Возвращение

      Старый, раскидистый, местами покрученный в веках каштан тяжело ухал, скрипел, негодовал, уперто пытаясь противостоять натиску разбиравшегося урагана. Для Десятого отряда ветреная погода была в дикость: взятый в кольцо хвойными стражами — соснами, кипарисами, тисами и туями, — он не зря считался самым тихим местом в Сейрейтее. Всё, что происходило здесь, не выходило за рамки своеобразного братства, опоясанного этой мощной древесной изгородью. Верность. Благородство. Опора. Эти три столба держали внутренний строй шинигами не хуже чем закрепившиеся тут корнями древние деревья. Бойцы в Десятом взращивались такими же — крепкими, могучими, непоколебимыми. Но, видимо, всему когда-то приходит конец.       Шиба Ичиго унылым взглядом окинул ту горстку солдат, что больше походили на забредших сюда крестьян. Кто-то гнул спины на грядках, кто-то, обвешенный корзинами, собирал урожай с фруктовых деревьев, кто-то методично расчесывал граблями песок перед административным корпусом. Позорище, а не некогда великий отряд не менее великого клана. Ичиго даже хотелось разрубить тотчас надвое хаори с фамильным гербом, но он лишь сурово сдвинул брови, когда его внимание привлек пьяный хохот чуть поодаль на лужайке. Не иначе, как самые проворные шинигами отдыхали теперь в послеполуденном теньке за бутылочкой саке? Пышногрудые женщины, находившиеся там же и зачем-то выряженные в шихакушо, вызывали еще большее неприятие.       Если бы пятьсот лет назад Десятый отряд превратили в такое убожество, принц Шиба сбежал бы за Край Света еще мальчишкой. А ведь в детстве он вытоптал сюда личную тайную тропу из поместья, обманывая нянек и стражей, минуя дремучие дебри можевельников, падая, но поднимаясь, хотя скорее карабкаясь незаметно по песчаному, грузнувшему под ногами, склону, весь взъерошенный, раскрасневшийся, с разодраными хаками и счесанными коленками. Неизменно восторженный, будто справился с толпищем врагов, он заявлялся к отцу и за широкими спинами офицеров, прикрывавших маленького господина, выслушивал в тысячный раз тираду о неподобающем поведении. Что за славные то были люди! В одиночку способные сдержать напор банкая горячего на расправу командира, не уступая тому ни в силе, ни в чине, ни в преданности даже будущим капитанам.       Теперь давно уж как бывший глава Четырнадцатого отряда, привалившись спиной к древнему каштану, прикидывал масштабы насущной проблемы. Готей здорово изменился, и Десятый перемены тоже не украсили. Праздная жизнь здесь превалировала, боги выглядели как люди, проводники душ занимались больше собой, нежели обязанностями, а женщин в рядах шинигами насчитывалась столько, будто уровня Ячиру теперь могла достичь любая.       Казалось, старый мир стерли или запечатали под семью замками. А ведь там, за куполом сего бушующего благополучия, до сих пор роптали демоны, отворявшие врата для пустых, нашептывавшие руконскому отродью идеи бунта и мести, вынашивавшие древний замысел вернуть эту землю себе и обратить Общество душ в царство хаоса, коим являлось то три тысячи лет назад. Теперь, когда Король Душ мертв, когда мертв и его сын, когда мертв славный Ямамото Генрюсай Шикегуни, мертвы Укитаке с Уноханой, а на весь этот свет осталась какая-то горстка шинигами с памятью предков, война с квинси виделась вернувшемуся капитану лишь прелюдией к надвигавшейся буре. Ветер крепчал, рвал его волосы, рвал слух тревожными завываниями, рвал сердце тоской по былому и рвал убогую клановую накидку на плечах. Перед глазами стояла картина давно минувших дней, а на деле от нее не осталось ничего кроме чудом выстоявшего древа да покореженного ему под стать Шибе.       — Ау-у?! Капитанчик?! Вы где-е?!       Ичиго вновь передергнуло, когда на порог дома капитана выпорхнула фигуристая дама в черной форме, прижимавшая к груди целую охапку кувшинчиков с выпивкой. Такой самое место в веселом квартале — она сыпала улыбками и скабрезностями налево и направо, выглядела роскошно и пошло одновременно, держалась постыдно непринужденно и развязно для военной базы. Впрочем, отряд выглядел как маскарад. Как и весь позорный состав нынешнего Десятого, девица с лейтенантским шевроном на поясе даже ухом не повела на появление чужого в расположении и спокойно приближалась к нему по витой тропе.       — Тц, беспечные создания. Не знаете, что вас ждет не за горами…       — И что же нас ждет, поделишься? — раздалось откуда-то сверху.       