Вторая жизнь

После того скандала, которым герцог остался доволен, паника Мазарини возросла. Теперь он отчётливо видел всю ситуацию и подозревал графа де Винтера в том, что он дурно влияет на короля. Сначала он просто запретил Людовику общаться с ним, чем вызвал крайнее негодование юного короля. Сам граф понял, что надо принимать крайние меры. Тот скандал надолго отпечатался в его памяти. Пришлось целую неделю сидеть дома, чтобы протрезветь окончательно. Мария тогда убедилась в том, что для спойки её компаньона потребуется половина погреба. Дворяне, не знавшие его, принимали его за сторонника кардинала и думали о нём соответствующе. А дом номер тринадцать на улице Сен-Рош никто даже грабить не решался, поскольку граф пустил слух, что он очень беден и поживиться у него нечем. Ещё одной причиной служило то, что простые люди знали, что граф с ними заодно. Бофор, узнав о таком повороте со стороны Мазарини по отношению к королю, усиленно взялся за стратегию, попутно прихлёбывая вино. Через два дня, двадцать пятого мая, когда его сознание немного прояснилось, он решил действовать решительно. Он написал графу де Винтеру письмо, в котором сообщал план действий. Вдобавок он вместе с зашифрованным письмом прислал карт-бланш на совершаемые действия. Винтер быстро распознал текст шифра, который уже успел изучить. «Вам придётся вечером проникнуть в Лувр и выкрасть Его Величество, пустив ему пыль в глаза, якобы вы ведёте его на вечернюю прогулку, незаметно от Мазарини, я подчёркиваю это! Вывезите его за пределы столицы и остановитесь около Немура. Можете заселиться в какую-нибудь гостиницу. Там ждите приезда моих людей. Их вы узнаете по символике – перечёркнутому кресту Святого Духа. Передайте им короля и езжайте с ними ко мне в Шенонсо. Ваш признательный герцог» Джон прекрасно понимал, на что идёт. Риск – похищать короля прямо из резиденции. Но юный Людовик доверяет ему, значит поверит всему происходящему. В Лувр Джон вместе с Марией пришёл пешком, как обычно. Они бегло прошли по залам, делая вид, будто оглядываются. От камердинера Бернуина они узнали, что Его Высокопреосвященство уже давно в постели, и облегчённо выдохнули. Направились по коридору в сторону спальни короля. Убедились, что никто их не видит, и тихо постучали в дверь. — Кто там? — раздался сонный детский голос из-за двери. — Это я, — прохрипел Винтер. — Пока не знаю, но проходите. Граф со спутницей буквально проскользнули в спальню и заперли на задвижку. Боже, как бедно живёт Его Величество! Простыни изъедены молью, одеяло серое от пыли. Сам король спит в дырявом ночном колпаке и грязно-белой сорочке. Мазарини хоть бы за ребёнка поволновался! Негодование в графе так и кипело. Мария от души пожалела юного короля. — Граф? Но ведь мне запретили с вами общаться, — заявил Людовик, зажигая свет. — Запреты Фронде не помеха. Одевайтесь, Ваше Величество. Людовик замешкался на минуту, но поднялся с кровати. Выяснилось, что он совершенно беспомощен. Одеваться ему помогала Мария, а Джон подумал про себя: «Короли слишком изнежены. Даже одеться сами не могут». Когда с переодеванием было покончено, все трое выскользнули из спальни и пошли вглубь Лувра, где можно было выйти, избегая главного входа. По пути Винтер собирался было пустить пыль в глаза юному королю, как и поручил герцог, но быстро смекнул, что доверие короля он потеряет, поэтому сказал, что они выедут за город, чтобы немного развеяться и показать, насколько Франция разорена бунтами и залита кровью. Потайной ход находился в подвале Лувра. Троица прошла по нему без особых усилий и наконец выбралась из дворца. К тому времени сад уже осветила луна, яркая, молочно-белая. Добежали до ограждения. Винтер взобрался по прутьям, будто акробат, и лихим прыжком очутился по ту сторону ограды. Мария перехватила короля одной рукой и, кое-как взобравшись на острые металлические колья, удержалась на месте. Тут и Людовик испугался, что было присуще всем детям его возраста. — Я боюсь!.. — Тише, Ваше Величество, — шепнула ему Мария. — Просто прыгайте вниз. Вас поймают. Людовик ещё несколько секунд колебался, но потом решил, что короли