HUSH

      Они сели в машину, всё тот же пикап Майка, запах сигарет Беверли, подвыпивший Билл и такой же подвыпивший Хэнлон. Чёрт возьми, кто за рулём? Кейси хлопнула по окну, крикнула что-то похожее на восторженный мат. За рулём Кейси. Эдди держал Ричи за руку, схватив до странности безразличный взгляд Бена, который отчаянно пытался подавить кашель после затяжки.       Эдди закурил, Ричи встретился с ним взглядом, словно прося объяснения, но тот лишь ухмыльнулся, протянул сигарету к его губам с коротким: «а ты думал, мы превратим ночь перед больницей в траур?». Они заехали в открытые ворота, высокий дом гудел от громкой музыки и разговоров. Ричи наконец протрезвел, оглянулся по сторонам.       — Что за… Знакомый дом.       Эдди сжал его руку, рванул вперёд, за Майком и Кейси, пока Билл пьяно мотался, держась за локоть Стэна, чтобы не навернуться. Они ввалились в тёмное, но одновременно до ряби в глазах яркое, из-за множества светодиодов, помещение. Вряд ли это был дом Майка, вряд ли это был дом Беверли, нет, Ричи, подожди, это тот самый дом. Это твой старый дом. Это тот чёртов дом.       В другой комнате — именно в этой постоянно лежал вечно пьяный отец — было темнее, но музыка была громче, рука у Ричи вспотела, и он понадеялся, что Эдди этого не заметил. Кто-то прокричал имя Уриса, вскрикнула пара девчонок на маленькой кухне, громко, это слишком громко. Тихо, отец проснётся. Замолчите. Эдди стоял рядом, улыбался кружась в тесном промежутке между людьми, с сигаретой в зубах.       Кто-то пихнул Ричи в спину, он напоролся на Кейси, та повисла на его шее, что-то неразборчиво крича ему в ухо, что-то вроде: «Ты самый милый парень, которого я когда-либо встречала». Нет, это не так. А затем одноклассница соскользнула, врезалась в смеющуюся Беверли, и Марш взяла её под руку, заставив танцевать рядом с собой.       С каждой новой минутой, Ричи соображал всё лучше. Слишком много подростков вокруг, рядом, их слишком много и все словно одного возраста, взрослые, высокие, поддатые. Тозиер снова прокрутил в голове последние события: вот он внезапно просыпается посреди комнаты, открывает окно, а Эдди говорит, так чертовски быстро, гиперактивно, «я жду в машине», «быстрее», «будет круто», и Ричи сонно поддаётся, оказывается в машине, только как он в ней оказывается?       Обычно, когда Ричи не понимал, чего от него хотят, он пытался в этом разобраться, или просто избежать этого, отказаться, но это был Эдди — сопротивления бесполезны, сдайте оружие. И сейчас толпа сделала пространство слишком миниатюрным.       Ричи вздохнул, подошел к танцевавшему Эдди ближе, понимая, что говорить бесполезно — он не услышит, только если Тозиер не прижмётся к его уху губами и не крикнет во всё горло. Если он крикнет — проснётся отец.       Эдди тоже, кажется, был пьян, он прильнул к нему ближе, притягивая к себе за талию, взяв сигарету в руку, опустив руки на чужие плечи, как в медленном танце, склонив голову слегка в бок. Его взгляд был мутным, усталым, как во время вчерашней близости, и он заставил Ричи раскачиваться из стороны в сторону.       «Слишком быстрая музыка для медленного танца, не думаешь?»       Эдди улыбнулся, словно услышав, отрицательно покачал головой, вновь затянувшись, бросил сигарету под ноги задавив её подошвой кед.       «Я же говорил, что научу тебя танцевать!»       Ричи отвёл взгляд, надеясь, что он действительно прочёл чужие мысли, а не придумал их сам. Музыка сменилась другой внезапно, так и не доиграв до конца (странная, до жути странная музыка), Ричи покрутил головой, пытаясь разглядеть остальных ребят, но вдруг понял, что вокруг одни незнакомцы, лишь пьяный, расслабленный, накуренный Эдди перед глазами.       «Расслабься».       Ричи покачал головой. Ему нужно было выбраться отсюда. Слишком много людей, слишком много музыки, слишком много душного запаха сигарет. Отца больше нет. Этот дом продан. Завтра — больница.       