164г. П.Э.
Что есть любовь? Любить — это на самом деле чудесно до боли. Это словно лететь к далекой звезде в тщетной надежде коснуться. И сила того, что ты испытываешь, превосходит все, что ты когда-либо ощущал. Любовь — это безжалостное пламя. Оно терзает души, выжигает среди моральных норм и ценностей кривую дорожку. Это больно. Это уничтожает личность, заставляя прогибаться под новое чувство или резать себя по живому, идя по привычной дороге. И правильного выбора не существует. Потому что полюбив врага, рано или поздно кому-то придётся кого-то предать. Любовь квенди и майар это единение сущности, когда фэа сплетаются так плотно, что даже после разъединения остаётся связь. И её не разорвать. Наше общение началось с огня. Взаимной ненависти. В моём прошлом мире говорили, что от ненависти до любви один шаг. Врут. Чтобы ненависть переродилась в другое чувство, нам понадобилось полстолетия, и ещё столько же, чтобы признаться самим себе. Я ненавидела Саурона. За свою боль от потери брата. За семьдесят лет плена Эльмо. За то, что он был с войском орков в тот день и лично захватил моего брата. За то, что долгие годы не покидала одной комнаты, не видела ни света Анар, ни света Итиль. За боль и муки сотен эльфов, что пропитали стены Ангбанда. Я чувствовала их ежесекундно и песнями, что были слышны лишь в моей темнице, пыталась облегчить страдания пленников. Перетягивая их боль на себя. Наверное, это было глупо, но по-другому я не могла. Я ненавидела Саурона за прошлое, настоящее и будущее, презирала за слепую покорность Моринготто, как не любила и других майар и Валар. Саурон тоже ненавидел. Для него вся Арда, будь то твердь земная, животные или квенди были творениями. Прекрасными творениями Эру и айнур, но не более. И зачастую майа видел в этих творениях недостатки, которые в своём стремлении к порядку и идеалу желал исправить. Никогда он не ставил эльфов вровень с собой, ибо сам был творцом, хотя его епархией было пламя и земные недра. Но разница между чудесным мечом и квенди для него была небольшой. Он считал меня забавным зверьком и бесился, чувствуя нашу связь, наблюдая, как мы всё больше и больше привязываем себя друг к другу, но молчал. Майрон считал меня Даром Эру себе, ведь нас свёл Рок, Предназначение, как когда-то Мелиан и Эльвэ. Только ли поэтому он приходил каждый день и распахивал своё сознание, позволяя сливаться с моим? Честно говоря, майа и сам не знал ответа или я не смогла разглядеть его в сознании духа. Майрон… Нет, Саурон был, можно сказать, трудоголиком, и, что хуже, имел маниакальное стремление к порядку и власти, чтобы этот порядок навести. По своему разумению, конечно же. Он был недоверчив, жаден и желал полной власти над своей собственностью. И если бы это касалось только Ангбанда… Но своей собственностью он считал и меня. Надо сказать, майа был единственным, кто знал о моём присутствии в крепости, приносил еду и заботился. У нас давно появился распорядок дня. Поэтому, когда он пришёл днём, я оказалась совершенно не готова. Как и к ярости майа от того, что я пою узникам тёмной твердыни. Помню, как от злости духа раскалился воздух и было трудно дышать. Саурон шипел и ругался, но так и не посмел поднять на меня руку или повысить голос. Зато на следующий день перевёл меня в другую комнату, где я почти не чувствовала терзаний пленников, поэтому и петь им не могла. Только себе самой. И майа, что всегда слушал молча. Нам обоим пришлось смириться с обществом друг друга. И если у меня не было выбора, то стремления майа так и остались для меня тайной. Было страшно ощущать, как с каждым днём моя фэа стремится к фэа Саурона всё сильнее, но в то же время я не могла уже отказаться от этого ощущения. С каждым днём я узнавала майа всё лучше, он был книгой, которую я читала по странице в день. Саурон был эгоистичным созданием, которое настолько привыкло к жестокости, что уже не видело в ней ничего плохого. Пожалуй, единственное, что не давало мне поставить его на один уровень с Моринготто, это рационализм. Саурон был готов совершить любую мерзость, если положительный результат превысит отрицательный. Тёмный Вала другой, мыслит другими