We'll never get free Lamb to the slaughter What you gon' do When there's blood in the water?*
Утро выдаётся совершенно кошмарным. И вовсе не в том смысле, к которому Чарльз привык за долгие годы страданий от страшных снов и неясных видений, переполненных зловещими предзнаменованиями и немыслимыми чудовищами. Он знает, как совладать с обычным кошмаром, но теперь имеет дело с чем-то абсолютно новым, непривычным. Это пугает его, пожалуй, ещё больше. Лучше бы ему приснилась очередная чертовщина. Дело даже не во снах. Их почти не было этой странной ночью, после того, как Рид проснулся в первый раз. Упав в постель, он сам не заметил, как проспал до утра. Тусклые солнечные лучи во всю свою слабую силу светят сквозь оконное стекло, а он всё ещё лежит и смотрит в потолок, не испытывая ни малейшего желания вставать. У детектива ничего не болит, и голова на удивление ясная. От этого только хуже, потому как воспоминания вспыхивают одно за другим, невыносимо чёткие. Нельзя провести весь день в комнате, это вызовет вопросы. Чарльзу остаётся лишь надеяться, что ночью никто ничего не слышал. Заставив себя встать, он, переодеваясь, то и дело зависает, скованный очередным пришедшим на ум моментом из этих нескольких минут уединения, и эти оковы неловкости и стыда давят всё сильнее с каждым разом. Кое-как одевшись, Рид нервно изучает своё лицо в зеркале на предмет предательского румянца. Кто, чёрт возьми, в здравом уме станет выделывать такие номера? Конечно, он-то не в здравом уме, но не настолько же! От мыслей о том, что ему придётся выйти в коридор, спуститься по лестнице и, очень вероятно, встретить на этом пути Карпентера, по спине детектива пробегает холодок. В попытке успокоиться он анализирует собственные чувства и ощущения, силясь для каждого подобрать некий «антидот». Да, он поступил глупо и порывисто, но с кем такого не случается, когда пелена сна ещё не совсем спала, и чувства бурлят? Если он переживает, что нанёс человеку оскорбление, то всегда может собраться и извиниться перед ним. Грэм уже закатил бы ему скандал, если бы хотел (представить себе скандалящего Грэма оказывается невероятно трудно, однако Рид прилагает все усилия своего больного воображения). Значит, он тоже предпочитает просто забыть это. Как сон. Очень странный, но сон. Так и следует к этому относиться. А когда к Карпентеру вернётся память, этот эпизод перестанет быть таким… странным. И всё же, Чарльз не может перестать корить себя – за то, что ему понравилось. За мысли о том, что именно этого ему не хватало последние недели: забыться в чужих руках, отринуть все проблемы, будто они где-то далеко-далеко, позволить всем тяжёлым мыслям утонуть в жарком тумане. Не самое удачное время он выбрал, чтобы расслабиться. Он не выплатил ни одного долга, огромный ворох бед остаётся нетронутым. Вдобавок, Грэм ничего не помнит о том, что их связывало. И где гарантии, что такой бездумный жест ничего не испортит? Что Грэм, ошарашенный его порывом, не решит от него дистанцироваться – и весь труд насмарку?.. Панические размышления Рида прерывает стук в дверь, заставляющий его вздрогнуть и нервно вцепиться в рубашку у себя на груди. Сделав глубокий вдох и на мгновение прикрыв глаза, он поворачивается на звук: – Кто там? Вместо ответа дверь открывается, и в комнату заглядывает Джонс. Судя по довольному лицу, он отлично выспался, и настроение у него на высоте. Детектив изо всех сил заставляет себя не искать в этой улыбке никаких других намёков на возможные причины его довольства. – Доброе утро. А я думал, вы спите. Завтрак стынет давно… – Уильям чуть прищуривается, разглядывая лицо Рида. – Что за потерянный вид? Снова плохо спали ночью? – Доброе… да, – Чарльз неуверенно отмахивается, – опять всю ночь снилась всякая ерунда, мысли немного путаются... Горячий кофе должен это исцелить. Я сейчас спущусь. – Ждём. И лучше не задерживайтесь, Бенджамин не выносит нарушений распорядка, – окинув комнату взглядом, Джонс исчезает в коридоре. Рид выдыхает с облегчением. Тот явно не заметил ничего странного, значит, Чарльз выглядит не хуже, чем всегда. И ничего не слышал ночью, раз никаких комментариев не поступило. «Либо он просто тактичный, и на самом деле ты в такой глубокой заднице, какую не сможешь себе представить». Ничего страшного не встречает детектива на пути к лестнице, зато припозднившийся завтрак оказывается настоящим скопищем ужасов. Первый, на кого Чарльз обращает внимание, подойдя к столу – Грэм. Он бросает на Рида короткий взгляд, стремительно бледнеет и опускает глаза в тарелку. Жалкие искры надежды на то, что случившееся ночью было не более, чем реалистичным видением, затухают сразу же. Не менее трудно смотреть на Бенджамина – вроде бы хмурого, как обычно, но