All my nightmares show my eternal pain Devastation eating away my brain With no victims who can I really blame?*
Возле фонтана на до противного долгую минуту воцаряется абсолютная тишина, только вода едва слышно журчит, стекая по краю верхней чаши. Чарльз переводит взгляд с одного незнакомого лица на другое, ожидая каких-то объяснений. Оба посетителя беседки молчат – видимо, в свою очередь, ожидая от него вопросов, на которые они могли бы ответить. Либо Рид, по их мнению, тоже должен им что-то объяснить. Например, как он сюда попал, где его носило и куда пропал Артур. Такие вопросы он сам задал бы кому-то, вроде себя, назначив встречу в таком странном месте. Однако эти двое не спешат подавать голос, и детектив не выдерживает первым. – И кто же вы, господа, такие? – спрашивает он со сдержанным недовольством, нервно одёргивая рукава рубашки. – Какое у вас ко мне дело? Что вы хотели со мной обсудить? – Кто мы такие – не так важно, – деловым тоном отвечает блондин. Черноволосый хмурится ещё сильнее и скрещивает руки на груди. – Для удобства обращения вам достаточно будет знать, что я – Жрец, а мой сосед – Проводник. Нас ведёт общая с вами цель: привести всё это недоразумение к логическому концу. – Поздновато же вы подключились… – ворчит Рид, невольно припоминая свои первые дни в поместье. Вот уж когда ему не помешала бы помощь от каких-то невнятных сущностей из снов. Жрец на эти слова чуть прищуривается. – В самом деле, мистер Рид? – с явно наигранным удивлением в голосе, он захлопывает книгу чуть более резким движением, чем следовало. – Право, нам неловко. Как вы думаете, сколько мы уже наблюдаем это безобразие? – Понятия не имею, я вас раньше не видел, – огрызается Чарльз, не желая сдавать позиции перед лицом чужого откровенного сарказма. – «Чего не вижу, того и нет»? Эта тактика не срабатывает даже на монстре из шкафа. Кстати, капканы на них тоже не работают, – ехидно замечает блондин, заставляя детектива слегка порозоветь и громко прочистить горло. После этого комментария к нему возвращается прежняя серьёзность. – Чтобы держать вас в курсе событий… Наше вмешательство не ограничивается этой личной встречей, которой пришлось так долго ждать. Моё в частности. Как вы думаете, сколько усилий надо приложить, даже персоне моего уровня, чтобы создать настолько уникальное стечение обстоятельств? Да ещё и вписать туда личность, так глубоко увязшую в своей депрессии, как вы! Пришлось поиграться с вероятностями, мистер Рид. Чтобы та газета оказалась у вас под рукой. Чтобы мистер Джонс проходил за забором именно в тот момент, когда вы трусливо сбежите от последствий своих поступков. Чтобы письмо, в конце концов, было прочитано в удачный момент… – Жрец, – перебивает его Проводник, недовольно глядя на приоткрывшего рот Чарльза, – потом расскажешь ему о своей гениальной схеме. Мы теряем время. Мы уже потеряли предостаточно. – Мой невольный коллега всегда здесь, чтобы напомнить мне о пунктуальности, – Жрец коротко вздыхает. – Неужели ты думаешь, Монро, что я бы начал этот разговор, не будучи уверенным, что уложусь в отведённое нам время? Но я понимаю. Ты беспокоишься. Оставим разбор манипуляций со случайностями на потом… – он вновь обращает свой взгляд к Риду. – Проводник доведёт вас до убежища, созданного Матерью. Как только вы закончите… – Матерью? – вставляет Чарльз. Жрец хмурится. – Да, Великой Матерью Шуб-Ниггурат, если вам угодно слышать полный титул. Возвращаясь к актуальному вопросу… Как только вы сможете войти, каждый из вас заберёт того, кого ему положено. И вы покинете Мир Сновидений. Я понадеюсь, для того, чтобы больше сюда не вернуться. – А как я с ней… – Всё поймёте на месте. Монро, я оставляю мистера Рида на тебя, – прижав книгу к груди, блондин встаёт на ноги и приглаживает складки на брюках. – Дальше вы должны разобраться без меня. Желаю удачи. – Погодите! У меня ещё есть вопросы! – Чарльз порывается схватить Жреца за рукав, чтобы не дать ему уйти, но наталкивается на такой холодный взгляд, что всё его тело разом цепенеет. – Все ответы ждут вас там же, – лёгким жестом Жрец открывает в воздухе перед собой светящийся проём. – Прощайте, мистер Рид. Надеюсь, мы больше не встретимся.***
