Движения в ритме боли

Оксана сидела у окна церкви и задумчиво смотрела на улицу. Одно заточение в несколько скоротечных мгновений сменилось другим, и юная танцовщица даже не знала, что было лучше - все-таки погибнуть в петле или же быть взаперти в том месте, которое она мысленно проклинала столько раз, что и подумать страшно. Когда в тот роковой день кто-то вдруг потащил ее прочь от эшафота, она позволила себе просто закрыть глаза и расслабиться на чьем-то плече. Оксана даже не смотрела по сторонам, не старалась разглядеть того, кто похитил ее. Она лишь вслушивалась в пораженные вздохи, вскрики и, порой, довольно грубые проклятья расступающейся толпы и ждала того момента, когда ее похитителя задержат, а ее вернут обратно на место ее казни. Ведь не может же такого быть, что кому бы то ни были позволили бы сбежать с той, кто должна была быть повешена этим утром? И все же ее все несли, несли, кажется, постепенно устремляясь все дальше от места казни. Удивленные вздохи, крики все затихали, а тот, кто тащил ее, нисколько не замедлялся. Пусть она и была очень хрупкой, и все же сколько силы должно было быть в том, кто так упорно уносил ее прочь от тех, кто уже видел ее исполняющей свой последний конвульсивный танец с веревкой на шее. Оксана лишь ждала, когда ее вновь схватят и вернут в петлю, более уже не позволяя себе мечтать, как вдруг она оказалась на жестком полу и услышала, как за ней закрывается дверь, как запираются засовы, а совсем рядом раздается неровная, суетливая и слегка шаркающая поступь шагов. Такая походка казалась ей смутно знакомой, но танцовщица все никак не могла упомнить, где же ей доводилось слышать эти неравномерные и такие причудливые шаги. Не зная, что она увидит в следующую секунду, Оксана открыла глаза и невольно тут же вскрикнула, пытаясь вскочить на ноги. Но силы окончательно покинули ее, и она упала на пол, не успев ни за что ухватиться. Танцовщица вжалась в стену, стараясь как можно плотнее прижать колени к груди и словно бы стать как можно меньше и незаметнее. Перед ней стояло существо столь ужасное, что невольно ей подумалось, будто все же ее повесили и после своей смерти она попала в место настолько жуткое, где как раз и обитают такие твари. Сгорбившийся, несуразный, с непропорциональными руками и ногами, словно он не был человеком, а был причудливой игрушкой, которую собрали из не подходящих друг другу деталей - такого Оксана не видела даже у старой мельницы, даже на картинках в книжках, которые время от времени попадали ей в руки. Девушка нервно сглотнула и осмотрелась, еле заставив себя отвести настороженный и полный ужаса взгляд от ее... спасителя? или очередного мучителя? И тут же об этом пожалела. Она совершенно точно была в церкви. Той самой церкви, из которой постоянно вырывался разгневанный священник, чтобы прогнать ее как можно дальше. И вот она была здесь. Запертая с этим монстром. Немного придя в себя, Оксана задумалась о том, что, кажется, уже не только слышала, но и где-то видела этого человека. Поразмышляв об этом, она вспомнила тот самый день, когда двое пытались похитить ее прямо на улице. Тот самый судьбоносный день, когда она встретилась с тем, из-за кого теперь она была здесь. Оксана от сильного испуга не запомнила лиц своих неудавшихся похитителей (пусть и довольно скоро поняла, кто же именно так хотел украсть ее прямо среди бела дня), но, кажется, один из преступников был именно таким. Едва ли во всем селе нашлось бы два человека, что выглядели бы вот так кошмарно. Оксана шумно выдохнула, потерла щеки прохладными ладонями и вновь посмотрела на того, кто принес ее сюда. Он по-прежнему стоял на том же месте и выжидающе смотрел на нее, похоже, совершенно не понимая, что ему делать теперь. Может, увидев Оксану, он вспомнил, как собирался похитить ее, и решил, что теперь самое лучшее время для того, чтобы, наконец, выполнить