One person's lie is just another man's truth We got done running from the devil, but the devil was you Every time I see the light, I'm falling deeper in debt If I've never seen the good how can I come to an end?*
– Значит, мистер Карпентер… Мистер Грэм Карпентер… – проведя пальцем по желтоватой странице журнала, Грант внимательно изучает записи, сделанные напротив нужного имени почерком настолько мелким, что непонятно, как он вообще может что-то там разбирать, и исчезает за стойкой. – Прекрасный пациент, причём во всех отношениях! Если бы у нас вся больница была набита такими, моя работа была бы намного проще… – Это вы о чём? – осторожно интересуется Рид, с опаской наблюдая за тем, как перед ним в ряд выстраиваются разноцветные пузырьки с непонятными жидкостями и пилюлями. Пока среди них он может отличить только хорошо знакомое ему успокоительное. – Не занимает койку? – О, не только этим! Мистер Карпентер всегда поразительно быстро восстанавливается… Пословица «заживает, как на собаке» была придумана именно про него. – Смею не согласиться с вами полностью насчёт восстановления. Приостановив поиск, Грант бросает на детектива сверкающий взгляд из-за края стойки и снова ныряет в глубины ящичков. – Вам прекрасно известно, мистер Рид, что я – не психиатр, и за сохранность его рассудка не отвечаю. По этим вопросам обращайтесь к местным мозгоправам, уверен, что адрес лечебницы вам хорошо знаком… Я осматривал мистера Карпентера, когда он только вернулся к нам с фронтов. К тому моменту от его ранений остались только шрамы, а там было, чему долго заживать, поверьте! Пусть прошло несколько месяцев, судя по отчётам, предоставленным полевым и парижскими врачами, он довольно рано встал с койки для человека, которому чуть не снесло половину черепа… Да где же оно? – резко поднявшись на ноги, Грант отходит от стойки и, распахнув дверь подсобки заглядывает внутрь. – Мистер Хилл!.. А мистер Хилл куда запропастился? Мистер Хилл! На громкий призыв, брошенный уже в пустоту приёмной, откликаются: слышатся шаги по лестнице, и из подвала поднимается человек. Рид не припоминает, чтобы видел его тут раньше: средних лет, очень тощий, отчего больничная форма несколько висит на нём, обладатель белых, как снег, волос. Незнакомец бросает быстрый взгляд сперва на посетителя, потом на доктора. – Чем я могу помочь? – спрашивает он негромко и мягко, сцепив руки в замок. – Я убирался в операционной. – Нигде не могу найти моё фирменное средство. У нас не осталось запасов в кладовой, вы не помните? – Кажется, оставалось несколько пузырьков… Сейчас принесу! – спустившись обратно в подвал, мистер Хилл через пару минут появляется перед ними вновь, держа в руке смутно знакомую Чарльзу бутылочку. – Да, вот оно! – торжествующий Грант спешит забрать лекарство и присоединить его к остальным. – Спасибо большое, Хилл, вы свободны. Что-нибудь ещё, мистер Рид? Детектив лишь отрицательно качает головой, аккуратно складывая всю стеклотару в рюкзак. Распрощавшись с доктором, Рид спешит выйти на улицу. Оказавшись на крыльце больницы, он снимает с плеч свою ношу, чтобы найти среди множества лекарств то заветное, которое его смутило. Внимательно изучив этикетку, Чарльз громко фыркает. Ну, конечно. «Средство от всех видов гельминтов, принимать по ложке в день». Памятуя о том, какой чудесный эффект на него произвело это чудо-средство, детектив отправляет пузырёк в ближайшую мусорку, не без наслаждения слушая, как тот глухо звякает, разбиваясь. – Как здоровье мистера Карпентера? Крупно вздрогнув, Рид резко разворачивается, чтобы нос к носу столкнуться с бледным незнакомцем. Оказавшись настолько близко, Чарльз невольно подмечает, что глаза у него странного красноватого цвета. Хилл смотрит спокойно и будто бы слегка сонно, чуть покачиваясь взад-вперёд. – … Он идёт на поправку, – детектив торопливо надевает рюкзак обратно. – А откуда вы знаете, для кого лекарства? – Я посмотрел в журнал, – Хилл пожимает плечами. – Но мне и без этого известно, что вы с ним знакомы. Легко было сделать соответствующие выводы. – Значит, вы меня знаете? – Да. Мой брат упоминал вас, во время моего последнего