Вторая жизнь

Ночь мирно и медленно опускалась на город Армантьер и его окрестности. Мушкетёры, лорд Винтер, Констанция и палач привели Миледи на берег реки Лис для того, чтобы осудить её и вынести приговор. Женщина стояла перед ними, связанная по рукам и ногам. Настали её последние минуты. Миледи поняла, что поплатится за всё, ею сделанное. Прислушалась, но ничего не уловила. Огляделась. Подле неё не было никого, кроме шестерых человек. Мушкетёры и лорд стояли возле берега. Констанция, в свою очередь, со страхом в глазах притаилась поодаль. Миледи в нескрываемом ужасе опустилась на колени, не сводя глаз с врагов. Суд, больше похожий на то, что потом назовут линчеванием, длился не слишком долго. Миледи с обреченным терпением выслушала проклятия каждого. Гасконец... Говорит, что она его пыталась отравить, а потом и госпожу Бонасье. Но и сам не безгрешен! Миледи кляла его на чём свет стоит. Притворился графом де Вардом, увидел клеймо и теперь считает себя обесчещенным на веки вечные. Деверь... Этого человека Миледи бы отправила в ад, да в котёл с повышенной прогреваемостью. Он сам хотел покуситься на её жизнь, а потом и на жизнь маленького сына. Граф... Мысленно она и не думала называть его мужем. Тот ещё нарцисс, возведший супругу в лик святой, а после охоты собственными руками сбросивший её со своего пьедестала, который он сам и воздвиг. Пусть говорят всё, что им взбредёт. Но всё же в душе осталась крупица надежды. Быстро развязать руки и ноги, убежать прямо из-под топора. Или же бездыханно упасть, а позже очнуться и опять же убежать.

Время около полуночи. Иногда на горизонте вспыхивает молния, озаряя его буквально на пару мгновений. Справа и слева от дороги стоят низкие, коренастые деревья. Возле берега реки покачивается лодка. Мушкетёры, лорд и палач уже готовы к казни Миледи. Готовы к незаконному убийству, за которое рано или поздно понесут наказание. — Мы прощаем вам все ваши злодеяния, леди Винтер. Мы отпускаем все ваши грехи. Прощаем вашу жестокую месть и оплакиваем вашу участь. Умрите с миром, — их голос доносится как будто издалека. Палач приподнимает женщину и садится вместе с ней в лодку, и уже на другом берегу он достаёт меч со дна. Миледи с поддержкой мужчины выходит на землю и ложится грудью на высокий и плоский камень, откинув волосы с шеи. Мысль настигает её молниеносно. Вдруг она вскрикивает, и падает с камня на траву, закатив глаза. Палач в недоумении опускает орудие, едва подняв его над собой. Мушкетёры, увидев это, все как один остолбенели. Думали, что жертва падёт под ударом меча, секущего благородные головы. — Кажется, её хватил удар, — первым отозвался лорд Винтер, прищурив глаза. – Не выдержало сердце. Издалека видно симптомы. — Перепугалась, бедняжка, — неуверенно подтвердил Портос. Тем временем палач бегло осмотрел осуждённую: — Она мертва! — крикнул он, и голос его едва долетел до соседнего берега. Дело было сделано. Быстро переправившись назад, палач, простившись с неудавшимися судьями, бодро зашагал обратно в город. Теперь он перестал быть для шестерых господ служителем правосудия, превратившись в презираемого простолюдина.

Мушкетёры и лорд Винтер тем временем отправились в ближайший трактир, где их уже ждала крайне перепуганная госпожа Бонасье. Налив себе вина, гости быстро расселись по местам за одним столом. Нкгромким звоном бокалов отпраздновали смерть Миледи, наскоро перекусили жареной курицей, покрытой хрустящей золотистой корочкой. Как назло, настроение испортил Атос, обронивший, что их расплата за казнь рано или поздно придёт. Лорд Винтер, будто опомнившись, отойдя от нахлынувшего с четвёртым бокалом похмелья, с ошалевшим видом отодвинул выпивку. — Проклятье, — проронил, стиснув зубы от ярости. Д'Артаньян, не понимая происходящего, в упор уставился на англичанина, на всякий случай тоже убрав вино со стола. — От змеи остался детёныш. У Миледи есть сын, — Атос произнес это таким тоном, как будто прямо сейчас бросит этого детёныша в реку Лис и даже не моргнёт. — Милорд, у вас есть племянник?! — взорвался д'Артаньян. Винтер побагровел, а руки его затряслись. — Ну уж нет! — выпалил он резко. — Он мне не племянник! Какой-то выпраток заклеймённой воровки. Ничего больше! Таких мне не нужно! Когда мушкетёры с Констанцией наконец уехали из трактира, Винтер преспокойно убрал бокалы, оставшиеся после них, и процедил, угрожающе глядя в камин и презрительно скаля зубы: — Как жаль, что мы вместе с змеёй не уничтожили змеёныша.