этот план. Может, он просто понял, что именно должно произойти и решил во что бы то ни стало спасти ту, что однажды так запала ему в душу, что он даже расщедрился на то, чтобы назвать танцовщицу красивой. Но, очевидно, он так привык получать команды от кого-то еще, что без приказа просто не знал, что делать с девицей, которую запер в церкви. Словно щенок, который, наконец, догнал свой хвост, накрепко сжал его в зубах, а после стал растерянно озираться с немым вопросом в осмысленных глазах - а что теперь? Оксана собрала все силы, что еще были в ней, все свое безупречное самообладание, и несмело улыбнулась ему. У девушки даже хоть немного отлегло от сердца, когда на его лице получилось подобие улыбки в ответ. Что ж, похоже, он не собирался ей вредить. Иначе бы уже наверняка вновь схватил ее. И танцовщица решила, что ей надо постараться не разозлить того, кто хоть на время отсрочил ее погибель на глазах у всего села. По каким бы странным и не понятным ей причинам он этого ни сделал. - Я Оксана. Как тебя зовут? - тихо спросила она, наблюдая за мужчиной. - Николай. Николай Гоголь, - так же тихо и словно бы недоверчиво ответил он, как будто ему казалось немыслимым, что эта девушка, на которую он так любил смотреть из окна, правда разговаривает с ним. Да еще и так ласково. - Красивое имя, - Оксана улыбнулась ему вновь. Уже куда более смело и искренне, чем в первый раз. Девушка столько перенесла за последнее время, что сейчас ей только хотелось хоть немного побыть одной. Подумать над тем, что же ей делать теперь, и как ей найти тот путь, по которому она сможет выбраться из этого кошмара. Да и был ли такой путь для нее, или она обречена навечно застрять в этом ужасе и расплачиваться за свои ошибки и свою дерзость? Но меньше всего ей хотелось ненароком обидеть того, кто пока не сделал ей совершенно ничего плохого. - Спасибо за то, что выручил меня. Гоголь уже хотел было что-то ответить ей на ее искреннюю благодарность, но тут с улицы раздался какой-то шум. Видимо, толпа, которую так и не побаловали хоть сколько-нибудь интересным зрелищем, наконец, опомнилась после этого возмутительного похищения, и решила потребовать продолжения представления. Оксана вздохнула и ненадолго прикрыла глаза, стараясь хотя бы мысленно подготовиться к тому, что вновь ждало ее. Недолго же ей удалось отдохнуть. Что ж, хотя бы она, наконец, перекинулась хоть с кем-то парой слов. Но многое бы отдала за то, чтобы лишь пару минуток посидеть в тишине и спокойствии. А этого судьба, которая и так была не слишком добра к ней, танцовщице не предоставила. И все же, как ни странно, толпа все медлила. Не сдержавшись, Оксана вдруг расхохоталась, чем несказанно удивила Гоголя. Наверное, если бы он лучше разбирался в людях, он бы подумал, что у юной девы после стольких бед и потрясений с головой случилась какая-то беда. Но Оксана смеялась так заливисто, так радостно, что он лишь улыбнулся, наблюдая за танцовщицей. Ну конечно! Это же церковь. То место, куда все они каждое воскресенье и при особой необходимости приходили помолиться. Кто бы решился выломать двери или стекла этого священного места и насильно вытащить отсюда девушку, пусть и ту, которую обвиняли в страшном преступлении. Спасение собственной души уж точно было куда важнее ее. Николай не успел даже подумать о том, как реагировать на такое странное поведение Оксаны, когда в двери раздался оглушительный стук. - Николай! Открой немедленно! - этот голос Оксана узнала сразу же. Священник, очевидно, был взбешен. Должно быть, всех, кого мог, он пытался убедить ворваться в церковь и вытащить распутницу, но даже на самые жаркие уговоры никто не поддался. И теперь он решил попытаться заставить своего ученика сделать то, что ему было нужно. Оксана взглянула на Николая, гадая, что же он будет делать. Как всегда послушает того, кто приказывал ему всю