Вторая жизнь

Утром, где-то в девять утра, в спальню Анны постучал Оливье. Та, всё ещё спящая в обнимку с сыном, поспешила с головой накрыть его одеялом и как можно больше заслонить собой. Проронила, что хочет остаться до полудня. Оливье ответил равнодушным: «Хорошо. В полдень уезжаем». Куда собрались в такую рань? — Давай-ка к матери под бок, — шепнула, отчего сын выставил взлохмаченную голову из-под одеяла и обнял Анну, обхватив со спины. Ещё три часа, чтобы побыть наедине. Без всех этих домашних дел, слуг, мужа, а особенно пасынка. Если герцогиня де Шеврез его так любит, то пусть приезжает, забирает и признаёт незаконнорождённым. Графиня де Ла Фер, в свою очередь, не собиралась публично заявлять о незаконности собственного сына. Второй брак недействителен, и что с того? Никто не свяжет одной нитью англичанку леди Винтер, которой уже двадцать лет как нет на свете, и француженку графиню де Ла Фер, которая существует сейчас. Ещё три часа, чтобы разделить утреннюю тишину. Косы, в которые были заплетены волосы Анны, не закреплённые ничем, расплелись и золотистыми волнами разметались по подушкам. При виде этой совершенной красоты, мягких локонов, рассыпавшихся по белым плечам, обрамлявших овальное лицо, Джон не смог сказать ничего, кроме возвышенно-измученного: «Ах...», закрыв половину лица рукой. Квадраты бьющего из окон света искажёнными гранями лежат на пологе. Никто не услышит, никто не осудит. Только на рассвете заря обжигает. Вдруг лицо Анны резко помрачнело, а взгляд впился в съехавший правый рукав, открывший забинтованное плечо сына. Тот заметил её внезапную холодность и поспешил натянуть льняную ткань обратно, лишь бы скрыть позорную повязку. Лишь бы она не поняла... Нет. Она наверняка знает, только не говорит. Ей наверняка сказали, что графа де Винтера публично клеймили. Молчание хуже открытой брани и проклятий. — Ты знаешь, как наказывают предателей? — промолвила сурово, кивком указывая на правое плечо и намекая отпустить рукав. — Как и государственных изменников. — обнажила собственное клеймо – рыжую лилию – после чего закрыла её снова. Безусловно, Джон знал о нём и раньше, даже сам видел. Всё шло к разоблачению. Только Шарлотта держит рот на замке, а здесь придётся признаться самому и сгореть от стыда. Резко соскочил с кровати и отшатнулся к стене. Это сейчас мать спокойна и холодна, но если он откроется, то холод и спокойствие мигом обратятся в жар и гнев. Он обязан выдержать этот гнев. Графиня приказала раздеться, совершенно бесстрастно, без какого-либо неправильного намёка. Оценивающе оглядела бледное худое тело, льняную повязку, которая тут же отправилась на пол. Тяжёлые золотистые локоны лежали на острых плечах, не способные ничего прикрыть, лишь сильнее выделяли шею с розоватой полосой и очертания ключиц. Идеальная внешность для пожизненного узника. Стоял, гордый, уверенный, готовый принять наказание в полной мере. — Что же, мать моя? — проронил с издёвкой, пока его самого коротило от беспричинной смелости и стыда. — Сразу убьёте меня или чуть позже? Не медлите. Я знаю, что двойного позора вы не выдержите. Не томите. Убейте меня, и вам не придётся жить со вторым клеймом. Воткните кинжал мне в сердце, и вам не придётся страдать, как страдал я, ожидая, пока этот проклятый цветок зарастёт плотной коркой. Анна слезла с кровати и первым делом заперла дверь на задвижку. С чего он взял, что она собирается убивать его, избавляя от позора? Подошла к сыну вплотную, чтобы как можно чётче разглядеть едва зажившую серую лилию. За дело, за преступление. Фронда всему виной. Ногтём провела по углу крайнего лепестка, вызвав тихое шипение. — Больно? — обеспокоилась. — Не больно. Актёрствую, — от всплывших воспоминаний замутило. Чёрт. В ней нет того гнева, которого он ожидал. Она не злится. Лучше бы уж разозлилась и прикончила его на месте, как он и просил. Он заслужил. Вонзил стальной взор с вопросом: — Могу ли упасть перед вами? Резкий стук, жест о молчании. Подбежала к двери и в ответ на упрашивания Гримо о встрече с мужем ответила, что будет недоступна до полудня. — Можешь, — ответила, не оборачиваясь. Падение на колени за спиной. Глаза уловили выпирающие лопатки, светло-русую макушку. Обернулась и приказала подняться. Что ж... Белокожим блондинам унижение не идёт. Кончиками пальцев простучала по очертаниям позвоночника. Тихий стон, будто током прошило. Боится прикосновений? Не похоже. Приподняла за плечи, открывая спрятанную за согнутой спиной наготу, в качестве милосердия провела ладонью по животу – самой уязвимой части тела. Дар речи потерял, раз ничего не может сказать. Осуждения нет. С чего ей обвинять его, если она сама помечена? Приказала одеться и выслала из комнаты. В этот раз она не нуждается в служанке: сама может надеть нижние юбки, зашнуровать корсет и застегнуть изумрудное платье с пышными манжетами. Дворяне привыкли полагаться на слуг, но бывают моменты, когда этих самых слуг рядом нет. Полурасплетённые косы