И насмешка богов обернётся почтенной улыбкой, И усталые пальцы отпустят упрямый курок. "Наконец-то ты понял свою основную ошибку. Обрети же покой, одинокий, усталый стрелок…"
С приветствиями покончено, и Чарльз, наконец, смотрит по сторонам, изучая обстановку комнаты, в которой оказался. По правде, изучать тут особо нечего: голые стены, окно, убогая мебель, стоящая здесь будто для галочки. Неестественное порождение разума, отличного от человеческого, которое может существовать только во сне, где все образы складываются из неясных обрывков. Мысль о том, что именно здесь Грэм проводил все ночи за последние месяцы, пускает по спине неприятный холодок. Карпентера из этого жутковатого сна отличает от настоящего отсутствие шрамов, оставленных пожаром в Церкви Святого Михаила. Чарльз до сих пор и не задумывался о том, как он привык видеть эти уродливые отметины на его руках и груди, но в этот момент их отсутствие режет глаз. И тем горше становится мысль о том, что они вернутся вместе с приходом пробуждения. Здесь у Грэма куда более осмысленный взгляд – и его, в отличие от шрамов, Рид рад забрать с собой. На мгновение ему кажется, будто тень Карпентера искажается, как от неверного света свечи, но уже через мгновение всё приходит в норму. Пирс, напротив, ни капли не изменился с тех пор, как Чарльз в последний раз видел его живым. Глядя на него сейчас, трудно осознать, что за пределами хрупкого мира сновидений этого человека больше не существует. Что его мышцы и кости превращены в прах и бережно зарыты в сырую окмонтскую землю там, где их не смогут унести жадные волны. Ведь он стоит прямо напротив Рида, смотрит слегка насмешливо, и на его лице не видно ни следа той муки, которую часто можно было заметить при жизни. Очевидно, забвение всё-таки принесло Эдварду покой. Пусть и не в той мере, в которой он его желал, когда, ища смерти, заставил Хилла пронзить свою грудь кинжалом. – Знаешь, если к Грэму у меня вопросов нет, – Чарльз задумчиво косится на невольного виновника их нынешнего интересного положения, – то насчёт тебя я никак не пойму… Как ты здесь оказался? С каких пор у тебя есть какие-то дела с этой… – припомнив грозный взгляд Шуб-Ниггурат, Рид торопливо проглатывает нелестный эпитет, – с Матерью. – У меня с ней и не было дел. Это вообще всё было… Довольно дурацкой историей, – Пирс неловко скребёт в затылке. – Как оказалось, умереть куда сложнее, чем мы себе представляем. Особенно если ты связался с какой-то оккультной чертовщиной. Может, если бы ты поштудировал некоторые книжки в местных библиотеках, оставив в покое несчастные «Легенды» – не надо на меня так смотреть – ты бы сейчас понимал происходящее лучше. Я не хочу тут грузить тебя метафизическими подробностями, но я застрял в Стране Снов. И хорошо, что застрял, потому что вы, двое кретинов, устроили там без меня настоящий цирк. Да, Карпентер, особенно ты, – Эдвард фыркает, глядя, как Грэм неловко отводит взгляд, сцепляя руки. – Стоило ожидать, что кто-то вроде тебя может отколоть подобный номер, но такого размаха я даже от тебя не ожидал. Мог ещё прибить себя к кресту на главной площади, чего уж мелочиться… – И что ты делал, оказавшись здесь? – почуяв, что этот ворчливый монолог может затянуться, Чарльз спешит вернуть Пирса к изначальной теме разговора. Пирс сбивается и, прочистив горло, продолжает: – Да, цирк… В общем, я довольно быстро понял, что его душа теперь тоже витает где-то здесь, потеряв нормальный контроль над телом. Можно сказать, для него сон и явь местами поменялись… Потому он и стал ещё более блаженный, чем обычно, если ты заметил. Похоже, воспоминания о нас обоих произвели на него такое сильное впечатление, что просто так убрать их было нельзя. – Вы же не будете утверждать, будто они не были… впечатляющими, – вставляет Грэм, которому явно становится неловко молча слушать рассуждения о самом себе. Эдвард смотрит на него будто бы с жалостью. – Ага, я в этом ни хрена не сомневаюсь, – ворчит он. – Хотя меня куда больше устраивало, как всё шло до того, как милая-милая Матушка заперла меня с тобой в этой грёбаной ловушке для крабов, потому что ей не понравилось, что я шатаюсь рядом с тобой. С той ночи ни покурить нормально, ни