***
Чуя оказался весьма интересным человеком. За первые недели знакомства Дазай успел узнать, что Накахара учится в том же университете, только на факультете иностранных языков, старше шатена на два месяца и ниже его на 21 сантиметр, что стало главной причиной для стеба на постоянной основе. Вместо приветствия уже давно было привычно слышать: «Хей, карлик!» и отвечать на это: «Заткнись, долговязый!», наблюдать за тем, как Чуя рано утром уходит на пробежку, слушать любимую музыку и критиковать вкус соседа, но, тем не менее, сохранять доселе неизвестные и «убогие» песни в свой плейлист. Как-то переводчик в очередной раз заметил, что Дазай жует чипсы, запивая их газировкой и смотря какой-то идиотский сериал по телевизору, при этом дико хохоча и утирая слезы. Чуя не раз отмечал, что Осаму питается всякой дрянью, в том числе и крабовыми консервами, практически никогда не убирается, только запихивает мусор в шкаф или прячет его под ковер, грязные вещи бросает около стиральной машины, и так по кругу. Такими темпами квартира скоро превратится в свинарник, подумал Накахара. — Эй, придурок, — Осаму нехотя повернулся к соседу, явно недовольный тем, что его отвлекли. Накахара брезгливо схватил валяющуюся на полу футболку, скомкал ее и кинул в лицо шатена, наслаждаясь возмущениями. — Тебя не учили убирать за собой? Готовить? Мыть посуду? Ты хоть что-нибудь умеешь, кроме каляканий в своем альбоме или действия мне на нервы? — А ты? — пропустив мимо ушей оскорбления и упреки, Осаму разгладил смятую одежду и положил рядом с собой, заляпав белоснежную ткань оранжевыми пятнами от закуски и будто бы не замечая этого. — Ну, вообще-то… Эй, не переводи на меня стрелки! — определенно смущенный тем, что его застали врасплох, Чуя перевел взгляд на экран телевизора и, решив немного отвлечься, присоединился к шатену. — Мы будем прекрасными соседями, — со смешком ответил Дазай, положив в рот хрустящий снэк и протянув сожителю упаковку с чипсами.***
Прошло уже три месяца с тех пор, как Осаму и Чуя стали сожителями. За это время они успели узнать друг друга намного лучше, и их взаимоотношения можно было бы назвать «дружбой», если бы не одно но: ни Дазай, ни Накахара не могли допустить мысли, что привязались друг к другу. Однако ни один из них не мог представить хотя бы один день без взаимных подколов, пререканий, шутливых, а иногда не очень, драк. Последний кусок пиццы? — Отбери его у меня! Чья очередь мыть посуду? — Заставь меня, засранец! Можешь сделать потише? — Заткни уши! И так на постоянной основе. Конечно, бывали и спокойные дни, правда, достаточно редко. В такие моменты парни сидели по разным углам квартиры, и каждый занимался своим делом. Чуя ютился в гостиной, держа на скрещенных ногах ноутбук и усиленно вчитываясь в текст, который ему прислали для перевода. Дазай, изредка проходя мимо и мелькая перед глазами, не мог не вглядываться в чересчур сосредоточенное лицо парня: нахмуренные брови, быстро бегающие по строчкам глаза, сомкнутые в тонкую линию губы. Шатену так и хотелось подойти к соседу и расхохотаться прямо в лицо, разглаживая своими пальцами морщинку между бровей и наблюдая за отменной реакцией. Но он уже достаточно узнал Чую, чтобы понять, что того лучше не злить. Дазай же все свое свободное время прохлаждался: то спал до обеда, то пропадал на целый день, вероятно, гуляя с друзьями, то сидел в телефоне. Иногда Накахара даже думал, что шатен наврал ему про учебу. До одного определенного момента. Как-то среди ночи из дальней комнаты послышалась тихая ругань, а сквозь щель в дверном проеме на половицы упал приглушенный свет. Парень не сразу обратил на это внимание. Когда же шум стал невыносимым, Чуя, раздраженный и злой, встал с кровати и направился прямо на кухню, намереваясь высказать соседу все, что думает о нем. Однако не успев толком зайти в комнату, Накахара замер на пороге, наблюдая за Дазаем. Посреди кухни стоял мольберт, рядом с ним, на табуретке, разместился Дазай, сгорбившись и глотая мутную жидкость из железной банки. Как Чуя понял по ядовитым цветам и наличию еще двух таких же банок, только пустых, то был энергетик. Осаму не сразу заметил присутствие другого человека, но когда обратил внимание на озадаченного Чую, лишь вымученно улыбнулся и продолжил писать картину. — Ты… Ты спать вообще собираешься? На часах 2 ночи, — Накахара опустился на стул рядом и заглянул за плечо