Вторая жизнь

Улица Святого Доминика в Париже в то же утро бушевала, как в последние минуты своего существования. На пересечении её с улицей Константин возвели баррикаду, сложенную из камней, пустых бочек, старой мебели. Но сейчас баррикада была полуразрушена, поскольку недавно отгремела перестрелка парижан с гвардейцами Мазарини. После неё люди ещё долго находились возле баррикады, крича и переругиваясь. Раненых в этот раз было много, большинство из них гвардейцы. Их парижане попросту добивали байонетами, которые сейчас называют штыками, а трупы уносили и сбрасывали в сточную канаву. Герцогиню де Шеврез этот шум не раздражал ни капли. Она сидела в большом синем кресле возле приоткрытого окна своей роскошной спальни и укачивала на руках маленького малыша, мирно сопящего во сне. Раздался стук в дверь. Лакей в красно-сине-жёлтой, немного потускневшей от времени ливрее просунул голову в проём. — Госпожа де Шеврез? Герцогиня повернула голову: — Заходите. Что стряслось? — К вам гостья, госпожа. Лёгкий взмах рукой, и лакей пропустил в спальню высокую женщину в чёрном с жёлтым мехом платье, с длинными золотистыми волосами, частично собранных в пучок на затылке. Женщина прошла через спальню, остановилась возле кресла герцогини и смерила её мрачным взглядом, в котором читалась скорбь. — Это вы – герцогиня де Шеврез? Герцогиня покачала головой и поудобнее устроила на руках малыша. Незнакомка представилась как графиня де Ла Фер, недавно начавшая управлять графством мужа, чем изрядно шокировала герцогиню. Та резко встала и выпрямилась. На лице её застыло искреннее удивление. — Вы – жена графа! О нет... И она упала в кресло, перепуганная до смертельной бледности. Но графиня поспешила успокоить собеседницу, сказав, что зла она ей не причинит и тем более не желает. Это в какой-то мере облегчило душу герцогине, ждавшей мести обманутой жены графа. На полноценную супружескую измену этот случай походил мало. Случайная утеха с гостем, которого Мари Мишон приняла за священника, всё же дала свой плод в виде юного Рауля, хотя не стоила и тех измен, что происходили при дворе. Значит, жена графа достаточно милосердная женщина. Герцогиня успокоилась и заговорила об арестованном графе де Ла Фер. — Всё-таки мой муж влип в передрягу. Для него свойственно, — мрачно отрезала жена графа. — Да, верно. Мне ещё сообщили, что его воспит-, — Мари запнулась и поправила себя. Смысла не было скрывать что-либо от ясного ума графини, — его сын ввязался в стычку с гвардейцами и чудом смог ускользнуть от них. Где он, я не знаю. Если бы я могла, я бы бросилась за ним сразу же! Словами она не смогла передать, что творилось в её душе, толком не знавшей материнства, несмотря на то, что она родила целых пятеро детей, которых сразу передавали в руки кормилицам, а затем и нянькам. Безусловно, ей было жаль виконта, сына, которого она фактически бросила и мучалась от этого. Она тогда поклялась графу, что если с ним что-то случится, она позаботится об их общем сыне. Клятва не сдержана, и теперь душу рвёт на части. Графиня заметила эту мучительную перемену и села в кресло напротив герцогини, попутно спросив, что за малыша та держит на руках. — Это не мой, — с горьким послевкусием, оставшимся от грустных мыслей, ответила Мари. — Моя горничная родила два месяца назад. Сегодня она отлучилась на весь