Вторая жизнь

Есть иногда на свете люди, с которыми хочется общаться дни напролёт. Хочется изливать душу, чтобы получить слова искренней поддержки и сострадания. Спросить мнение о любой мелочи, в ответ на которое друг не откажет словами: «Я слишком занят, не забивайте мне голову». Друг сам может в ярчайших красках расписывать свою жизнь, особенно после долгих, неумолимо долгих лет разлуки. Встречи пройдут безмятежно, часы беседы покажутся минутами. А когда встреча окончится, останется лишь укол в сердце от осознания этого. И снова ожидания. Именно так и размышлял утром граф де Ла Фер, отправляя второе письмо за три дня — на этот раз к Арамису. Атоса до сих пор волновало то видение с отравленным платьем. Которое он в послании вскользь и упомянул, желая спросить мнение друга. Наконец послание отправилось по нужному адресу. Голубь выпорхнул из окна, взмахнул крыльями со всей силы, и скрылся за деревьями. Оливье закрыл ставни, надеясь, что письмо дойдет быстро. Он хорошо знал хитрую сущность Арамиса: получит конверт, украдкой сургучную печать рассмотрит, уберёт в стол и забудет.

А два дня спустя в келье аббата д’Эрбле, той, что в иезуитском монастыре города Нуази, насквозь пропахшей ладаном и старыми книгами, тускло освещённой несколькими свечами, ничего особого не происходило. Аббат со спокойной душой перелистывал потрёпанные жития святых и ни о чём не подозревал. Ждал, когда Базен вернётся с утренней службы для очередной тайной встречи. Но за узким окном он услышал голубиные крики. Видимо, птица бьётся об стекло. Но нет: письмо. Аббат быстро отвязал конверт от лапки порядком уставшей птицы. Та осталась стоять на оконной раме. Арамис сразу узнал печать графа де Ла Фер. Два скрещённых меча. Бегло прочитав письмо, аббат задумался на пару минут, и начал писать ответ, что было для него редкостью. Смутило его лишь отравленное платье, чего граф и добивался. Решил, что это предзнаменование, означающее, что скоро произойдёт афера, в которой это платье и будет фигурировать. И сдирать его с себя будет знакомая графу женщина. Но насчёт аналогичного случая он написал, что той женщиной была придворная дама неугодного кардиналу человека. А сам человек позже отправился в тюрьму. Именно эту мысль Рене и отразил в ответном письме, отправив его через час после проверки смысла и написания. Как раз в дверь его кельи постучали. На пороге показался Базен, немного располневший за эти годы, в неизменной серой сутане. В охапке он держал несколько бутылок. Резво поставил их на небольшой стол в углу и повернулся к аббату. — Что произошло за сегодня? — спросил Рене, поднимаясь с места. — Сегодня всё отлично, — резво отрапортовал причетник собора Богоматери. — Только налоги приумножились. Сами понимаете: война и всё такое прочее. Аббат вздохнул и сел за стол, напротив Базена. Трапеза вышла скудной: только белый хлеб и вино. Но обоим этого было вполне достаточно. Рене считал, что излишества в еде лишь вредят, и частично он был в этом прав. С мысленной иронией вспоминал старого друга Портоса, который был не прочь сытно отобедать, будучи и так крепким и могучим. Базен, рассказывая о буднях в Париже, иногда возмущённо крестился бутылкой и продолжал это делать примерно час. За это время аббат успел прочесть два жития, параллельно слушая причетника. — Вот такие дела, — закончил Базен, направляясь к двери. — Замечательно, — с оттенком сарказма в голосе ответил Рене. Наконец дверь хлопнула. В этот раз встреча приобрела дружеский вид. Будто два товарища повстречались на пару часов и расстались на месяц. И тогда Рене решил послать весточку Портосу, чтобы вспомнить старого друга и осведомиться о его здоровье и жизни в целом. Как обычно, в лаконичной и понятной форме. Но ему и невдомёк было, что Портос и так жил неплохо: вернулся в родовое поместье, являясь дворянином из обедневшего рода дю Валлон; прибрал наследство, полагавшееся ему, и долгое время хотел получить титул барона; женился на прокурорше Кокнар, успевшей овдоветь к тому времени. Наконец письмо отправилось по адресу «поместье дю Валлон, город Корбей-Эсон». Арамис внутренне проклинал голубей за их медлительность. Но были и плюсы: голубей запросто перехватывали почтальоны и передавали письмо дальше. Чего не случилось с посланием Атоса, носившим скорее тайный дружеский характер.

