Любой ценой (Рождественское предсказание 2)

Прошло два с половиной месяца. Единственным подтверждением того, что Никита всё ещё носила под сердцем их ребёнка, была зелёная точка на планшете, который Майкл по-прежнему носил с собой, куда бы он ни пошёл. Иногда он часами смотрел на него, пытаясь представить, что с ней происходит, и вспоминая их единственную встречу. После того, как очередная попытка Мэдлин с треском провалилась, он бы не рискнул планировать второе рандеву, хоть и знал, что Никита нуждалась в нём, как ни в ком другом. Но всё это могло обернуться против невинных — Адама, Елены и пока ещё безымянной крохи, чьи шансы появиться на свет составляли не больше трёх процентов. Из внутренних протоколов тюрьмы, которые удалось достать с помощью Биркоффа, Майкл узнал, что в начале апреля были составлены рапорты о десяти погибших в результате ожесточённой стычки между охраной и заключёнными. Начальником охраны после этого назначили некого Сергея Стрельцова, молодого парня, «отлично зарекомендовавшего себя в критической ситуации». Старший оперативник мог только надеяться, что подобные изменения никоим образом не ухудшили положение Никиты. Надеяться — и скучать по ней до зубной боли, до оглушительного свиста в ушах. Подходил к концу седьмой месяц её беременности. Когда Елена вынашивала Адама, этот рубеж был обозначен докторами как «самое опасное позади»: у ребёнка уже сформировались все важные органы, и даже преждевременные роды не могли вызвать критических последствий. Конечно, при условии, что всё проходило под наблюдением квалифицированных врачей и в контролируемой среде. У Никиты не было ни того, ни другого, а на другом конце земного шара озлобленная паучиха всё ещё планировала убить её. Майкл знал, что в этой шахматной партии оставался последний ход, но ему вряд ли бы удалось поставить мат в одиночку, не раскрыв своих намерений раньше срока. Он выключил планшет, спрятал его в нагрудный карман и вышел из своего офиса. В Отделе стоял привычный гул кропотливой работы: в комцентре готовились к предстоящей миссии, шеф протаптывал полы на Вышке, Вальтер калибровал прицелы на винтовках. Завидев командира группы, оружейник приветственно кивнул, и в его глазах промелькнула тревога. — Что-то случилось? — спросил старик в полголоса, косясь на Вышку. — Девятый уровень, через 10 минут, — сказал Майкл и тут же удалился. Вальтер не заставил себя ждать. Он знал, что старший оперативник почти никогда не просил о помощи, а значит, ситуация действительно была серьёзной. Неужели их девочка, уже столько преодолевшая и претерпевшая, снова находилась в опасности? — Что ты знаешь об Инкубаторе? — едва слышно произнёс Майкл, сканируя глазами коридор за их спинами. — Ну… — пробормотал старик, — я слышал кое-что… Не знаю, можно ли этому верить. Старший оперативник пересказал свой краткий визит более четырёх месяцев назад, наблюдая, как с каждым словом лицо оружейника всё больше бледнеет. — Это многое объясняет… — пролепетал Вальтер, уставившись в пустоту. — Но что ты планируешь делать? — Если уничтожить Инкубатор, у Мэдлин не останется причин продолжать эксперименты. — Она убьёт тебя! — выдохнул старик. — И даже не будет спрашивать разрешения… — Она не сделает этого, пока мы не возьмём Вачека, — ответил Майкл с невероятным спокойствием. — Всё, что произойдёт потом, неважно. Вальтер покачал головой и выдохнул. — Что тебе нужно? — он поднял глаза на младшего мужчину, зная, что не сможет остаться в стороне. — Взрывчатка и коммуникатор. У меня есть человек внутри, но нет с ней связи. Оружейник пожевал губу и посмотрел себе под ноги. — Попробую что-нибудь придумать, — сказал он и