жизнь? Должно быть, так. Но, тем не менее, Гоголь даже не подумал сдвинуться с места и лишь замотал головой, словно считал, что Гуро заметит это. Все еще не до конца веря в то, что этот священник не предстанет перед ней через секунду и не схватит ее за руку, Оксана невольно все-таки тихо выдохнула, не без мстительного наслаждения слушая, как Яков что есть мочи долбит кулаками по тяжелым дверям и своим глубоким громким голосом взывает к своему воспитаннику. Который, в свою очередь, словно бы в одночасье сделался глух к этому приказному тону, к тем повелительным резковатым ноткам, что всю жизнь заставляли его трепетать от боязни сделать что-то не так, как велел ему учитель. - Спрячься, - тихо сказал Николай и подал Оксане руку. Девушка поднялась на ноги и по указке Гоголя отыскала лестницу, ведущую в небольшую комнатку. Яков Гуро еще какое-то время стучался в запертые двери, но после и этот звук затих окончательно. Оксана лишь слышала, как снизу что-то, шурша, ездит по деревянному полу, словно Николай передвигал что-то тяжелое. Похоже, он старался сделать все, чтобы как можно лучше обезопасить их крепость. Может, чувство, что хоть кто-то, наконец, позаботится о ней, и было ложным, но все же Оксана позволила себе поверить в него. Устроившись на мягкой постели в этой комнатке в церкви, девушка свернулась в клубочек и закрыла глаза. Она заслужила хоть немного, наконец, отдохнуть. В этой тюрьме Оксана хотя бы знала, когда день сменяет ночь. И хотя бы она могла спокойно ходить, пусть и все ее прогулки ограничивались церковью. Должно быть, если бы до этого Оксана не провела много суток в тесной холодной темнице, она бы заскучала. Но, к несчастью, к невозможности вырваться на свободу она даже стала привыкать. Разве что ей ужасно не хватало Джали. Что сталось с ее верной козочкой, когда она пропала? Нашелся ли тот, кто позаботился о ней? Неприятное томление хоть немного сглаживалось тем, что теперь у нее была какая-никакая компания. Пусть Гоголь был и не слишком многословен, но он хотя бы с вниманием слушал ее и даже старался что-то отвечать. Хотя, наверное, его воспитание не позволяло ему понять все, о чем говорила ему юная девица, которая все еще иногда позволяла себе помечтать и поделиться тем, о чем она грезила. Впрочем, теперь мечтать она могла не о многом. Александр не любил ее, она это точно знала, пусть и ей однажды сильнее всего хотелось провести с ним всю свою жизнь. Но Оксана так наивно позволила себе увлечься этим мужчиной и полностью раствориться в нем, что теперь и не знала, что ей делать. О чем ей теперь мечтать ночами, в которые она никак не могла уснуть? Сейчас ей, пожалуй, сильнее всего хотелось оказаться на воле. Вырваться из этого плена и бежать как можно дальше. Бежать, пока она не выбьется из сил, пока легкие не сожмет так, что она не сможет больше вдохнуть, не остановившись. Бежать. Далеко - куда глаза глядят и куда ее ведет сердце. Но что же она будет делать потом? Если однажды ей повезет оказаться на свободе, чем она будет заниматься? В село Диканьку ей теперь путь заказан. Стоит ей появиться на виду у местных, как ее сразу схватят и завершат то, чему Гоголь так и не дал свершиться. А просто так жить у Мельницы ей бы вряд ли дали, если бы она не приносила туда деньги. Значит, пора сорваться с места и бежать дальше. Но что там, дальше? Девушка, не знавшая ничего, кроме причудливого городка и этого села, не понимала, что ей представлять. Как выглядит мир, окружавший село? Какие люди там живут? И примут ли эти люди ее? Оксана не знала столь многого, и ей было не у кого спросить ответа на те вопросы, что мучили ее. Гоголь знал какой-то путь, чтобы выбраться из церкви незамеченным, поэтому Оксана ни в чем не нуждалась. Иногда ей ужасно хотелось проследить за гостеприимным хозяином, чтобы понять, как ему удается выскользнуть, и уйти тем же путем, но почему-то