*POV Дамьен*
— Еще немного баритона, Дамьен, тебя совсем не слышно! — скомандовал Рапье, снимая тяжеловесные наушники и откладывая их на монитор. — А ты, Джой, молодец! Хвалю… — последние слова он едва пробормотал, ибо зажевывал в рот немного мятую сигарету и тут же поджигая ее. Вот же старый… Джой прямо сияла, ее часто хвалили! Стоило мне лишь раз пустить ее с собой на сцену, так Жерар голову потерял, только и твердит, что Джой полная копия Сесилии, хоть это и не так. Эта маленькая принцесса была юная, утонченная, нежная, словно фарфоровая кукла, которую можно легко разбить. Собственно, что я и сделал в свое время. Как же жизнь сложна… А Джой… Ей недавно исполнилось 26, а она изо всех сил пытается показать юную, неиспорченную жизнью, мужчинами, нервами девчонку, что мечтает лишь влюбиться. Все предыдущие наработки декораций и костюмов были распроданы Жераром и Редой по странам, поэтому нам пришлось потратить большое количество времени, чтобы создать все абсолютно заново, не цепляясь за прошлые наброски. Платья Джульетты из одеяний невинного ангела превратились в наряды роковой соблазнительницы, кою она из себя и строит рядом со мной на сцене, а мне приходиться улыбаться и целовать ее — я же актер, как никак. В реальной жизни мне не оставалось ничего, кроме как состоять в нею в отношениях, чтобы поддерживать остатки фанатской аудитории. Эстер не скрывала своих измен. Она видит себя будущей иконой проекта «Ромео и Джульетта», ей нужно внимания, цветы, свидания, дорогие украшения, платья. Чего я не хотел давать, мне хватило того, что я по-настоящему потратился на ее недавний день рождения — поехали вдвоем в Италию, оплатил пятизвездочный отель, рестораны, фотосессии, а она у меня под носом охмуряла несчастного итальянца! Что же касается меня самого, я не собирался слушать Рапье или же Пресгурвика и петь в полную силу на репетиции, ибо это пустая трата времени. Только связки поврежу, а на улице итак минус который день. Но, чем я больше смотрю на своих «соратников» по труппе, тем больше убеждаюсь, что нет никакого минуса на улице, мне и моим старым костям так только кажется. Скоро стартует так долгожданный фанатами и поклонниками проект «Ромео и Джульетта»… Все снова начинается, как тогда: репетиции до ночи, терпкий кофе по утрам, который готовит Джой, больное горло из-за напряжения связок и того самого чертого кофе… Или же… Все никак раньше… — Дорогой? — окликнул меня до боли знакомый голос, выводя из тлена разума. — Ты будешь кофе? Я сейчас с Николя собираюсь в тот самый ресторанчик за углом. — Нет, не думаю, что я сильно устал, спасибо. — я решил поспешно уйти, чтобы избежать лишнего***
Резкая вспышка камер. Еще одна и целый поток, прямо у самого носа
Огромное количество камер, журналистов с микрофонами, паппараций окружало нескольких несчастных актеров, которые уже буквально задыхались от всеобщей неразберихи и внимания. Будни современных знаменитостей утомляли их все больше и больше. Лишь некий Джон Эйзен, как он себя величал, сверкал ежедневной улыбкой и лютым счастьем. — Дамьен, расскажите о самом интригующем нас здесь всех: о романе с Сесилией Кара — бывшей актрисой роли Джульетты! — Да! — поддержала мужчину толпа. — Вы поддерживаете с ней связь? Станет ли ее участие в новом проекте сюрпризом для всех нас? Что же вы молчите? Какова вероятность вашего скрытого брака? — Какова причина вашего расставания? Измена или же соперничество за «теплое место» на сцене? Что же произошло 26 июня 2002 года? Расскажите хоть раз! Вы же не сможете вечно убегать от этой темы! На Дамьена шло невероятное давление, эмоции нахлынули в самый неприятный момент, будто он сейчас находился на допросе, а тот самый гестапо светил ему прямо в лицо противно-яркой лампой, намереваясь добраться до самых сокровенных мыслей, глубоко потаенных в его душе за эти 8 лет. Его перетряхивало, он закурил сигарету, не в силах справляться со стрессом. — Я здесь не один! Все главные актеры перед вами! Если я исполняю роль Ромео — это не означает, что я являюсь центром внимания! — рявкнул непривычно злобно на них актер. — и прошу заметить, что моя личная жизнь до сих пор никаким образом не касается карьеры. Ровно также наоборот! — Но как же?.. — отчаялись журналисты, опуская микрофоны. — Так, у кого-нибудь из вас есть вопросы для всей труппы или отдельно другим персонажам? — не выдержав, встал некий актер в кожаной куртке. — Нет? Тогда конференция окончена.***