под луной походить – никакой посмертной романтики! Призраки отсюда и так могут выйти раз в миллион лет, медитируя перед этим неделю… Чёрт, я опять отвлекаюсь. Короче, как я уже сказал, Шуб-Ниггурат заперла меня тут. Пришлось сосредоточиться на том, чтобы попытаться прочистить мозги некоторым отбитым святошам, потому что без него я бы теперь отсюда не вышел. Могу сказать, что добился определённых успехов, – Эдвард самодовольно ухмыляется. Чарльз смотрит на его улыбку, и в его душу закрадывается некое подозрение. – Погоди, ты же не хочешь мне сейчас сказать… – едва сошедший со щёк Рида румянец вспыхивает с новой силой. – Пирс, твою мать! Вуайерист хренов! – Ты ещё скажи, что тебе не понравилось, – Эдвард насмешливо хмыкает, скрещивая руки на груди. – Между прочим, это был значительный прорыв. Первая уединённость – такое не забывается, даже если оно похоже на сон. После этого всё пошло по накатанной. Тут замок на двери практически трещал. Оставалось только дождаться, чтобы ты попал сюда. И вот, дождались же тебя, засранца. – Погоди-погоди… А что насчёт сигаретного пепла? – неожиданно вспоминает Чарльз. – Он был вполне настоящий. Я тогда ещё не спал. – Не очень удачный эксперимент, – Пирс отмахивается, недовольно хмурясь. – Сновидцы, когда нарочно сюда проникнуть хотят, проходят по лестнице вниз. Я решил попробовать пройтись по этой лестнице вверх. Вдруг получилось бы контакт наладить… А получился в итоге идиотизм полнейший. Некоторые при виде меня дурниной заорали и рыбкой сразу в глубокий сон прыгнули. Я только покурить и успел, прежде чем пришлось следом сигать, пока он дверь за собой не закрыл. – Мне жаль, что так вышло. Но я не помнил, кто вы, – виновато бормочет Грэм, слабо розовея от стыда. – Я вас не узнал. – Узнал – не узнал, тут проблема другая. Мне надо было самому головой подумать, – Эдвард насмешливо фыркает и стучит себя согнутым пальцем по лбу. – Кто вообще в здравом уме обрадуется, открыв глаза и обнаружив у себя в спальне какого-то огромного типа посреди ночи? У тебя абсолютно естественная реакция случилась. И я по заслугам получил. – М-да, с социальными взаимодействиями у тебя всегда было туго… – замечает Рид и коротко улыбается. – Внимание, вопрос. Как нам теперь уходить отсюда? – Как вошли. Через дверь, – Эдвард указывает на пустующий дверной проём. За ним царит абсолютная чернота, словно комната повисла где-то в потаённых глубинах космоса. – Шаг за порог – и проснётесь. – Ты с нами? Повисает неприятная тишина. Теперь уже лицо Пирса медленно становится виноватым. Грэм бледнеет и отводит взгляд. Он уже знает, каким будет ответ, и ему совсем не хочется видеть лицо Чарльза в тот момент, когда он прозвучит. Как и смущать этих двоих ещё больше, если реакция окажется особо бурной. – Нет, – Эдвард старается звучать как можно мягче, и от этого его голос будто бы становится ещё ниже, чем обычно. – Я не могу за вами пойти, Чарльз. Сам посуди – куда? У меня и тела-то не осталось, чтобы в него возвращаться. – Я знаю, что тела нет, – Рид хмурится и поджимает губы. – Но в Мир Снов-то ты вернёшься? Раз он может нам сниться, значит, мы ещё увидимся, так? Если надо, я выучу, как по этой лестнице ходить. Можешь не сомневаться. – Чарльз, – Пирс делает шаг к Риду и кладёт свою широкую, тёплую ладонь ему на плечо. Тот сразу замолкает и смотрит на него во все глаза, ожидая дальнейших слов, – я умер. То, что я застрял здесь, было нелепой случайностью. А может, велением судьбы. Но мне в любом случае пора идти дальше, и мой путь начинается отсюда, – видя, как Чарльз начинает болезненно кривиться при этих словах, Эдвард притягивает его к себе и обнимает бережно, как хрустального. Рид тут же стискивает его изо всех сил и жмурится, уткнувшись ему в грудь. – Вы двое – живые. И вам обоим ещё жить и жить. – Я не допущу, чтобы всё опять повторилось… – глухо стонет Рид, цепляясь за чужую одежду. – И не повторится, – по-прежнему придерживая Чарльза одной рукой, Эдвард снимает с него шляпу и откидывает в сторону, чтобы ласково взъерошить ему волосы. – В этот раз я могу нормально попрощаться. Рид чуть отстраняется от него, чтобы поднять голову и взглянуть ему в лицо. Пирс видит слёзы, блестящие в