развернулся на каблуках. *** Пленника пытали уже больше сорока восьми часов — и всё безрезультатно. Чем больше Майкл думал об этом, тем больше понимал, что это его единственный шанс. Когда он вошёл в Белую Комнату и посмотрел в чёрные, горящие бунтарским огнём глаза, то лишь укрепился в своих надеждах. Парню было девятнадцать, почти как ему самому, когда он впервые познакомился с Рене и научился делать бомбы. Наверное, и выглядел он примерно так же: мускулистое тело, искрящееся энергией, как оголённый провод, спутанные волосы, нависающие над высоким лбом, и дикий, непокорённый взгляд. — Я ничего не скажу! — презрительно прошипел пленник и сплюнул на пол кровь. — Лучше сразу убейте меня! Оперативник молча обошёл вокруг заключённого, оценивая свои шансы. — Мои коллеги не остановятся ни перед чем, — тихо сказал он. — Но я могу обеспечить тебе быструю смерть. — Я ничего не скажу! — повторил парень, мотая головой. По его вискам текли обильные капли пота. — Мне нужно не это, — Майкл встал перед пленником и выжидательно посмотрел на него. В глазах парня только сейчас зажглась искра понимания. *** Мэдлин проглотила таблетку ибупрофена и поправила пучок волос на голове. Она не спала четыре дня, что за последние два месяца стало для неё почти нормой. Майкл и Никита снова каким-то чудом перехитрили её. Возможно ли, что она действительно стала сдавать? Что её методы устарели, и «молодое поколение» отчаянно наступало на пятки? Может быть, ей пора было оставить свой пост и заняться чем-нибудь менее требовательным? Нет! Даже если этой белобрысой выскочке удастся родить ребёнка, ей придётся вернуться в Отдел, и уж тогда-то она получит по заслугам! И Майкл ничего не изменит, ни-че-го. Старший стратег презрительно встряхнула головой и втянула носом воздух. Она направлялась в Белую Комнату, где её ждали для допроса. Пленник был крепким орешком, молодым идеалистом, готовым умереть за то, во что верит. Они бы могли использовать его энергию, направить в нужное русло, как когда-то поступили с Майклом, но Майкл, очевидно, ценил свою жизнь куда больше, чем этот упрямый итальянец. Всё же, за сорок восемь часов им, кажется, удалось добиться определённых результатов. Мэдлин толкнула перед собой железную дверь и нацепила на лицо дежурную улыбку, которая — на фоне воспалённых глаз — казалась почти звериным оскалом. — Вы хотели меня видеть, мистер Моретти? — спросила она. Парень кивнул и сглотнул ком в горле. Его острый кадык резко нырнул вниз. — Что вы хотите мне сказать? — старший стратег сложила руки внизу живота. — Подойдите поближе… — прохрипел пленник. Он выглядел очень слабым, едва живым. Каждое слово будто давалось ему с чрезвычайной болью. Мэдлин сделала два шага вперёд и замерла. — Ближе… — прошептал парень. Позже она так и не смогла вспомнить, что заставило её наклониться к нему почти вплотную. Это было правило номер один — не подходить слишком близко, держать дистанцию, особенно с агрессивными. Но то ли она недооценила его, то ли виной всему были четыре бесонные ночи… Она успела только почувствовать его зубы на своей шее — и резкую слабость в коленях, невозможность вдохнуть, как будто голова вдруг оторвалась от тела и поплыла к потолку, словно воздушный шарик. *** — В медотсек её, быстро! — скомандовал Майкл, вынося бездыханную Мэдлин на руках и передавая её охранникам. Глаза мужчин расширились от страха, и они тут же последовали указаниям. Старший оперативник проводил их взглядом и, когда они скрылись за поворотом, вернулся в Белую Комнату. Парень выжидательно смотрел на него. Его губы были крепко сжаты. Майкл достал из-за пазухи небольшой контейнер и поднёс к его рту. Пленник