Вторая жизнь

Соизволим пропустить семь дней с того момента, как семья де Бейль остановилась в стаффордской гостинице. Дальнейшее путешествие прошло без препятствий. Даже шайки бродячих грабителей не попадались на пути, что было весьма странным. Словно сам бог берёг эту семью, прибегая к самым незаурядным средствам. И искренние молитвы Анны во многом способствовали этому. Но произошла одна несостыковка: Бартоломео, сверяясь с картой, промахнулся в повороте рядом с городом Сент-Хеленс, и в итоге карета семьи де Бейль свернула в сторону Престона. К слову, Бартоломео, когда понял, что ошибся, получил словесную, не самую приличную пощёчину от главы семьи, специально для этого высунувшегося из окна кареты. — Вы бы ещё в сторону востока свернули! По воде, по земле, через Ла-Манш прямо в Россию! Бартоломео лишь угрюмо молчал, сжимая вожжи в руках. Такие промахи были нередкими для него, и ничего с этим нельзя было поделать. Кучер обречённо вздохнул, сообщил, что придётся обосновываться в Престоне, и лениво ударил кнутом по лошадям. Усложнять положение он не стал, считая, что в Ливерпуле их отыщут запросто, а здесь никто и не додумается. Карета двинулась к названному городу, ещё сильнее наталкивалась на камни и ямы, из-за чего экипаж предательски трясло.

Наконец экипаж остановился возле северной окраины города, где уже начиналась лесная поляна. Престон оказался вполне приличным местом для жилья. Недаром около четырёхсот лет назад он являлся одним из богатейших городов графства Ланкашир. Бартоломео недавно бывал здесь, и поэтому знакомые пейзажи принял с ностальгией. Дом, купленный семьёй де Бейль, во многом напоминал их прошлое жилище. Такой же простой и уютный.Только одноэтажный и построенный из дерева. Если бы им было известно, как выглядят избы у московитов, было бы с чем сравнить. Анна тепло улыбнулась, переступив порог дома и осмотревшись. Джон тем временем стоял возле двери кареты и вёл непринуждённый диалог с «племянником». — Вот что, дружок. Когда обустроимся здесь, я сразу заставлю тебя побелить забор. Чтобы не отлынивал. Джонни с удивлением и недоумением прислонился к двери кареты, цепляясь рукой за вензеля. — Я же ничего не натворил… Не отлынивал. — Для воспитания, дружок, — почти по слогам парировал молодой мужчина. На козлах уже вовсю болтали Нэнси и Бартоломео, уже забывший о своём промахе. Складывалось ощущение, что между ними уже проскочила искра. За эти дни она могла бы сделать это сто раз, но решилась только сейчас. — Ну что, господа, переезжать будем или как? — спросила Анна, держа в одной руке чемодан и упираясь другой в бедро. В ответ Джон и Бартоломео принялись перетаскивать вещи в дом, казавшийся немного пустоватым. Перенос чемоданов занял всего минут двадцать.

А после быстрой обустройки Джонни, пусть и с неохотой, взялся за побелку забора с тыльной стороны. Двадцать пять ярдов забора десять футов в высоту — придётся повозиться. Мальчик закатал рукава, взял кисть, окунул в краску, и провёл по доскам. Как раз, пока взрослые занимаются домом, можно и с забором управиться. Именно с такой мыслью Джонни продолжил покраску. Работать он привык: то в саду цветы полить, то грядки для них взрыхлить, либо починить что-нибудь. Работа стала словно простой легковыполняемой мелочью. Примерно на втором часу работы мимо Джонни пробежали двое мальчишек лет одиннадцати-четырнадцати. Заметив его, они сразу затормозили и подошли к забору. — Работаешь? А знаешь, какой сегодня день? — обратился к Джонни один из мальчиков. — Воскресенье. А разве это на что-то влияет? — Ага, сегодня никто не должен работать. Мы с Эдди вообще на ближайшую речку идём. Наверное, и тебе хочется, но нет, заставляют работать. Джонни скривил рот, сделал ещё пару мазков и ответил: — Меня не заставляют. Я сам вызвался. Эдди, коренастый темноволосый паренёк, подошёл к другу: — Слушай, Том, давай от него отстанем. Пусть себе красит, если сам решил. Что ты прицепился, как репейник? Том взъерошил копну рыжеватых волос на затылке, посмотрел на свои босые ступни, потом на красящийся забор, и сплюнул в сторону поляны. — Ладно, маляр, — брезгливо закончил он. — Потом потолкуем, когда докрасишь. А мы пойдём! Чао! Том и Эдди взялись за руки и вприпрыжку зашагали к реке, оставив Джонни наедине с забором. Тот довольно ухмыльнулся и продолжил работу. Первой мыслью было: Лучше закончить все дела, а потом уже развлекаться. Мимо проходили ещё горстки людей, которым Джонни учтиво кланялся, выглядя при этом немного нелепо — в заляпанной краской жилетке, с лохматой кистью в руке, из-за чего молодые женщины, одетые в простые платья и чепцы, и прошагивающие по дороге, тихонько смеялись, прикрывая рот ладошкой, и скрывались среди городских домов. Мальчик улыбался им в ответ и продолжал наносить белила на доски. Проводил кистью пару раз, любовался результатом, и снова красил.