критериями, чувствует даже не так как майар, что уж говорить о квенди и эдайн? Майрон тоже не мог понять до конца своего Господина. Но не только я видела чужие воспоминания, эмоции, привязанности, но и дух свободно проникал в мои. Как-то раз, когда мы разъединили наши сознания, Саурон искренне расхохотался. — О, Эру! Владыка ещё до Песни искал ответы на вопросы о вселенных, как и кто их создаёт, о Пламени, которое делает Единого Создателем! Он бродил по туманным тропам в поисках Пламени, погружался в Арду так глубоко, как никто другой из Айнур, изучал, экспериментировал… А достаточно было всего лишь поймать тебя! — О чём ты? — я напряглась. Увы, мы оба прожили слишком долгую жизнь, чтобы контролировать, что видит второй в нашей памяти. У нас не было чётких знаний, но и любые секреты одного из нас рано или поздно стали бы видны другому. И, похоже, ещё один из моих секретов стал известен духу. — Твоя душа не из Арды. Ты понимаешь, что это значит?! — майа порывисто вскочил и прошёлся по комнате, то и дело бросая на меня горящие взгляды. — Твоя фэа не создана Единым, она пришла из другого мира, другого Создателя, но ты эльф, чья связь с Ардой уступает лишь Айнур! Как такое вообще возможно?! — Я думала над этим, но так и не пришла ни к каким выводам, — пожала плечами. — Но теперь это и вовсе не важно. Тем более сейчас, когда наша связь приковывает меня к этому миру всё сильнее. Теперь я всего лишь одна из квэнди, авари, которые никогда не видели света Древ. Я слаба, и ты это знаешь лучше других, — горько усмехнулась. Брови Саурона удивлённо приподнялись, но майа тут же усмехнулся. — Слабая? Ты сильнее многих майар. Признаюсь, это тешит моё самолюбие. Ты не жила в Алмарене, не видела этих безответственных и слабых духом Айнур. Знаешь ли ты, сколько из нас предпочли стать неразумной частью мира?! Животными, растениями, стихией? А сколько из оставшихся трусливо попрятались и заявили, что это не их дело, когда этот бесхребетный Манвэ наконец-то решил пойти против брата? Ха! Даже сейчас в Средиземье находится множество майар, но ни один из них не выступил против Мелькора. Вот кто на самом деле слаб! Создатель вверил нам всем Арду, но у Валар и их майар духу не хватает отстоять своё право, выступив против моего Владыки! Вот кто действительно слаб! — Они просто не желают разрушений, — попробовала отстоять духов Валинора. — Не ври себе, — язвительно фыркнул Саурон. — Пожелай они, и Мелькор бы не устоял, а разрушения были бы меньше, чем будут, если он дойдёт до конца. Я видел в твоём сознании эти мысли. Ты презираешь Валар. Не считаешь достойными звания богов. Даже моего Владыку ты уважаешь больше, хотя ненавидишь за прошлое и будущее. Я поморщилась на это заявление. Среди авари не было принято почитать Валар и майар, как высших существ, Богов. Мы знали о них, но не более. Молиться им? Нет. Мы сами строили свою судьбы. Авари создали себя сами. У озера квенди были простой породой, необработанной скалой, прекрасной в своей естественности, но не имеющей утончённости и законченности. Ушедшие в Аман вверили себя в руки Валар, позволив вытесать из себя то, что те хотели. Авари же медленно, столетие за столетием стёсывали лишние куски камня, чтобы создать нечто новое, удивительное и прекрасное. Пусть неумело, пусть медленно, пусть зачастую ошибочно, но мы шли вперёд. Сейчас Нуарэн и величественный Хартимар ничем не напоминает тот, что мы создали только придя в Древний Лес, не говоря уже о деревне у озера. Мы развиваемся. И никакие Валар нам не указ. Думаю, приди они сейчас в Нуарэн, и их встретят не менее настороженно и агрессивно, чем Моринготто. Просто потому, что мы ни разу не склоняли перед ними головы и не готовы делать это теперь, когда увидели, что можем сами достичь всего, что дают Айнур. В обмен на уважение и почитание. Подчинение. Авари стали слишком свободолюбивы для этого, признавая лишь меня и тех из своего народа, кто делом доказал, что достоин этого. Но даже так я никогда не демонстрировала по отношению к Айнур ничего, кроме безразличия. — Это не имеет значения, Саурон. Майа сузил глаза, но не было понятно, раздражён он от нелюбимого имени или моего