Эдди больше не сможет постучаться к нему в окно и ночевать у него в комнате. Они больше не смогут целоваться. Они больше не смогут трогать друг друга. Тозиер притянул Эдди ближе, наклонился к уху, сказав негромко, устало, рассеяно:       — Я хотел побыть с тобой наедине. Эдди заметно вздрогнул в его руках.       — Слышишь? — переспросил Ричи, притянув ещё ближе. — Я хотел побыть с тобой наедине.       Собственный голос словно звучал откуда-то издалека. Но Эдди его слышал, Ричи почему-то знал, что Эдди его слышит.       «Я хотел, чтобы мы провели ночь вместе».       «Почему тебя не было так долго?»       «Эдди».       «Ты собираешься бросить меня?»       — Нет, — сказал одноклассник, его голос тоже звучал ниоткуда, словно изнутри.       «Я не могу быть с тобой», — повторился тот же голос уже в ушах, шепотом, музыка словно затихла, растворилась. — «Из-за них».       — Ты хочешь оставить меня, — прошептал Ричи, обняв, ощутив ответные объятья. «Из-за тебя».       Эдди прижался к нему ближе, они провалились в пространство между людьми, оказавшись в комнате Ричи. Синий свет превратился в желтый, в некоторых местах зелёный, от смешения с голубым сиянием ночников. Этот свет был намного мягче, он не резал глаза.       Каспбрак лежал напротив, совершенно трезвый, немного усталый, но, как обычно, красивый. Ричи едва нахмурился, тело всё ещё было слабым ото сна.       — Довольно опасно оставлять окно открытым, — прозвучал голос Эдди рядом, и Ричи вдруг окончательно проснулся.       Он растерянно моргнул и, вздохнув, вытер слюну с уголка губ, попытался сфокусировать свой взгляд на Каспбраке. В комнате тихо, Ричи ощутил, как непривычно быстро колотилось его сердце, он мягко нащупал лицо перед собой, услышав ленивый смех.       — Я отрубился, — прошептал Ричи.       — Ты отрубился, — сказал Эдди, перехватив его руку. — Перестань щупать моё лицо, ты не такой уж и слепой.       Ричи облегчённо вздохнул. Это был просто сон, просто слишком реалистичный сон. Сейчас, ощутив руками настоящего Эдди, он уловил огромное различие, между тем Эдди из своего сна, и Эдди, который сейчас сжал его руку, переплетая пальцы.       — Почему ты не разбудил меня?       — Ты когда-нибудь видел себя спящего? — тихо спросил Эдди, едва улыбнувшись. — Само очарование.       — Ты должен был разбудить меня, — сказал Ричи.       — В следующий раз я обязательно… Эдди замолчал. И Ричи вдруг понял, почему.       Внутри живота неприятно свело, он сглотнул, пытаясь прийти в себя после яркого сна. Эдди молчал. Ричи знал, что Эдди не договорил, потому что он не мог дать гарантии, что «следующий раз» наступит. Он не мог обещать, что Ричи выйдет из больницы, Эдди ничего не мог ему обещать. А затем Ричи осознал, что Каспбрак не будил его не потому, что Тозиер очарователен во сне, а потому, что не хотел говорить, обсуждать больницу, врать о том, что всё будет хорошо.       Ричи вновь сглотнул, привстал, осмотрев комнату, чтобы на всякий случай удостовериться, что он ещё не спит. Ричи вдруг наткнулся взглядом на чужие кеды. Во сне кеды Эдди были синими, у подоконника на полу были белые.       — Всё нормально? — спросил Эдди.       — Я выгляжу ненормально? — спросил Ричи в ответ.       — Что-то не так, — сказал он. — С тобой что-то не так.       Ричи поднялся и, налив себе воды из прозрачного кувшина, осушил стакан. Тозиер затылком почувствовал чужой взгляд, словно телом ощутил то, как Эдди поднялся за ним. Каспбрак осторожно обнял его со спины, заставив сделать последний глоток с небольшим усилием.       — Ты будешь приходить ко мне? — тихо спросил Ричи.       Руки Эдди проползли под чужими, сцепившись на худом животе, сам Эдди грузно вздохнул, прижавшись к спине.       — Да, — сказал он. Ричи опустил ладони на чужие.       — Как думаешь, как долго я там пробуду? — прошептал Тозиер. — Две недели? Месяц?       — Это зависит только от тебя.       — А что, если у меня всё в порядке? — спросил Ричи. — Я ведь не ем не потому что болен, а потому что просто не хочу.       Эдди вздохнул, попытался отстраниться, но Ричи сжал его руки сильнее, не отпуская, заставив замереть. Ричи не хотел терять Эдди. Он не хотел расставаться с ним. Эдди будет приходить? На сколько? На час? Два? Ричи этого мало. Этого слишком мало.       — Я знаю, что делаю, — сказал Ричи, ощутив внезапное раздражение. — Я знаю, что делаю. Это моё тело. Я контролирую это.       Ричи словно потерялся в собственных словах. Он был убеждён в этом долгое время, но произнеся это перед Эдди, он понял, что каждое слово звучало неубедительно, фальшиво.       — Как думаешь, они разрешат мне остаться дома, если я скажу это?       — Нет, — сказал Эдди.       — Нет?       — Нет, Ричи, — снова повторил он.       Ричи сглотнул, смяв чужие руки в своих сильнее, ощутив упругость кожи, ушами уловив сухой звук прикосновения.       — Ты не собираешься меняться, — прошептал Эдди. — Собираешься продолжать и в больнице.       Ричи ощутил лёгкую боль в животе вновь не потому, что произнесённое было правдой, а потому, что слова Эдди звучали как утверждение, как неоспоримый факт. Эдди знал. Он видел Ричи насквозь.       — Поговори со мной, — попросил Эдди.       — Я не хочу. Эдди всё же отстранился, заставив Ричи развернуться, застыть перед ним в ожидании.       — Не доверяешь мне?       — Нет, — качнул головой Ричи. — Нет, я доверяю.       — Да?       — Да. Я просто устал, я не хочу много говорить.       — Тогда просто коротко отвечай на мои вопросы, — сказал Эдди. — Так тебе не придётся много говорить. Ричи сглотнул.       — Только если ты не начнёшь читать мне лекции о том, что я себя убиваю.       — Я в любом случае не стал бы, у меня нет желания спорить с тобой, — сказал Эдди, а затем выдвинул своё условие: — Хочу слышать только правду. Ричи неуверенно кивнул. Он и не собирался ему врать. Эдди не хотелось врать.       — Что случилось с пиццей? — спросил Эдди.       Ричи нахмурился, пытаясь понять, о какой пицце идёт речь. Что? О чём идёт речь? Они ели пиццу? Когда? Точно. Пижамная вечеринка. Когда Ричи заехал Биллу по лицу дважды.       — Я подложил её Беверли, — вспомнил он.       Эдди вздохнул, сел на кровать, подобрав ноги, Ричи не смог сделать и шага, так что просто сел напротив, прямо на ковёр.       — Хорошо, — сказал Эдди. — Я видел.       — Зачем тогда спросил?       — Начинаю с лёгкого, — улыбнулся Эдди. — И я просто хотел убедиться, не соврёшь ли ты.       — Я прошёл проверку?       — Да, — кивнул Эдди, а затем спросил: — Как долго ты не ешь… нормально?       Ричи задумался. Как долго он не ест? Что именно Эдди имеет в виду: когда он ел в последний раз? или, когда он ел в последний раз, позволяя себе всё, что хочется? Тозиер на самом деле считал — в прошлом месяце, например, он сидел на питьевой диете почти две недели, а потом пошли многочисленные истерики, где мама победила, и Ричи пришлось вернуться к еде.       «Ты умереть хочешь?»       «Есть люди, которые голодают вынужденно, Ричи! А у тебя всё есть! Они бы отдали всё, чтобы накормить своих детей, а ты воротишь носом!»       «Господи, я просто не могу понять, зачем себя изводить?»       «Что ты пытаешься доказать, Ричи?»       — Так давно? — спросил Эдди, увидев чужое замешательство. — Хорошо, что ты ел сегодня?       — Хлопья с молоком на завтрак, творог на обед, тёртую морковь на ужин.       — Тёртую морковь? — переспросил Эдди с недоумением.       — Да, — кивнул Ричи. — Это еда.       — И это всё за весь день?       — Да, за весь день.       — А вчера?       Ричи отвёл глаза, пытаясь вспомнить, что он ел вчера. Мама сидела напротив и сверлила его взглядом. Самым калорийным были мини-сэндвичи, которые Ричи рассортировал, хлеб в одну сторону, листья салата в другую, помидоры он положил на середину тарелки, а кусочки ветчины он предпочёл отодвинуть к левому краю. Обычно, Ричи ел только из круглой тарелки, но в тот раз, мама подала ему еду в квадратной.       — На завтрак снова хлопья, на обед яблоко…       Мама следила за каждым приёмом пищи. Ричи старался есть, надеясь, что мама передумает насчёт больницы. Но она не передумала.       — На ужин были помидоры, хлеб, пришлось съесть кусочек бекона, — сказал Ричи. — И только чтобы мама перестала на меня смотреть.       — И ты не…       — Мама запирает уборную на два часа каждый раз, как поем, — ответил на неозвученный вопрос Ричи. — Звучит дико, да?       — Немного, — согласился Каспбрак.       В последнее время Ричи было тяжело. После каждого приёма пищи он хотел выпотрошить себя, после каждого приёма пищи он чувствовал столько негативных ядовитых эмоций одновременно, что ему помогали только слёзы, успокоительное или сон. Позавчера он швырнул один из ночников в стену, а потом около часа думал о весах в маминой комнате.       Эдди сполз с кровати, сел напротив, прикоснувшись к своей круглой тоненькой серёжке. Он словно решался: говорить или не говорить, словно боялся обидеть Ричи или разозлить. Каспбрак сидел перед Тозиером, ненадолго отвёл глаза и вернул уже уверенный, строгий взгляд.       — Для чего? — тихо повисло в комнате.       Этот вопрос был тем самым, после которого наступает затяжное молчание. Этот вопрос был тем самым, после которого ты слышишь абсолютно все: шум холодильника на кухне, дыхание всех людей в доме, шорох одежды, удары чужого сердца и вой ветра за окном. Этот вопрос был тем самым, после которого ты чувствуешь ток крови в своём теле, прикосновение одежды к собственной коже и как тебе, всё-таки, неудобно сидеть на твёрдом полу.       «Для чего?»       Такие вопросы Ричи ненавидел больше всего. Мама и Том слишком часто его задавали. Для чего, Ричи? Зачем, Ричи? Почему, Ричи? Что это тебе даёт? Ричи, ты слышишь? Я спросила тебя, зачем ты это делаешь?       «Я не знаю», — истерично крутилось в голове. — «Я не знаю, не знаю, не знаю… ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ».       — Ты сказал, что знаешь, что делаешь, — напомнил Эдди. — Я хочу в этом убедиться.       Ричи сглотнул, его взгляд забегал по чужому лицу, по стене и кровати, по чужим волосам, Ричи не мог взять себя в руки и просто вспомнить: з а ч е м.       — Я хочу быть худым, — сказал Ричи, звуча как-то по-детски.       — Ты и так худой, Ричи, разве нет?       — Нет, — сказал Ричи. — Этого недостаточно.       — А когда будет достаточно?       — Не знаю, — сказал Ричи. — Я не знаю, Эдди- Хватит.       — Хватит, — повторил Эдди с чужой интонацией. — Хорошо, хватит.       Каспбрак хотел подняться, но Ричи взял его за руку раньше, внезапно ощутив себя виноватым. Он не любил говорить об этом. Не любил копаться в этом, выворачиваться наизнанку, он ненавидел вопросы. Но спрашивал Эдди — сопротивления бесполезны, оружие на землю.       Ричи боялся, что Эдди примет нежелание говорить об этом, как недоверие с его стороны. Тозиер хотел остановить его, прижать к себе и сказать, что всё не так, сказать: «я доверяю тебе, Эдди, ты единственный, кому я могу доверять», но встретившись с чужим серьёзным выражением лица, Ричи лишь тяжело вздохнул.       — Поцелуй меня, — вырвалось тихо, но при этом звучало как требование.       Эдди отрицательно покачал головой, Ричи приблизился, заставив отклониться назад, врезаться спиной в кровать, и произнести отказ вслух:       — Нет, Ричи.       Почему нет? Ты не можешь так поступать, Эдди, это нечестно! Ричи всегда делает то, что хочешь ты! Почему мы всегда делаем то, чего хочешь ты, Эдди?       Ричи, обхватив лицо одноклассника руками, снова приблизился, подполз ближе, прижимаясь к сухим губам, ощутив, как чужие руки упираются ему в грудь.       «Ответь, Эдди», — мысленно просил Ричи. — «Ответь мне, чёрт возьми, не будь таким, не будь таким, позволь мне».       Тозиер раздвинул чужие ноги, руками ощутив тепло кожи, приподнимая, впиваясь костлявыми пальцами, утягивая к себе, двигаясь ближе, заставляя отвечать на настойчивый поцелуй, заставляя его отвечать на жёсткие покусывания.       «Я люблю тебя»       — Ричи-       «Я люблю тебя»       — Подожди- Ричи-       Эдди отвернул голову в сторону, Ричи принял это за приглашение, кусая и целуя ухо, шею, ощущая горьковатый привкус одеколона, чувствуя лёгкое сопротивление.       — Успокойся, — громче сказал Эдди. — Ричи.       Он схватил его лицо своими руками, не давая приблизиться снова. И Ричи вдруг захотелось заплакать, как ребёнку, которому не разрешили поиграть любимой игрушкой. Ему хотелось прижаться к чужому плечу и зарыдать. Это ненормально.       