Последний мазок длинной кисти. Забор уже вовсю блистал не особо яркой, но заметной белизной. Понадобилось примерно три с половиной часа, чтобы довести дело до конца. Джонни смахнул пот с лица и полюбовался на результат кропотливой работы, отнявшей у него так много времени. По пыльной дороге пробежал тот самый спорщик Том, который и придрался к нему из-за дня работы. — Я обещал, что приду, маляр. А Томас Купер всегда обещания сдерживает. Неплохо поработал, не зря же воскресенье сегодня. — Спасибо. — Да всегда пожалуйста. — отозвался Том, махнув рукой. — Только вот что: ты откуда будешь? Приезжий или здешний? Джонни положил кисть на траву и расстегнул жилетку, чтобы дышалось свободнее. Подошёл к собеседнику и заглянул в глаза. Легонько ущипнул Тома за нос, взял пустое ведро и кисть, убежал в дом, оставив Тома в глубоком недоумении и напоследок сказав: — Приезжий, если хотите знать. Буквально сегодня прибыли. Но мне пора!

Купер брёл по тропинке прочь от нового дома семьи де Бейль, иногда бросая взгляд на поляну, заросшую дикими цветами. Заводить знакомство он не собирался, поскольку Эдди ему и так хватало. Эти двое были неразлучны с тех пор, как у Тома умерла мать. Сейчас Куперу захотелось просто взвыть, поскольку эти воспоминания вызывали столь не очевидную боль для него. Что он, собственно, и сделал, отойдя к одинокому дереву. И пусть его кто-нибудь услышит и прикрикнет за такое поведение. Всё равно. — Эй, ты чего застрял? — такой знакомый голос остановил дальнейшие мысли. — Я тебя заждался, думал, когда по грибы пойдём? Сыроежек да подосиновиков наберём… — Извини, Эдгар. Я просто задумался, — только сейчас Том показал слабость. Обычно он соображал быстро, метко, без запинки. Эдди пожал сутулыми плечами и улыбнулся. Сразу видно человека жизнерадостного, идущего по жизни с улыбкой. Беспечного, не знающего всяких забот. — Скажи, друг, где я ошибся? — укорял себя Купер. — Может, надо было подружиться с тем парнишкой, который забор красил? — Так иди и подружись, чего тебе мешает? Кстати, почему мы пошли на реку, если сейчас сентябрь? Холодно же! Том угрюмо промолчал, подошёл к другу, и оба зашагали в город.

— Всё готово, дядюшка. Мнимый Жан де Бейль, всё это время разбиравший чемодан в спальне, резко обернулся. Джонни стоял в проёме, гордо улыбаясь и сжимая в руках кисть и ведро. — Неужели, — молодой мужчина смотрел на мальчика, не мигая, — пойдём и полюбуемся. Учти, я не люблю, когда мне врут. — Это правда. Я всё сделал. Оба вышли с участка и остановились у злополучного забора, выкрашенного в благородный белый. Он был не только выбелен, но и покрыт извёсткой в три слоя. Джон с подозрением оглядел забор по всему периметру и ухмыльнулся правым уголком рта. — Отличная работа. Можешь, когда захочешь, — и тут он разбавил свой сухой комплимент, — А с тобой это нечасто происходит. — Вы так говорите, как будто я отпетый лодырь, дядюшка. — Если бы так было, ты бы ежедневно получал пятнадцать ударов розгой, — так же сухо, но уже с примесью злобы, прозвучал ответ. Джонни насупился, надулся, как мышь на крупу, и ушёл в дом, хлопнув входной дверью. Такие колкости были в ходу у «родственника», и поэтому приходилось отмалчиваться. С скверным нравом, который начинал понемногу убавлять обороты, делая человека снисходительнее и убивая в нём дурные задатки, всё равно не поспоришь. С этим была согласна и Анна, в которой и крылась причина постепенного уклона в добрую сторону, ранее почти полностью отсутствовавшую.

Чуть позже, уже после обеда, Анна быстро отметила дату приезда в календаре: второе сентября 1637 года. А ещё позже небольшую правку в календарь внёс Джон, обведя в кружок тридцатое января 1649 года. Именно этот день он считал началом конца. Днём, когда всё рухнуло. Теперь в этот день всё должно измениться. Эта мысль прозвучала в голове, словно набат. Но до этой даты времени ещё множество, поэтому лучше забыть об этом, жить по закону. Всячески прятать свою истинную личность, взять новое имя для выходов в люди. Чтобы никаких зацепок с жизнью в Личфилде не было. Тем более, что там даже пустили унизительный слух, что у Джонни дурная кровь, якобы он рождён в кровосмесительной связи брата и сестры. «Так женщина на рынке сказала. Что брат и сестра — отец и мать…» С этими шепотками ничего нельзя было сделать. Шептались, указывали пальцами, осуждали вслух. Поначалу де Бейли не обращали внимания на эти слухи. Но скоро их терпению пришёл конец. Девять лет — высший порог. Уехали. Чтобы никто даже не подумал, что они скрываются здесь. Во всём был виноват лорд Винтер, наверняка собиравшийся убить семью де Бейль без суда и следствия. Но на память об этом происшествии осталось лишь забинтованное правое плечо.