ответа. — Тогда вернёмся к твоей душе, её связи с Ардой и со мной, — мужчина устроился в кресле напротив и растянул губы в неприятной улыбке. — Ты привязана к Арде, но в то же время остаёшься вне Замысла Эру. Это удивительно. И меня ты тоже «выдёргиваешь» из него. — Что ты имеешь ввиду? Я эльф! Квенди! Я часть Арды, я чувствую её! — раздражённо вскочила и уставилась в задумчивые золотые глаза майа. Недавно из них пропали последние алые искры. — И я не могу покинуть её, как и все фэа квенди! — Часть, часть… Твоя душа имеет связь с этим миром, но не принадлежит ему. И, как бы не старалась удержаться здесь, никогда не будешь принадлежать полностью. Рано или поздно, но ты уйдёшь навсегда. Ты и сама это понимаешь. Знаешь, и почти смирилась. Не поэтому ли ты так и не вышла замуж? Не родила дитя, о котором мечтала? Не ври себе, что лишь я причина этого. — Вон отсюда, — это скорее походило на шипение змеи, в которое удачно вписались красивые мягкие переливы эльфийского голоса. — Вон! Саурон удовлетворённо растянул губы в ненавистной мне сейчас недо-улыбке, неспешно встал и пошёл к двери. Не оборачиваясь. И лишь выйдя, добавил: — Ты боишься потерять тех, к кому привязана. Боишься так сильно, что сама оттолкнула своих братьев и этого Кирдана. Не позволила Дэнетору пересечь черту. Заперлась в Нуарэне, ты, любящая всех своих подданных, но никого конкретно, не так ли? И всего несколько исключений это лишь подтверждают. И только боль Эльмо заставила тебя раскрыться и принять его, а ваша разлука лишь усугубила твой страх. Но знаешь… Всё решаемо. Например, я теперь буду рядом с тобой всегда, куда бы ты не ушла. Арда, Чертоги Мандоса или другие миры… И я могу помочь тебе забрать с собой тех, кого пожелаешь. Но что ты готова дать взамен? Дверь захлопнулась вовремя, чтобы поднос врезался в неё, а не в взбесившего меня духа. Тихо зарычав, я заметалась по комнате, а потом рухнула на кровать, впервые за столетия сжавшись в комок. Если Саурон ученик Моринготто, которого считают непревзойдённым мастером манипулирования, то я не хочу встречаться с Тёмным Вала. Слишком легко Саурон играет на самых потаённых нитях моей души, которые я спрятала так хорошо, что и сама о них не догадывалась. Слишком заманчиво звучит предложение падшего майа. Слишком… И в речах Саурона не было ни капли лжи. И это пугало.***
В тот день он пришёл раньше и сел в кресло у камина, задумчиво вглядываясь в танец пламени. Я наблюдала за ним краем глаза, расчесывая волосы. В темном духе не было привычной злой насмешки или раздражения, как раньше, наоборот. Майа словно принял какое-то решение и успокоился. — Завтра ты покинешь Ангбанд, — стоило мне осознать эту фразу, как расческа выпала из рук. Если бы сюда ворвались балроги, я бы не удивилась сильнее. Полвека минуло с тех пор, как наша связь стала прочным канатом, что не разрубить, но Саурон так и не позволил мне покинуть его. Мысли о том, что мне придётся провести в этих каменных стенах столетия, пока Ангбанд не падёт, приводили меня в ужас. И сам Саурон не говорил о моей дальнейшей судьбе, словно желал поторговаться в будущем. Или сам не решил. — С чего… С чего такое решение ты принял, Саурон? — я до боли сжала поднятую расчёску и отвернулась, чтобы хоть как-то спрятать ту бурю эмоций, которая поднялась в душе. И закрыла щитом аванир свои мысли. Пусть он многое поймёт по этому действию, но это будут лишь догадки. — Неделю назад пришла весть, что мой Владыка возвращается. Уже скоро. Ты должна покинуть крепость до его возвращения. — А что будет, если не покину? — с любопытством склонила голову на бок и чуть назад, чтобы видеть майа. — Не знаю. Владыка слишком непредсказуем. Он может оставить тебя в моём распоряжении, может забрать, может убить, а может отправить в твой Лес. Каждый из вариантов может быть ему интересен. Но даже возможность того, что ты займёшь место Майтимо, заставляет меня отправить тебя за пределы власти Владыки. — Ясно, — я задумалась. В голове против воли выстраивались варианты действий падшего Вала, если бы я действительно оказалась в его руках. — Не думаю, что меня бы убили или пытали… Из-за тебя. Хотя я могу что-то не