HUSH

      Он сидел над тарелкой и вдруг решил, что займётся своим выздоровлением позже. Ричи просто хотелось узнать, сколько фунтов будет на весах завтра. Он просто узнает, просто узнает, а потом сразу же начнёт питаться нормально.       — Шесть фунтов за неделю, — сказал Мистер Вебер. — Ты стал худеть быстрее, так?       Ричи отвёл глаза, смутно припоминая, как начинал худеть. Тогда он был ростом пониже, сел на правильное питание, отказался от жирной пищи, начал питаться одной травой и стал наматывать круги на велосипеде от Западной Широкой, по Уитчем- и Канзас-стрит, он прилагал большие усилия, но всё равно худел чертовски медленно.       А сейчас — шесть фунтов за неделю, буквально ничего не делая. Подумать только, он весит восемьдесят три фунта. Если продолжить в том же духе, ещё совсем немного, и Ричи смог бы весить восемьдесят, а если так пойдёт дальше — продержаться всего две недели — семьдесят, ещё немного и уже шестьдесят.       «Ты хочешь похудеть так, чтобы взлететь?», — подумал Ричи голосом одноклассника. Он удручённо вздохнул.       — Да, — ответил Ричи Альберту. — Намного быстрее.       Тозиер вчера совершенно не мог уснуть, пялясь в одну точку, прокручивая в голове чужие слова, голос, интонацию. Инцидент с Эдди оставил в нем вмятину, которую подросток не был способен игнорировать. Ричи, замерзая в двух кофтах и одеяле, уставший от попыток нормально съесть свой ужин, лежал и непроизвольно думал о том, как начать есть, но не набрать.       — На утреннем взвешивании ты не пытался подделать результаты? — спросил он снова. — Есть ребята, которые, например, выпивают много воды или пихают тяжелые вещички в нижнее бельё-       — Нет, — сказал Тозиер. — Я бы не стал заниматься такой хернёй. А потом Мистер Вебер спросил, как Ричи себя почувствовал на процедуре.       Если честно, увидев цифры, он завис. Сначала он ощутил довольство, радость, а затем, оказавшись в палате, его накрыла волна вины. Что бы сказал Эдди? Он точно был бы разочарован тем, что нынешние результаты осчастливили Ричи, а не наоборот.       — Я был рад, — признался Ричи.       — Был? Ричи кивнул.       — Потом ощутил вину за свою радость.       — Почему ты ощутил вину за свою радость? — спросил Мистер Вебер спокойным, баюкающим голосом.       Доктор Вебер неплохой мужик. В первый сеанс он ужасно раздражал, особенно своими вечными порывами что-то записать в блокнот, но потом Альберт больше не казался ничего не понимающим взрослым. Потому что он слушал. Что бы подросток ему ни говорил, мужчина не осуждал, не перебивал и иногда даже объяснял чужие мысли, словно он знал Ричи лучше самого Ричи. Тозиер даже подумывал о том, как было бы клёво, если Альберт был бы его папашей. Маме он бы тоже понравился.       — Вы можете подумать, что у меня низкая самооценка, что я считаю себя недостойным любого ощущения радости и счастья, и всякое психотерапевтическое бла-бла-бла… — скучающе отметил Ричи. — Но это всё бред.       — Тогда в чём же причина? Где-то перед глазами мелькнуло болезненное, искаженное слезами лицо. Лицо Эдди.       — Пообещал кое-кому исправиться.       Мистер Вебер отпил глоток воды, его глаза превратились в полумесяцы, а губы растянулись в улыбке.       — Что? — спросил Ричи.       — Ты не говорил, что у тебя есть девушка, — сказал Доктор. — Почему?       — Потому что у меня парень? — с лёгким недоумением спросил Ричи. Альберт немного растерялся, но быстро вернул невозмутимый вид.       — Собираешься выполнить обещание, или ты просто решил успокоить близкого человека? Тозиер возмущённо вздохнул.       — Конечно собираюсь выполнить обещание, — сказал Ричи. — Я что, похож на мудака?       — Нет, не похож, — посмеялся Альберт.       — Вот и я так думаю.       Потом так вышло, что Ричи рассказал ему об Эдди, хоть и обещал себе этого не делать. И по доктору Веберу было видно, что рассказ Тозиера его взволновал, взбодрил, он вертел в руке ручку и слушал с таким вниманием и искренним интересом, что Ричи упивался собственными словами. Рассказывать о своей влюблённости оказалось чертовски приятно. Ричи болтал, болтал, болтал, у него редко бывали такие порывы, особенно с кем-то вроде Альберта. Подумать только, Ричи почти ничего об этом мужчине не знает, но всё равно доверяет ему.       