Вторая жизнь

Уже вовсю разгорался рассвет. Джон поднялся с примятой травы поля. Его ещё до конца не проснувшийся рассудок принял отблески от утреннего солнца за красное зарево пожара. Словно какого-то зверя окружил огонь. Режет слух вой, и видны слёзы в глазах. Значит, зверь почувствовал страх. Спустя пару секунд картина всё же прояснилась, и пламя сменилось на небесное светило. Стоило больших усилий лежать только на левом боку, избегая тревожить плечо. Подниматься лучше осторожно, иначе от любого резкого движения больной рукой рана может вскрыться. Мать и «племянник» до сих пор спят, накрытые тонким одеялом. Нэнси вместе с кучером мирно посапывают на козлах кареты, прижавшись друг к другу. Но через минуты три Анна первой очнулась ото сна и приподнялась на локтях. Убрав непослушные волосы с лица, она проговорила: — Снова раньше всех, брат мой? Понимаю. Если бы ещё часы были, было бы замечательно. Анна протёрла заспанные глаза и взглянула на сына. Мальчик до сих пор лежал, свернувшись калачиком на траве и подложив руки под голову. Сердце женщины невольно дрогнуло: маленький, бескровный — но свой, родной. — Вы мне как-то говорили, что если бы я умерла, то Джонни наверняка бы вышвырнули на улицу. И теперь я смотрю на него и думаю: Как моё белокурое чудо можно вышвырнуть? Голос Анны подрагивал от странной смеси чувства заботы и страха. Джон в ответ на слова матери о самом себе ничего не сказал и украдкой вытер глаза платком. В итоге его мыслей хватило на короткое: «Вот же ирония». После того, как весь экипаж проснулся и быстро покончил с завтраком, карета под строгим вождением Бартоломео и Нэнси продолжила свой путь. Поле и лес пролетали мимо взора, словно в ускоренном времени. Нэнси на вопрос госпожи де Бейль об их местонахождении ответила, что сейчас они на подъезде к Стаффорду. — Ну вот и славно, — изрекла Анна, заправляя волосы под чепец. Джонни в свой черёд всё ещё спал, прижавшись к матери. И его можно понять: измотан уже на второй день езды, уставший. Анна прекрасно это осознавала, и именно по этой причине сон сына прерывать не стала. Тема для элементарной беседы с «братом» никак не желала себя находить, ускользала, пряталась где-то в мозгу, и мимолётно забывалась. Да и сам Джон молчал, уткнувшись в Библию. Обстановку разряжала лишь незатейливая болтовня Бартоломео и Нэнси на козлах кареты. — Ну вот, а я ему говорю: Играй уже, пока деньги не кончатся! Потом верну! — А он что? — А он, хитрец, меня обыграл! Деньги, слава Богу, вернул. После этой беседы послышался звонкий смех Нэнси и рокочущий хохот Бартоломео. Миледи лишь закатила глаза. Говорить с кем-то ей сейчас не хотелось, да и смысла не было. Только взгляд остановлен на мнимом брате. Она не догадывается о лжи. Всё благодаря этой бесстрастной маске, почти полностью заменившей истинное лицо. Даже на первый взгляд холодная и отстранённая Анна была намного эмоциональней: лицо часто показывало радость от успеха выполенной миссии, горе от провала, злость от жажды мести. А от «брата» жди лишь странной улыбки, от которой хочется сжаться, как от оскорбления, и пыщущей, подобно пожару, злости, которой Анна почти никогда не видела. — Понимаете, я не хочу искать правды. Я прочту, что сберегла память. Провожу вас до угла. Не боюсь, что в вине тонет юность. Боюсь, что перестанете сниться мне, — шептала Анна, опустив взгляд. Она говорила так тихо, что этот шёпот можно было распознать только по еле заметным движениям губ.

Прошло ещё полчаса, как карета подъехала к Стаффорду. Этот город не был особо известен, и помечался на карте как обыкновенный торговый центр. Бартоломео ещё на въезде уставился на так называемый Древний высокий дом. Как ему было известно, этот дом был построен ещё при королеве Елизавете I. — Господа, приехали. Что дальше делать будем? — Сегодня останавливаемся здесь и ночуем. Завтра едем до Телфорда. Я решил изменить маршрут. Карета проехала ещё пару улиц и притормозила возле приличной гостиницы. Семейство де Бейль мигом выбралось из кареты, прихватив с собой чемодан, в котором находилась одежда. Гостиница и впрямь оказалась неплохой: стены не облезали, пол не проваливался, а люди довольно приветливые, пусть и молчаливые. Иногда они, сидя за столами, переговаривались на самые разные темы. — Простите, сэр, здесь есть свободная комната? — обратился Джон к хозяину. — Разумеется, господа. Даже четыре. — Тогда две комнаты на день: одна для служанки и кучера, вторая для остальных. — Отлично. С вас шесть фунтов. Джон извлёк из кармана плаща кошелёк и расплатился за комнаты. Анна вместе с сыном и служанкой пошла осматривать их.