знать о психологии духов, и Моринготто наоборот сможет укрепить твою преданность через мою смерть. Но это вряд ли. И демонстративно отсылать меня прочь тоже не будет — опять же из-за тебя и много чего ещё. Но вот опосредованно от меня избавятся, так или иначе. Будет ли это обезумевший эльф, вырвавшийся из оков буквально на пару минут, несчастный случай на стройке, которая не прекращается ни на секунду в подземельях, или мне устроят побег, возможно в компании с кем-то. — Я тоже так думаю, — Саурон не выглядел удивлённым. — Ты имеешь на меня влияние, что Владыку не порадует. И либо ты станешь его рычагом влияния на меня, либо исчезнешь из моего окружения. Но мы не будем до этого доводить, не так ли? — чуть насмешливо улыбнулся дух. — Не будем, — я согласно прикрыла глаза, возвращаясь к расчёсыванию. На комнату опустилась тишина, прерываемая потрескиванием огня в камине. Я не видела, но чувствовала, как взгляд майа оторвался от игры пламени и переместился на меня. Он медленно скользил по мне, пока не замер завороженно на распущенных волосах, по которым размеренно двигалась расчёска. — Силмэрит, спой для меня, — тихо попросил дух. — Один раз спой не для всех и каждого, а для меня одного. Медленно отложив расчёску, оперлась локтями на стол и положила подбородок на переплетённые пальцы. Оборачиваться не хотелось. Спеть? Для Саурона? Посвятить ему песню? Ту, что называют Песней Души? Майа терпеливо ждал. Я и правда никогда не пела для кого-то одного, не раскрывала душу настолько, чтобы позволить себе и ему услышать… Но майа уже стал частью меня, и как бы не повернулась судьба потом, я… Я хочу его попросить. И попрощаться. Извиниться, что не могу принять его до конца. Попрощаться с надеждой на… Он увидит. Почувствует. Щит аванир падает с моего сознания, а фэа сама потянулась к своей половине… Казалось бы, что может быть понятней. Вот зло — и вот добро в твоих руках, — тихо шепчу, с трудом выталкивая слова. Мне больно. Но твоя сила — сколь бы ни была она громадной — Не заслонит полузабытый страх, — голос набирает силу, плечи выпрямились, словно я встречаю свой собственный страх. Сегодня он один на двоих. И он тебя как следует измучит, Ведь ты не быть не можешь самым лучшим? Ты и правда лучший. Всегда. Искуснейший из мастеров Аулэ, что стал сильнейшим среди майар Мелькора, и его учеником. Ты просто не умеешь по-другому. И вот, не глядя вниз, Ты яро рвешься ввысь, А позади кричат — остановись, Остановись! Прошу тебя, остановись! Остановись — еще не поздно! Еще судьба едва весы склоняет, Еще сияют мягким светом звезды — Но тьма в твоих глазах, И жарко дышит в спину старый страх, И где-то близко небо полыхает. Казалось бы, что может быть понятней. Твой друг, наставник мудр — а значит прав, — Мелькор прав, но это не твоя правда. Больше нет. Ты стремился к иному. Но чью-то мудрость мудростью не обернуть своею — Друг не примерит взгляд твой или нрав. Сомнения тебя отравят ядом, А друга — как-то не случиться рядом… Пусть я уйду, но буду ждать. И вот, не глядя вниз Ты снова рвешься ввысь, А позади кричат остановись… Остановись! Казалось бы, что может быть надежней Объятий — унисоном сердца стук… Но вдруг поймешь, что стало совершенно невозможно Уйти с утра от этих теплых рук. — как часть меня не хочет уходить, но… …Знакомый страх проснется ночью душной, И вот — любовь становится ловушкой, Я не желаю быть птицей в клетке. Но и не хочу стать цепями, что прикуют тебя к другой стороне. Пусть твоё решение будет отражением твоих стремлений. И я тебя не буду держать. Только верить. Даже если ты останешься с Моринготто… я приму это. И ты не глядя вниз Так яро рвешься ввысь, А за спиной кричат — остановись! Остановись! Казалось бы, чего уж в жизни легче — Быть праведным, и верить чудесам. Но пусть не судит тот, кто на последней страшной встрече Путей и сил не делал выбор сам! Стоят, открыты настежь, двери ада. И никого, кому ты веришь, рядом… Ты хоть кому-то в этом мире веришь? Ты не смотришь мне в глаза, мечась от крайности к крайности, но и от своего Мастера уже очень давно имеешь секреты, если не имел их всегда. И вот не глянув вниз, За край, рванешься ввысь. Но за