она чувствовала, что не может так с ним поступить. Может быть, чуточку позже. Пока ей просто хотелось хоть немного перевести дух, понять, чего же она хочет, и поблагодарить своего спасителя за избавление от страшной кары и за то, что ей дали приют. Гоголь смотрел на нее так преданно, был к ней так добр, хоть по нему было действительно сложно сказать, что он может о ком-то заботиться, что Оксана ужасно боялась невольно причинить ему боль своим уходом. Хоть и понимала, что не может быть с ним вечность. Пусть она и чувствовала себя спокойно, пусть она и была с ним в безопасности - он даже не пытался коснуться ее лишний раз, словно бы боялся, что от любого неосторожного прикосновения она сломается, словно хрупкая куколка. И все же этой дружбе однажды наступил бы конец. Какой бы благодарной она ни чувствовала себя, она была не той девушкой, что могла бы долго сидеть в нескольких стенах, не имея ни малейшей возможности вдохнуть свежего воздуха. Оксана уже давно спокойно уснула в своей постели, и ровно дышала. В последнее время она почти перестала беспокоиться о том, что однажды ночью к ней кто-то ворвется, чтобы причинить ей боль, и сон ее становился все более крепким. Ведь рядом с ней всегда был тот, кто охранял ее и ее сны. И все же этой ночью в той комнатке, которая безраздельно стала ее собственной, появился неожиданный гость. Гуро первые несколько дней пытался попасть в церковь. Уговаривал местных помочь ему вышибить двери, но раз за разом все его страстные речи встречали отказ. Никому не хотелось выбивать двери и окна церкви даже для того, чтобы вытащить оттуда грешную девчонку, что скрывалась там. Гоголь хорошо выполнял роль ее охранника и почти постоянно, судя по шуму, был где-то недалеко от дверей, чтобы в случае чего хотя бы попытаться защитить свою гостью. И почему Яков только не замечал того, как сильно, в самом деле, эта девчонка запала ему в душу? Он так воспитывал своего ученика, что даже и подумать не мог, что однажды это создание может влюбиться. Разве этому он учил своего воспитанника? Разве не пытался он выучить его оставить все земное позади, быть послушным, молиться богу и уж точно не думать о каких-то девицах. И тут Николай крадет девчонку в тот самый момент, когда окончательное избавление от нее было уже так близко, и запирает в церкви, откуда никто не желает ее достать. Даже полицмейстер, что после того нападения как по щелчку охладел к той, из-за греховной связи с которой чуть не был убит, отказался помогать ему в этом. Должно быть, ему было совершенно наплевать на эту девчонку. Ведь иначе, если бы он любил ее, он бы постарался вытащить Оксану из ее заточения, а, если бы Александр ее ненавидел, то, как и Гуро, захотел бы ее уничтожить. Но та неприятность, которая случилась с ним, кажется, заставила его спуститься с небес на землю, и он вновь переключил все свое внимание и свою заботу на ту, которой суждено было стать его женой. Гуро даже несколько завидовал его холодности и самообладанию. Как бы хотел он так же просто взять и выкинуть эту распутницу из головы. Не думать о ней днями и ночами. Не вспоминать, как он касался ее, как сжимал ее в своих объятиях, как кожей чувствовал ее дыхание. Но это было выше его сил. Дьяволица с зелеными глазами никак не желала выскользнуть из его мыслей и оставить его в покое. И ему только и оставалось, что ходить возле своей церкви, не в силах попасть в то место, которое он всегда считал своим домом. И вот однажды это принесло Гуро неожиданный результат. Однажды он увидел как Гоголь, с несвойственной такому телу ловкостью, спускается по стене. Что ж. Похоже он так много думал об Оксане, что ему в голову не пришла даже простая мысль о том, что откуда-то же в церкви берется еда и все, что было необходимо красавице. Даже с некоторой грустью он подумал, что его воспитанник знает о его церкви куда больше, чем он