соседа, рассматривая дазаевское творение. На холсте был изображен пейзаж: каменистый берег, водная гладь озера, мрачный лес вокруг. Что-то цепляло в этой пока незавершенной картине. Дазай улыбнулся, краем глаза увидев интерес Чуи. — У меня завтра просмотр, а я ничего не сделал… — шатен устало потер красные глаза и тяжело вздохнул, вновь потянувшись к энергетику. Наблюдая за тем, как Дазай мучает себя и свой организм, Чуя не мог не усмехнуться. — Да уж, «повезло»: тебя либо комиссия убьет, либо энергетики, — Осаму поставил напиток на стол и хмыкнул, возвращаясь к картине. — Я лучше выберу самоубийство. Слава суициду! — шатен нервно усмехнулся. — Ладно, я спать. Не засиживайся тут до утра, самоубийца несчастный, — Чуя зевнул и, встав со стула, направился в спальню. Они оба знали, что Дазай не послушается. Видимо, завтрак будет готовить ни кто иной, как переводчик.***
С этого момента в их доме появилось негласное условие. Вернее сказать — привычка. Дазай — житель ночи, бодрствующий до самого утра — отключался ближе к 4 и спал до обеда, естественно, исключая дни, когда первая пара начиналась с восходом солнца. А Чуя, в свою очередь, истинный жаворонок, который как по будильнику вставал ровно в 6:30 и вел активный образ до 8 вечера, после же этого времени он становился вялым и уставшим. И как-то так повелось, что отныне Накахара стал готовить совместный завтрак, рассчитанный на него и его соседа. Изначально Чуя лишь проявил сочувствие к сонному Дазаю, который не спал ночами. «Один раз, на следующий можешь даже не рассчитывать!» — с вызовом сказал Накахара, ставя на стол две тарелки с яичницей и жаренными сосисками. Только вот один раз сменился двумя, затем тремя, а теперь и вовсе вошел в привычку. Переводчик не показывал, но втайне наслаждался тем и радовался тому, как Дазай уплетал еду, горячо благодаря своего благодетеля. И Чуя учился готовить новые блюда, лишь бы лишний раз услышать благодарность и похвалу в свой адрес от небезразличного человека. — Я тут подумал… — попивая утренний бодрящий кофе, Дазай неотрывно наблюдал за манипуляциями рыжего парня, готовящего оладьи. Чуя был раздражен и совершенно не настроен на разговор: у него уже далеко не первый блин выходит комом. Стараясь не сорваться на соседе, Накахара втянул носом воздух и медленно выдохнул, успокаивая самого себя и бушующие нервы. — Так ты, оказывается, думать умеешь, — съехидничал переводчик. — Мы уже давно знакомы, а ты до сих пор не признался, что переводишь фанфики с другого языка, — Осаму задумчиво поставил кружку и стал наблюдать за реакцией сожителя. К его удивлению Чуя лишь усмехнулся и бросил хитрый взгляд на шатена. — А ты рисуешь гейские арты, — парень выключил конфорки плиты и поставил тарелку с оладьями на стол. — За деньги! — шатен возмущенно засопел и потянулся за сиропом, поливая завтрак сладкой приправой. — Лучше бы я этого не слышал… — Чуя скривился, но почти сразу же с блеском в глазах начал наблюдать за тем, как Дазай отправляет блинчик в рот. — Вкусно? — Очень! Спасибо, Чуя! Эх, я бы всю жизнь питался только твоей стряпней! — Осаму улыбнулся и потянулся за салфеткой, краем глаза замечая отвернувшегося соседа. «Неужели покраснел?» — ехидно подумал Дазай, но не произнес вслух. Смущать Чую очень весело — вот еще один пункт в плане шатена, который должен был быть средством для увеселения и который внезапно перерос в привычку и необходимость.***
«Как же опрометчиво с твоей стороны, Дазай…» — с недоброй улыбкой подумал Чуя, вертя в руках альбом, который Осаму тщательно скрывал от соседа. — «Что же ты там прячешь?» Шатен был на парах, а Накахара уже давно пришел из университета и решил в кои-то веки убрать весь тот беспорядок, который в большей степени устроил Осаму. Во время уборки на глаза Чуи так не вовремя попался драгоценный альбом Дазая, и тот не мог не посмотреть его содержимое. Конечно совесть твердила о пагубных последствиях этой затеи, но любопытство оказалось сильнее. Первые страницы были заполнены непонятными геометрическими фигурами, натюрмортами, светотенью и ракурсами. Чуя даже подумал бросить это дело, пока не перевернул листок. Там, на белоснежной поверхности, виднелись мягкие очертания карандаша, формирующие образ сидящего на диване человека. Ноги скрещены, задумчивое лицо, ноутбук и держащая подбородок рука. Нет сомнений, на этом портрете был изображен Чуя. Накахара сглотнул и