пробудившейся паранойе детектива мерещится, будто он ещё более недоволен им, чем обычно. – Как самочувствие, мистер Рид? – внезапный вопрос управляющего едва не заставляет Чарльза уронить тост, который он как раз собирался торопливо поглотить. – Голова не болит? – Отличное, спасибо, – насторожено отвечает Чарльз, неохотно переводя взгляд на собеседника. – Не болит. И нос тоже, если вам интересно. – Чудесно. Потому что у нас возник недостаток рабочих рук… И я вспомнил о том интересном предложении, которое выдвигал мистер Джонс, когда вы здесь только появились… Детектив беспомощно косится на Карпентера, но тот явно поглощён какими-то своими мыслями и разговора не слышит вовсе: его взгляд замер на чашке с чаем, и смотрит он куда-то сквозь неё. Вряд ли есть смысл искать в нём защитника от добровольно-принудительной трудовой терапии. Да и так ли плохо будет потратить немного времени на перетаскивание картошки из подвала? Говорят, изнуряющий труд помогает избавиться от тревожных размышлений, очистить разум и привести мысли в порядок. Риду нужно поскорее прийти в себя, ведь стыд стыдом, а грядущий серьёзный разговор о прошлом никто не отменял… как и необходимость что-то сделать с письмом, мирно покоящимся в ящике чужого рабочего стола. Для построения хорошего плана действий нужно иметь трезвую голову. – И какую работу вы хотите мне предложить? Снова переноску овощей? – стараясь выглядеть уверенным, Чарльз откидывается на спинку стула. – Или сразу поиск пропавших мешков? – Нет, кое-что ближе к вашему прошлому занятию. У нас не хватает курьеров, которые могли бы спокойно перемещаться по городу, зная, что им не придётся срочно бросать дела и бежать сюда или ещё куда, чтобы помочь. А у нас есть несколько письменных распоряжений, которые необходимо передать… заодно развеетесь. Солёный воздух творит чудеса. Будто впервые обратив внимание на тему разговора, Грэм вдруг поворачивает голову к Бенджамину. – Там холодно и мокро, – неуверенно и тихо говорит он, слабо хмурясь. – Это не беда. Тёплая одежда мистера Рида вычищена и даже высохла. Для глубоких мест готовы предоставить резиновые сапоги и лодку… – заверил его управляющий и, подумав, добавил: – Я обещаю тебе, что не буду давать ему ничего тяжёлого. Но раз ты хочешь, чтобы он поправился, ему не помешают прогулки. – … А мне можно выйти? – неожиданно спрашивает Карпентер, чуть склонив голову набок. Бенджамин смотрит на него с явным сомнением. – Если тебе кажется, что у тебя достаточно сил… – тянет он тоном, намекающим, что ему, с одной стороны, неловко возразить, когда на него так выжидающе смотрят, с другой – идея не вызывает у него особого энтузиазма. – Я недалеко. Хотя бы во двор… – просит Грэм с какими-то смутными паническими нотками в голосе. – Голова гудит от домашнего воздуха, хочется глотнуть свежего... Уильям не откажется за мной присмотреть, пока ты занят. – Ладно, так и быть, – сдаётся управляющий. – Только потому, что мистер Джонс присмотрит… Я помогу тебе одеться. Что касается вас, мистер Рид, если работа курьера не вызывает у вас возражений… – Не вызывает, – торопливо вставляет Чарльз. – … то я чуть позже зайду к вам с более точными распоряжениями. Грэм, допивай спокойно чай и приходи, когда будешь готов… Я пойду пока разъясню ребятам их дела на сегодня, – поднявшись из-за стола, Бенджамин уходит, оставляя Рида и Карпентера наедине. Последний торопливо, вопреки словам управляющего, опустошает чашку, избегая смотреть на своего соседа. Тот отвечает ему деликатной взаимностью, и вскоре остаётся за столом в полном одиночестве. Большими глотками выпивая свой слегка остывший кофе, Чарльз нервно думает о том, что он отлично понимает Грэма с его «гудящей головой». Только дело тут вовсе не в домашнем воздухе.***
Прежде, чем Карпентеру удаётся оказаться на улице, ему приходится ещё немного подождать. Задний двор поместья не использовался для прогулок, кажется, с самого Потопа и давно пришёл в унылое запустение. Потоки воды чудом не разрушили беседку, и качели, хоть и издают душераздирающий скрип, пока не осыпались кучкой сплошной ржавчины, однако общая картина размытой серой грязи вместо газона и голых стволов деревьев нагоняет тоску. Следуя распоряжениям Бенджамина, рабочие пытаются привести здесь всё в относительный порядок, что по большей части сводится к торопливому вытиранию всех поверхностей, на которые можно присесть, и утеплению сидений конкретно беседки. Выйдя, наконец, с чёрного хода, Грэм, одетый в тёплые сапоги, брюки, свитер, пальто, шляпу и поверх всего этого укутанный длинным шарфом чувствует себя пятилетним ребёнком, которого родители впервые решили сводить на прогулку. Джонс остаётся стоять у стены дома, наблюдая за тем, как его друг