I'm an idiot for thinking This was anything but blood On the wall, on the couch On the corner of my mouth You must like being the victim You've done nothing to get out Of this pattern of pain Washed away by the rain You'll forgive me if I promise And do nothing but the same This is life until death Could be my last dying breath But this is love, love, shut up, this is love*
На кухне Рид застаёт лёгкий беспорядок. Кто-то здесь действительно пытался хозяйничать, о неудачности попыток говорят осколки стакана в раковине. Детектив несколько секунд внимательно рассматривает блестящие осколки, прежде чем вернуться к своей основной задаче: поиску на кухне кофеварки и кофе. На видном месте красуется только источник воды. Поиски не занимают много времени. Через пару минут кофеварка уже заряжена и медленно нагревается под бдительным взором Чарльза. Он понятия не имеет, какой крепости кофе предпочитает Карпентер, но точно уверен, что не горелый. Позволяя пока плите делать своё дело, он открывает настежь посудный шкаф. Чашки стоят аккуратными ровными рядами на средней полке. Это странное собрание из нескольких разных сервизов, пестрящее тонкой росписью и где-то позолотой. Вопреки различиям, посуда расставлена в настолько строгом порядке, насколько это было возможно. Какие-то из узоров кажутся Риду знакомыми, однако ему не удаётся сразу вспомнить, откуда именно. Присмотрев две чашки, он берёт одну из них – и замирает от странного ощущения под пальцами. Воздух вокруг фарфора будто бы мелко вибрирует, колышется душным маревом. Повинуясь внезапному порыву, детектив смотрит на чашку в своей руке иным взглядом. Мир вокруг вспыхивает чернильно-чёрным цветом, а потом неожиданно яркая картина заслоняет собой кухню. Библиотека дома Карпентеров. Чарльз узнаёт её с первого взгляда. Здесь он провёл много часов, штудируя несчастные «Легенды Окмонта» от корки до корки, в жалкой надежде найти ответ хотя бы на один из миллионов вопросов, терзавших его в тот момент. Картина воспоминаний постепенно становится чётче, полнее. Всё новые детали возникают в поле зрения. И вскоре детектив с удивлением созерцает самого себя, сгорбившегося за столом над знакомой потрёпанной книгой. «Мистер Рид, вы не хотите сделать перерыв?» – мягкий голос странно звучит в ушах, как если бы он был его собственным. Детектив из воспоминаний перелистывает страницу. «Ага… Ещё пару минут,» – он не трудится открыть рот достаточно широко, и его слова с трудом можно разобрать. «Вы сидите здесь с самого утра». «Угу». «Что вы всё-таки ищете?» Молчание. Слышится тихий вздох. Рука, возникшая словно бы из пустоты, забирает со стола пустую чашку и заменяет её новой, наполненной, судя по всему, чаем. «Я снова делаю что-то не так, – чужие мысли эхом откликаются в голове Рида. – Почему он не скажет мне? Надо придумать, как спросить…» Воспоминание меркнет. Судорожно вздохнув, Чарльз аккуратно отставляет чашку к мойке и ждёт несколько секунд, прежде чем взять следующую. И снова дребезжащий воздух окутывает пальцы, посылая дрожь по нервам до самого мозга. Новое воспоминание. Снова библиотека. Снова «Легенды» (будь они трижды прокляты!). Что он рассчитывал там найти, читая их снова и снова? Какой-то тайный смысл между строк? Он сам уже не может вспомнить. «Я принёс вам ланч». «Ага, спасибо». «Вы не устали?» «Нет». Повисает пауза, короткая и мучительно острая, как игла. «Чарльз, у вас всё хорошо?» Молчание. «Я же вижу, что нет! Почему ты не отвечаешь мне? Скажи хоть что-то! – он ни разу не порицал Рида вслух. Но в своей голове он практически кричит, срываясь на мольбы. – Я не понимаю, что происходит… Пожалуйста…» И эта чашка отправляется к предыдущей. Чарльз хватает ещё одну. И ещё одну. И ещё. Хоть одна из них должна оказаться чистой! Он тонет, барахтаясь в чужих воспоминаниях, болезненно давящих на виски. Прохладный фарфор начинает казаться тёплым, и в голове не остаётся ни одной своей мысли, только чужие. Он всё кружит и кружит, словно вокруг раненного зверя, не зная, с какой стороны к нему подступиться, опасаясь быть укушенным. Самая большая дерзость – едва ощутимое прикосновение к чужому плечу. Он почти чувствует физически, как его сердце разрывается на части. Удушливый комок