Вторая жизнь

Можем сказать ещё несколько слов о дальнейших событиях. После совершеннолетия короля бывший граф де Винтер остался при дворе, иногда месяцами не появляясь в Версале, поскольку гостил в Ла Фере у своей матери. Та тоже приезжала в королевскую резиденцию, но ненадолго. Придворные, удивляясь невиданной красоте пятидесятилетней графини де Ла Фер, пустили как-то слух, что она может стать новой фавориткой короля, но она самолично пресекла эти пересуды. Кстати о фаворитах: Людовик отличился и завёл себе не только фаворитку – семнадцатилетнюю Луизу де Лавальер, в которую был влюблён и позже женился виконт де Бражелон, но и фаворита – бывшего «друга по бильярду», барона Мордаунта, который чувствовал себя при дворе вполне неплохо, но жил бедно по меркам дворян. Король удостоил его публичного нашивания знака, обозначающего королевского фаворита, не только за заслуги во имя государства, но и из личной благодарности: после казни Мазарини фрондёры норовили расправиться и с королевой, но Винтер не дал этого сделать, загородив её собой. Из имущества у него был только дом номер тринадцать по улице Сен-Рош в Париже, да почти три миллиона английских фунтов, удачно восполненных путём предпринимательства по производству оружия. Луиза де Лавальер на свою беду искренне любила французского монарха и часто порывалась уйти в монастырь, поскольку не выдерживала слежки, порицания церкви и зависти соперниц. Барон понимал её положение, как человек, находящийся в ближайшем окружении короля и воздействовавший на него более всех, часто приходил к ней перед её любовными свиданиями с Людовиком, утешал её и подбадривал. И Луиза старалась. Ради короля, барона и мужа. Виконт, благодаря наущениям сводного брата, не ревновал жену к королю и не воспринимал это как супружескую измену. Барон, с целью сильнее подбодрить Луизу, подавал ей соответствующий пример: принимал гостей, лёжа в постели, в халате, сонный и растрёпанный, при этом сохранял поразительную чёткость мыслей и слов. Придворные только поражались поведению королевского фаворита, склонявшего голову от тяжести незримой короны, а сам он любил повторять: «Ты сам надел эту корону и возвёл меня к трону. Я ничего не обещал и клятв в вечной верности не давал». Когда на горизонте засверкала звезда новой любовницы короля Атенаис де Монтеспан, Луиза снова пришла в отчаяние. Барон решил, что надо менять дело и попросил её уехать домой на некоторое время. Та подчинилась и вскоре успокоилась. Барон тем временем пристально наблюдал за Монтеспан, и в конце концов смекнул, что она хочет всецело обладать королём. Чтобы достичь своей цели, новая фаворитка попыталась отравить барона, прислав пропитанные ядом перчатки. Покушение не удалось, а позже раскрылось так называемое «Дело о ядах», случившееся где-то в конце пятидесятых годов. Всё это время оба фаворита испытывали жуткую неприязнь друг к другу и неоднократно пытались друг друга ликвидировать, тайно обращаясь по очереди к колдунье Ла Вуазен, но каждый раз оба отделывались лишь парой недель в постели. Барон даже мог мастерски имитировать падение на пол при отравлении, и иногда пользовался этим, отчего Монтеспан получала выговор от короля, а после пятой попытки покушения его терпение лопнуло. Барон ликовал, когда Монтеспан отправили в отставку. Луиза де Бражелон вернулась в Версаль, но король охладел к ней. После пышных прелестей Атенаис ему была ни к чему хромоногая Лавальер. Луиза, ни капли не оскорблённая его словами, не отчаялась и не ушла в монастырь окончательно, а уехала в замок мужа с приятным сюрпризом для него. А что же барон? Он вскоре тоже покинул двор и переехал в Ла Фер, продав дом на Сен-Рош, тринадцать. Он так и не женился и потомства не оставил. Мария Саммер, дочь палача из Личфилда, довольно часто писала ему письма и сама приезжала во Францию погостить неделю. Графиня де Рошфор вышла