лучше собрать в пучок и закрепить шпильками. Совершенно не аристократичная причёска. Не блистать она едет, а биться за столицу, как сказал Бофор в позднем вчерашнем письме. Вся семья де Ла Фер едет. Собираться особого смысла нет. Взять только оружие и медикаменты, приказать загрузить всё в карету. Графиня, едва покинув пределы спальни, подмечает перемены в сыне. Шляпа, надвинутая на глаза, широкий плащ, из-под которого виднеется остриё шпаги. Всё чёрное. И не скажешь, что его только что разоблачили. Прежняя бесстрастная маска. Будто утренней сцены и не было. — Я ещё в начале июня приказал ковать латы для солдат Фронды по английскому образцу, — проронил Джон, когда карета пересекла границу Берри. Пришёл момент испытать английские латы в реальной битве, где их будут носить не только кирасиры, но и пехотинцы, артиллеристы и маркитанты. Разумеется, без кожаного колета и высоких сапог никуда. Теперь Мазарини увидит, на что способны враги при таком вооружении, тем более что Берри поставляло почти треть всего оружия.

Приехали в Париж вечером, под покровом ночи, бесшумно добрались к салону мадам Рамбулье, где все уже погасили огни. Бофор безмерно радовался приезду де Ла Феров и отвёл им две комнаты рядом с главной, где и жила хозяйка салона. Сообщил, что Мазарини и королевская семья сейчас в Нотр-Дам-де-Пари, что пришло время захватывать первого, но щадить последних. Пьер, Джон и Шарлотта вызвались выполнять это задание без каких-либо возражений, чем обрадовали герцога ещё сильнее. Все трое, исключая Джона, облачились в чёрное, чтобы слиться с ночной мглой, вооружились до зубов и взяли с собой несколько прочных верёвок. Рауль подметил, что сейчас все трое похожи на шпионов из малоизвестной книжки, вдобавок захотел помочь, по причине своей неопытности назвав медленными. — Шутишь, новичок? — улыбнулась Шарлотта. — Смейся, смейся, тепличный, — едко отрезал Джон, по привычке брезгливо щурясь. — Всем на старт! — крикнул Пьер, открывая ставни. — И вылезаем! Рауль вышел из салона и забрался на лошадь, наблюдая, как троица шпионов вылезает из окна и встаёт на торчащую доску. Звук удара тяжёлого груза о дерево – и они подлетели вверх, вырвав у Рауля удивлённо-восхищённое: «Ух ты!». Приземлились на крышу соседнего здания и стремглав побежали вперёд. Из комнаты послышалось: «Чокнутые!». Рауль крикнул: «Они отличны!» и пустился вскачь вслед за бегущими по крышам шпионами. — Эй, братец! Вечеринка наверху! — крик сводного брата раззадорил Рауля, заставив ускорить бег коня. Краем глаза он всё же поглядывал на края крыш с почти незаметными движущимися фигурами, будто специально демонстрирующими разные воздушные трюки. То коса мелькнёт, то кончик шпаги, то верёвка. Надо бежать ещё быстрее. Вены раскаляет бегущий адреналин. Улицы петляют, резким углом разворачиваются, раздваиваются, растраиваются, складываются в перекрёстки. Вдали виден величественный анфас Нотр-Дама. Осталось ещё немного. Промчался по нескольким переулкам, почти догнал трёх шпионов и резко остановился возле самых ступеней, переводя дух. Джон, Шарлотта и Пьер, не останавливаясь, пробежали по последней крыше и буквально пролетели до ближайшего балкона собора, за которым переливался в лунном свете разноцветными пятнами витраж. Почти плашмя упали на серый мрамор, стряхнули налипшую на чёрные одежды пыль. Сию же секунду Рауль услышал хриплое: — Ну и кто медленный? Ты, тепличный! — ответил светлой улыбкой. Услышал мелодичный звон стекла. Нет, не витраж рассыпался сотней цветных осколков, а всего лишь слуховое окно, куда пролезть поодиночке труда не составит. Пьер и Шарлотта остались на балконе и дали знак Раулю, чтобы не торчал на виду у самых дверей. Джон времени не терял: прошёл под самым потолком и застыл прямо над сидящим на скамье Мазарини. Месса, значит. Сейчас будет второе пришествие. Резко спрыгнул, на лету разматывая верёвку. Упал прямо перед алтарём, вызвав невыразимый шок у всех прихожан. Пользуясь оцепенением, проворно обездвижил кардинала и оттащил к алтарю. — Господа французы, с вами Пьер де Колло! Пошумим! — услышал сверху. — Пошумим, тысяча сабель! — крик Шарлотты. — Пошумим... Пожалуйста, — обратился к толпе перепуганных прихожан. Юный Людовик сделал пару робких шагов вперёд, скованный непонятным страхом. — Граф де Винтер? — Барон Мордаунт, Ваше Величество, — учтивый поклон с приложенной к сердцу рукой. Королева не могла сдвинуться с места. От неё никаких объявлений не требовалось. Фронда близка к победе. Это стало ясно, когда Колло и девица Рошфор спрыгнули с перекладины на потолке и вместе с бароном приставили кончики шпаг к горлу Джулио. — Отпустите... Вы не имеете права! Я погибну... — простонал с оттенком вопроса. — Да, монсеньор, — от интонации даже холод по спине пробежал. Мазарини прямо из собора тайно провели в Бастилию, где и заперли с разрешения юного короля. Теперь предстоит битва с кардиналистами, поскольку те даже после капитуляции своего главаря не сдадутся.