встаёт в горле и не покидает его ни на мгновение. Мозг горит, как в лихорадке. «Конечно, ты выспался. А я слепой и не замечаю ни синяков, ни красноты. Ты выглядишь абсолютно здоровым. У меня нет никаких причин для беспокойства!» «Ответишь ты когда-нибудь на мои вопросы? Почему не доверяешь мне? Что я сделал? Чем я тебя обидел?» «Я готов всю ночь сидеть у твоей постели, держать тебя за руку, петь колыбельные… Всё, что ты захочешь. Я убью каждого, кто причинил тебе боль, только назови имена. Умоляю, позволь мне быть рядом, помочь тебе…» «Скажи, если я тебе надоел. Если я назойлив. Одно твоё слово – и ты меня больше не увидишь. Я прикажу перевернуть весь город и вернуть Пирса к тебе. Или убить его. Как тебе будет угодно. Одно слово» «Чарльз, прошу, поговори со мной… посмотри на меня. Ты будто ушёл. Твои глаза видят сквозь меня, не замечают стен, твой разум где-то далеко. Неужели тебе здесь настолько плохо?» «Тебе так больно, мой милый. А я беспомощен и бесполезен. Я прочитал эту книгу, когда ты ушёл, но она не дала мне ничего. Что ты ищешь?» «Хотя бы взгляд, Чарльз. Хотя бы слово. Я хочу знать, что ты со мной. Или что ты не хочешь этого» «Чарльз, пожалуйста...» «Чарльз...» «Чарльз» «Чарльз!» Тело прошивает судорогой, и последняя чашка летит на пол, со звоном разлетаясь на осколки. Рид застывает, оглушённый, пытаясь прийти в себя. Он бросает полный безумного страха взгляд на практически опустевшую полку. Оставшиеся на ней чашки сиротливо поблёскивают, кажутся совершенно невинной кухонной утварью. Однако детектив не рискует больше касаться ни единой из них. Он заторможено опускает голову, чтобы посмотреть на белые осколки. Стоит поднять их, пока никто не… – Мистер Рид, что-то случилось? Чарльз озирается, пожалуй, слишком резко. Он не успевает до конца скрыть свой испуг: голос, терзавший его уши всё это время, слышится снова, и совсем рядом. Но сейчас это не воспоминание. Вполне материальный Грэм Карпентер смотрит на него из дверного проёма. От его обеспокоенного взгляда Риду становится дурно. – Нет, ничего страшного… – отвечает он, едва ворочая высохшим языком. – Выскользнула из рук… – Что ж… К счастью. Лучше не брать осколки, вы порежетесь. Там в углу есть веник, – глаз Грэма плавно перемещается за плечо детектива. – А зачем вы достали столько чашек? – У вас их такая богатая коллекция… Что пока кофе варится, я решил посмотреть все. И выбрать лучшие, – иной отговорки Чарльзу в голову не приходит. Он на негнущихся ногах идёт к углу, где примостился тот самый веник. Порезы его не пугают, но он не уверен, что сможет согнуться и не потерять равновесие от головокружения и слабости. Пол под ногами слегка пошатывается, словно палуба корабля в качку. – Всё точно в порядке? Вы выглядите… немного удручённым, – по тону ясно, как старательно Карпентер подбирает слова. Должно быть, на самом деле Рид выглядит совершенно убитым. – Да, я в полном порядке, – он снова лжёт, и эта ложь даётся ему так легко, что ему аж противно от самого себя. Достигнув угла, он пытается наклониться за веником – и вдруг чувствует чужую ладонь на своём плече. Грэм оказывается рядом совершенно бесшумно. Детектив непроизвольно напрягается всем телом. Разум остервенело цепляется за ощущение тёплого прикосновения. Поддержки. – Вы будто плакали, – голос Карпентера отдаёт привычной мягкостью, эхом из прошлого. Чарльз даже не заметил собственных слёз, если они были. Внутреннее напряжение всё нарастает. – Что-то в глаз попало, – нелепо бормочет он, боясь повернуться. Уголки глаз начинает щипать и, как это всегда бывает, когда кто-то сдерживает рвущийся наружу плач: чем яростнее он пытается не пустить спазм к горлу, тем сильнее его сдавливает. – Мистер Рид… – Грэм не произносит больше ни слова. Вместо этого он очень мягко разворачивает подрагивающего детектива и неуверенно привлекает его к себе. Чарльз поддаётся ему и, спустя последние несколько мгновений внутренней борьбы, утыкается ему в плечо. Карпентер обнимает его на грани дружеских приличий. Его руки не смыкаются до конца на спине Рида, но несмотря на то, как царапает чувства эта незавершённость, тот осознаёт, как сильно ему не хватало всего этого. Молчаливого принятия, готовности