Десять вечера показывали часы на стене, а парни всё ещё сидели в гостиной. Бан Чан, раскрасневшийся от алкоголя, улыбался очень ярко, он открыл очередную бутылку вина и многозначительно начал говорить.
– На самом деле, я думаю, если б мы приложили чуть больше стараний к учебе, все мы сейчас были бы просто звёздами.
– Ага, если только звездами тупых японских шоу.
– Уджин, ты вечно вот такой... - Язык Чана уже отказывался шевелиться и он просто махнул рукой на гостя. Тот улыбнулся в ответ и похлопал по плечу сидевшего рядом друга.
– Мне больше вот, что интересно, как тебя сюда занесло? - сказал он, повернувшись к Минхо, который тоже был красным. Конечно, не таким, как Бан, но он будто бы отчаянно смущался чего-то.
– Да я в Нью-Йорке стал редактором, затем на время сюда приехал, как раз и работа в лице Хана привалила.
А этот самый Хан сидел и в ус не дул. По нему не сразу было ясно, что он пьян, но он был таков. С некой сердитостью он смотрел на стеклянный стол перед собой и думал о чём-то.
– А Феликс недавно спрашивал о тебе, если б я знал, что ты тут, сказал бы.
Ли Ноу словно парализовало, он стал нервничать и глядел с широко распахнутыми глазами на Уджина. Тот не сразу понял, в чем проблема. Но как только до него дошло, он попытался улыбнуться и разгладил ладонями зачем-то свои брюки.
– Впрочем, не будем об этом.
– Да, не будем, у меня есть прекрасное предложение! - довольно воскликнул Чан и встал с дивана. - У меня есть джаст дэнс, так что мы сейчас будем танцевать.
Уджин засмеялся и начал говорить о том, что он будет очень рад, если не разобьёт этот восхитительный стеклянный стол, поэтому его лучше отодвинуть.
Началась небольшая суматоха, Чан пошел искать игру, Уджин стал двигать стол, попутно разлив вино на пол. Он заругался, а потом облегчённо сел, потому что ковра в гостиной не было, а значит он ничего не испачкал. Помимо своих брюк, ведь он плюхнулся почти в эту самую лужу алкоголя на полу. Минхо мало понимал, что происходит сейчас, в голове его были только мысли о Феликсе. Он встал с кресла и пошел в кабинет, даже не посчитав нужным предупредить остальных об этом.
Он зашёл в помещение и не стал включать свет, он оставил дверь приоткрытой и сел на диван, где обычно сидел Джисон и недовольно бормотал. Обняв колени, Ли Ноу пытался унять непонятную дрожь и успокоиться, но неимоверная печаль затуманила ему голову.
Года два назад, когда Ноу учился в университете, он повстречал Феликса. Ёнбок-и, как любил говорить Ли, был рыжим жизнерадостным парнем, он относился ко всему с лёгкостью, ему отчего-то давалась и учеба, и подработка, и просто все, за что бы он не взялся, у него получалось. Признаться, Минхо завидовал этому, но когда он влюбился в этого парня, он не чувствовал более зависти, он ощущал самые светлые чувства на этом свете.
Особенно, когда Феликс поцеловал его впервые, находясь возле небольшого фонтанчика в сквере темным вечером. Губы его были самыми нежными и казались просто смыслом жизни для Ли, он смотрел в эти честные и лучистые глаза и познавал смысл слова «благословение». Феликс был его благословением, Феликс был его теплым пледом и сладким какао. Он был таким одурманивающим, что Минхо и не замечал ничего плохого в нем. Он не понимал, что им нагло пользуются.
Думая обо всем этом, вспоминая все от начала до конца, Ли теребил кольцо на среднем пальце и обливался слезами в темноте комнаты. Он больше всего хотел сейчас раствориться в ней, чтоб его не было, чтоб не было всех этих мучений, которые идут за ним по пятам.
Дверной просвет пропал, в комнату намеревался зайти Джисон.
– Ли, вы здесь?
– Да, - удивительно громко ответил тот, ломаясь в голосе и начиная постепенно впадать в истерику.