Уже рассветало. Утреннее солнце поднималось над Армантьером, бросая желтоватые отблески света на крыши домов и мостовые. Лес на берегу реки заиграл светлыми красками. Луч света упал на лежащий в траве тёмный свёрток. Вдруг что-то в нём задрожало и слегка зашевелилось. Лежащая под тёмной шершавой тканью женщина выставила голову на свет и поняла, что укрыта монашеской рясой. Верёвок на ней уже не было и в помине. Солнце вмиг ударило в глаза. Пришлось попросту зажмуриться, чтобы чуть позже привыкнуть к рассвету. Неужели она жива? Похоже, что да. Лежит на траве, покрытой каплями утренней росы, вполне живая и здоровая. Готова поклясться, что во время сна чувствовала чьи-то прикосновения. Сначала щекой ощутила холодную кисть, немного грубоватую. Явно мужская рука. Потом эта же кисть стиснула её собственную, крепко, будто её носитель не собирался отпускать спящую как минимум ближайшую ночь. Ладно. Огляделась. Возле дерева, склонившегося над водой, стоит высокий человек в чёрном. Ан нет, не совсем в чёрном. Есть белый воротник. Наверняка пуританин. Невольно вспоминается чудаковатый офицер Фельтон, поддавшийся женским чарам и без особых запинок заколовший герцога Бэкингема. Неожиданно человек обернулся. Леди Винтер немного испугало его бледное и худое лицо, обрамлённое светло-русыми длинными волосами и обезображенное кровоподтёком под правым глазом. В правой руке незнакомец держал кинжал с длинным лезвием. Всё в этом человеке: черты лица, худощавая фигура, тусклые невидящие глаза – всё говорило о его решительности и рассудительности. Засохшая кровь на лице выдавала в нём того незнакомца из монастыря. — Вы хотите убить меня? — запинаясь, произнесла Миледи. — Нет. Мне всего лишь нужно меткость отточить, — ответил незнакомец хриплым голосом. — А всё-таки, какая радость, что я жива! — радостно сказала Миледи, складывая руки в молитве. — Я уж думала, мне конец. Пуританин спокойно ответил: — Учтите, что ночью вас наверняка могли зарезать. Но из-за меня этого не произошло. Я, как верный сторожевой пёс, охранял вас. Впрочем, вы достаточно сообразительны, сударыня. Я не ожидал такого от вас. Миледи поняла, что теперь обязана жизнью этому человеку. Она будет вечно ему благодарна. До конца своих дней. Она попросила незнакомца представиться, чтобы знать, за кого потом возносить молитву. Но он холодно ответил, что не сделает этого, пока они вместе не доедут до Дюнкерка и порта. Полнейшее бесстрастие и скованность убили в Миледи охоту к дальнейшим расспросам. На плечи накинуто то самое монашеское облачение, явно с мужского плеча, немного колющее даже через платье. Миледи на ответ на её неузнанность и принадлежность к протестантам своего спасителя неудачно съязвила, что он как раз протестантом и является. После подметила: — У вас кровь на лице. Подождите, я сейчас смою, — наклонилась, отчего несколько золотистых прядок коснулись водной глади, зачерпнула пригоршню воды и мокрой рукой провела по правой щеке пуританина, смывая с бледной кожи засохшую багровую корку. Тот заметно смутился, но всё же поддался. Даже скользнула тень улыбки. — Так ведь лучше, правда? Не ответил. Помолчал с минуту, в суровом выражении сдвинув тёмные брови, почти незаметные под длинной чёлкой. — Спасибо. Я не знаю, преступница ли вы или мученица, но вам надлежит молиться, — в ответ на эти слова Миледи поднялась с мокрой травы, увлекая спасителя за собой. Совершенно серьёзно наставила на него раскрытые ладони, чарующим голосом пропела протестантский псалом, но по бесстрастному лицу и подобию кривой усмешки поняла, что её чары на него не действуют. Опустила плечи и виновато вздохнула. Заметила, что глаза спасителя странно потемнели и из светло-голубых, удивительно похожих на её собственные, с тем же разрезом, стали совсем серыми. Чем-то он похож на неё. Разрез глаз, изломанная, кривящаяся в гримасе линия рта, та же форма носа. Вышла из своеобразного транса, услышав хриплое: — Хорошее сопрано. Я восхищён вашим тембром. В ответ получил улыбку, только теперь искреннюю. Да, недавняя осуждённая в самом деле красива, даже в грубой монашеской одежде и заправленными в неё волосами. Лишь несколько намокших прядок выбиваются из этой кудрявой копны, ложатся на пышный бюст и заканчиваются на уровне тонкой талии. Богиня, богиня в обличье земной женщины. — Дойдём до города, — бесстрастно проронил, увлекая Миледи за собой. — Я там оставил лошадь. Подчинилась и последовала вплоть до моста, переброшенного через реку.