Битва началась следующим утром. Первыми, как и предсказывал Бофор, дали залп кардиналисты. Фрондёры же буквально рассыпались по городу, сталкиваясь с противниками и без всякой жалости расправляясь с ними. Вступили в дело и артиллеристы: обстреливали наименее защищённые укрепления. Графиня де Ла Фер хотела поскорее облачиться в стальные доспехи, но сын не позволил этого и офицерским тоном, не терпящим возражений, приказал оставаться в штаб-квартире. Мария Саммер, уже одетая в латы и обозначенная как маркитантка, возмутилась: — Почему ты увёл её? Она хотела сражаться! — Я не хочу снова её потерять! — надрывно крикнул. — А меня, значит, хочешь? — Тебя тоже не хочу! Быстрее, идём до Лувра, там уже все наши стоят! Выбрались и через возведённые баррикады, стараясь избегать гвардейских пуль, начали пробираться по улицам, иногда отстреливаясь от врага, а иногда подкрадываясь со спины и ловко подкалывая кинжалом. Ленточная вариация портупеи и прорези на камзоле оказались весьма полезны для такого дела. Мария предпочитала пригибаться как можно ниже, Джон, напротив, выпрямлялся и буквально закрывал её собой. До Лувра добрались быстро и заметили, что у ворот кипит ожесточённая схватка на саблях. Мелькнула красно-серая одежда и чёрные волосы. — Папа! — тихонько воскликнула Мария. — Бейте их, мистер Саммер, как можете, как вас учили! — заметил, как Эдвард, разъярившись, рубит врага в кровавое месиво. Сразу же оттолкнул Марию и сам спрятался, чтобы не попасть под обстрел из верхних окон Лувра. — Откуда он так хорошо владеет саблей? — тихий вопрос, почти не слышимый через заткнутые уши. — Он служил вместе со мной, забыла? — почти крик. —Кромвель бы им гордился, если бы был здесь. Надо было обогнуть Лувр и зайти с чёрного хода, чтобы забрать короля и королеву в более безопасное место. Всё также аккуратно, избегая лишний раз попадаться на глаза гвардейцам, с бешено колотящимся сердцем пробрались к тайному проходу, через который уже когда-то уходили вместе с юным королём. Прошли несколько пустых зал, где не было даже намёка на засаду, и аккуратно постучали в спальню короля. Послышался громкий детский вопль: «Спасите!». — Да тихо вы, Ваше Величество! — крикнул Винтер через дверь. — Выходите лучше! В этот момент стало слышно, как одну из дверей заблокировало обломками упавших колонн. Этого только не хватало! Король, уже одетый, поспешно выскочил из спальни, с радостью признал друга по бильярду. Не время для радости. Теперь надо уходить. Втроём прошли ещё несколько коридоров, на каждом повороте поджидая засады. Вдруг на длинном балконе, куда они вышли, им загородили вход знакомые лица: барон дю Валлон и д'Артаньян. Мордаунт не выдержал ядовитой усмешки, повелел Марии и королю отойти назад, резко выхватил шпагу. Два клинка скрестились на его горле. Заметно задрожал, но сохранил ледяное спокойствие. — Вот он – сын своей матери! — с нескрываемым отвращением проронил гасконец. — Убрать короля, подобравшись к нему! Невиданная подлость! — Верно. Моя мать наверняка гордится мной. Добродетельные господа, имейте в виду: что тот, кто оставит на мне хоть царапину, будет убит мгновенно. Мои друзья разорвут вас на тысячу мелких кусочков! — последовал безумный хриплый смех.