Хан раскрыл дверь и его взору предстало самое неожиданное зрелище: редактор плакал, уткнувшись в колени, словно пятилетний ребенок. Он на момент хотел закрыть дверь и уйти, но понял, что это будет самый глупый поступок в данной ситуации. Хуже только посмеяться над плачущим, но этого, естественно, никто не собирался делать.
– Не входи.
– Я буду в своей комнате, если что. У меня там есть еда.
Джисон оттарабанил это и ушел в свою спальню, сам не понимая, причем здесь еда и зачем вообще надо было так говорить.
***
Спальня молодого человека была самой обычной взрослой спальней. Серые стены, белый диван, большая кровать у стены, стоящая где-то за диваном, черный круглый ковер и большой шкаф, где хранилась одежда - все порой казалось Хану чужим, ведь внутри ещё ему хочется этих идиотских плакатов с названиями групп, наваленных на пол вещей и фантиков от сладостей, что валяются повсюду. Отчего-то ему было тяжко. Он слышал, как на первом этаже громко смеялись его лучшие друзья, которые, наверно, и не поняли, что остались в компании лишь друг друга. И даже мысли о плачущем Минхо его не встрепенули, признаться, его это напугало лишь на секунду, но сейчас ему было абсолютно все равно.
***
На часах двенадцать ночи. Хены закончили игру, но не закончили пить, поэтому они сидели в обнимку и говорили разные слова о жизни и друг друге. Любвеобильный Бан Чан не хотел отпускать своего друга ни на минуту, как ни странно, ему казалось, что он самый важный в его жизни. А Хан сидел перед ними и старался себя развеселить, но выходило плохо, поэтому приходилось просто жевать чипсы и допивать вино. Почему-то он вспомнил о Ли Ноу и почувствовал жуткое раздражение.
Отставив бокал с остатками красной жидкости, он вскочил и быстро направился к кабинету, но не увидел там редактора. В его груди словно что-то готово было взорваться, с каждым шагом, он становился злее и хотел просто что-то ударить, в горле его что-то нервно щекотало. Поднявшись по лестнице, он быстро вошёл в свою спальню, раскрыв дверь так, что та ударилась о стенку. Не останавливаясь ни на шаг, будто зная, что Ноу будет здесь (между прочим, тот вскочил с дивана как ужаленный от резкого прихода писателя), он прижал его к стене.
Словно все в комнате способствовало этому, на пути не было никаких столов или тумбочек, Ноу почувствовал боль в спине от резкого удара о стенку, но ещё больше он чувствовал страх. Минхо глядел на Джисона так, как глядят маленькие дети на страшных монстров в мультиках. Он не понимал, что происходит и, даже попытавшись что-то сказать, все равно в итоге замолчал. А когда к его лицу стал приближаться Хан, так он вообще готов был упасть в обморок.
Джисон глядел в красные от слез глаза редактора и не видел в них ничего, он крепко сжимал кисти рук и придавливал их к стене, будто от этого будет какой-то толк. Он хотел задать какой-то вопрос, но не понимал, какой. Словно что-то внутри него резко взорвалось и он своими губами накрыл губы Минхо. Двигая ими быстро, впиваясь так, будто пьет воду после продолжительной жажды, он резко перешёл на более медленный темп и даже ослабил хватку.
А Минхо не сопротивлялся, он не делал ничего, но чувствовал что-то очень странное, будто бы и не хотел сопротивляться. Он позволял происходящему происходить, не отдавая себе отчёт в том, что по идее это должно вызывать у него агрессию. А агрессия была только у целующего, он, как раньше заглушал ее антидепрессантами, так сейчас пытался сделать то же самое, целуя Ли Ноу. Маленького, дрожащего от страха и соленого от слез Ли Ноу, который за два дня преобразился до неузнаваемости. Хан не мог и подумать, что этот выпендрёжник сейчас будет, будто маленький котенок, смирно следовать за ним.
Пройдясь в последний раз языком по верхней губе редактора, Хан зажмурил глаза и устало вздохнул. Он понял, что снова пошел на поводу у эмоций.