спиною крикнут — оглянись… Остановись! Остановись — еще не поздно! Но все сильней весы судьбы кренятся… Еще сияют мягким светом звезды — Но тьма глядит из глаз… Так оглянись на нас в последний раз… Прощать ведь так похоже — на прощаться… Сегодня я с тобой прощаюсь. Сегодня я прощаю тебя за всё, что ты делал в прошлом. А будущее… Я уже жажду нашу следующую встречу. И верю, что ты сможешь изменить всё. Ведь ты сам уже изменился. Кресло скрипнуло, Саурон медленно приблизился и встал за моей спиной. Минута, две. Раздались удаляющиеся шаги, хлопнула входная дверь. Я обессиленно опустилась на стол, уткнувшись в руки, пытаясь сдержать слёзы. Песня выпила все силы, и душевные, и физические. — И вот — любовь становится ловушкой… Пусть моя ею не станет. Любовь — это вещь эмоциональная, и, будучи таковой, она противоположна чистому и холодному разуму. Моему. Твоему. И знаешь… Хоть я рациональна и хладнокровна, как и ты. Но у меня есть сильные эмоциональные привязанности в отличии от тебя. Моя семья, авари и… моя свобода. Я слишком люблю свободу, Саурон, чтобы отказаться от неё ради тебя. Но и от тебя отказаться тоже не смогу. Знаю, ты слышишь. Я могу передать титул Владычицы Нуарэна, если он ещё мой, и уйти с тобой. Эльмо справится. Но я не пойду за Моринготто. Не предам свой народ. Я не смогу предать себя. Я уже знала, что завтра покину эту крепость одна.***
— Ты всё-таки не уйдёшь со мной? Я стояла в узком проходе, который выводил в горы севернее Ангбанда, волосы еле заметно шевелил холодный ветер. Впереди был едва видим серый свет — рассвет на проклятых землях не радовал красками, но я была счастлива уже и от такого. — А ты так этого хочешь? Как твои подданные примут того, кто получил прозвище Жестокий? — в голосе Саурона как всегда была злая усмешка. — Как ты вообще могла полюбить такого, как я? Я показал тебе самые тёмные свои черты, худшие стороны, но ты… Ты их приняла. Почему? — Потому что смогла понять тебя, твои мотивы, твой взгляд на мир. И, если честно, то окажись ты изначально на стороне эльфов, то дали бы тебе это прозвище за такое же поведение? Или ты бы стал одним из прославленных командиров? — я преодолела последние метры и посмотрела на серое небо. Оно было столь долгожданным и желанным, что на глазах выступили слёзы. Но ещё больше хотелось оказаться под сенью Нуарэна, что так полны красок, звуков, запахов и жизни. Оказаться дома. — Я могу принять тебя таким, какой ты есть. Ты чародей-экспериментатор, и можешь быть жестким и уничтожать целые города магией, если это нужно. Расчётливый, умный, хладнокровный, но никак не сумасшедший или упивающийся своей жестокостью. Таким ты стал для врагов, потому что действительно страшен, но будь мы на одной стороне, я бы отказалась от много ради тебя. А сейчас… — я развернулась и в последний раз посмотрела на майа. Мне хотелось запомнить его таким. Высоким, сильным. Огненным и страстным, не смотря на всю расчётливость. Он всегда окунался в понравившееся дело с головой, забывая об остальном. Запомнить безукоризненно сидящую рубашку стального цвета и щегольский жилет из сине-чёрной ткани с золотой отделкой по краям. Запомнить стянутые в низкий хвост рыже-красные волосы, совсем не похожие на медь Маэдроса, эти поблёкшие сегодня золотые глаза. Просто запомнить. — Сейчас я не могу принять тебя лишь потому, что ты следуешь за своим Хозяином. Майа дёрнулся и поморщился. — Я почти ненавижу тебя за это. Ненавижу за то ощущение, которое ты порождаешь. Никакой логики, никакого смысла, никакого расчёта, никакой правды и разума. Так глупо. И шанс начать всё с начала кажется бессмыслицей перед ним. Но тебе пора. Тебя встретят у подножья гор, — он хмыкнул. — Теперь вновь его черед присматривать за тобой. И ещё… — майа вытащил из кармашка жилета серебряное кольцо и положил мне ладонь. — Я не могу покинуть Владыку ибо узы, что он наложил на меня слишком крепки*. Ты расшатала их, но недостаточно. Я верю, что придёт день, и они падут полностью. Пусть это кольцо будет с тобой, пока веришь и ты. Кивнув, вышла под слабый свет Анара и с удовольствием вдохнула горный воздух, смешанный с дымом кузниц Ангбанда. Выбор сделан. Идя вперёд по еле заметной скрытой тропе, я не оборачивалась назад.***