И в палату Ричи вернулся вдохновлённым, решительным. Он подумал, что да, он готов измениться, Эдди тот самый человек, ради которого ему стоит это сделать. Весь день Тозиер провёл в телефоне, переписываясь с Каспбраком, пока медсестра не принесла ужин. Ричи сел за стол и… Окаменел.       Если бы мысли можно было контролировать, менять по щелчку пальцев, как каналы на телевизоре пультом, то Ричи, наверное, было бы проще. Но такими суперспособностями он, к сожалению, не обладал. Ричи захлопнул ноутбук, сериал замолчал.       «Ты обещал», — сказал себе Ричи. — «Ты ведь не мудак, да?»       Он должен был заставить себя ещё вчера. Должен был. А сейчас в голове крутились только отмазки, из-за которых он не съел завтрак, не съел обед… Ричи понял, что так дело не пойдёт, когда его мысли превратились в новую отговорку не есть ужин. Снова ощущение вины.       Ричи взял вилку. Что было не так? Цифры на будильнике светились голубым. Минута. Ещё одна. Моргнул, и прошло уже десять.       «Ты же делал это раньше», — проскользнуло в голове. — «Что не так?»       Ричи сглотнул. Взял стакан воды, сделав два глотка, снова вернул вилку в руку. Торжественно замер, вот-вот собираясь потянуться к рису. Но рука не двинулась. Что-то протестовало, не давало ему шевельнуться в сторону тарелки. «Ты же делал это раньше».       Ричи внезапно вспомнил себя, по лодыжку в холодной воде, решающегося нырнуть к Эдди, но кто-то внутри него произносил испуганное, истеричное «нет». Нет, подожди, ты не можешь-       «Ты ведь можешь съесть это», — собственный голос. Нет. НЕТ, РИЧИ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ.       Он сглотнул вязкую слюну. Медсестра приходила, чтобы забрать еду, но Тозиер как-то враждебно попросил её этого не делать.       — Я ещё ем.       Ричи опустил жалюзи, вновь вскопав еду вилкой. Это потому, что он думает съесть это целиком, так? Поэтому Ричи так боится? Нужно съесть всю тарелку, чтобы поправиться ради Эдди? Всю тарелку? Может стоит немного понизить планку, и страшно не будет?       «Понемногу». Так говорила мама. Ложка за ложкой. Она научила его есть — держать столовые приборы, жевать с закрытым ртом, не ронять еду на стол. «Понемногу». Чуть-чуть. Пару ложек, Ричи. Вначале месяца ты мог осилить десять.       Ричи вспомнил, как они с мамой глубокой ночью ели лазанью на маленькой кухне, пока папа спал в другой комнате у орущего телевизора. Ричи помнил, что в тот момент этого ребёнка не волновало, насколько жирна еда, тот ребёнок не прикидывал на глаз калории и граммы. Маленький Ричи беззаботно ел и просил добавки, торчал с уставшей мамой на кухне и просил рассказать её снова и снова,       «как я родился, мам».       И её голос, негромкий, высокий, мягкий, был таким родным, настолько родным, что Ричи иногда ловил себя на мысли, что хочет обнять его, обнять её слова и её смех.       — …а ещё ты был таким маленьким, просто крохотным, с длинными ручками и ножками, — смеялась она. — Но, когда ты появлялся, я честно думала, что ты будешь побольше.       Ричи нервно поджал губы. Откинулся на стуле, уткнувшись взглядом в потолок. Судорожно вздохнув от внезапно подступившего напряжения в горле, лёгкого жжения в глазах, Ричи молча затрясся, прикрыв глаза рукой, ощущая, как слёзы выступают наружу.       Он хотел спросить, что изменилось? Он всё ещё чувствовал себя ребёнком, тогда почему он ей больше не нужен? Почему всё совсем не так? Из-за Тома? Из-за Рози? Из-за того, что Ричи наговорил ей столько едких слов за эти десять месяцев? Или Ричи слишком вырос и не выглядит так, будто нуждается в ней?       Ричи сидел один, в дурацкой больнице, в палате, и желал оказаться где-нибудь в другом месте. Оказаться где угодно, но, чёрт возьми, только не в одиночестве. Была бы здесь мама, ему было бы легче.       После того, как в палату вновь пришла медсестра, Тозиер начал подумывать о том, чтобы попросить доктора Филипса поставить ему зонд для кормления.       — Всё в порядке? Мне унести это?       — Нет, нет, я ещё не поел, — перебил её Ричи, спешно вытирая слезы.       