сам. Интересно, когда он обнаружил этот тайный лаз? Или для каких-то своих целей сделал его сам? Еще пару дней Яков просто наблюдал за тем, как Гоголь по ночам выскальзывает на улицу и точно таким же путем возвращается назад. И однажды, когда его воспитанник в очередной раз выбрался наружу, Яков решил попробовать тем же путем попасть в церковь. Гоголь старательно замаскировал лаз. Мало того, что ему пришлось карабкаться по выступам в стене, так еще и какое-то время он потратил на то, чтобы понять, как же, наконец, попасть внутрь. Он старался ежесекундно не думать о том, что вот-вот сорвется, старался думать только о том, что скоро увидит властительницу его мыслей, но все же, как только он, наконец, оказался внутри, ему показалось, что он только что избавился от смерти. А ведь ему еще придется таким же путем выскальзывать наружу! Гуро даже нахмурился поняв, что собирается снова уйти из церкви, как вор, незамеченным. Он же должен открыть двери и вытащить танцовщицу наружу. Отчего же он думает о том, как будет уходить один, без нее? Сочтя, что окончательное решение примет позже, Яков отправился в комнату своего воспитанника. Он нисколько не сомневался, что Гоголь отдал Оксане именно свою комнату, и девушка и в самом деле обнаружилась именно там. Спящая, она даже была похожа на ангела. Такая нежная - Гуро невольно засмотрелся на изумительно красивую девушку, которая, должно быть, видела прекрасный сон. Ее полные губы были слегка растянуты в улыбке, а лицо излучало такую безмятежность, словно с ней и не случалось вовсе никаких ужасных вещей, способных стереть улыбку с ее лица навсегда. Яков неторопливо приблизился к ней, стараясь ступать как можно тише, чтобы не разбудить Оксану, и аккуратно опустился на самый краешек постели, разглядывая девушку. Неужели Гоголю посчастливилось видеть ее каждый день? Наблюдать за ней, любоваться ее мягкими чертами, ее улыбкой, ее легкой походкой? Наверняка он не решался прикоснуться к ней. Быть может, именно поэтому Оксана теперь была такой безмятежной - потому что чувствовала себя в безопасности и знала, что от его необычного воспитанника не исходит никакой угрозы. Девушка что-то сонно замурлыкала, заворочавшись, и Гуро уже даже почти было приготовился бежать, но Оксана лишь крепче уснула, устроившись в постели удобнее. Какая же она красавица. Яков уже сам толком не знал, была ли она послана ему за его пригрешения, или напротив он был одарен такой красотой за то, что всю свою жизнь слыл праведником. И как только он мог причинить ей вред? О чем только он думал, когда хотел удержать ее силой, хотел вынудить Оксану стать его? Что же с ним сделалось? Это было похоже на то, что Бог послал ему испытание в виде помешательства. И он не выдержал эту проверку. Он не был достаточно силен, чтобы сопротивляться своим желаниям, и сделал слишком много ужасных вещей, которые, кажется, не сумеет замолить до конца своих дней. Гуро кинул взгляд на изящную ножку девушки, высунувшуюся из-под теплого покрывала, и неторопливо провел по ней пальцами. Как бы Оксана ни успокоилась за время своего пребывания в церкви, сон ее был по привычке чутким. И от этого прикосновения она сразу проснулась. Девушка широко распахнула глаза и вскочила, резко садясь на постели. Увидев того, кто сидел прямо рядом с ней, танцовщица уже хотела было закричать, надеясь, что Николай все еще где-то рядом и примчится ей на помощь, но Яков так посмотрел на нее, что отчего-то крик, который уже почти было сорвался с ее губ, так и замер где-то внутри. Гуро смотрел на нее с таким отчаянием, такой искренней болью и раскаянием, что Оксане стало по-настоящему не по себе. Почему взгляд, что столько раз обжигал ее, что был страстным, был ненавидящим, был жарким, вдруг сменился и стал таким? Оксана села удобнее, поджимая под себя ноги, и откинула волосы за спину, настороженно смотря на того, кто