визита. Вы должны хорошо его помнить. Его зовут Джозеф, он археолог. По спине детектива пробегает неприятный холодок, и он слабо хмурится, поправляя лямки. – Он… не упоминал, что у него есть брат. – Джозеф не любит говорить обо мне. Как и об остальных родственниках тоже, впрочем… Но вы не волнуйтесь, мы с ним не настолько близки, как хотелось бы… – Хилл выдерживает короткую паузу, а потом чуть улыбается. – И насчёт пузырька тоже не переживайте. Я ничего не скажу доктору. – Спасибо. Не хотелось бы выслушивать от него лекцию, – Чарльз шумно вздыхает, на мгновение подняв глаза к небу. – Что ж, рад знакомству, мистер Хилл. Пока вы смотритесь более приятным человеком, чем ваш брат, не в обиду будь сказано. – Да, я тоже очень рад… Что-то мне подсказывает, что нам с вами ещё придётся встретиться в будущем. Я знаю, что Джозеф бывает сложным в общении… Но вот с ним вы вряд ли увидитесь снова. Он погружён в какие-то очередные исследования мумий. – Обе новости скорее хорошие для меня, чем плохие. Всегда рад продлить приятное знакомство. А теперь мне пора бежать… Надеюсь, в следующий раз мы сможем поговорить подольше, – пожав, с большой осторожностью, на прощание сухую бледную ладонь, детектив поспешил исчезнуть в ближайшем переулке.***
По пути к полицейскому участку Рид никак не может выкинуть из головы эту странную встречу. Ему в голову не приходило, что у Джозефа есть брат – и он не уверен, как к этой новости следует относиться. Странно было бы позволять чужому преступлению бросать свою тень на невиновного человека. Чарльз так глубоко погружается в анализ, что, пройдя в участок, автоматически направляется прямиком к архивам, под озадаченным взглядом Лайонса. Опешив от такой наглости, капитан не сразу следует за ним, какое-то время молча наблюдая, как детектив не глядя отодвигает ящики и проводит пальцами по карточкам. Скрестив руки на груди, Калеб достаточно громко и недовольно прочищает горло. На Рида это не производит ни малейшего впечатления. – Надо же, – нарочито громко, будто обращаясь к глухому, говорит Лайонс, – а говорили, что вы уехали. Услышав знакомый сварливый тон, Чарльз замирает с отчётом у глаз. Аккуратно вернув бумагу на место, он медленно, с некоторой опаской, разворачивается, чтобы узреть знакомого стража порядка и убедиться, что ему не послышалось. Лайонс выглядит ещё злее, чем обычно, и Риду приходится лихорадочно соображать, чем бы этот гнев быстренько смягчить. – Здравствуйте, офицер. Я вас не заметил, – тянет он, успокаивая себя мыслью о пистолете, который он взял с собой на тот случай, если придётся застрелить вайлбиста-другого. Вряд ли придётся отбиваться от капитана при помощи оружия, однако его мрачный взгляд не предвещает ничего хорошего. – Знаете, я ни капли не удивлён, что светочу гениальности в вашем лице по-прежнему нет дела до простых смертных, – всё ещё держа руки скрещёнными, Калеб небрежно опирается о стол. – Какими судьбами снова в нашем участке? – Меня прислал мистер Карпентер, посмотреть кое-какие отчёты и сделать записи. Мне сказали, вы в курсе… – при этих словах в глазах Лайонса появляется какой-то нехороший блеск, и детектив на всякий случай делает маленький шажок в сторону от шкафа. – Значит, за отчётами… Я бы подозревал другое. Очевидно, мистер Карпентер по-прежнему верит, что в вас остались некие крохи порядочности. Пусть я его мнения не разделяю, с моей точки зрения добровольное признание вины всегда лучше выбитого насильно… Повисает тишина. Чарльз смотрит на капитана как на буйнопомешанного и нервно поправляет шляпу. Хотя эпидемии безумия уже давно следовало сойти на нет, видимо, какие-то жертвы появляются и по сей день. Либо же Лайонс настолько злопамятный, что до сих пор припоминает Риду тот длинный список проступков, который гордо зачитывал ему во время его заключения. – Признание в чём? – интересуется детектив, коротко покосившись на лежащие у пристенных лавок ножные кандалы. Не хватает ему ещё застрять здесь, потому что у местного слуги закона шило в заднице зашевелилось при виде «преступника», улизнувшего из его когтей. – В поджоге, разумеется, – видя, как вытягивается лицо