выслушать, поддержать, приласкать – пусть совсем немного. Чарльз будто только сейчас понимает, насколько одинок был все эти дни, проведённые на кровати в «Рифе Дьявола». Слёзы катятся сами собой, и ему не удаётся сдержать тихий всхлип. – Чш-ш… Всё будет хорошо, – вполголоса утешает его Карпентер, чуть поглаживая. Детектив жмурится до боли в глазах. Ему хочется обнять его изо всех оставшихся сил. Стиснуть так крепко, как он сможет, отдавая хотя бы толику заслуженного тепла. Но он одёргивает себя и прижимает руки к своей груди, чувствуя, как ладони дрожат. Минуты пролетают одна за одной. Бережные прикосновения постепенно успокаивают Рида, и он снова может дышать полной грудью. Осторожно освободившись из чужих рук, он открывает было рот, но Грэм останавливает его жестом. – Не нужно ничего говорить, – он слабо печально улыбается. – Особенно если вам это тяжело. Просто знайте, что я готов помочь. И… простите, если я здесь не к месту. Или делаю что-то не то… – Нет, что вы… Спасибо, – детектив торопливо утирает глаза рукавом. Это я должен просить у тебя прощения.***
Вопреки всему, им всё-таки удаётся выпить кофе. Чарльз теперь доверяет выбор чашек Карпентеру, и тот каким-то образом умудряется отобрать две действительно чистые. После того, как напиток находит своё законное пристанище в их желудках, Грэм окидывает Рида задумчивым взглядом и деликатно замечает, что ему не помешает хороший отдых. «Здесь, конечно, не пансионат и не курорт… Но вы сможете выспаться в хорошей постели. У вас ведь сейчас нет никаких срочных дел?» Конечно, нет. А если бы были, детектив охотно позабыл бы о них сию же минуту. Он рассеяно кивает на слова Карпентера. Ему действительно нужно отдохнуть. Не так, как он делал это в «Рифе», без еды, воды и душа, глядя в потолок. По-настоящему. Если Бенджамин не будет возражать. Однако опасения насчёт управляющего не оправдываются. Тот по-прежнему не выглядит довольным, когда спускается вниз и застаёт их двоих сидящими на диване. Тем не менее, вид Грэма кажется ему удовлетворительным, и он ограничивается лишь очередным раздражённым взглядом в сторону Рида. Тот воспринимает его, как нечто само собой разумеющееся. Карпентер даже берёт на себя вину за разбитую чашку, избавляя его от неизбежной волны гнева, которая последовала бы, узнай Бенджамин, кто на самом деле виновник. Несмотря на бурное утро, остальной день проходит на удивление спокойно. Джонс завладевает вниманием Грэма, как-никак, его приезд давно ожидался. Детектив вежливо удаляется в свою (теперь точно свою, раз он решил здесь остаться) комнату, позволяя старым друзьям спокойно разделить беседу. Отходя ко сну, Чарльз чувствует себя чуть менее напряжённо, чем обычно… … Всё происходит так же внезапно, как и до того. Рид не успевает уловить переход между сном и явью. Утомлённый бесполезным лежанием, он садится. Ему кажется, что в комнате душно. Открывать окно не хочется, ведь вместе со свежим воздухом внутрь попадёт сырость. Вместо этого он вылезает из постели и на цыпочках крадётся в ванную. Набрав в ладони прохладной воды, Чарльз умывается, освежая кожу, жмуря глаза и отфыркиваясь. Проморгавшись, он поднимает взгляд на своё отражение в зеркале. Холодный ступор сковывает тело. По ту сторону стекла на него смотрит знакомое лицо, но вовсе не его собственное. Эдвард глядит на него в упор, хмурясь. Рид заставляет себя поднять руку и коснуться своей заросшей щеки – «отражение» повторяет за ним. Он чуть поворачивает голову, и зазеркальный Пирс делает то же. Озадаченный, детектив наклоняется поближе к стеклу, чтобы получше рассмотреть Эдварда. Кончик его носа почти касается зеркала – и в этот самый момент руки Пирса вдруг пробиваются сквозь преграду и хватают Чарльза за воротник. Он дёргается, пытаясь отстраниться, цепляется за его запястья – безрезультатно. Пирс грубо притягивает его к себе, вынуждая встать на цыпочки, и впивается в его губы не поцелуем, но скорее бешеным укусом. Рид чувствует вкус собственной крови на языке и отчаянно бьётся, силясь освободиться. Боль пронзает лицо с тем, как Эдвард жадно раздирает его рот, не давая вздохнуть. Чарльз практически готов потерять сознание… … Чтобы проснуться от крика. Не от своего, что давно стало привычным. Чужого.