Уловить момент появления тьмы, мигом поглотившей всё вокруг, Чарльзу не удаётся. Переход от солнечного света к мраку моментально смазывается в памяти: только он шагает по зелёной траве следом за Проводником, не пожелавшим проронить по пути ни слова, как вдруг трава исчезает, оставив только смутное ощущение опоры под ногами. Беспомощно оглядываясь, Рид пытается окликнуть своего спутника – изо рта не выходит ни единого звука. Темнота кажется такой густой, что её затхлый привкус оседает на языке с каждым вдохом. Эта мучительная тишина длится мгновения – или годы, сон уничтожает адекватное восприятие времени. Но вот вспыхивает первая искра. Из неё вырастает язычок пламени, который за секунды разрастается гигантским костром. В нос ударяет запах гари, лицо Чарльза обдаёт жаром смертельно близкого пожара. Он пытается отступить, прикрывая глаза рукой, но его подошвы будто увязли в клее. Ужас сжимает сердце до крохотной, бешено пульсирующей точки, когда из пламени появляется знакомая тень и предстаёт перед потрясённым детективом, ухмыляясь. Отблески пляшут на неестественно белых острых зубах, огонь короной опоясывает взлохмаченные волосы, искры путаются в бороде. Сажа чёрными полосами оседает на плаще и брюках, создавая какой-то немыслимый, безумный узор. Эдвард Пирс. Только не снова. Пожалуйста. Я не могу проснуться… Я не могу проснуться сейчас… Особенно так… Чарльз заставляет себя опустить руку, невольно сжимая ладонь, пронзая ногтями кожу на внутренней стороне. Пирс смотрит на него в упор, не двигаясь. И Рид неожиданно замечает, что сейчас его взгляд скрывает нечто совершенно иное, чем прежде. Никогда, ни в одном, даже самом страшном кошмаре, у него не было таких глаз. Чужих. – Ты… – хрипло выдыхает Рид, нервно облизнув губы. – Ты не он… Порывистым движением Эдвард запрокидывает голову и смеётся. Его смех громом разносится по темноте. Она отвечает визгом и топотом. Когда он, поутихнув, опускает взгляд на Чарльза, тот обнаруживает, что его глаза изменились окончательно. Эти жёлтые очи с толстым горизонтальным зрачком Рид видит впервые – но узнаёт, ведомый сверхъестественным наитием. По спине пробегают ледяные мурашки, с тем, как он едва слышно шепчет: – Великая Мать. Силуэт Пирса будто идёт волнами, словно лист бумаги, трепещущий над пламенем камина. Его черты искажаются, он пухнет, изгибается, увеличиваясь в десятки раз. На голове прорезываются и за несколько секунд вытягиваются массивные витые рога, кончики которых теряются где-то в темноте. Перед детективом возникает силуэт огромной, аморфной козы, подсвеченный по-прежнему бушующим у неё за спиной алым пламенем. Множество жёлтых глаз и влажно блестящих ртов возникают по всему её телу. Изящно изогнутые ноги, заканчивающиеся острыми копытами, выглядывают из-под пучков щупалец. Прямоугольные зрачки сосредотачиваются на крошечной фигурке задыхающегося от ужаса детектива. – Но почему… Как… – хрипит он, невольно сжимаясь под непроницаемым взглядом древнего божества. – Я уничтожил храм… И то, что там было, тоже… Я своими руками… Ты растерзал моё лоно, Провидец. Убил моих детей. Разогнал верных слуг. Голос Матери звучит у Чарльза в голове, пронзая виски болью, и одновременно он – везде. Это смесь козлиного блеянья с рычанием опасного неведомого хищника. Ты чуть не лишил меня возлюбленного сына, с которым мы связаны кровно. – Сына? Я не понимаю… – Чарльз с трудом делает свистящий вдох. – Ты украла у Грэма разум… Это из-за тебя он застрял здесь! – праведный гнев помогает отогнать удушающую пелену, но следующие слова Козы сгущают её ещё сильнее. Я исполняю его желание. Тишина. Детектив смотрит на божество с тупым непониманием животного, у которого убрали из-под носа миску с едой. Ответ приходит, даже если вопроса так и не звучит. Он пожелал, чтобы боль ушла и страдания прекратились. Я выполнила его желание. Как он выполнил моё, принеся в жертву Старое ради рождения Нового. Ребёнок, пожертвовавший родителем, поддерживает порядок вещей, установленный мной, и заслуживает награды. Этот договор такой же древний, как церковь, стоящая на пепелище. Его предок, пришедший ко мне первым, положил ему начало. – Так значит, он сам попросил тебя… – Чарльз чувствует, как на глаза набегают колючие слёзы. Насколько глубоко в отчаянье был Грэм, раз обратился за помощью к этому? Самосожжение говорило