Чарльза, Калеб довольно ухмыляется, – можете не тратить время на оправдания и возмущение, – он поднимает руку и начинает демонстративно загибать пальцы один за другим, – первое, прибывшие пожарные видели вас неподалёку от Церкви Святого Михаила. Второе, этот пожар не был случайностью, на месте была найдена обгоревшая канистра из-под бензина. Третье: ни один местный житель не имел мотива поджигать Церковь с Карпентером внутри, такое могло прийти в голову только чужаку… Особенно если это, скажем, бывший пациент психиатрической лечебницы… Понимая, куда всё это идёт, Рид приходит к выводу, что конца речи ему лучше не дожидаться. Осторожными, мелкими шажками он сдвигается вбок вдоль шкафа, рассчитывая обойти капитана по дуге. Тот не двигается с места, но внимательно следит за его перемещениями. Детектив замечает, как он напрягается, готовый в любой момент совершить рывок. О, велеречивый страж порядка, ты даже не представляешь себе, насколько глубоко ошибаешься… – Почему не подозреваете, что это какие-нибудь бандитские разборки? – спрашивает Чарльз, намереваясь немного отвлечь Калеба. – Вам не хуже меня известно, что Карпентеры руководили местным криминалом. Это мог быть банальный протест против смены руководства. – Этого я не подозреваю потому, что Карпентер не пошёл бы один в Церковь с кем попало, – парирует капитан. – Это должен был быть кто-то, кому он доверял. От кого не ждал бы подвоха… Не знаю, что за ссора у вас с ним вышла, но не думайте, будто меня привели в восторг ваши доказательства по делу убийства Ван дер Берга. Фотография пистолета в кучке окровавленной одежды, серьёзно? Нам пришлось проглотить это только потому, что Карпентер решительно настаивал… – небрежно оттолкнувшись от стола, он выпрямляется, прожигая взглядом Рида, к тому моменту преодолевшего половину пути до спасительной двери в коридор. – Не сомневаюсь, что он знал правду о произошедшем. – Капитан Лайонс, – чеканит Рид, подобравшись, – я хочу дать вам напоследок очень полезный совет: прекратите выставлять себя идиотом, уйдите из полиции и займитесь шитьём. Ей-богу, эта работа вам больше подходит. И, буквально оттолкнувшись от стены, Чарльз срывается с места, на бегу уворачиваясь от метнувшегося ему наперерез Калеба. Хлопнув дверью, он вылетает на улицу и, не сбавляя хода, бежит дальше по улице. В спину ему доносится звонкая трель полицейского свистка – он не оборачивается и не замедляется, пока не обнаруживает себя в каком-то грязном переулке в нескольких кварталах от участка. Убедившись, что за ним никто не гонится, Рид устало приваливается к сырой стене, стараясь дышать медленно и глубоко. Что ж, теперь путь в полицию ему закрыт… Добраться бы теперь целым до особняка, а по дороге магическим образом завершить последнее дело из списка. Тем более, что его, как самое неприятное, он приберёг напоследок.***
Вынырнув из пучин своих мыслей, Грэм обнаруживает Джонса завершающим благоустройство беседки. После тех воспоминаний, в которых ему пришлось копаться, такая картина выглядит умиротворяющей и манящей. Не такое это приятное занятие, разбирать по кусочку собственные запутанные кошмары, пытаясь понять, что они могут значить – Карпентер с лёгкостью отпускает их, неловко поднимаясь со скрипящих качелей. Расположившись на сиденье, он снимает с рук перчатки и осторожно обхватывает ими горячую чашку. Тепло бежит по озябшим от неподвижности пальцам, и Грэм слабо улыбается, глядя на своё размытое отражение в поверхности чая. Уильям присаживается рядом с ним и терпеливо ждёт, пока Карпентер сделает первый глоток, прежде чем обратиться к нему: – Грэм, нам нужно поговорить. Это важно. Озадаченный внезапной серьёзностью его тона, Грэм опускает чашку обратно на блюдце и переводит на Джонса взгляд единственного глаза. – Я внимательно тебя слушаю, Уильям. – Это касается твоих… Провалов в памяти, – осторожно начинает Джонс и зачем-то лезет в нагрудный карман. – Помнишь, мы это обсуждали? Ты говорил, что тебя беспокоит, будто ты не можешь вспомнить что-то важное, что помнят остальные, – Грэм согласно кивает. Разумеется, он отлично помнит этот разговор. Чуть нахмурившись, Уильям