вот так пробрался к ней. Зачем он здесь? Она сперва подумала было, что он пришел лишь для того, чтобы убить ее, но человек, что задумал отнять жизнь у другого, вряд ли мог выглядеть так. Гуро казался по-настоящему несчастным и, несмотря на то, что он ей сделал, ее сердце вдруг дрогнуло от жалости к этому человеку. - Зачем ты здесь? - тихо спросила она, слегка прикусывая губу. - Я не знаю, - так же негромко отозвался Яков, смотря на девушку. Он и в самом деле не знал, что он делает здесь. Что сказать Оксане? Не стоило ему приходить сюда. Его мысли, которые он, кажется, взял под контроль, снова пребывали в смятении. Он даже вздрогнул, как от сильного удара, когда Оксана взяла его за руку и сжала его пальцы. Ее нежная ладошка прикоснулась к нему так ласково... Хотя, казалось, он заслужил лишь того, чтобы эти пальцы отвесили ему самую сильную и хлесткую пощечину. Как могла она с такой нежностью отнестись к своему обидчику? Неужели святости в ней куда больше чем в том, кто был облачен в рясу? - Ты погубила меня, Оксана, - почти неслышно произнес он, толком не веря, что эти слова и в самом деле вырываются из него, и он больше не может держать при себе свои мысли. - Впервые я увидел тебя, когда ты танцевала недалеко от церкви. Ты была так счастлива, так улыбалась, так легко порхала по земле. И я понимал, что должен прогнать тебя как можно дальше, но я мог лишь стоять и смотреть на тебя. Слушать твой звонкий смех, - он выдохнул и покачал головой, а после продолжил, не в силах более молчать: - С тех пор я никак не мог выпустить тебя из своих мыслей. Ты будто бы, сама того не понимая, околдовала меня. Как только я закрывал глаза, я видел лишь то, как ты извиваешься в танце, как взмахиваешь руками, как взметается твоя легкая юбка. Я проклинал тебя, но мечтал лишь о том, чтобы прижать тебя к себе и обнять. То мысли, недостойные священника, недостойные любого, кто считает себя христианином. И все-таки я не мог перестать думать о тебе. И это заставило меня совершить все те ужасные вещи, что я сделал. Я так сильно хотел, чтобы ты стала моей, что мне казалось правильным не останавливаться ни перед чем, лишь бы заполучить тебя. Я считал, что никто больше не заслуживает тебя. Ведь ты прекрасна, Оксана. Это твое лицо должно быть на всех иконах, а не Мадонны. И долгое время мне казалось, что никто, никто из тех, кто так жадно и похотливо смотрел на тебя, не мог по-настоящему увидеть и понять твою красоту. Только я. Я готов был поклоняться тебе одной, лишь бы ты была рядом. И когда ты выбрала не меня, я так разозлился, - Гуро выдохнул, надеясь лишь, что девушка не подумает, что он винит в чем-то ее. - Я не видел ничего, кроме своих желаний, а моим единственным желанием была ты. Проговорив все это, он опустил голову. Яков ожидал, что Оксана будет кричать на него, будет обвинять его, но она лишь сильнее сжала его руку. Выслушав признания Гуро, девушка поймала себя на том, что совершенно не знает, что ему сказать. Он сказал столь многое, и слова эти столько значили, что она была не в состоянии обдумать их все вот так сразу. Готова ли она простить его? Готова ли забыть все то, через что прошла по милости этого человека? Пока Оксана знала лишь то, что преисполняется жалостью и состраданием к этому священнику. Он пытался навредить ей не потому, что считал ее лишь грешницей и распутной девицей. Он, кажется, по-настоящему ее любил. А она не понимала этого до сегодняшней ночи. Думала об этом, предполагала, но тут же заставляла себя не мечтать даже о подобных глупостях. Оксана уже хотела было сказать хоть что-нибудь, но Гуро ласково коснулся губами ее руки и поднялся на ноги. - Прости, что побеспокоил тебя, - не дожидаясь ответа, он поспешил выйти из комнаты и скрыться, пока не вернулся его воспитанник. Быть может, хоть высказав все, что было у него на душе, он сможет забыть эту девчонку?