трусить не должны, и прыгнул вниз. Этот поступок окрылил его буквально на мгновение, но эйфория прервалась тихим стоном графа и последующим прыжком Марии. — Простите, сударь... — прошептал мальчик. — Я не хотел... Ну вы и сорвиголова... — добавил он с неподдельным восхищением. — Пустяк. Всего-то руку отдавили. Идём, пока не увидели. На улице Ришельё, до которой троица буквально бежала, боясь попасться на глаза страже, их вовремя подхватила карета с кучером, который уже возил графа де Винтера на постоянной основе после смерти предыдущего и для предстоящей поездки взял с разрешения графа из его дома несколько тёплых пледов, грелок и немного еды. Ситуацию спасло то, что в темноте кучер не разглядел короля и не узнал. Получив приказ ехать в Немур, что чуть южнее Фонтенбло, кучер со всей силы ударил по лошадям. Едва оказавшись в карете, граф и его спутница наконец смогли расслабиться. Укрылись пледами, пожертвовав королю целых две штуки, и задремали, склонив головы. Винтер во сне приложил руку к груди, где под камзолом и рубашкой примостился медальон. У матери наверняка всё спокойно. А может и нет. Она ведь управляет местностью, открыто восставшей против кардинала. Бофор в письме сообщил, что провинция Берри официально заключила соглашение с Гиенью, Лангедоком, Пуату, Бургундией и Нормандией. Все упомянутые провинции обязались друг другу моральной, военной и денежной поддержкой. Франция официально раскололась.

Кучер разбудил путников в полдень, когда они уже были в Немуре, точнее недалеко от него. По его пепельно-серому лицу и чёрным теням под глазами стало ясно, что он почти не спал, а если и спал, то часа три-четыре. Граф попросил кучера, чтобы тот доехал до таверны, стоящей рядом с дорогой. Кучер исполнил просьбу, и карета подъехала к таверне вплотную. Граф со спутницей и королём выбрали простую комнату и перенесли туда всё, что взяли из дома, сообщив хозяину, что они останавливаются здесь на неопределённый срок. Короля не пришлось маскировать, поскольку местные жители вряд ли его видели, и граф обошёлся тем, что выдал его за своего младшего брата Жака, а спутницу – за сестру Мари-Аннетт. То, что на карету никто не напал, казалось каким-то чудом. В военное время грабителей куда больше. Кучер тоже снял небольшую комнату, а карету загнал позади таверны. Винтер приказал Людовику не покидать отведённого убежища, на что тот снова проявил присущее ему королевское своенравие: — Я – король! Вы не можете приказывать мне! — топнул он ножкой. Винтер воззрился на него сверху вниз, точно родитель, злящийся на ребёнка, который посмел перечить. Меж бровей залегла суровая складка, губы сжались в одну линию, а на щеках проступили тонкие морщины. В чёрной одежде, высокий, будто вытянутый – граф всё же наводил призрак страха на маленького короля. Вся сцена происходила при закрытой двери. — Ваше Величество, — голос спокойный, но злоба чувствуется. — Я вывез вас из Лувра ради вашей же безопасности. Вы хотите, чтобы Фронда победила или нет? Людовик кивнул. Полностью разделяет интересы Бофора. Позже это назовут «промытыми мозгами». Успокоился и, что удивительно, даже извинился. Винтер довольно усмехнулся и вышел. Таверна попалась не самая худшая. По крайней мере, прибранная. А вот и Мария. Беседует с хозяином, предлагает ему помочь в работе. — Неужели такая ухоженная дама, как вы, не гнушается чёрной работы? — удивлённо спросил хозяин таверны. Винтер ответил за неё, что он не гнушается этого тоже, в качестве доказательства скинул камзол и вымыл пару тарелок. Хозяин, крепкий черноволосый мужчина, был шокирован подобным трудолюбием, которого дворяне избегали как могли. Горы посуды не вызвали в Джоне и Марии того ужаса, какой вызвали бы у других придворных. Совершенно не стесняясь и отбросив всю напыщенность, они засучили рукава и в полтора часа перемыли всю посуду. После этого Джон потребовал, чтобы посетители таверны ни в коем случае не прикасались к «Жаку» и «Мари-Аннетт», иначе здорово поплатятся. Хозяин отчаянно закивал головой, напоминающей по форме клин, обещая, что «сестру», а уж тем более «младшего брата» графа никто не тронет.

