы пригодилась её помощь, — девушка закусила губу. — Но хорошо, что есть другие. Мы вернёмся за ними… после. — После? — Ольга округлила глаза. — После чего? — Пойдём! — Никита потянула её за руку, прекращая разговор. Они вышли в коридор, который оказался благословенно пуст, и заспешили мимо закрытых камер. Ольга едва поспевала за широкими, твёрдыми шагами своей напарницы и старалась не придумывать в голове лишних неприятностей — помимо тех, что у них и так были. Она знала, что у неё здесь была единственная задача — защитить новую душу, зреющую в животе девушки, встать между ней и любой опасностью. Если этого не получится, то всё остальное будет неважно. Никита толкнула служебную дверь, и они оказались на лестничной площадке. Тут резко пахло «Беломором», и чувствовался промозглый весенний сквозняк. Кто-то, должно быть, открыл окно, или стекло снова треснуло от ночных морозов. — Куда ты? — прошептала кухарка, наблюдая, как Никита взбирается по ступеням наверх. — Там старое крыло, туда сто лет никто не ходил… — Именно, — ответила оперативница и заспешила дальше. Когда Ольга её наконец-то догнала, то схватилась за сердце и несколько минут не могла отдышаться. Они стояли перед хлипкой деревянной дверью, закрытой на амбарный замок. — Я могу выбить её, — объяснила девушка, — но будет лучше, если мы пока не будем создавать лишнего шума. Старшая женщина мгновенно поняла, что от неё требуется, и достала из кармана связку ключей. Через несколько минут замок податливо скрипнул, и они вошли внутрь. Пока глаза привыкали к темноте, в нос забралась густая липкая пыль, и Ольга едва удержалась, чтобы не чихнуть. Вокруг было так тихо, что этот чих услышали бы, наверное, в самой Москве, не говоря уже о посте охраны. — Идеально… — прошептала Никита, проходя чуть вперёд и дёргая за толстые прутья желёзной решётки. Слева и справа тянулись ровные ряды узких одиночных камер, закрытые подобными решётками вместо дверей. — Нам говорили, что раньше это была тюрьма строгого режима… — пробормотала Ольга. — И как я не догадалась? — Пойдём, — девушка улыбнулась ей и тронула за плечо. — Нужно распределить всех по камерам, особенно агрессивных. Ольга кивнула и снова заспешила за своей длинноногой подругой. — Откуда ты узнала? — выдохнула она, когда они преодолели лестницу. — Я не знала, — Никита пожала плечами. — Но это был наш единственный шанс, и он оправдался. Старшая женщина помотала головой и закусила улыбку. — Удача благоволит храбрым, — прошептала она себе под нос. — Он всегда мне так говорил… *** Их шаги раздавались тихим шёпотом в ночной тишине коридоров. Сквозь смотровые окна в дверях тянулись серые полосы света — луна дотягивалась своими призрачными пальцами и сюда. Ольга сжала в кулаке связку ключей, чтобы она не гремела при каждом шаге, и последовала за Никитой к общей камере, где ухаживали за Надей. Начать нужно было именно оттуда: если среди Надиной свиты ещё остались здоровые, их авторитет помог бы без лишних разговоров распределить заключённых по одиночкам. Старшая женщина нагнулась над замочной скважиной и принялась подбирать ключ. Никита встала чуть впереди, всматриваясь в тёмный коридор и вслушиваясь в каждый скрип. Она ещё не знала, как поступить с охранниками и как убедить их в своей правоте. Но если удастся провернуть всё с арестантками, на их стороне будет численное преимущество… От усердия Ольгины ладони покрылись холодным потом, а сердце бешено заколотилось в горле. Ей казалось, что прошла уже целая вечность, что она пробует один и тот же ключ по сотому разу, и что вся эта затея абсолютно бесполезна. Нужно было просто запереться в карцере изнутри и не выпускать Никиту… Плевать на остальных, пусть бы здесь все переубивали друг друга. Через сорок восемь часов они бы вышли отсюда вдвоём, абсолютно свободные и счастливые. Ольга тяжело выдохнула и уронила ключ. Железное дребежжание раскололо мир надвое, и кухарка успела только подумать, что, должно быть, именно с таким звуком рушатся города и обрываются судьбы. Её сердце резко упало вниз, и глаза расширились от страха. — Продолжай, — шикнула Никита, делая несколько шагов вперёд. У неё и самой подгибались колени, но инстинкты, воспитанные годами тренировок и пошедшими не по плану миссиями, помогали сохранять холодный рассудок. Она досчитала в уме до тридцати, и от сердца немного отлегло: если бы охранники что-то услышали, они бы уже давно прибежали сюда. Девушка потёрла губы и повернулась к Ольге, чтобы подбодрить её, когда они обе услышали грубый мужской крик и треск выламываемой двери. Звуки доносились с поста охраны, и среди матерных потоков девушка без труда узнала голоса Сергея и Николая. Судя по нарастающей громкости, мужчины направлялись именно в этот коридор, и