по расчёту за Пьера де Колло, но брак был счастливым, и Шарлотта родила Пьеру троих детей. Шарль-Сезар был счастлив, как никогда. Немного о политике: войну Франции Англия так и не объявила, ссылаясь на то, что первая изнурена гражданской войной, а после смерти лорда-протектора Кромвеля Карл I с семьёй вернулся на родину и публично покаялся перед народом за совершённые преступления, пообещал впредь слушать парламент и перестал преследовать пуритан. Прожил он долго: умер в 1661 году, после чего на престол взошёл Карл II Стюарт, продолживший политику своего отца. Ещё немного о бароне. Вот как описал его Пьер де Колло в своих мемуарах, где отвёл ему отдельные несколько глав, равно как и своей жене до периода их супружества: «Человек складного ума, скромный, скорее даже аскетичный по меркам современного дворянства, любящий вставить в диалог крепкое словцо, дабы подчеркнуть эмоциональный накал. Причём он даже не замечал, что выражается совершенно не по-дворянски, что даёт понять, что вырос он далеко не при дворе. В Версале ходил слух, якобы он фригиден и совершенно не желает любовных связей. Но барон все слухи игнорировал и держался всегда прямо, с гордой, военной осанкой. Что до внешности: красив, статен, но омрачает всё впечатление тот факт, что мимика у него была достаточно неприятная, движения рубящие, резкие, фигура худощавая. Когда в Версале разразилось дело о ядах, он воскликнул в сердцах: ”Я словно правлю во время мора!”. Благо, король этой фразы не слышал, поэтому наш Жанно сохранил голову на плечах. Однажды, когда во Францию явилась испанская делегация с одним из Габсбургов, он тогда пребывал в изрядном недоумении. Портреты Габсбургов вызывали у него вполне объяснимое отвращение, даже с учётом того, что они всегда рисовались с долей приукраски внешности. Сам барон также заказал собственный портрет и потребовал, чтобы никаких черт его лица не смели изменить. ”Для того, чтобы ко мне не бежали свататься молодые девушки,” — говорил он мне. Вдобавок он ввёл в моду полосатые чулки, вернее сказать, гольфы, выражаясь английским наречием, а также перчатки с отрезанными фалангами пальцев. Когда на приёмах в Версале графиня де Ла Фер общалась с кем-то, кроме него и её мужа, он становился необычайно ревнив и сверлил собеседника графини из-за угла. Он пытался влиять на свободные нравы версальцев, но малоуспешно. Его пуританские взгляды не находили отклика. К слову, ему даже поставили памятник при жизни, причём запечатлили его в довольно лиричном образе: одежда английского простолюдина, длинный плащ, красиво накинутый на плечо, мелкие цветы в волосах. Смешно выглядит, если знать его в лицо! Скорее всего, это был один из самых великих англичан в истории Франции, если таковые были.» Фигура неоднозначная, но всё же оставшаяся в истории. Возможно, барон был единственным фаворитом в истории Франции, которого народ любил. Он не злоупотреблял своим положением: не завышал налогов, не тратил целые состояния, не требовал ничего от короля. Когда Людовик совсем забывался в утехах с фаворитками, барон брал власть в свои руки, и, в отличие от прочих, его это не опьяняло, а наоборот, отрезвляло. Монтеспан мастерски устраняла всех соперников, только, к своей злобе, главного не могла достать никак. Пыталась выставить на всеобщее обозрение его «подвиги» молодости, касающиеся Английской революции и Фронды, но это давало кратковременный результат. Как-то она даже привела к нему убийц вечером, а сама удалилась. Фаворит был сильно покалечен, но остался жив, поскольку Людовик с небольшой группой стражников вовремя ворвался в покои. Только он не поверил тому, что убийц подговорила Атенаис, а поверил её театральным рыданиям и лжи. Возможно, театральная пропагандистская постановка в замке Шенонсо стала правдой, только короля с трона столкнула не фигура в красном, а мягко отстранила фигура в чёрном.