По сцене скакал все тот же Джон, задорно размахивая красной тканью, которую явно стиснул у клана Капулетти. Или же… На сцену вылетела не вполне довольная женщина, размахивающая красным платьем. Ее короткие волосы были еще не до конца уложены в прическу, поэтому стояли дыбом. — Кто посмел проникнуть в женское крыло и спрятать мою шаль?! — ее взгляд. подобно хищнику в сезон охоты, прошелся по всему залу и удачно остановился на виновнике прерывания репетиции. Стефан, на всякий случай, прекратил петь и спустился со сцены. Эйзен решил, что самое оптимальное для него сейчас притвориться частью мебели, отпавшим крылом декорации, тенью, призраком прошлого рождества! — чем угодно, лишь бы и не подавать признаков жизни. Но, к сожалению, он не хамелеон и красная тряпка была очень выражена на общем фоне. — Ты! — ее длинный палец с очень острым ногтем пригрозил парнишке. — Быстро вернул и больше не попадайся мне на глаза! — женщина забрала часть своего костюма и поспешно ушла. Дамьена сегодня не было. Он стал все реже и реже приходить на репетиции, внешний вид оставлял желать лучшего, ибо раньше актер был эталоном красоты, ухоженности и лоска. А сейчас состриг волосы, чтобы было меньше мороки за уходом. Почти не бреется, курит, пьет — оттого и преждевременные морщины. Раньше он предпочитал костюмы, идеально выглаженные рубашки, а сейчас спортивный костюм и заношенная белая футболка, о происхождении которой он всегда умалчивал.***
— Я хочу слышать все и самого начала. — уверенно сказал Джон и опустил третий стакан виски пустым на стол. — Мне неважно, насколько правда горькая. Трое бывших друзей и коллег по сцене переглянулись. Кошачьи глаза одного из них вглядывались в такое детское на тот момент лицо Эйзена, будто пытались разглядеть, зачем ему такая информация, второй брюнет опустил голову, потирая переносицу, кровь в висках застучала сильнее. — Правду? Хоть и не знаю зачем, но мы расскажем, верно, ребят? — все кивнули, готовые вспоминать 2001 год…***
26 июня 2001 год
Как и договаривались после съёмок клипа на песню «Верона», Сесилия и Дамьен отправились в магазин за мукой и прочими принадлежностями, ибо у начинающего актера сегодня было день рождения и исполнялось ему 20 лет. Девушка очень ответственно отнеслась к его празднику, ибо отмечали они вместе первый раз. Уже подарив им парные магнитные кулончики, шарики и прочитав юморной стишок на табуретке с гелием во рту, она принялась за приготовление именинного тортика. Спустя несколько часов, несмотря на свой малый возраст, девушка смогла осилить приготовление мяса в духовке, салата и того самого торта. Парень был счастлив и не перестал улыбаться ей, даже не представляя, чем закончится его 20-летие. — Я думаю, что настало время тоста, — девушка приосанилась, взяв в руки стакан с детским шампанским. — Дамьен… Дэмиашка… — ее щечки зарумянились и появились заветные ямочки на щечках. Я хочу тебя тысячный раз поздравить с днем рождения, пожелать успеха в нашем с тобой начинании, любви, радости и… — она замялась, смотря в такие же счастливые глаза любимого. — Но… Кажется, скоро нас будет трое… Сказать, что Дамьен очумел — не сказать ничего, стакан вылетел с его ладони, с громким треском разбившись. Глаза застыли, словно резко замерзшая вода. Повисла мертвая тишина, а после уже неловкое молчание. — Деми? Я, видимо, не так сказала, прости… — Ты беременна? — в шоке спросил он, будто надеясь, что она рассмеется и скажет, что он не так понял. — Как так могло получиться? Мы же предохранялись… Ты пила специальные таблетки… Такого не могло случиться! — он резко подскочил со стула так, что тот закрутился на одной ножке и с успехом завалился на кафельный пол. — Могло! Как же иначе тест показал мне две полоски? — Я не знаю, как! Со мной такого не могло случиться! — Ты сейчас обвиняешь меня в измене?! Что ты вообще несешь?! И не стыдно обвинять меня в подобном… Ты лишил меня невинности, столько слов о