Торговый корабль, отправлявшийся в Англию, стоял на небольшой пристани в Дюнкерке. Миледи и её спутник, благополучно добравшиеся до порта верхом, подошли к ящикам с товарами, разложенным на досках. — Вот что. Вы сможете донести один ящик на корабль? — спросил незнакомец. Миледи мигом подняла тяжёлый ящик на руки и получила ответ, что она может прекрасно сойти за торговку. — Мне нужно ещё кое-что сделать. Я приеду чуть позже. Леди Винтер, вы просили меня представиться: меня зовут Мордаунт. Миледи немного удивилась такому странному имени. Немного отдаёт то ли латынью, то ли английским. Подошла ближе. — Могу ли я поблагодарить вас? Получив кивок в ответ, совершенно неожиданно обхватила за шею руками и поцеловала, совершенно не обращая внимания ни на удивлённые взгляды людей на пристани, ни на шок своего спасителя. Отстранилась и, собравшись с духом, потащила ящик на палубу и после этого благополучно облокотилась на борт. Слегка махнув рукой своему спутнику, Миледи ушла ближе к корме. Корабль тронулся, медленно отходя от пристани. Наконец-то леди Винтер могла вернуться туда, куда её тянуло всё это время. Туда, где её так долго ждут. Когда корабль скрылся в море, ещё не отошедший от шока Мордаунт медленным шагом ушёл с пристани, по пути обдумывая всё происходящее. Поразился собственной глупости и тому факту, что не оттолкнул её от себя сразу. Нет. Не оттолкнул. Просто вежливо отстранился бы. «Не ожидал, что моя мать может так. Грешно об этом думать, но... Господи! Она. Поцеловала. Меня. Проклятье!» Успокоился, остановившись в десятке шагов от пристани, снова сложил картину произошедшего. Странная вещь произошла. С чудовищной болью в месте ранения он очнулся на берегу реки. Всё болело: руки, шея с багровым следом от цепи, живот, куда вонзилась шпага по ошибке Жюссака. В голове нещадно пульсировала бегущая кровь. В первые секунды подумал, что враги собирались его, мёртвого, сбросить в реку, как это когда-то сделали с трупом его матери. От боли мутило нещадно и даже началось подобие галлюцинаций. Вдали виднелись силуэты четырёх всадников. Недолго жить осталось. Кое-как тогда смог приподняться и зачерпнуть горсть воды, чтобы плеснуть себе в глаза. Никого нет. Воспалённый разум, терзаемый ноющей болью, пытался хоть как-то защититься. Разглядел пейзаж городка на другом берегу. На ватных ногах, сгибаясь пополам, добрался до моста и перешёл реку. Когда один из местных назвал имя городка, то в голове как молния сверкнула. Армантьер... Казнь... Мать! Мать! Кошелёк остался, значит надо брать лошадь и ехать в Бетюн, в монастырь, где томится госпожа Бонасье, где её отравит леди Винтер. Надо же, какая удача! Вместо плаща удалось раздобыть целое монашеское облачение, при этом человек, отдававший его за десяток экю, странно покосился на гугенота с окровавленным лицом и не особо располагающей к приятным впечатлениям внешностью. Да что говорить, он был попросту страшен для окружающих! Добраться до Бетюна уже несложно, поскольку боль во всём теле начала понемногу проходить. Не вышло объяснить, что он сделал потом: обманул Рошфора, рассказав ему о важном поручении от кардинала, добился отбытия кареты. Негодование так и кипело, когда проклятая неразлучная четвёрка всё же погналась за матерью. Пришлось догонять их всех. Ещё большая злоба охватила, когда они судили её и повезли через реку, чтобы обезглавить. Оставалось только восхищаться умом матери, притворившейся мёртвой. После ухода чётверки мушкетёров, госпожи Бонасье, лорда Винтера и палача лучше всего было скинуть облачение и накрыть им мать, если вдруг ночь будет холодной. Почему-то в этом немного вычурном чёрно-жёлтом платье она казалась намного красивее, чем в мужской одежде шпионки. При слабом лунном свете вряд ли что-то можно разглядеть, но улавливается белизна кожи, едва заметный золотистый блеск волос. Вот она, та, которую он боготворил всю жизнь, лежит перед ним, такая прекрасная, теперь уже полноценно спящая. Боже. Их тогда разделяла только его порванная на ладони кожаная перчатка. Медленно стянул её, чтобы наконец полноценно прикоснуться к тому идеалу, за которого отдал жизнь, едва ощутимо проводя рукой по мраморной щеке. Крепко стиснул материнскую кисть, отчего та слегка заворочалась, при этом с её губ сорвался почти не слышный стон. «Всё! Всё отдал я, чтобы только избавить тебя от смерти!» Ночь тогда выдалась не холодной, но ветреной.