Он что, согласен на трубку в нос, которая тянется через глотку и пищевод, в самый желудок? Да, как у неспособного самостоятельно есть старика, как у инвалида и прочее, что будет посерьезнее, чем проблемы Ричи Тозиера. Вот только интересно, сколько в этой смеси калорий? Наверное, под тысячу? Больше?       — Тебе нужно ещё что-нибудь? — спросила медсестра, взглянув на плачущего Ричи. — Прийти за тарелкой завтра?       — А так можно? — спросил Ричи, шмыгнув носом, всё ещё не отводя руку от глаз. И Ричи услышал невозмутимое:       — Завтра.       — Спасибо, — неловко сказал Тозиер.       Женщина вышла из палаты. Ричи как-то хотел спросить, есть ли в больнице такие же как он? Были ли такие же как он? Может стоит написать кому-нибудь, кто уже справился с этим? Пережил это? Может, ему удастся узнать что-то, что всё поменяет?       Нет, нет, тебе не нужна помощь, Ричи, ты можешь сделать это сам. Разберись с этим сам. Хватит ввязывать в это других людей. Не будь проблемой, сиди тихо и не высовывайся. Справляйся с этим сам. Ты сам довёл себя до этого.       «Нет»       «Нет, это всё из-за них. Моей вины здесь нет».       Его вины здесь нет, это всё глупая последовательность определённых травмирующих событий (или как там сказал Альберт?). Ричи иногда становилось так невыносимо тяжело в груди, что он не мог ничего делать, кроме как просто лежать, глубоко дышать и пытаться перебить поток мыслей другим потоком мыслей. Он не мог занять себя чем-то вроде чтения или компьютерных игр, ничего не помогало. Кровать, ночники, глубокое дыхание, «не думай», «ты пережил это дерьмо», «за что тебе стыдно, придурок? за то, что ты не мог сопротивляться?».       Любое ощущение сытости, наполненности, невыносимо напоминали Ричи те дни, пинки и ругательства. А ещё этот дурацкий фрагмент из жизни: после унижений он как-то возвратился домой раньше (у него жутко болело горло и живот), и Ричи случайно задел бутылку ногой, разбудив его. На этот раз получил по лицу, за шкирку был отправлен в кладовку. Именно этот фрагмент был ярким, настоящим, Ричи помнил всё: тяжесть, жжение, боль, словно тысяча игл врезались в щеку. И пьяное «сиди и не высовывайся».       Ричи сглотнул. Брось. Не думай об этом. Хватит грызть старую кость. Тебя никто не заставляет есть. Пинок.       «Я хочу есть», — попытался убедить себя Ричи. — «Я голоден». Тебя никто не заставляет. Ты ничего не ел весь день.       Ричи снова прогнал из головы мутные воспоминания об отце и школьных обидчиках, с трудом сглотнул. Нужно подумать о чем-то хорошем. Об Эдди. Лучшее, что случалось с ним в жизни — это Эдди. Тозиер невольно подумал о том неловком приглашении на ужин перед поездкой к озеру. Душный автобус, Эдди в белой футболке, белых шортах, белых носках и белых конверсах, красивый, взъерошенный от весёлых танцев в коридоре, и уставший скорее всего не из-за них, а из-за химии, «которая физика». Ричи вздохнул, мимолётно ощутив лёгкий толчок носка кед. Что-то хорошее? Нет. Прекрасное.       Сидящий у стены, читающий пьесу «Ричард III», загоревший, улыбчивый, пинающий свой пустой рюкзак, танцующий, поющий, весело прикрикивающий. Если не для себя, то хотя бы для него.       — Хорошо, — шепотом произнёс Ричи, снова взяв вилку, подвинув тарелку ближе, нависнув над ней. — Ладно. Всё нормально. Ничего сложного.       Судорожный вздох от холодной воды, внезапно задевшей горячие от жары бёдра. Ричи шагнул в воду, глубже, медленно погружаясь в прохладу, позволяя Эдди держать его за руку.       «У тебя есть два варианта: нырнуть сразу и перетерпеть резкую смену температуры».       «Или заходить в воду постепенно».       «В обоих случаях тебе придётся привыкать к воде».       Ричи насадил картофель на вилку, сначала прижав к губам, дотронувшись языком, слизнув с него томатное что-то, а затем попробовав откусить. Еда. Просто еда. Обычная еда. Он едва замер, посмотрев на нарезанные фрукты, разложенные по соседней тарелке, а затем продолжил.       Пережёвывая, глотая, снова отправляя в рот вилку с остывшим рисом, морковью и картофелем, Ричи Тозиер прислушивался к своему телу, к своим ощущениям. Ложка за ложкой. Понемногу.       Медсестра отвела взгляд. Доктор махнул ей рукой, и та, уловив немую просьбу, вышла из палаты, увозя с собой полупустую тарелку. Ричи напрягся, неловко замер на месте, тело сковало, когда доктор пришёл к нему. Он видел те результаты.       — Ричард, — позвал он. — Ты прячешь еду? Или-       — Нет, — перебил Ричи. — Нет, я не делаю ничего такого.       — Хорошо, давай по-другому, — вздохнул Мистер Филипс. — Ты ешь?       Ричи отвёл глаза, не зная, как ему объяснить то, что сейчас с ним происходит.       — Да, — согласился Тозиер. — Я знаю, что последние результаты немного... плохие. Но… Я съел это. Я завтракал, и сейчас, вы ведь видели, да? Я ничего не прячу и не блюю. Ричи вскинул ладони, словно пытаясь показать, что он чист.       — Я это съел- И вчера, и позавчера- Ел-       — Всё хорошо, спокойно, — перебил поток обрывистых слов мужчина. — Я верю тебе. Ричи замер.       «Я сказала, что не верю тебе, Ричи».       «Ты мне врёшь, Ричи, ты снова не ел».       «Он постоянно мне врёт».       «Вечно врёт». Что? Он… что, простите?       — Бетти сказала, что ты серьёзно взялся за себя, — улыбнулся Доктор. — Хотел похвалить тебя вчера, но ты был у Доктора Вебера в мой перерыв. А затем:       — Я горжусь тобой.       Ричи посмотрел на него с удивлением, недоверием и «Вы это серьёзно? Не шутите?». Мужчина подбадривающе улыбнулся.       — Пришёл спросить о самочувствии, — сказал Доктор Филипс. — Как ощущаешь себя после еды? Не болит ли желудок? Нет ли изжоги или неприятных ощущений?       Ричи сглотнул. Он чувствовал себя иначе. Его тошнило, еда вечно подкатывала к горлу, а ещё его живот начинал болезненно протестовать. От этого вопроса ему вдруг захотелось заплакать, и он едва держался, чтобы этого не сделать. Отвратительно. Мир не развалился, конец света не наступил, но Ричи был просто в ужасе.       Сегодня было мясо, овощи и свежий хлеб. Тозиер был подавлен, взволнован и… Он так просто отказался от прежнего себя? От еды Ричи ощущал тяжесть в животе, в горле и груди. Он тихо, едва заметно дышал, но при каждом вздохе на молекулярном уровне чувствовал эти процессы расщепления веществ в своём желудке.       — Я не знаю, — проговорил Ричи вполголоса, и вновь едва замер, прислушался, подавив желание разреветься.       Он в последнее время только и делал что плакал. В кабинете у Мистера Вебера вчера, в ванной и перед тарелкой днём, в кровати у новой гирлянды — ночью. Ричи тогда всё-таки съел ту несчастную тарелку риса, весь картофель, морковь и мясо в подливке, в калориях осилил где-то 600-650, а затем пошёл в туалет и выблевал.       Тогда Ричи, подавленный и всхлипывающий, наконец, осознал, что он действительно перестал это контролировать. Он и раньше понимал, что это не совсем нормально, но тогда это его впервые испугало. Им словно управляло что-то другое. Ричи словно поймал это, словил руками и вгляделся, прочувствовал. Он с паникой осознал, что это, блять, нифига не нормально. А ближе к утру, успокоившись, согревшись, он принял то, что справиться с этим ему будет тяжело. Если это будет легко — значит он делает что-то не так. Когда на него напал новый приступ паники, он снова попытался отвлечься, прокручивая в голове имя Каспбрака, снова и снова, «Эдди, Эдди, Эдди».       Сейчас, как и вчера, он пытался перетерпеть ощущение наполненности в своем животе, напоминая себе снова и снова, что это ради Эдди. Сегодня у него хотя бы не болит желудок.       И пока доктор, заметно повеселев, говорил о том, что Ричи молодец и его стул, в скором времени, нормализуется, а голова перестанет вечно кружиться, Тозиер всё-таки заплакал.       Обычно, после еды, Ричи сначала нервно ходил по комнате, а затем жутко бесился, скрипел зубами, царапал руки, кусал запястья, и только после боя с собой/стеной/подушкой он ложился на любую горизонтальную поверхность, а затем начинал плакать. Только тогда на него накатывала ужасная тоска. Но сейчас, в больнице, она атаковывала его сразу же, без истерик, нервов, швыряний вещей. Ричи просто начинал плакать. Он больше не мог злиться. Он уже не знал, на что ему злиться и почему. Он просто хотел выплакаться.       Доктор, заметно смущенный слезами Ричи, потянулся к нему, неловко сгрёб его в объятья. Если бы подросток мог сам выбрать себе отца, то тот бы точно был таким же крутым, как доктор Филипс. Ричи сморгнул слезы, почему-то надеясь, что мама сегодня не придёт.