любви, понимании, что у нас все, никак у других, а сейчас… — ей стало плохо, осела на пол. — Ты не понимаешь?! Ты глазом моргнуть не успеешь, как это попадет в прессу! Такой скандал будет, что ко мне привлекут ответственность, с тобой неизвестно, что будет, но тогда обеим нашим карьерам полнейший крах! Нас выгонят из театра и все старания сгорят, как спичечный домик! Ты вообще соображаешь?! Заявляешь мне это так радостно, будто я брошусь тебе в колени начну выть, что в свои 20 лет я буду рад иметь ребенка от 15 летней девчонки?! По лицу девушки было видно, что с каждым его словом ей становится все хуже и хуже, сердце сейчас разорвется, они еще дети и подобное просто недопустимо! Он говорил правду. Жестокую, но правду…***
Дамьен все еще пытался найти хорошего врача, который бы провел аборт без лишнего шума и максимально безболезненно для девушки. Времени на работу, здоровый сон и соблюдение реальности катастрофически не хватало. С Сесилией он не виделся около недели, только пара телефонных разговоров. И то безумно кратких. Сейчас актер в совершенной прострации шел по коридору Дворца Конгрессов, ибо Жерар просил принести ему то ли наброски, то ли еще чего-то. Но услышав, что тот разговаривает с кем-то в своем кабинете, решил учтиво подождать. — Да, я уже твердо решил, что закрываю проект и точка. По миру никто не будет сейчас смотреть никому неизвестную труппу с банальным сюжетом, а ездить вхолостую — слишком накладно. — Продать абсолютно весь проект?! все наши наработки, костюмы, хореографию, либретто? Жерар, одумайтесь! Я всегда уважал вас, как коллегу и человека, но то, что вы делаете сейчас просто ужасно, а в будущем еще и неотвратимо! — Реда, я повторяю, большего мы не высосем из этого проекта, а продать можно за большие деньги! Ребят, я уже договорился, их всех распихаю в другие проекты, никто не останется без работы и рекомендаций! Я не бросаю их, а лишь хочу, чтобы они собственными глазами никогда не увидели, что угасают, что их старания и «легенда» больше никому не интересна! — Они же живут этим мюзиклом… А Дамьен и Сесси? Их ты тоже «распихаешь»? Они же еще дети совсем! Разобьешь юные сердца, показывая, что все в этом мире покупается и продается? — тяжелый выдох. — Я в этом не участвую и этого разговора между нами не было. Твори, что хочешь. — он собирался уходить. — Не утруждайтесь, мы сами распихаемся, чтобы не напоминать вам про нас! — Дамьен кинул на стол документы, которые просили принести и поспешно ушел.***
Дамьена разъедал гнев изнутри, будто сама судьба против того, чтобы он стал актером. Подумать только — столько чувств, вылитых на сцене, любви, страсти, бессонных ночей, съёмок… И все напрасно. Ничего не цениться в этом мире… Лишь деньги. Никто не может помочь двум заблудившимся ангелам в этом мире. Никто. Будто разом горести этого мира упали на их детские юные плечи и никого не оказалось рядом. У гримерки, где они договорились встретиться с Сесилией, он остановился, будто обдумывая. — Ты уверена, что он не догадается? — говорил знакомый голос, принадлежащий никому иному, как Грегори. — Встретимся сегодня вечером тогда? — Хорошо, но как ты мне прикажешь отмазаться от вечерней прогулки с ним? Он контролирует каждый мой шаг! — пожаловалась Сесси с явным возмущением в голосе. Дамьен зажмурился, пропустив сквозь густые ресницы несколько несчастных, одиноких слез. Предан. Брошен. Растоптан всеми. В один миг он имел все, что не имеет большинство его ровесников и в один миг все рухнуло! Рассыпалось, как карточный домик без права на восстановление. Опустив голову и оставив эмоции при себе, он развернулся и просто ушел, не желая продолжать ничего в этих стенах и с этими людьми. — Я должна сделать аборт незаметно, чтобы обрадовать его и никому не навредить… В особенности проекту! — Моя знакомая сделает все тихо и безболезненно, я же обещал! — улыбнулся блондин. — А мой дядя тогда сразу вам сделает билеты в Италию, как вы и хотели… — улыбнулся Том, надевая сверху кожаную куртку. — Да, как мы и хотели — поедем вдвоем в Италию с опозданием на его день рождения… -мечтательно улыбнувшись, произнесла она. Трое поспешно покинули гримерку… В то время, как Дамьен был на полпути в студию звукозаписи… Его сердце и разум были напрочь разбиты, хотелось высказать в глаза все и всем, в один день оказаться обманутым руководителем и любимой девушкой… Еще и эта беременность…***