уголках его глаз, но сдерживает себя от проявления излишних эмоций, проглатывая невольный ком в горле. Без плача, криков и стенаний всё будет проще. Он коротко косится на Карпентера – тот окончательно отвернулся от них, погрузившись в изучение звёздной бездны за окном – и наклоняется ближе к Чарльзу. Их поцелуй страшно короток, но кажется, будто проходит вечность, прежде чем они отстраняются друг от друга. Чарльз всё-таки не сдерживает всхлип и торопливо утирает глаза рукавом, отступая от Эдварда. Тот невольно подаётся следом за ним и с трудом заставляет себя стоять на месте. Ему даже удаётся выдавить из себя ободряющую улыбку, хотя глаза жжёт нестерпимо. – Может, в следующей жизни, Чарльз, – говорит он слегка сиплым голосом. – Теперь давайте, идите отсюда. Не то мы с тобой своими слезами-соплями расстроим Карпентера, и Мать насчёт нас передумает. На эти слова у Рида вырывается нервный смешок. Бочком подобравшись к Грэму, он берёт его за руку. Карпентер переводит взгляд с окна на него и при виде его напряжённого бледного лица крепко стискивает его пальцы. Вместе они отступают к двери, откуда в последний раз оборачиваются на тёмную фигуру Пирса, застывшую возле опустевшего стола. Под мертвенно-бледным светом лампы он кажется особенно пронзительно одиноким. – Спасибо за всё, – тихо говорит Грэм и печально улыбается. – Прощайте, мистер Пирс. – Прощай, Эдвард, – вторит ему Чарльз, в голосе которого всё ещё слышатся сдерживаемые слёзы. Повернувшись обратно к двери, они медлят ещё мгновение, прежде чем сделать почти синхронный шаг в пустоту. К их общему удивлению, никакой опоры они там не находят – и, потеряв равновесие, без единого звука исчезают, поглощённые бездной, так и не разжав рук.***
Эдвард не шевелит ни единым мускулом, наблюдая, как Чарльз и Грэм пропадают из вида. Только когда их силуэты окончательно растворяются в темноте, он позволяет себе расслабить плечи и устало опуститься на стул. Похоже, его долгая дорога действительно подходит к своему неизбежно печальному концу. Почему же тогда на плечах ощущается такой невероятно тяжёлый груз? Будто он до этого момента не представлял себе, чем всё это должно закончиться. Не проигрывал в голове сотни раз сценарий этого прощания, подготавливая себя морально. У него не осталось долгов ни в мире живых, ни в мире ином. Разве ему не должно стать легче? Между тем, тьма за дверью постепенно рассеивается, уступая своё место свету. Будто в первых розовых лучах рассвета начинают проступать очертания тропинки, начинающейся от самого порога и теряющейся среди деревьев, чьи мрачные нахохлившиеся силуэты становятся всё светлее и чётче с каждой секундой. Пирсу не удаётся уловить момент, когда на тропе появляется человек, и он щурится, силясь рассмотреть его черты получше. Этот темноволосый юноша, одетый в тёмно-синий, почти чёрный костюм, кажется ему смутно знакомым – смутный привет из далёкого, полузабытого прошлого. Теперь уже не понять, забытого случайно или нарочно, но, когда он останавливается, перегораживая собой дверной проём, и взгляд его синих глаз встречается с чёрными глазами Эдварда, тот вдруг понимает, для чего он явился сюда. И это осознание, внезапное и чистое, словно в самом его мозгу вспыхнул свет, порождает скорбную улыбку на его устах. – Значит, вот ты какой… Проводник, – беззлобно ворчит он, тяжело поднимаясь на ноги. – Не стал ждать, пока я тебя найду, да? Решил сам за мной явиться? – Только так и может быть, Эдвард Пирс, – Проводник на мгновение прикрывает свои гипнотически глубокие глаза и протягивает Пирсу тонкую бледную ладонь. – Идём? – Что меня там ждёт? – спрашивает Эдвард, аккуратно принимая чужую руку. Белая кожа оказывается прохладной на ощупь, но не мертвенно, а скорее приятно, как морская вода в жаркий день. – То, чего ты хотел, – отвечает юноша, увлекая его за собой по тропе. – Покой. Они покидают комнату. Тяжёлый запах хвои ударяет Пирсу в нос, и он коротко встряхивает головой. Его плечи расправляются сами собой с тем, как тревоги и тяжёлые мысли куда-то испаряются из его сознания, оставляя лишь благостную тишину. Он ни разу не оборачивается назад, следуя за таинственным Проводником в самую глубь лесной чащи. За грань.