стал вглядываться в силуэт: небрежно расчесанные волосы, детально проработанные складки одежды, поза — все это выглядело так, будто шатен часами создавал этот рисунок. Перевернув листок, парень узрел другую картину. Здесь Чуя стоит у открытого окна, задумчиво смотрит в даль и держит в руках догорающую сигарету. Особое внимание уделяется глазам, таким грустным и уставшим. Накахара никогда не задумывался, как он выглядит со стороны. Он видел себя в зеркале, и этого было вполне достаточно. Глядя же на наброски художника, переводчик видел перед собой совершенно другого человека. Чуя никогда не мог подумать, что кто-то с такой трепетной нежностью будет вырисовывать его профиль, кудрявые волосы, голубые глаза и даже веснушки и родинки. Внезапно захотелось подойти к Осаму и поблагодарить, а за что именно — Чуя не знал. — Я дома! — послышалось в прихожей. Черт, как же он не вовремя! Будто находясь в трансе, Накахара даже не обернулся, а все так же продолжал прожигать взглядом альбомные листы с ЕГО изображениями. Дазай неожиданно подошел со спины и заглянул в собственный альбом. — Чужие вещи брать без спросу нехорошо! — Прости, мне было очень интересно, — Чуя горько усмехнулся и отдал альбом в руки недовольного хозяина. — Интересно ему было! А если бы там— — договорить Дазаю не дал слишком тихий для Накахары голос. — Спасибо… — парень сидел, опустив голову. Рыжие локоны падали на лицо и создавали тень. Шатен недоуменно присел на корточки перед соседом и попытался заглянуть в голубые глаза. — Да не за что… Эй, ну ты чего? — Дазай взял холодные ладони в свои, пытаясь привлечь внимание парня. — Неужели я настолько плохо рисую? Чуя вымученно усмехнулся и потер покрасневшие глаза. Не хватало еще совсем расчувствоваться и заплакать прямо перед Дазаем. Переводчик помотал головой — Осаму тяжело выдохнул и присел рядом с Накахарой, заключая того в свои объятия. Пять минут тишины, лишь стук сердец и тихое дыхание. Вскоре переводчик похлопал художника по плечу, отстраняясь и заглядывая в обеспокоенные карие глаза. — Все, хорош, Дазай. Как-то это по-пидорски, — рыжий парень усмехнулся, но словил на себе только непонимающий взгляд. — А мы с тобой кто? — наблюдая за спектром эмоций на лице напротив, Осаму с трудом сдерживал рвущуюся наружу улыбку. Бесить и смущать Чую, такого родного и близкого, — определенно самая лучшая вещь в мире.***
С этого дня все стало каким-то правильно-неправильным. Накахара точно не мог сказать, хорошо ли это — долгие взгляды глаза в глаза, шутки с элементами флирта, «случайные» касания или объятия — или плохо. Но однозначно приятно, да. Мысли и чувства запутывались все сильнее, совершенно обескураживая переводчика. Казалось, будто сам факт существования неопределенных чувств к соседу — нечто фантастическое и запретное. Как подобное могло произойти? Это же априори невозможно. Как оказалось, вполне реально и возможно. — Эй, Чуя, — парни в очередной раз глубоким вечером развалились на крохотном диване, почти вплотную сидя друг к другу. — Мм? — промычал Накахара, не отводя взгляда от экрана телефона. — Я люблю тебя, — Дазай тепло улыбнулся. Очередная дурацкая шутка, подумал переводчик и даже не удосужился перевести взгляд на шатена, которого пробил внезапный приступ нежности. — А ты? — Я тоже люблю себя, — хмыкнул Накахара. Ему совершенно не хотелось вступать в словесную перепалку. Внезапно рыжих волос коснулись длинные пальцы, а затем стали перебирать локоны, расчесывая спутанные пряди. — Что ты делаешь? — Ничего, — Дазай прижался сзади, крепко обнимая переводчика за широкие плечи. Прикрыв глаза, Осаму наслаждался теплом чужого тела. Когда Чуя откинулся назад, запустив руку в каштановые пряди и слегка оттягивая их, художник лишь улыбнулся и провел носом по шее парня, вдыхая естественный запах Чуи и оставляя легкий, едва ощутимый поцелуй на коже. Накахара дернулся, но не отстранился, лишь повернулся к соседу с немым вопросом. — Сегодня холодно. Может, поспим вместе? — Будешь лапать — прибью, — после недолгого молчания выдал парень. Кажется, он только что подписал сделку с дьяволом. Двигать кровати было несложно, но трудоемко. Пришлось отодвинуть прикроватные тумбочки и сделать небольшую перепланировку комнаты. Теперь посередине красовалась с первого взгляда односпальная кровать, по бокам от которой находились низкие столики и два письменных стола. Чуя по привычке пошел в