Вещи и оружие, которые мне дал Саурон позволили преодолеть горы и туннели, уйдя значительно восточнее и тем самым избегая осады нолдор. А когда я спустилась по тайной тропе, меня ждал радостный провожатый. Таурит был счастлив как щенок. Он скакал вокруг, хорошенько вывалял меня в пыли и вылизал с головы до ног. Я же смеялась до слёз, выплёскивая все противоречивые эмоции, что копились во мне десятилетиями. На душе было легко. Травы стелились под моим лёгким, бесшумным шагом, а за спиной сами собой вставали обратно, пряча следы. Гигантский волк терпеливо шёл рядом, давая насладиться мне свободой. Скоро я сяду на него, и Таурит побежит домой так, что и кони из Валинора за нами не угонятся. Но это будет не нужно. Я авари, мой спутник потомок майа, что связан с этой землёй, а значит, лес и сама природа подскажет мне правильный путь. Ни один эльф не поймёт, что мимо их патрулей играючи пройдёт одна странная пара, которой тут совсем не место. Уже скоро…***
— Красиво… Я любовалась крепостью, показавшейся вдалеке. Амон Тирит, место, где началось моё добровольное заключение сто лет назад. За эти годы крепость на Амон Эреб достроили, а ко мне двигался отряд на волках. Авари. Или лаиквенди. Мой народ, как же ты примешь меня? Брат встретил меня у самых ворот, словно ждал с самого утра. Снял с Таурита и крепко прижал к себе, словно в неверии гладя по волосам. Когда он отстранился, в глазах Эльмо стояли слёзы. Моего голоса хватило всего на два слова: — Я вернулась.***
Я сидела перед камином в Амон Тирит, где-то в углу комнаты дремал Таурит. Эльмо ненадолго покинул меня, но обещал скоро вернуться. Брат весь день не отходил от меня, рассказывая, что произошло, пока меня не было. Моё же объяснение, что Саурон относился ко мне примерно, как и к нему самому, чуть успокоили Эльмо. Его очень сильно измучили мысли о моём плене, как когда-то и меня. Каждый отлично представлял, что это может значить на примере Маэдроса. Эсгал знали, что меня забрал майа, который когда-то встретил меня в пещерах. Историю Эльвэ и Мелиан все знали, поэтому ждали моего возвращения. Пока меня не было, власть взял Эльмо. Он продолжил мои начинания, достроил крепость на Амон Эреб, развивал ремёсла и собирал знания, укреплял связи с остальными королевствами. Я задумчиво провела по руке, на которой было кольцо. Скоро я вновь стану Владычицей Нуарэна, и только оно будет напоминать о несбывшемся. Серебряное матовое выпуклое кольцо, по которому тянулся высеченный рисунок ветви, в листочках угнездились мелкие алмазы. Саурон любил кольца и часто носил по несколько за раз. Вот только все они были золотыми, но в последнюю встречу, когда он отдал мне кольцо, на одном из пальцев был матовый серебряный блеск. То кольцо было чуть побольше моего и без всяких украшений. Это было… Обещание? Раздался стук, и в комнату вошли двое эльфов. Одного из них, закованного в чёрные доспехи из галворна, я узнала, но второй высокий статный шатен с карими мрачными глазами, одетый в начищенную и даже несколько вычурную броню, был незнаком. — Рителле, — поклонились они. — Здравствуй, Эол, — я улыбнулась старому другу. — Кто с тобой? — Это Саэрос, капитан пограничного отряда. Я вспомнила его. Отец Саэроса, Итильбор, стал лидером нандор после гибели Дэнетора и занял место одного из моих советников. Сам Саэрос был умён, но было в нём некое пренебрежение к тем, кто оказался ниже по положению, а к не-эльфам и вовсе относился презрительно. Пока это касалось только наугрим, но ведь скоро появятся и люди. Поэтому к дипломатии я его не подпустила в своё время, как и к моим весьма немногочисленным, если сравнить с Дориатом, придворным. И то, что он обосновался на границе, несколько напрягает, но эльф умён, поэтому не буду беспокоиться раньше времени. — Ах, да, я помню тебя, Саэрос. Как твой отец? — Он прекрасно себя чувствует и справляется со своими обязанностями, — шатен ещё раз склонил голову и отошёл в сторону. Раз капитан отряда, то сейчас он отвечает за Эола, который явно приехал из Нан-Эльмонта, и мою безопасность. — Эол, что случилось? — я наконец-то