— То есть, она не изменяла ему? Почему вы не встретились с ним, не объяснили ситуацию и правду? Он бы понял, я уверен, вам нужно было просто поговорить, как взрослые люди, а не… — пылкую тираду Джона прервал Филипп, учтиво подняв ладонь вверх. — Он не захотел нас слушать. Он сам разорвал свой контракт с Жераром, сам написал Сесси о расставании, пока она лежала на операционном столе и отходила от наркоза. Он все сделал сам. — Конечно! Вы себя поставьте на его место! — Он не желал слушать, а потом и вовсе ушел в сольную карьеру! Я лично предлагал провести ему совместный концерт на годовщину запуска проекта «Ромео и Джульетта», но он отказался и вышел на сцену с Джой! — не выдержал всего этого Том, вставая из-за стола. — Ты просил рассказать, мы рассказали, честь имеем. У нас давно у всех свои заботы и точно нет дела до чужих отношений. — Но… Мы же не можем это так оставить… Вы просто не видели Дамьена! Он скоро просто сгорит! Я умолчу про алкоголь, вечеринки с проститутками и недосып. Он больше не Ромео, но всем на это упорно плевать! — А тебе больше всех надо что ли? — обернулся Грегори, надевая пальто. — Да, мне надо! — он перевел взгляд на Тома. — Вы создали легенду и я всегда мечтал стать ее частью. Это чувство, почти как прикоснуться к божеству. Участвовать в том, что затрагивает души многих людей, заставляя их сердца трепетать, верить в светлое чувство, знать, что хоть и на сцене, но они могут увидеть такую любовь, дружбу… — все так же эмоционально говорил Эйзен, моляще заглядывая в их глаза. Мужчины, все трое, опустили головы, в их головах звоном отзывались слова этого юнца, который так яростно верил, что все можно вернуть, забыть эти десять лет, как страшный сон или видение…***
Настоящее время
Дамьен стоял за кулисами в одеянии Ромео и ждал, когда Жерар по-старинке закончит свою долгую речь для спонсоров и продюссеров. Вот и заиграла мелодия уже омерзительной для него арии «Aimer», медленный проигрыш заветной любви, несколько шагов в центр, к зрителям. Он медленно запел, даже как-то тихо. Мелодия затмевала его голос, из-за чего люди начали шептаться и увлеченно что-то обсуждать. Он не желал смотреть на Джой. Но тут раздался сильный, звучный голос, как услада для ушей… Не писклявые придыхания Эстер, а совершенно другой, отдаленный голос, которого он не слышал так давно. Резко обернувшись, надежды его ушей и души были оправданы, это действительно пела Она… Лишь она… Он неосознанно потянул к ней руки, будто боясь, что если сейчас не коснется, то больше никогда ее не удержит. Их голоса слились в едином нежном и чувственном дуэте, его голос будто отряхнулся от гнили и запел с новой силой, что даже в самых дальних коридорах «Дворца Конгрессов» были слышны лишь они… — Aimer… — вместе протянули они, стоя на коленях перед залом и крепко держась за руки. Не успела ария закончиться, как Сесилия резко испарилась, на повышенной громкости заиграли «Короли ночной Вероны», выбежали Грегори Баке, Филипп д’Авилла, Сирил Николаи и гвоздь программы — его Величество Джон Эйзен, сияющий лучезарной улыбкой, ибо его план не только сработал, но и успешно получился! Эйзен задорно свистнул и Дамьен, сам не осознавая того, запел, за ним следом Грегори поделил реплику с Сирилом и общий припев, все пятеро Королей стояли в ряд и с гордостью исполняли некогда принадлежащую им арию. Их голоса, артистизм, движение, все, будто отрепетированное, просто поражали и сводили с ума даже самых занудных и скучных людей, сидящих в зале.***
Отец, мольбою прошу, не дай мне совершить ошибку… Я клянусь никогда не повторить твоих ошибок! В 20 лет я буду счастлив! В 20 лет я мечтаю о высоком и иду к своей цели! Я не верю ни во что, кроме того, что мир прекрасен! Меня ничто не убило в 20 лет, лишь ранило! — Но я встал и пошел дальше. Мне не нужны медали и пустые победы, но я буду сражаться За то, во что верю! У меня не было ничего, только жизнь и… Мне было глубоко плевать! В 20 лет я оступился, как и ты, отец…
<b></b>