само за себя, и всё же… Я пришла к нему, когда он нуждался во мне более всего. Он озвучил своё желание, и я его исполнила. Я следила, чтобы оно оставалось исполненным, несмотря ни на что. Но теперь… Теперь желания моего сына переменились. – Как?.. Он хочет видеть тебя. Он жаждет обладать тобой. Рвётся на волю из гнезда, которое я создала для него. Однако ты, Провидец, заставляешь меня сомневаться в том, что, исполнив эту прихоть, я действительно дам ему то, чего он желает. Стоит ли мне уничтожить тебя? Зажмурившись, Чарльз выпрямляется и расправляет плечи. Если уж принимать суд над своими чувствами от сущности, противной самому земному бытию, то с высоко поднятой головой и без страха перед последствиями. Он шёл сюда не ради этого, но, если это обозначает спасение для Карпентера, в любом возможном смысле – так тому и быть. – Раз всё это время ты была рядом, ты знаешь ответ на этот вопрос, – открыв глаза, он поднимает взгляд на угольно-чёрную морду Матери. – Несколько дней назад я сказал бы: да, стоит. Теперь я в этом сомневаюсь. Грэм не оценит моего исчезновения во второй раз, хоть ты десять раз сотри ему память. Многочисленные пасти Чёрной Козы скалятся, обнажая острые треугольные зубы. А потом её силуэт, взметнувшись чёрным вихрем, без следа исчезает в пламени. Вместо него перед детективом появляется дверь из белого дерева, по-прежнему окружённая огнём, не причиняющим ей ни малейшего вреда. «Я буду наблюдать, Провидец, – слышит Чарльз, касаясь ледяной ручки. – Не разочаруй меня снова».***
Заслышав щелчок замка, Грэм резко вскакивает с места. Пирс торопливо поднимается за ним, нащупывая в кобуре пистолет. Сам Дьявол не знает, какого гостя могло сюда принести, и готовиться стоило к худшему. Тем громче звучит невольный вздох облегчения, когда дверь открывается, и на пороге появляется знакомый силуэт в потрёпанной куртке. – Чарльз! – Карпентер неловко вылезает из-за стола, с грохотом роняя стул. Эдвард спешит отойти в сторону, чтобы не мешаться на пути, пока эти двое несутся навстречу друг другу. А ведь прежде, казалось, никаким силам не дано было оторвать Грэма от этой проклятой мебели… Заключив Карпентера в объятья, Рид издаёт приглушённый счастливый вздох, чувствуя, как сильные руки стискивают его в ответ. Но долго так стоять он не может – отстранившись, он торопливо ощупывает Грэма на предмет повреждений, внимательно и тревожно всматриваясь в его лицо, убеждаясь, что на нём не осталось и намёка от прежней отстранённости. Карпентер принимает эту тревожную проверку с мягкой улыбкой и тёплым блеском одинокого зрачка. Стоит Чарльзу замереть, как он сам подвергается ласковой атаке. Чуть дрожащие руки деликатно отодвигают полы куртки, позволяя убедиться в отсутствии кровавых следов на рубашке и жилете, а после нежные пальцы бегло пробегают по лицу, отмечая отсутствие новых шрамов. – Мистер Пирс, он пришёл! – восторженно восклицает Грэм Чарльзу за спину, заставляя его замереть. – Он действительно пришёл… Ловко поймав чужие запястья, Рид медленно и боязливо заглядывает себе за плечо. Но чудовищного козлиного силуэта там не обнаруживается. Как и тени, которую он привык видеть в своих кошмарах. Стоящий чуть поодаль Эдвард выглядит ужасно, прямо-таки катастрофически реальным. Отпустив руки Карпентера, Чарльз разворачивается и медленным шагом подходит к нему, в любой момент готовый отшатнуться. Однако, даже когда он подходит совсем близко, Пирс не приобретает никаких пугающих черт. – Вот и свиделись с тобой, кретин ты… – что за ругательство там заготовил Эдвард дальше, присутствующим узнать не дано – на удивление тяжёлая пощёчина обрывает его, заставив слегка пошатнуться. Приложив ладонь к пылающей щеке, он смотрит на Рида с удивлением. Тот весь красный, как спелый помидор, и тяжело дышит, потирая ладонь. – Действительно, как славно, – шипит он, – это значит, я наконец-то могу сказать тебе насколько же ты, МАТЬ ТВОЮ, ОХРЕНЕЛ В КРАЙ! Сперва лицо Пирса вытягивается ещё больше. А потом сухие губы растягиваются в улыбке, и он коротко смеётся – к вящему облегчению Рида, в этом хохоте не сквозит ничего зловещего. Только хорошо знакомые родные нотки. – Да уж, Рид, – Эдвард фыркает и встряхивает головой, как большой пёс. – Суицидальные бойфренды – это просто твой крест.