душ, а затем заставил пойти помыться и Дазая, ведь «не хочу чувствовать твой мерзкий душок всю ночь». Спать вместе в холодную ночь — хорошая идея, особенно в помещении, где нет отопления, а вот спать с Осаму при любых погодных условиях — плохая, очень плохая идея. В этом Накахара убедился, когда только лег в постель и его сразу же обвили чужие руки. — Я же сказал, убери свои конечности! — прошипел парень, безрезультатно пытаясь освободиться от оков и вырваться из цепкой хватки. — Но ты такой теплый! А я так замерз! — проныл студент и только сильнее прижался к соседу. — Аргх, ладно! Только на эту ночь! — смирившись с поражением, сказал Чуя и позволил уставшему телу расслабиться. И действительно, спать вместе куда теплее, чем поодиночке. С этим утверждением Накахара согласился на следующий день, подтвердил свои догадки через три и окончательно убедился в этом через неделю.***
За все время знакомства с Чуей Дазай успел привыкнуть к его странностям, впрочем, как и Накахара. Переводчик уже не удивлялся, когда в пакете с покупками замечал несколько банок с отвратительными (как ему самому казалось) крабовыми консервами, мольберт, одиноко стоящий в комнате, копотню на кухне в три часа ночи или бесчисленные банки энергетиков. Чуя давно привык к специфичному чувству юмора соседа, даже успел перенять и добавить в свой лексикон некоторые отдельные фразы. Однако настоящим открытием и весомым компроматом стала боязнь Дазая перед… собаками. Накахара и подумать не мог, что взрослый парень, студент художественного вуза и чересчур самоуверенная личность будет испытывать настоящую неприязнь и ненависть к «лучшему другу человека». Это, впрочем, никоим образом не отразилось на отношении переводчика к своему другу. Дазай же среди всех прочих привычек Чуи особо выделял его пристрастие бормотать на другом языке. Он считал это милым и занятным. Накахара, сам того не замечая, весьма часто произносил непонятные слова, читал вслух иностранные тексты, о чем-то говорил с Осаму и только потом, опомнившись, сконфуженно извинялся. Шатен не мог не подколоть соседа, но втайне наслаждался звучанием иностранной речи из уст родного человека. — Что ты думаешь о французском языке? — стоя у окна и наблюдая за заходящим солнцем, спросил Дазай. Накахара стоял рядом, крутил в руках бокал с красным полусладким и медленно отпивал вино, перекатывая алую жидкость на языке и наслаждаясь незабываемым вкусом. Лучи падали на отросшие волосы, меняя их цвет на огненно-рыжий, глаза сощурились, на губах играла приятная разнеженная улыбка. — Он очень красивый и элегантный. Пожалуй, один из моих самых любимых. — Скажи что-нибудь, — Осаму тепло улыбнулся, глядя сверху вниз на парня. — Je te hais autant que je t'aime (Я тебя ненавижу так же сильно, как и люблю), — Чуя усмехнулся и повернулся к сожителю. Дазай, медленно наклонившись, обхватил большими ладонями узкое лицо переводчика и, выдохнув в сухие губы теплый воздух, поцеловал парня. Накахара на удивление не противился — положил руки на широкие плечи и провел ими вверх, достигая шеи и зарываясь пальцами в каштановые пряди, наклоняя художника ниже. Ленивый, несколько целомудренный поцелуй стал раскрепощенней, в ход пошли игривые укусы и засосы, языки сплелись в страстном танце. Воздуха стало катастрофически мало — Чуя первым оторвался от Дазая, разрывая тонкую ниточку блестящей слюны. — Мне тоже нравится французский язык, особенно твой~ — шатен расплылся в улыбке победителя, наблюдая за покрасневшими щеками партнера. — И да, я тебя тоже люблю. Когда же он успел полюбить? Парень не знал. Дазай, ни о чем не подозревая, сам себя загнал в свою же ловушку. Легкий флирт с Чуей неожиданно перерос в неконтролируемые чувства и привязанность. В его планы совершенно не входили влюбленность и неописуемая эйфория при виде этого человека. Дазай любил Накахару за несносный, взрывоопасный характер, за чистые голубые глаза, за маленькие точки веснушек, за рыжие волнистые локоны, за отменный вкус в вине, за отдаленный запах сигарет. Осаму любил Чую просто за его существование. И открыто говорил об этом. Накахара смущался, кричал, не сильно бил шатена, но искры счастья, горящие в его очах, передавали эмоции переводчика лучше, чем его острый язык. Чуя тоже безумно любил, до дрожи в пальцах, до тугого узла в животе, до спертого дыхания, до бесконечно долгих поцелуев с привкусом красного полусладкого.