послушно выплюнул алую — чужую — кровь и встряхнул головой. — Очередь за тобой, — прошипел он сквозь зубы и выпрямился на железном кресле. Через секунду в комнате прогремел выстрел, и голова парня безвольно упала на грудь. *** В четыре утра в Отделе почти никого не было. Вальтер склонился над рабочей станцией и поднёс к лицу голубую пилюлю, задумчиво рассматривая её. Это был большой риск, слишком большой… Но другого выхода он не видел. В семь месяцев плод был полностью сформирован. *** Никита поднялась с кровати и принялась натягивать тюремную робу, аккуратно застёгивая пуговицы на округлившемся животе. За эти три месяца в тюрьме изменилось многое. После того, как им удалось переждать вирус и выдать немногочисленные жертвы за последствия ожесточённой стычки между охраной и заключёнными, начальником охраны назначили Сергея, и парень изменился буквально на глазах. Новая ответственность позволила проявиться его лучшим чертам: он не только отлично поддерживал порядок в тюрьме, но и разрешил некоторые послабления режима. Вместо изнурительной и бесполезной уборки на улице или внутри помещения, арестантки теперь могли собираться в «кружки по интересам» в специально отведённой для этого комнате. Был организован книжный клуб, театральная группа, спортивный уголок с тренажёрами и даже класс для изучения английского, где Никита с помощью Ольги пыталась сформулировать то, что впитала с молоком матери. Кроме того, с Сергеем она несколько раз в неделю встречалась индивидуально для разговорной практики и разборов текста: у парня оказался настоящий талант к языкам, он схватывал всё налету. Его поведение и манера общения тоже претерпели изменения: он теперь почти не ругался матом, перестал пользоваться своим положением с молодыми девушками и всячески оберегал Никиту. Она подозревала, что он немного влюбился в неё, но, возможно, это было к лучшему. Во всяком случае, рук он больше не распускал, и в его компании ей было легко и приятно. Её беременность медленно выруливала на финишную прямую. Живот потяжелел, и ей казалось, что она каждые пятнадцать минут бегает в туалет, но Ольга уверила её, что это нормально. Она осматривала её почти каждый день, и хотя у них не было ни аппаратов УЗИ, ни лаборатории для анализов, Никита чувствовала себя в безопасности, без задних мыслей доверяла многолетнему опыту бывшей акушерки. Оставалось совсем чуть-чуть, ещё каких-то два месяца, и это чудо появится на свет… Внутри раздался маленький толчок, и Никита приложила ладонь к животу. — Доброе утро, — прошептала она с улыбкой на губах. — Как у нас сегодня дела? Маленькая ножка стукнула ещё раз и угомонилась. Девушка до сих пор не знала, девочка у неё будет или мальчик. Каждый день ей казалось по-разному, да и почти каждая женщина в тюрьме высказывала свои предположения, исходя из формы живота, блеска волос и аппетита юной матери. Сергей уверял её, что будет мальчик, и даже шутил, что собирается играть с ним в футбол, когда пацан подрастёт. Никита знала, что этого никогда не случится, но время от времени позволяла себе помечтать и посмеяться, как будто была самой обыкновенной женщиной, которой предстояло не только родить, но и воспитывать своего ребёнка. Только потом, ближе к ночи, в душу закрадывалась тревога, и она сжималась клубком вокруг своего живота, пытаясь защитить дитя даже от собственных мыслей. Но сегодня был хороший день. Жаркое июньское солнце пекло с самого утра, и Никита с предвкушением ждала прогулки. Сначала, правда, нужно было помочь Ольге с завтраком. — Как самочувствие? — кухарка привычным жестом обхватила её запястье и принялась отсчитывать пульс. — Если хочешь, присядь, я тут сама