заметила ещё большую, чем обычно мрачность мужчины. — Госпожа, — эльф покосился на стража, но тут же выкинул его из головы. — Вы уже знаете о резне в Альквалондэ? — Да. Я выпрямилась ещё сильнее, а улыбка сама сползла с лица. Буквально через несколько лет после моего ухода по Белерианду поползли слухи о братоубийственной резне, учинённой нолдор. А как только всё подтвердилось, Тингол разорвал все отношения с Первым и Вторым домами нолдор, общаясь только с Третьим, так как вроде родственники и не участвовали в сражении. Филатрим тоже нервно отреагировали, Кирдан не разорвал связи, но отношения стали натянутыми. Эльмо в моё отсутствие сдержал народ, и пусть наши отношения с нолдор несколько охладели, эсгал остались практически единственными, с кем сохранились все связи и договорённости. Мы вновь стали связующим звеном среди народов квенди. — Вы собираетесь что-то предпринять? Ваш брат не поддержал обвинения Элу Тингола. — Как и я. Всё останется, как есть. — Как ты можешь так говорить?! — сорвался Эол. — Они убили нашу родню! Убили твоего брата Ольвэ! Пришли на наши земли и забрали их! Как ты можешь продолжать с ними общаться?! — Замолчи! — я хлопнула по столу, а затем откинулась в кресле. Вздохнула и уже спокойно продолжила: — Во-первых, определись, обращаешься ли ты к своей правительнице или к давней подруге. Потому что ответ ты требуешь, как друг, а решений, как подданный. Во-вторых, нолдор не забирали наши дома, они селились там, где не было ни синдар, ни филатрим, ни авари с нандор. Что же касается убийства нашей родни… Как бы лицемерно и жестоко это не звучало, я предпочту считать жизни тэлери платой за наши. Эол отшатнулся. — О чём ты говоришь? — Скажи, что бы было, если бы нолдор не приплыли в Белерианд? Молчишь? А я отвечу: очень скоро наши дома и правда бы захватили, всех убили или захватили бы в рабство. Нуарэн продержался бы чуть дольше просто из-за того, что о нём никто не знал, но и он бы пал. Я знаю о смерти Ольвэ, но не желаю думать о смерти только вернувшегося Эльмо, твоей или остальных эсгал. Сейчас, пока мы слабы, нолдор стали нашим щитом перед Моринготто, и я буду поддерживать этот щит всеми силами. — Это нолдор виноваты в возвращении Моргота и нарушении покоя Белерианда, — упрямо ответил эльф. Он просто не хотел слышать. — Нет. Скорее Моргот виноват в возвращении нолдор и нарушении покоя Белерианда. Тэлери… Это трагедия всего эльфийского народа, но сейчас не время для ссор, друг мой. — Значит, — Эол напрягся. — Ты не собираешься прерывать договора с нолдор… Тингол и то честнее тебя! Он не предал наш народ, как ты! — выкрикнул он обвинение мне в лицо. — Народ?! — завелась и я. — Какой народ я предала?! Авари? Но это конкретно ты происходишь от третьего племени, когда половина авари имеет все черты нолдор! И на чью сторону мне встать?! Это ТЫ общался с синдар и во многом перенял их взгляд на мир, а остальным эсгал плевать на мир за пределами Нуарэна. Да, они любят путешествовать, но им чужды противоречия иных народов квенди. Нолдор, синдар, тэлери — все они едины для нас. Мы авари, «те, кто отказался», а все остальные — эльдар, «те, кто ушли», — я медленно успокаивалась. — Зато они помнят о битве при Амон Эреб, когда погибли столь многие, и не хотят повторения… Если же ты считаешь, что я предала сам народ эльфов, то что делаешь ты, если сеешь раздор в столь тёмное и смутное для всех жителей Белерианда время? Когда вместо объединения, мы готовы воевать друг с другом, забыв о Враге?! Некоторое время стояла тишина. Только Эол становился всё мрачнее и мрачнее. — Я понял, — холодно кивнул, расправив плечи. — Ваша позиция мне ясна, но неприемлема для меня. Прошу простить, Владычица, но я не могу больше считать себя Вашим подданным. Слова Тингола мне ближе по сердцу. — Да будет так, — эти слова упали словно камни, навечно отгородив от меня того, кто был другом и сподвижником не века, а тысячелетия. Внутри всё словно покрылось льдом, мешая дышать. — Ты волен сам выбрать свою дорогу, но хранить тайны Нуарэна ты обязан. — Прошу простить, что вмешиваюсь, но разве согласно королевскому закону, тому, кто знает путь в Скрытый край и не