Комната, предоставленная семье де Бейль, оказалась весьма неплохой. Пусть сделанная и в тёмных тонах, она всё же создавала лёгкое ощущение уюта. Главное, чтобы кроватей хватило. А их было две: одинарная и двуспальная, что было очень кстати нашим гостям. Они совершенно спокойно прошли к одной из кроватей и поставили чемодан рядом с ней. Нэнси смахнула со лба налипшие волосы. — Недурно тут у вас, госпожа Анна. У нас с Бартоломео попроще, но ночевать можно, — сказала она, опираясь рукой о стену. Анна проигнорировала эту фразу и ушла за ширму, чтобы сменить платье. Она немного жалела о том, что уехала. У каждого наверняка было такое чувство, называемое тоской по дому. Но теперь постоянного жилья у неё не осталось. Желание служанки помочь с одеждой Анна, опять же, пропустила мимо ушей. Жизнь сыграла с ней злую шутку. Приходилось постоянно уходить откуда-либо, чтобы оставить себя в живых. Анна готова была смириться с этим, полностью отдаться побегу. И наконец зажить нормальной жизнью. Когда пытка под названием «переодевание» закончилась, женщина с усталым видом села на кровать. Платье хоть и было простого покроя, но из-за ослабевших рук Анны оно с упорством не желало ей поддаваться. — Матушка, может вам лучше отдохнуть? — Ты прав, сынок. Вздремну немного. После того, как Анна уснула, Нэнси и Джонни перебрались в соседнюю комнату, где должны были квартировать Нэнси и Бартоломео. Мальчик сразу же взялся за книгу, стоявшую на полке. Кучер и служанка, уже нашедшие общий язык, начали тихую непринуждённую беседу. — Слушай, а тебя за шевелюру ведьмой случайно не называют? — А зачем им? — Нэнси улыбнулась, из-за чего её лицо стало ещё веселее и ярче. — Если б я была ведьмой, я б уже в петле болталась. — Боже мой… Для Бартоломео Нэнси оказалась весьма привлекательной. Вечно радостная, словно утреннее солнце. Он понимал, что эту огненную копну узнает сразу, если она затеряется в толпе. Раньше не проявлявший особого интереса к любым женщинам, Бартоломео сломал свой собственный шаблон: вместо него осталась зыбкая грань между «неплохая-девушка» и «влюблен-по-уши». Да и сам он не считал себя подходящим для неё: мало кого, по его мнению, могли привлечь его взъерошенные каштановые волосы, присущий почти всем простолюдинам и крестьянам загар и лёгкая небритость. Единственным плюсом было лишь то, что Бартоломео был хорошо сложен и высок ростом. Служанка поднялась со стула, оправив не слишком пышные юбки, и по привычке принялась подметать немного запылённый пол. Кучер лишь сидел, оперевшись об изголовье и прикрыв глаза. А после уборки он и Нэнси снова взялись за беседы. — Как насчёт того, чтоб я стал личным кучером вашей прекрасной покровительницы? — Возможно. Но, думаю, когда мы приедем в Ливерпуль, вам придётся оставить это ремесло. Или вы просто заискиваете, чтобы быть рядом со мной? Бартоломео рассмеялся и переместил левую руку на колено девушки. — Отчасти да. Если вы ответите взаимностью. Я буду искренне рад. — Уступлю вам, сэр. Вся ваша, — Нэнси медленным движением убрала руку мужчины с колена. Тот лишь чертыхнулся про себя. Хоть какое-то согласие с её стороны. Уже сделан один шаг. Отлично.

Вечером, после отличного ужина, семья де Бейль собралась в комнате, чтобы окончательно отойти ко сну. Темноту разбавляли лишь свечи, стоящие возле кровати. Миледи с «братом» лежали, глядя на стены. — Мама, а почему мы уехали? — робко спросил Джонни, высунув голову из-под одеяла. — Мы уехали только из-за того, что хотели уберечь тебя. Анна вложила в голос всю свою ранее маленькую любовь и заботу. Она говорила правду. Пыталась убедить сына в этом. Это удалось ей легко. Сама удивилась, как эти девять лет изменили её. Чего стоили тихие истории на ночь, которые она рассказывала при свечах. От холодной, язвительной и расчётливой шпионки кардинала и следа не осталось. — Но почему, мама? Анна подавила в себе нежную улыбку любящей матери. Лишь глаза выдавали, что она чувствует. — Потому что мы любим тебя. После женщина ещё долго лежала, глядя в окно и стараясь не разбудить мнимого брата. Сон словно рукой сняло, и это не в её пользу. Она пыталась мысленно считать овец, но безуспешно. Накрылась одеялом с головой, лицом в подушку, и наконец, испустив небольшой вздох, полный сожаления, заснула. За окном тем временем тихо жужжали сверчки. Из-за стены, нарушая эту мелодию природы, слышался надтреснутый храп Бартоломео.

А пока нам придётся покинуть эту уютную гостиницу и заглянуть во Францию. Посмотрим, что происходит там.