достаёт из кармана сложенный вчетверо листок. – Я нашёл это в твоём кабинете, – говорит он, протягивая листок Карпентеру. Тот осторожно берёт его двумя пальцами и разглядывает, но не находит в нём ничего знакомого. – Похоже, он содержит ответы на многие твои вопросы. – … Ты хочешь, чтобы я прочитал? – тихо спрашивает Грэм и начинает было разворачивать лист, как вдруг Уильям мягко ловит его пальцы, останавливая. – Я хочу, чтобы ты подумал, стоит ли тебе его читать, – он коротко вздыхает. – Иногда правда может ранить, тебе это хорошо известно. Может, ты ничего не вспомнишь, прочтя это письмо. Может, ты вспомнишь всё, что забылось, и я предупреждаю: это будет больно. Я знаю, что забвение ничуть не лучше, но советую тебе подумать… И, если решишься, сделать это у себя в комнате. Если тебе страшно одному, можешь позвать меня. Грэм переводит взгляд с Джонса на листок и обратно. Прежде у его друга не наблюдалось привычки говорить загадками. Значит, подсказка действительно важная… и действительно страшная. Решив довериться интуиции старого товарища, он прячет послание в карман, не разворачивая. – Хорошо, Уильям… Я подумаю над твоими словами.***
Театр «Корона» остался таким же подозрительным на вид местом, каким и был. Поднявшись на крыльцо, Рид бросает взгляды по сторонам, убеждаясь, что за ним никто не следит. Только после этого он поворачивает ручку и толкает дверь, надеясь лишь, что за ней его не ждёт очередной убийственный спектакль. В зале оказывается пусто и тихо. Но хозяин сего культурного заведения, следуя своим увлечениям, обнаруживается сидящим в кресле на сцене. Для полноты образа театрального злодея Йоханнесу не хватает только черепа на коленях. При виде детектива он радушно улыбается. В его улыбке сквозит что-то змеиное. – Честно сказать, я не ожидал, что вы явитесь ко мне так скоро, мистер Рид, – он деловито поправляет очки и прищуривается. – Добро пожаловать в мою скромную обитель. Чем могу быть вам полезен? – Я бы с удовольствием оттянул бы нашу встречу, но меня послали к вам с поручением, – вынув из-за пазухи конверт, Чарльз поднимается на сцену и аккуратно протягивает его Ван дер Бергу. Тот хватает письмо нарочито резко, заставляя детектива отшатнуться, и коротко смеётся. – Возвращаетесь к работе? Похвально, похвально… Не тряситесь, я не настолько злопамятный, чтобы ломать вам шею. К тому же, это грубо и скучно… – распечатав письмо, мистик погружается в чтение, чтобы через несколько мгновений всплеснуть руками, состроив виноватую рожицу. – Вижу, дорогой Бенджамин всё ещё надеется получить от меня помощь… – Какую помощь? – настораживается Рид, хмурясь. Йоханнес отвечает ему улыбкой. – Господин управляющий доверяет мне больше, чем работникам местной лечебницы, когда речь заходит о нервных болезнях, вот и всё. Как вы знаете, я неплохой специалист в этом вопросе… Я не буду писать, это будет напрасной тратой чернил, передадите мой ответ устно. Нет, я не могу помочь моему милому Грэму прекратить терять сознание, но! – Ван дер Берг поднимает палец к потолку. – Кое-кто другой… Если, конечно, его присутствие будет уместно… – он смотрит на детектива в упор. – Сумеет дать полезный совет, как найти дорогу к спасению. Имя этого чудотворца – Артур Хилл. – Хилл? – переспрашивает Чарльз. – Не тот ли, который санитар в больнице? – Вижу, вы уже познакомились, какая удача! Да, Артур работает в больнице, когда у него есть свободное время. Но сердце его принадлежит другому занятию, – разложив письмо у себя на коленях, Ван дер Берг принимается что-то из него складывать, – я бы назвал это чем-то средним между химией и фармацевтикой. Скажем так, мистер Хилл отлично осведомлён, какими путями можно покинуть этот мир… И уйти в другой, более совершенный. Протяните-ка руку. Не бойтесь, я не кусаюсь. Хмурясь всё сильнее с каждой секундой, Рид рискует протянуть Йоханнесу свою раскрытую ладонь. Повозившись ещё немного, он бережно укладывает на неё небольшую бумажную фигурку крысы. – Хватит с вас моих подсказок, мистер Рид. Передадите Бенджамину всё в точности… Если не захотите случайно сами последовать моему совету. Только берегитесь острых зубов.