Ещё через три дня ответ дошёл до графа де Ла Фер. Тот смирился с этим предначертанием и снова развлёк себя охотой на крупного оленя. А посланию аббата д’Эрбле предстоял финальный аккорд в полёте и перехвате почтальоном. В то же время у господина дю Валлона и так было много забот. Краем уха бывший мушкетёр прослышал весть насчёт старого гасконского друга, что тот хочет проведать его вместе с женой, с которой так счастливо живёт уже восемь лет. В поместье начались приготовления, да с таким размахом, будто сюда должен был приехать сам кардинал или король. Вся эта суета челяди и слуг продолжалась с утра до полудня. А д’Артаньян с женой уже подъезжал к поместью. Экипаж ехал ровно, никуда не сворачивая. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться от Портоса его местоположения. Но это нашему гасконцу было нипочём. — Признайтесь, вы скучали по нему? — обратилась к мужу новоявленная госпожа д’Артаньян. — Да, Констанция. Девять лет — ни много ни мало. Откровений будет на сто лет вперёд! Кованые ворота медленно раскрылись перед въезжающим экипажем. Гости вышли из него и, волнуясь от предвкушения встречи, рука об руку прошли ко входу. Ещё минута — и перед ними предстал светлый широкий коридор, стены которого сплошь увешаны портретами знатных господ. Гладкий пол немного скользил под ногами. Роскошные серебряные люстры, по мнению д’Артаньяна, стоили целое состояние. В конце коридора, распахнув объятия, стояли две фигуры: одна громадная и одна невысокая. — Портос! Чёрт! — воскликнул гасконец, бросаясь к другу. Тот почти что не изменился: те же рыжие волосы, порядком отросшие; могучая фигура, роскошная перевязь и расшитый камзол. Портос выглядел гигантом по сравнению с супругой — невысокой полноватой шатенкой. Констанция подметила, что ей к лицу серьги и ожерелье, благодаря которым женщина казалась красивее, чем на самом деле. — Пройдем же в зал, господа. Шарль и Констанция прошли в указанный Портосом зал, где уже был накрыт стол, не менее роскошный, чем в день приезда супругов Лавальер, о котором говорилось ранее. Сели на отведённые места и стали дожидаться хозяев, через минуту севших рядом с ними. — Замечательную говядину подают здесь, дорогой друг, — д’Артаньян наколол мясо на вилку. — Да и закуска неплохая. — Благодарю, только сегодня свежевали. Госпожа дю Валлон молчала некоторое время, но потом поддержала беседу. — Да, Исаак знает толк в этом. — Исаак?! — удовольствие сменилось потрясением. Портос кивнул, подтверждая, что это его настоящее имя. Наконец он смог заявить об этом, пусть и устами жены. Напоследок расспросил друга о том, как он заключил брак с камеристкой. Д’Артаньян не стал увиливать и честно рассказал обо всём. Брак господина Бонасье и Констанции был успешно расторгнут, а через полгода ходьбы по судам Констанция и вовсе обвенчалась с Шарлем, с согласия его родни. Так они и жили эти восемь лет, не ссорясь по пустякам и не выглядывая из Тарба. — А мы, — начала госпожа дю Валлон, — поженились после того, как муж отдал богу душу от чахотки. Долго он ей страдал, я от его постели не отходила ни на шаг. Пожила немного вдовой, а потом Исаак меня в жёны взял. Я сначала противилась, но он убедил меня. Не шантажом. Пообещал новую жизнь. Супруги д’Артаньян улыбались и продолжали трапезу. Шарль так и кипел от радости. Теперь у него созрел план навестить остальных друзей, но Констанция отговорила его от этой авантюры, решив, что он сделает это позже. Пусть сначала немного отдохнёт после приезда. После обеда слуга явился к Портосу с письмом от аббата д’Эрбле. Гигант не стал церемониться и отложил послание в недолгий ящик, решив, что прочтёт его в другое время. А сейчас он проводил супругов д’Артаньян в просторную светлую гостиную, где беседа по душам продолжилась. — Я как-то пытался станцевать сарабанду, пребывая немного подшофе, — начал вспоминать Шарль. — Зрелище то ещё. Я тогда чуть колено не вывихнул. Благо, Констанция мои пляски тогда не заметила, а не то порция смеха была бы обеспечена. Но потом я признался. Констанция лишь рассмеялась вместе с госпожой дю Валлон. Ситуация и впрямь сложилась забавная. — А я пробовал как-то кидать ножи в стену. Чтобы меткость отточить. Но в итоге половина ножей стала просто непригодной, поскольку я об стены все лезвия обломал. Снова весёлая, непринуждённая обстановка. Гости и хозяева снова припоминают незамысловатые моменты из жизни, словно проживая их заново. Только к концу беседы у Шарля стало тяжело на душе. Он резко замолчал и лишь редкими кивками головы поддерживал разговор. Констанция по привычке списала это на усталость от поездки. Не знала, что причина этой тяжести — она сама. Мысленно корила себя за всё. Смотрела на счастливых супругов дю Валлон, которые являли собой полную радость и облегчённость.