медленным шагом обходит двор по периметру, готовый кидаться и ловить его, если он потеряет равновесие. Тем не менее, Карпентер весьма успешно завершает полукруг возле качелей, на которые задумчиво смотрит, прежде чем неловко, отчаянно цепляясь за подлокотник, опустить на сиденье. – … Ты как, хочешь побыть один или лучше за тобой присмотреть? – спрашивает Уильям, отлепляясь от стены. Грэм слабо улыбается его проницательности, столь необходимой сейчас. – Да, я хотел бы немного подумать в одиночестве… Но ты обещал Бенджамину присмотреть за мной, верно? – Я могу отойти, а пока ты спокойно сидишь, с тобой ничего не случится… – Джонс переводит взгляд на беседку. – Скажем, я захотел организовать тебе тут горячий чай на свежем воздухе… Долго возиться не смогу, ты себе что-нибудь отморозишь. – Спасибо. Мне нужно только минут пятнадцать тишины… – Это устроить легко. Отдыхай спокойно. Оставшись без надзора, Карпентер откидывается на спинку качелей и шумно вздыхает. Кажется, на улице ему действительно стало легче. Здесь ему хотя бы ничего не напоминает о сегодняшней ночи. От мыслей о постыдности произошедшего щёки невольно розовеют (Грэм надеется, что случайные свидетели спишут это на холодную погоду). Попытки сосредоточиться и проанализировать собственные действия терпят полный крах. На границе сознания мелькает что-то далёкое, забытое – и ускользает. Руки начинают дрожать сильнее обычного, пальцы вцепляются в конец шарфа, чтобы немного унять тремор. Грэм изо всех сил гонит от себя мысли о том, какие противоречивые чувства порождают эти воспоминания. Ведь их список далеко не ограничивается стыдом и страхом… Запрокинув голову, он поднимает взгляд к хмурому небу Окмонта. Тяжёлые тучи не то лениво плывут куда-то, не то намертво зависли над городом. Карпентер не может припомнить, когда здесь в последний раз был обычный солнечный день. Вид этой плотной, будто давящей на глаза подушки нагоняет тоску. Прикрыв глаз, Грэм старается сосредоточиться на совершенно другой, не менее занимательной мысли, которую он обещал себе додумать, когда только проснулся сегодня утром. После всех будоражащих мозг и сердце событий ему приснился очередной странный сон.***
Завершив пристальное изучение тлеющего кончика сигареты, Пирс переводит взгляд на Карпентера. Тот сидит в несколько непривычной позе. Обычно он напоминал школьника своей идеальной осанкой и привычкой класть руки на стол – теперь же он, отодвинувшись на стуле, сильно горбится, обхватив голову руками. Это происходит в полной тишине, не слышно даже чужого дыхания. Затянувшись, Эдвард нетерпеливо спрашивает: – Ну? Чужие плечи вздрагивают, но Грэм по-прежнему не издаёт ни звука. Хмыкнув, Пирс выпускает в потолок очередное колечко дыма. – Комментариев не будет? – молчание. – Ничего страшного же не произошло. Можно сказать, ты просто выглянул в окошко. Или высунул туда голову. Прямо навстречу приключениям. Знал бы я, что тебе именно это нужно – не поленился бы, прошёлся до снов Чарльза и лично сказал бы ему, как именно следует поступать, чтобы починить тебе голову. – Нельзя выходить из комнаты, – вдруг выдаёт Карпентер напряжённо и глухо, не разгибаясь. Голова горит, и он плотнее прижимает к ней дрожащие ладони. – Нельзя. Невозможно. Запретно… – Ты уже не маленький мальчик, чтобы тебе что-то запрещать. Тем более, когда речь заходит о… – Ничего этого не было. Не было, – перебивает Грэм. – Это был… сон. Галлюцинация. Видение. Я это всё себе придумал, – он сжимается ещё сильнее, и Эдвард со смутной тревогой замечает, как он вцепляется в собственные волосы и тянет. – Да… просто придумал. – Эй, эй. Давай без истерик, – Пирс приподнимается из-за стола. – Нет никаких причин для паники. Всё нормально, – он косится на чёрную лохматую тень на стене. – Ничего страшного не случилось, чёрт возьми. Ты вышел. На несколько минут. Пустяк. Никто тебя не собирается за это наказывать. Слышится дрожащий вздох. Эдвард раздражённо сплёвывает в сторону. Только слёз ему здесь не хватало, особенно из-за такого пустяка. – Она всё видела… – стонет Карпентер, и Пирс озадаченно хмурится. До сих пор тот не демонстрировал ни малейшей осведомлённости о своей спутнице, и он не знает, стоит ли считать это признаком выздоровления или же сигналом, что что-то идёт не так. – Она захочет… Господи, голова… так больно… Резким движением Эдвард окончательно встаёт, заметив, как когтистые лапы тени отделяются от стены, и нашаривая на поясе кобуру. Всё это зашло слишком далеко, чтобы позволять ей снова взять и снова затянуть цепь потуже, мешая им двигаться вперёд. Однако он всё равно движется слишком медленно. Доставая оружие, Пирс успевает увидеть, как острые кончики когтей касаются чужих висков… А потом Грэм просыпается.