уже через несколько секунд они бы заметили, что происходит. Ольга издала жалобный писк, пробуя очередной ключ и снова роняя его. Никита уже знала, что они не успеют, и заскользила вдоль стены, пытаясь слиться с тенью. Если она нападёт на них первой, то сможет выхватить пистолет, и тогда у них будет шанс… Охранники показались в проёме, но они даже не смотрели вокруг себя. Они были заняты выяснением отношений между собой: Николай пыхтел от гнева и сдавливал младшему коллеге шею, что-то крича ему в лицо. Сергей беспомощно бил по рукам, пытаясь освободиться из смертельной хватки. Его ноги болтались в нескольких сантиметрах от пола. У девушки было не больше пары секунд, чтобы принять решение. Она не могла быть уверена, что воображение не играет с ней злую шутку, но, казалось, сам воздух вокруг мужчин дрожит чем-то ядовитым и противоестественным. Если Николай был заражён, то Сергею осталось недолго, а следовательно, и им с Ольгой тоже. Никита подбежала к старшему охраннику сзади и выхватила с его пояса служебный пистолет. Тот ничего не заметил и продолжил душить своего коллегу, скрипя зубами и лихорадочно дёргаясь всем телом. Из его рта лилась обильная слюна. Оперативница взвела курок и громко произнесла: — Отпусти его! Николай замер и, словно в замедленной съёмке, повернулся на звук. Когда Никита увидела его налитые кровью глаза, ей всё стало ясно. Она крепче сжала пистолет и продолжила целиться прямо в голову. — Отпусти его! — твёрдо повторила она. Старший охранник издал яростный крик, словно хищное животное перед прыжком, и приложил Сергея головой о стену. Краем глаза Никита заметила кровавый след на побелке от сползающего на пол парня, но всё её внимание было захвачено непосредственной угрозой. Между ней и Николаем оставалась всего пара шагов. Она нажала на спусковой крючок, и в коридоре, словно раскат грома, раздался выстрел. Старший охранник тяжело повалился на спину и замер. В его лбу зияла дыра, а из-под головы текла кровавая лужа. Пуля прошла навылет. Никита перевела взгляд на Сергея, который всё ещё сидел на полу и держался за горло, сдавленно кашляя. Когда он посмотрел на девушку, его глаза были мокрыми от ужаса. — В тюрьме вирус, — медленно и отчётливо проговорила Никита. — Ты понимаешь? Ви-рус. Парень кивнул и боязливо дотронулся до своего разбитого затылка. Пальцы как будто по наитию нырнули в рану, и, когда он их отнял, то с удивлением уставился на обагрённые разводы. Оперативница засунула пистолет за пояс и подняла охранника за грудки. — Помоги нам, — прошептала она ему в лицо. — По-мо-ги. В этот момент за их спинами показалась Ольга и, спотыкаясь на каждом слове, что-то сказала Сергею. Они обменялись несколькими репликами, и с каждой секундой глаза парня становились всё шире. Наконец, он выпрямился, оправил на себе форму и сложил большой и указательный пальцы в кольцо. — Оу-кей, — медленно сказал он, словно неуверенный, что его поймут. — Оу-кей. Никита выдохнула и развернулась к камерам. *** Это была самая странная — и страшная — ночь в его жизни. Сергей поднял крышку от термоса, где плескался последний глоток пуэра — китайского чая, который так полюбился ему, что за последний месяц он постоянно носил его с собой на работу — и залпом выпил маслянисто-чёрную, теперь уже абсолютно холодную жидкость. Его губы подёрнула горькая усмешка. Подумать только, такая мелочь спасла ему жизнь! А ведь сколько едких комментариев пришлось выслушать! Сколько раз его называли бабой, сколько раз грозились плюнуть или нассать ему в термос, пока он не видит… Теперь двое шутников лежали в холодильной камере на кухне, обёрнутые в чёрный целлофан. А он, самый молодой и неопытный, допивал свой чай, стоя у окна. Пальцы мужчины взметнулись к затылку и нащупали повязку, которую Ольга наложила после того, как всех изолировали по камерам. Только боль, электрическим разрядом прокатывающаяся по телу от нажатия на рану, и убеждала его в том, что всё это произошло на самом деле. Николай действительно пытался убить его, в тюрьме действительно свирепствовал вирус, и почти всю ночь они отводили заключённых в старое крыло и запирали в одиночки. Только теперь, под утро, всё было кончено, и оставалось лишь ждать, когда симптомы заражённых пойдут на спад. Проблему с водой уж он как-нибудь решит: позвонит после восьми утра в управление или, на худой конец, сам отправится в магазин. Но всё это были мелочи, всё это было неважно. Другое, важное, он и сам ещё не мог сформулировать, а лишь стоял и смотрел на горизонт, где с минуты на минуту должен был вспыхнуть рассвет. «Шлюха!» — кричал когда-то давно, словно в другой жизни, его отец. Мать тряслась, как осиновый лист, и прижимала ладонь к разбитому в кровь лицу. Пятилетний Серёжа, ринувшийся