является эсгал, не запрещается покидать его под страхом смерти? — подал голос забытый всеми Саэрос. — Да, но добровольное изгнание является исключением. Как и другие мастера, которым ближе были иные культуры, я даю право мастеру-кузнецу Эолу навсегда покинуть Нуарэн. Эол вздрогнул и неверяще посмотрел на меня, словно не ожидал таких слов. Словно я назвала его предателем, как он когда-то называл тех трёх мастеров. Словно он встал с ними на одну ступень. Изгнанник. Синда. Не авари. Больше нет. — Благодарю, Рителле, — прохрипел эльф и несколько дёргаными движениями поклонился и направился к двери, провожаемый злорадным взглядом Саэроса. У самой двери он остановился и повернулся, но прозвучавший вопрос разбил мою робкую надежду на примирение: — Почему ОН тебя отпустил? Я молчала, собираясь с мыслями и пытаясь найти ответ, собрать его из тысяч осколков и отблесков сознания майа и моего. — Потому что свобода — это высшая ценность, и если любовь не дает вам свободы, тогда это не любовь. И это касается не только меня и его. Но и тебя. Эол явно уловил последнюю мысль, его плечи дрогнули, но тут же распрямились, и эльф направился прочь в сопровождении Саэроса, который должен был теперь проследить, что кузнец покинет мои земли. Мне было физически плохо, когда дверь захлопнулась. Словно я опять потеряла друга. Собрата. Словно вновь слышала имена не вернувшихся рейнджеров. Или брата. Таурит сочувственно заскулил, перебрался к креслу и стал лизать заледеневшие пальцы. А мне казалось, что в комнате тепло… — Таурит, мой самый верный друг. Мой Хранитель, который никогда не предаст и не бросит. Ты ведь даже против Саурона ради меня пойдёшь… Хранитель Леса, — блёкло улыбнулась и погладила мощную шею. — Пойдём прогуляемся. Мне нужно прийти в себя до того, как Эльмо освободится. Я же Владычица Нуарэна, Королева Авари. Мне не престало быть слабой, верно? Но как же порой это тяжело… Я до самой ночи бродила по лесу вокруг Амон Тирит, а Таурит безмолвно следовал за мной, отставая ровно на два шага, словно тень. Моя верная Тень. Я чувствовала себя преданной. Словно вернулась в долгожданный дом, а вместо улыбок и радости встретила холодное недоумение и раздражение. Нет, не всех, но… Эол был моим лучшим другом, даже Дэнетору я доверяла меньше личных секретов, чем Тёмному эльфу. И тут такое… И в то же время умом-то я понимаю и себя, и Эола, каждый из нас по-своему прав. Нет предательства. Просто наши взгляды впервые за тысячелетия так координатно разошлись. И этого оказалось достаточно для Эола. Но я же видела, что ему тоже больно. Он пылал злостью, ненавистью, болью и растерянностью, как лесной пожар. Эльф слишком хорошо помнил в отличии от остальных авари, если не считать Перворождённых и родившихся до ухода эльдар в Аман, свою родню из племени тэлери. Свою семью, которая ушла в Великий поход. Я не могу осуждать Эола, который помнит младшую сестру и родителей и сейчас мучительно гадает, погибли ли они, выжили ли или живут покалеченные в отстраивающемся Альквалондэ. Ольвэ, мой старший брат… Я знаю, что ты был зарублен самим Феанором на пороге собственного дома. Прости, что скоро я буду пытаться примирить потомков тэлери этой земли с нолдор. Прости. Но это мой долг, как правителя. Авари и нандор я буду защищать до последнего. Возможно, Эол прав, и это я предаю тебя, брат мой, предаю нашу родню тэлери, а мысли о эсгал всего лишь попытка спрятать от себя трусость. Раз я отношу себя к авари, то кого я предам своими действиями? Тех, кто помнит, что произошли от третьего племени? Или я отвращу от себя потомков нолдор среди эсгал, если поступлю, как Элу Тингол? Я ещё не вернулась в Хартимар, а уже чувствую себя уставшей и вымотанной. Истощённой духовно. Остаётся надеяться, что сам Нуарэн и остальные мои друзья и близкие не отвернуть и поддержат меня. Честное слово, я уже почти готова вернуться в Ангбанд, лишь бы не смотреть в глаза моим поданным. Страшно увидеть там разочарование и отвращение. Страшно. Это ты разбудил во мне желание открыться! Ты! И даже не дойдя до дома, я слышу обвинения от одного из моего Внутреннего круга! Слышишь, Саурон? Это ты виноват, что мне страшно!