Шиба мигом задрал подбородок — кто-то умел держать рейацу под уздцы не хуже его. Новое удивление не заставило себя ждать: этим кто-то оказался мальчишка на ветке. Седые волосы делали из него пародию на старца, а белая накидка — пародию на капитана.       — Неудивительно, что Десятый пришел в такой упадок, — многозначительно фыркнули ему, — говорят, рыба гниет с головы.       — Наверняка поэтому Четырнадцатый отряд канул в историю? — безэмоционально парировали в ответ, не отвлекаясь от кипы бумажек.       «А малому палец в рот не клади», — сузил глаза Ичиго, но острый язык он ценил меньше острого меча и смекалки.       — Из какого района ты пришел сюда, ребенок? Руконгаем от тебя разит за версту.       «Ребенок» фыркнул, продолжая игнорировать чужака как какую-то пыль у своих ног. Это не могло не унизить даже самого сдержанного аристократа.       — Хэй! Прояви уважение! — Ичиго в два прыжка тихо приземлился рядом с ним на ветку, будто и не было у него тысячи лет в копилке. Карие глаза по-молодецки сверкнули гордым огнем, ладонь уже легла поверх рукояти, и сам он, такой выцветший рыжий, словно загорелся огнем в противовес сопернику — на него смотрел чистый лед.       — Я капитан Хицугая Тоширо. Родом из Первого Западного. Ну и? Что дальше?       — Ничего. Хочу знать место, где тебя похоронить, бывший капитан Хицугая Тоширо.       У последнего не дрогнул ни один мускул на лице:       — Я дрался за свой меч, дрался за свой отряд, дрался за свою жизнь. Я знал, что ты заявишь права на мое место, что ж… я готов в любое время провести поединок при отряде.       — «Отряде»? — язвительно процедил Ичиго и обвел рукой округу. — Это их ты зовешь бойцами, шинигами? Я не вижу здесь никого кроме тупого стада батраков.       Хицугая выразительно посмотрел в ответ. Большие глазища, не по годам мудрые и настолько безмятежные, что вызывали мысль, будто это вообще не шинигами, а какая-то нелюдь. Шиба встречался с такими. Мертвыми внутри, живыми снаружи.       — Возможно, вы были слишком далеко, чтобы видеть этих ребят в деле, Шиба-сан, — продерзил мальчишка и скулы его заострились, — но я прощу вам ваши слова на первый раз. Ни один капитан не позволит унижать своих людей пришлому человеку.       Ичиго на какой-то миг опешил: это он-то пришлый? Знает ли этот малый Сейрейтей как свои пять пальцев? Сможет ли поименно назвать всех основателей этого города, выдать их хитросплетенные связи, череду родственников, бесконечную вереницу потомков. Знал ли этот ершистый парнишка, что разговаривал с одним из первых выпускников Академии и наставников более тысячи других шинигами? Для подобных уроженцев знати и носителей традиций этого мира «своими людьми» были все здешние отряды и поместья, и даже те, кто приходил однажды из Северных, Восточных, Южных и Западных ворот.       — Бесчестный ублюдок, — глухо рыкнул Шиба и снова коснулся пятами земли. Здоровенный меч, будто отороченный золотом рейацу и отполированный до зеркального блеска в боях, вмиг полоснул светом потресканный, грубый, весь иструхлявевший за свою бесславную историю, каштан, и крона его, вздрогнув, плавно съехала с косого спила ствола вместе с неблагодарным шинигаменком на ветке. — К черту всё! — сплюнул Шиба. И память, и традиции, и смешные нынешнему поколению убеждения.       Представитель последнего вырос из шунпо перед противником и тоже обнажил свой занпакто. Народ уже сбегался на шум — перепуганные лица выдавали в них убожеств еще больше чем плебейские дела.       — Тц, — брезгливо поморщился старый капитан, который охотнее бы из демонов вылепил бы армию, — я еще воспитаю из этих трусов храбрых богов смерти, а пока…       Хицугая не успел и глазом моргнуть, как Шиба вскинул указательный и средней палец кверху, стремительно произвел еще несколько комбинаций-жестов, что-то шепнул в кулак, прикрыв веки, а потом дунул на раскрытую ладонь и весь состав Десятого отряда словно ветром слизало — отбросило на несколько километров, вжимая в грунт, деревья и стены домов настолько неистовой тяжелой духовной силой, что даже уши заложило.       Выстоял только капитан, опустив колено и руку, словно вцепаясь в песок.       — Неплохо, — скептично поджал губы Шиба и собрался без промедления ударить по противнику, как за его спиной вдруг полыхнул едва ощутимый пульс рейацу, и кто-то слабой трясущейся рукой схватил его за пяту.       — Не с-с-смей, — прошипела та грудастая хмельная красотка. Сейчас, правда, злость обезобразила ее прелестное лицо, она придавленной гадюкой извивалась по тропе, но не сдавалась — ее голубые глаза метали в мучителя гневные молнии пополам с бессознательными молитвами уменьшить давление гигантской рейацу древнего рода Шиб.       Ичиго криво ухмыльнулся. Он не знал пощады, чувство сострадания утратил в обмен на стойкость к выживанию, слабость презирал во всяких ее проявлениях. Он лицемерил — сейчас он это понял настолько же ясно, насколько заблуждался в сплоченности этого отряда. Лейтенант оказалась не единой, кто стал ползти к нему аки мерзкие червяки, агонистирующие на солнце, но отчаянно ищущие спасения. Спасение для них, видимо, заключалось в том низкорослом сопляке, посмевшем прокатиться по гордости высокородного. В старые добрые времена нечестивцу за такое пускали кровь мгновенно одним быстрым и точным взмахом меча по горлу. Тогда занпакто не чурались убивать себе подобных. Однако было что-то в нём, что не давало пока Ичиго разрубить занявшего его место от макушки до пяток. Быть может, эта несломленность. Быть может, разительная самоотверженность.       — Бан-кааай! — с криком выдавил малец из себя и на глазах у пораженного Шибы превратился в шинигами одного с ним роста, воинственного и настолько хладнокровного, что лед покрыл его тело практически наполовину как броней. — Убери свою рейацу с моих людей, иначе, клянусь, я не посмотрю, что ты Шиба! Я одолею тебя в честном бою!       Ичиго только с любопытством склонил голову набок: сколько юношеского максимализма слышалось в этих речах, Тоширо явно не минуло еще и пары столетий. Ичиго вспомнил себя молодым капитаном — он занял пост, когда ему исполнилось всего лишь девяносто. Ему не следовало отбивать это место — он пошел дальше. Придумал себе новый отряд, идею, направление защит, чудовищный путь от слова «чудовища»… В Готее называли так сам Четырнадцатый отряд, а не тех чудовищ, с кем они действительно имели дело. И Ичиго знал почему. Нет, он не мог поступить так с Десятым. Оголтелыми трусами, готовыми сражаться до конца как верные псы. Ему нужен был отряд позабористее или ему придется вновь создать новый отряд из безжалостных шинигами.       Его огромный занпакто с мелодичным свистом юркнул обратно в ножны на спине.       — Чтобы победить твой банкай мне хватит и простого кидо, — хмыкнул он со смешком, — хотя «простым» его вы назовете явно с натяжкой.       Распинающий груз его рейацу тоже исчез как по щелчку пальцев, и шинигами тут и там принялись на шатавшихся ногах с дрожащими коленками подниматься с земли и отлипать от стен. Лейтенант бросилась к капитану не то обнять того, не то прижать к груди, как мать дитя, но Хицугая Тоширо, сохраняя прежнюю стойкость, спокойно убрал ее от себя рукой, чуть даже заведя за спину:       — Успокойся, Мацумото, — проскрипел он, будто жуя на зубах снег, — со мной всё в порядке. Наведи теперь порядок в отряде.       — Но я… это… тут…       — Бегом! — рявкнули на нее. — Чтоб духу вас здесь не было через секунду!       Ичиго осклабился. Похоже, он погорячился: Тоширо — на самом деле, капитан во много раз получше его. Он не знал, какими путями тот добился такого продвижения по службе, сумел ли сместить последнего Шибу или просто оказался в нужное время в нужном месте, но дремавшая мощь его так или иначе внушала маломальское уважение. Ичиго просто расхотел губить такого молодца, поддавшись дурацкой минутной ностальгии. Этот мальчик дал ему осознание, что там, за Краем, Ичиго не умер, что в груди где-то подал сигнал какой-то отцовский пульс, и что обычно это чудищ убивают герои. Что-то Ичиго подсказывало, что героем себя он вряд ли мог назвать.       — Эй! А ну-ка стой! Вернись! — ударилось ему немедля в спину, стоило только Шибе повернуть вниз по склону — теперь там виднелась совсем несекретная тропа на земли, некогда принадлежавшие Шибам. Они поросли травником, мохом, казались форменным пустырем. — Ты что, струсил?! И это я еще бесчестный ублюдок?! Возвращайся и дерись как капитан!!!       Ичиго отмахнулся от его слов как от назойливой мухи — он всегда был сам себе на уме, никто не мог понять ни его мыслей, ни действий, ни того, во что он верил и ради чего жил. Что привело его в итоге в старый-новый Готей? Зачем ему эта чужая родина? Ичиго просто молча шлепал вниз, к реке, без сожаления мня тяжелой поступью папоротники…