на помощь, вообразил себя Рэмбо, Чаком Нориссом и Сильвестром Сталлоне одновременно, но уже через секунду отлетел к холодильнику и заревел навзрыд. Десятилетний Серёжа был уже гораздо умнее: он научился уходить в другую комнату или на улицу, когда в доме начинало пахнуть жареным. Он научился глотать свою ненависть и слёзы, научился молчать и смотреть в пустоту. Отец всё равно брал своё и время от времени отвешивал сыну щедрую порцию синяков, но если бы не мальчишеская изворотливость и не природное чутьё, позволявшее ему улавливать родительские скандалы за несколько часов, а иногда и за несколько дней до их наступления, уродливых воспоминаний и следов на теле могло бы быть гораздо больше. «Шлюха!» — выкрикнул пятнадцатилетний Серёга девчонке, с которой в первый раз поцеловался. Она даже не была особо симпатичной, просто дала ему прижаться к себе и нащупать мягкое под тонкой кофточкой. Они стояли за углом школы, где все обычно курили, а когда их увидели, девчонка сделала вид, что ничего не хотела. Уже через час вся школа обсуждала его «мокрый и вонючий язык» и его «потные руки». Он даже не помнил, как её звали. Шлюха — она и есть шлюха. В семнадцать Серёга точно знал, что все бабы одинаковые. Ни одна из них ему так и не дала, ведь у него не было ни денег, ни броской внешности, ни умения заговаривать зубы. В учении он тоже не преуспел, поэтому после школы направился прямиком в военкомат. Ему хотелось побыстрей уехать из дома, оставить это всё позади, жить самому. Он ни разу не пожалел о своём решении и лишь иногда с жалостью вспоминал о матери. Как она там? Всё так же терпит побои?.. Шлюха. Вышла за ублюдка, чтобы получить квартиру, вот и терпи теперь всю жизнь. В армии парень убедился в двух вещах: что все бабы шлюхи и что лучше всего в жизни у него получается следовать приказу. Молча чистить картошку, подметать улицу, стоять на карауле и не дышать. Поэтому, когда ему предложили отучиться в колледже и стать настоящим военным, он лишь кивнул и поехал сдавать документы. Приняли его без экзаменов, да и во время учёбы он не особо напрягался. Отличником всё равно бы не стал, а тройку и так ставили, иногда просто за то, что пришёл, а иногда за то, что сдал деньги на новое окно в кабинете. За эти несколько лет было у него несколько девушек, но все они, по окончании кратковременных отношений, всегда получали одно и то же наименование — шлюха. Всё им вечно было не так, и все они отчего-то считали, что ради их драгоценной пизды он должен был в лепёшку расшибиться. Как бы не так! Сергей закончил университет и уехал по распределению на Байкал, за тысячу километров от родного дома. У него теперь была своя квартира, пусть и однушка, и сколько угодно шлюх в тюрьме, готовых поднять подол за паршивую сигарету, а иногда и просто так. Он выбирал себе помоложе, чтобы ничем не заразиться, терпел нападки Николая, как когда-то терпел отца, и, в общем-то, был доволен своей жизнью. Хотелось только попробовать американскую шлюху, рассказать остальным, что всё у неё там устроено так же, как и у наших, русских… Но она ломалась, ломалась изо дня в день. Шлюха. Сергей невольно поморщился и выдохнул. Он уже знал, что больше никогда не произнесёт этого слова вслух, именно поэтому оно так назойливо крутилось в мозгу, словно прощалось с ним. Шлюха спасла ему жизнь. Да и не только ему, а всем здесь, в тюрьме. Шлюха носила под сердцем ребёнка. У шлюхи было имя. Её звали Ни-ки-та. Он прошептал её имя — это странное мужское имя — и почувствовал, как язык скользит по нёбу в три шажка. Он попытался сказать его с иностранным акцентом, с каждой попыткой улыбаясь всё шире и шире. Где-то внутри него словно чиркали спичкой, и тёплые всполохи загорались и тут же гасли. За окном уже совсем рассвело. Солнце висело бледной тенью за серыми тучами, но Сергей точно знал, что к обеду распогодится. Краем уха, сквозь раскрытую форточку, он услышал хруст тяжёлых колёс по весенней слякоти и ворчание заглушаемого мотора. Он посмотрел на часы и понял, что привезли провиант. Кроме него самого, в тюрьме не осталось ни одного человека, уполномоченного решать такие вопросы. Внезапно вдохновлённый своей новой ролью, Сергей выпрямился, оправил форму и надел на голову фуражку, чтобы закрыть рану. На улице он крепко пожал руку старику Василию, бессменному водителю продуктовой фуры, и даже принялся насвистывать что-то себе под нос, следуя к накрытому кузову. Сегодня придётся перетаскать всё самому, но это ничего, это всё мелочи… Может, и Василий поможет, если дать ему на чекушку. Старик крякнул от усердия, вынимая засов и откидывая брезент. Оба мужчины раскрыли от удивления рты, обнаружив внутри бесконечные ряды пластиковых двадцатилитровых бутылей с водой — и ничего кроме.