После всех хозяйственных хлопот граф со спутницей, избавившись от камзола и корсажа, вышли из таверны на свежий воздух. Мария сразу приметила растущие в траве ромашки и, скинув с ног порядком надоевшие туфли на каблуке, принялась с каким-то пылким фанатизмом собирать цветы в охапку. Женственная натура, что ещё можно сказать. Винтер стал поодаль и сделал затяжку табаком. Чудо ли это или нет, но во время своего недельного похмелья он удержал себя от того, чтобы написать матери в Берри. Не хватало наглых ночных писем с пьяными откровениями. Эта жалкая выходка отвернёт мать от него. После такого проступка будет жутко стыдно посмотреть ей в глаза. Определённо, он тогда выпил больше, чем требовалось, чтобы опьянеть настолько. Голова тогда болела нещадно. Бокалы он не считал, но потом понял, что штук десять он точно осушил. Вино тогда почему-то отдавало вишней. Если бы он снимал квартиру в другом доме, после такой пьянки его бы точно прогнали вон. Хотелось попросту выдернуть из тела сосуды и вылить из них всю эту отдающую вишней дрянь. Вдобавок ко всему, он всю неделю горланил английские революционные песни. Именно горланил, а не пел. Ещё пытался по пьяни проломить шкаф, забравшись в него, и долбился об него со всей силы. Ещё одна затяжка. Только сейчас обратил внимание, что у Марии лёгкая россыпь веснушек на щеках. Вполне красит. Ромашки, веснушки... Какой контраст с воем картечи и пороховым дымом. Война разгорелась нешуточная. Ещё ночью вблизи Фонтенбло промчался огромный отряд вооружённых беррийских крестьян, как сообщил утром кучер. Отдельная радость, если их мать послала. После того скандала он поклялся себе никогда больше так не напиваться.

В таверне троица просидела три дня, пока порог не переступили несколько людей с перечёркнутым крестом Святого Духа на камзолах. Посланники Бофора. Но при виде их подозрительно неприятных и враждебно настроенных лиц Винтер ощутил всем нутром, что это явно какой-то подвох. Стройный светловолосый мужчина, странно знакомый, явно руководивший посланниками, спросил у хозяина таверны, не появлялся ли здесь граф де Винтер. Граф оторвался от мытья посуды и подошёл к посланникам. — Да, это я, — говорить о том, что план выполнен, он не стал. Бофор наверняка уже рассказал им всё, и смысла повторять нет. — Мы давно ждём вас. Я сейчас. Быстро зашёл в комнату, надел камзол с перевязью и позвал юного короля, ещё не до конца привыкшего к жизни простых людей. Людовик с радостью вскочил с постели и пошёл вслед за своим защитником и хорошим знакомым. При виде их посланники Бофора посуровели, но ненадолго. Их лица сразу расплылись в злобных улыбках. — Держите его крепче, — главарь указал на Винтера, а потом повелел всем посетителям таверны покинуть её на некоторое время. Граф же напрягся всем телом, и лоб его прошиб пот. Его и короля завели в подвал, где хранилась еда и вино. Закрыли на засов и зажгли свет. — Господа, глядите, кого мы поймали! Мозг сломан.