день, а я ради интереса решила заняться её крохой. Можете подержать, — и она аккуратно, словно хрупкую вазу, способную разбиться от самой маленькой оплошности, передала малыша Анне. Та приняла свёрток, рассмотрела малыша получше, и её кольнуло в сердце. Такой маленький, такой беззащитный. Бледный, светловолосый – прямо как её собственный сын. Анна скорбно вздохнула и прижала малыша к сердцу, представляя, что она держит на руках сына. Вот он, едва только появился на свет, а уже любим всем сердцем. Никакой гибели в Темзе не было, он жив, он здесь. Сейчас она подержит его ещё немного, а потом уложит в кровать, укутает в тёплое-тёплое одеяло, чтобы не замёрз. Всё будет хорошо. Слеза сама собой скатывается по бледной щеке, оставляя светлую дорожку на тёмной саже, которой подведены глаза. Ещё одна. Ещё. — Сударыня, вы... Плачете? — голос Мари вырвал Анну из иллюзии. — Не стоит. Сейчас я его уложу, — Мари бережно взяла малыша из рук Анны и унесла в другую комнату, оставив женщину в слезах. Пришла через минуту и протянула платок. Анна приняла его достаточно грубым для светской дамы движением и уткнулась в него. Выплакав все слёзы, накопившиеся почти за два месяца, графиня взяла себя в руки. — Что будем делать с моим мужем и вашим сыном, герцогиня? — Даже не знаю. Бастилия – тюрьма неприступная. Мы можем попробовать проникнуть туда. Я слышала, что вы были шпионкой. Может быть, у вас остались какие-нибудь шпионские безделушки? Графиня фыркнула: — Вы думали, что я двадцать лет хранила их при себе? Ошибаетесь. Мне придётся заказывать новые. Думаю, Рошфор не откажет. — А разве он не позабыл о вас? — Я заставлю его вспомнить. Помните, как сбежал герцог де Бофор? — Разумеется, помню! Не вспомнит только ленивый. Тот пирог был просто гениален! — тут Мари осенило. — А что если нам испечь такой чудо-пирог и доставить графу? — Задумка хорошая. Чур, тестом займётесь вы, а я примусь за начинку.

К выполнению плана Мари и Анна приступили через четыре дня, не зная, что виконт уже вдалеке от монастыря, и приготовившись как следует. Мари, в которой всё ещё теплилась тяга к экспериментам, собственноручно, без помощи служанки, замесила тесто, настолько мягкое, что руки к нему прилипали запросто. Пришлось подсыпать муки, пока тесто не приняло нормальный вид, а также для вкуса влить в тесто шоколад. Получилось недурно. Анна в свою очередь раздобыла несколько кинжалов, прочную верёвку и кляп. Принесла всё прямо на кухню герцогини. — Вижу, вам ещё многому учиться, — проронила Анна, укладывая тесто в форму для выпечки. — Сначала выпекаем сам пирог, затем срезаем корку, кладём внутрь нашу начинку, запечатываем и оставляем остывать. Так они и сделали. Пирог вышел на славу. «Начинка» прекрасно туда уместилась. Осталось только запечатать сливками и убрать в подвал со льдом. В гардеробе у Мари нашлась пара платьев простых мещанок, которые, слава богу, подошли женщинам по фигуре. Анна решила, что они поедут в сторону Бастилии на телеге с сеном, а потом пройдут через калитку для пешеходов под видом жены и сестры одного из узников. Но потом она вспомнила, что родственникам политических заключённых посещать запрещено, и переменила план. Всё гораздо проще: прикинуться прачками, положить пирог в корзину, накрыть бельём сверху, да так и проникнуть внутрь. Этот план оказался получше предыдущего.