Дыхание участилось. Ричи внезапно осознал, что минуту назад чувствовал раздражение, секунду назад — возбуждение, а сейчас он с большим трудом держался, чтобы не заплакать. Две минуты назад он ощущал грусть, три минуты назад — облегчение. Ты эмоционально нестабилен, Ричи. С тобой что-то не так.       — Тише, — прошептал Каспбрак, заставляя поднять глаза, попытаться успокоить сбившееся дыхание. — Тише.       Грудь Ричи трепыхалась от частых вздохов, от длинных, беспокойных выдохов. Тозиер прикрыл глаза, пытаясь вынырнуть из чёртового сна и взять себя в руки. Возьми себя в руки, Ричи.       — Идём в кровать, — прошептал Эдди. — Нам нужно поспать, ладно? Всё хорошо-       — Я люблю тебя, — тяжело вырвалось у Ричи.       — Я тоже люблю тебя.       — Я хочу остаться с тобой, — сказал Тозиер. — Я правда хочу.       Эдди разрешил обнять себя. Его тело больше не сопротивлялось, словно Ричи застал его врасплох.       — Я знаю, — сказал Эдди. Он по-матерински прижал обеспокоенного Ричи к себе и погладил его по волосам.       Ему дали довольно просторную палату. Когда Том говорил не беспокоиться о деньгах, наверное, он говорил это всерьёз, потому что больница выглядела дорого, ново. Ричи сначала думал, что попадёт в старый корпус, тот, что стоял с 1950-х годов. Он, конечно, был там всего парочку раз, но этого ему хватило, чтобы не хотеть туда возвращаться вновь.       Том помогал ему разбирать вещи, хотя Ричи перед этим упрашивал его этого не делать. Стопка учебников и тетрадей на небольшой стол, вещи в узкий шкафчик, предметы гигиены в отдельную маленькую уборную. Маму, как законного опекуна, позвали подписать какие-то документы, так что Рози всё это время была на руках Тома, периодически прося на своём марсианском потрогать вещи Ричи руками.       Вообще его сестра была довольно маленькой и незаметной. Ричи лишь иногда присматривал за ней, а в основном, он старался не контактировать с ней. Ему казалось, что после некоторых увиденных ею истерик, где Ричи обижает маму, кричит на неё и размахивает руками как псих, Рози точно его невзлюбила.       — Эдди в школе? — спросил Том.       — Да, — кивнул Ричи. — Сегодня понедельник.       — Я думал, он проводит тебя.       — Он хотел, но я сказал ему, чтобы он учился.       Том ничего не ответил, словно начал разговор просто для галочки. Том не умел поддерживать. Не умел нормально говорить.

Эдди /9:34/ Я еду к тебе. Эдди /9:34/ Я знаю, что придурок, и что не должен прогуливать Но папы сегодня нет в школе, так что он узнает об этом только завтра Ричи /9:35/ Скажи, как будешь в больнице, я спущусь к тебе. Эдди /9:35/ Есть, сэр!

      — Ты чего? — спросил Том, отвлекая от телефона. Улыбка моментально слезла с лица, словно это сейчас было неуместно.       — Ничего, — неловко сказал Ричи.       Рози что-то забормотала, когда мама зашла в палату. Женщина, взяв Рози на руки, улыбнулась в ответ на её детскую улыбку. Если честно, Тозиер испытывал неконтролируемую грусть, когда видел, как мама смотрит на свою дочь. Или когда она целует Тома, после того, как тот приходит с работы, или когда они сидят втроём у телевизора, смеются или просто сюсюкаются с малышкой. Ричи не знал почему. Почему ему так чертовски грустно за этим наблюдать.       «Как лишняя конечность».       — Всё будет хорошо, Ричи, — её улыбка стала менее выраженной, более доброй и сочувственной. — Здесь тебе помогут.       Сколько раз она говорила это? Всю эту неделю, за каждым приёмом пищи, всю дорогу в больницу, она говорила это постоянно. Тебе помогут, Ричи. Тебе станет лучше, если за это возьмутся знающие люди. Там, конечно, будут сеансы психотерапевта, но поверь мне, это просто необходимо для твоего выздоровления. Тебя нужно вылечить, Ричи, ты болен. Ты болен, Ричи.       Ричи поднял взгляд, увидел женщину с ребёнком на руках, мужчину, что, шутливо ущипнув девочку за ногу, улыбнулся своей жене. И сам Ричи почувствовал грусть, снова увидев в этих людях счастливую семью.       «Я не болен, мам».       «Я просто больше тебе не нужен».