управлюсь. — Всё хорошо, — Никита замотала головой и улыбнулась. — Я нарежу хлеб и расставлю посуду. Они принялись за работу, управлялись молча и скоро, как хорошо отлаженный механизм. К своему удивлению, девушка заметила, что старшая женщина напевает себе под нос какую-то мелодию, как будто смутно знакомую. «Be careful, it’s my heart It’s not my watch you’re holding It’s my heart» Ольгины бёдра легко покачивались в такт, пока она высыпала овсяные хлопья в молоко и помешивала кашу половником. — Кое-кто явно в хорошем настроении… — Никита подмигнула ей. — Не обращай внимание, — отмахнулась Ольга. — Просто вспомнилось сегодня… Удел стариков — жить воспоминаниями. Никита помолчала и снова посмотрела на неё. — Расскажешь, что вспомнилось? — Моя первая любовь, — кухарка пожала плечами. — Банальность. Вряд ли тебе будет интересно. — Мне интересно! — девушка улыбнулась, чтобы подбодрить подругу. — Ну хорошо, — вздохнула Ольга и начала рассказ. «Мне было семнадцать, и я только-только поступила в московский институт. В Москве всё было иначе, чем в родном городе: большие дома, длинные улицы, всегда и везде люди, самые разные люди, и никто никого не знает. Я едва справлялась с тем, чтобы доехать от общежития до учёбы, не заблудившись, а он… Он был такой смелый! Хоть и иностранец. Да, студент по обмену, видный парень. Что-то как будто индейское в крови, орлиный нос и такой же орлиный взгляд синих глаз. Правда, и посмеяться любил, шутник. Иногда что-нибудь скажет, так я не могла перестать хохотать минут десять, иногда аж слёзы из глаз, веришь или нет. Все на него засматривались, а он выбрал меня, понимаешь? Говорил, что ему нравится мой бунтарский дух. А как целовал меня!.. Никто так больше не целовал. В то время иностранцам у нас было сложно. Принимали только «симпатизирующих», из стран-союзников. Он был идеалист, верил в коммунизм больше, чем в родную мать. Верил, что здесь строилась власть народа и свобода слова. А потом сказал что-то неаккуратное — и повязали его. Уж как я плакала! Как молила пустить к нему!.. Освободился он через несколько дней, сам пришёл, рассказал всё. Как его били на допросах, как морили голодом. Разочаровался сильно, оно и немудрено. Мы решили, что убежим вдвоём. Условились встретиться на вокзале и пересечь границу, а уж там как-нибудь добрались бы и до его родины. Главное было уехать отсюда. Я ждала его восемь часов, всю ночь и до самого утра. Стояла, как истукан, на вокзале, с места боялась сдвинуться, только сжимала в руках сумку с паспортом. Он так и не появился. В университете о нём больше не слышали. Я уверилась, что он бросил меня. Завалила экзамены и вернулась домой, к родителям. Спустя годы поняла, что, может быть, не бросил. Может быть, волновался за меня, не хотел подвергать опасности. Но я не знала наверняка, да и спросить не могла. Всю жизнь это носила в себе. Вышла замуж за другого, но забыть не могла. А потом оказалась здесь. Вот и вся история.» Никита сглотнула ком в горле и тронула Ольгу за плечо. — Мне жаль, — тихо произнесла она. Ольга передёрнула плечами и отвернулась. Никита заметила, что она украдкой вытерла передником под глазами. — Как его звали? — спросила девушка. — Это неважно, — Ольга замотала головой. — Скажи-ка мне лучше, ты сегодня не забыла принять витамины? — Точно! — спохватилась Никита и достала из кармана пилюлю, завёрнутую в клочок туалетной бумаги. Ольга набрала стакан воды и передала ей. — Теперь голубые, — девушка повертела в руках капсулу. — Вчера пришла посылка. Ну, Вальтеру лучше знать. Она положила пилюлю в рот и осушила стакан до дна, не заметив, как Ольгины руки задрожали, а взгляд заволокло тревогой.