Когда пирог приготовился, его положили в бельевую корзину, накрыли несколькими наволочками и простынёй. Анна и Мари быстро переоделись. Мари – при помощи горничной, Анна – почти самостоятельно. Белые фартуки и чепцы выдавали их за прачек. Корзина не тяжёлая, но несли её дамы по очереди. Вечером вышли из поместья и сели на первую попавшуюся телегу с сеном, ехавшую к королевской конюшне. Извозчик удивился, что дамам нужно в Бастилию. — Как бы вам туда и так не загреметь! — сказал он. — Мы прачки, сударь, — возразила Мари, надвигая чепец на глаза. — Мы там нужны. Нам сказали привезти несколько новых наволочек и простынь. Вот мы и едем. Анна осталась недвижима. — Ладно, дамы. Подкину. Доехали быстро. «Прачки» легко соскочили с телеги, прихватили заветную корзину и направились к калитке для пешеходов, а извозчик двинулся дальше. Надо было действовать решительно. Мари и Анна представились новыми прачками и в сопровождении тюремщика направились в сторону камеры графа де Ла Фер, названной комендантом. Номер шестьсот двадцать пять. Прошли по мрачному коридору, поднялись на два этажа по лестнице и уже в башне постучали по нужной двери. Граф, явно уставший, мрачным тоном откликнулся: — Что вам нужно? Тюремщик открыл камеру и пропустил «прачек» внутрь, а сам поднялся на последний, пятый этаж башни. Мари и Анна поставили заветную корзину на пол. Недурно здесь граф устроился по меркам тюрьмы. Койка, накрыта тёплым одеялом, на стену прибито фамильное знамя. Но на столе вместо обещанного обеда первого разряда – супа, говядины, жаркого и десерта – кусок мяса и ломоть хлеба с бокалом вина. Похоже, тюремщики наживаются на деньгах, которые им выдаёт государство на содержание заключённых. Бессовестные воры! У Анны невольно сжалось сердце. При таком раскладе её муж долго не проживёт. Мари быстро развернула бельё и выложила его на койку, рядом с сидящим графом. Анна же вынула пирог и поставила его на стол. Граф оставался на своём месте. Казалось, что он потерял смысл жизни. Недалеко от правды. — Граф, этот пирог может спасти вам жизнь. Только сейчас он узнал голос герцогини де Шеврез. Резко поднял голову, а тёмные глаза лихорадочно заблестели. — Герцогиня? Боже мой... Как вы... Нет, нет смысла спрашивать. Кто тогда вторая прачка? Анна, криво усмехнувшись, сняла чепец. Золотистые волны рассыпались по её округлым плечам. Лицо графа вытянулось в изумлённом выражении. — Вы узнали меня, значит, и я не ошиблась, — вернула Анна фразу, сказанную двадцать лет назад. — Снимайте корочку. Граф подчинился. Вскрыв пирог, он не без удивления обнаружил там всё нужное для побега. Похоже, дамы решили не заморачиваться и взяли пример с Бофора. Всё, кроме верёвки, надёжно уместилось под камзолом графа. Корочку пирога вернули на место и убрали под койку. «Прачки» мигом сделали вид, что стелят новую простыню. Как раз вовремя, потому в камеру вошёл тюремщик. — Ваше Сиятельство, прогуляться не желаете? — спросил он елейным тоном. Граф согласился и вышел. Анна и Мари за ним. Едва только все вышли во двор, огороженный двойной высокой крепостной стеной, как тюремщик ушёл снова. На руку. Анна поспешила уйти вслед, пройдя через калитку и оказавшись вне Бастилии, но меж двух стен. Верёвку с неким подобием якоря перекинули через стену, где она её поймала и удерживала, пока граф карабкался наверх. Едва только он оказался по ту сторону стены, как Мари под предлогом новой партии белья покинула крепость. Анне и Оливье пришлось пересекать ледяной ров вплавь. Мари на подъёмном мостике махнула им, чтобы они двигались быстрее, пока луна не осветила их. Ров, отделявший вторую стену от Сент-Антуанских ворот, был шире предыдущего, и после его пересечения у Оливье, несущего Анну на руках, закоченели ноги. Едва оказавшись на земле и укрывшись в тени стены, он принялся через намокшие чулки растирать их. Анна пристроилась рядом. Тут же к ним присоединилась и встревоженная Мари, прихватившая с собой толстенную верёвку, которую принялась перекидывать через стену. После того, как верёвка якорем зацепилась за край стены, все трое выбрались наружу и пересекли ворота, протолкнувшись меж железных прутьев. Бросились прочь, к краю города, где взяли лошадей и уехали, предъявив заранее добытый пропуск.