Повёлся

У старенького толстопузого телевизора уселись два мальчика. Один из них привстал, чтобы повернуть диск для переключения каналов. Малышам попался какой-то американский мультик. На чёрно-белом экране оживал необычный мышонок с огромными ушами и тоненьким хвостиком. Этот необычный герой попадал в различные забавные ситуациии. Мультипликация приковывала детские глаза к маленькому выпуклому стеклянному экрану. Мама редко разрешала смотреть этот "вредный ящик", чаще выгоняла сыновей на улицу или вручала в руки книжку. Но сегодня мама ушла на дополнительную работу: репетиторство, которым до этого ни разу не занималась. Приглядывать за пятилетними юнцами остался названный старший брат. Мамуля приютила этого молодого человека, обогрела, накормила и напоила, назвала своим старшим сыном. Увидела, по её словам, родную кровь, не могла оставить на произвол судьбы. У этой женщины была очень добрая душа. Даже слишком. Старший брат, по наблюдениям обоих младших братьев, не проявлял к ним большой симпатии. Скорее, самое настоящее равнодушие. Только иногда он приходил к мальчикам, проверял, как они и чем занимаются, а затем уходил в глубь небольшого домика, не возвращаясь, бывало, чуть ли не сутками. Конечно, этой святой женщине со сломанной судьбой парень был бесконечно благодарен. Он называл её мамой, как и младшие названные братья. Но, к сожалению, любовь, которая оказалась совершенно не здоровой, к запрещённым веществам оказалась гораздо сильнее, чем самая настоящая истинная любовь, которая могла привести к благополучию. Но любви прохода не дали, вот она и загнулась, увяла и сгнила. "Э-эй, вы уже спать должны как час! Или сколько сейчас времени...", – донёсся из полумрака пьяный и плавающий голос старшего. Его узкие глаза не блестели звёздами на ясном небе, как это было при виде матушки. Из них сочилась сейчас только непроглядная тьма. Если бы она была жидкостью, текла бы она уже по слегка впалым щекам на пол, падая на него густыми смольными каплями. Но заместо мистической жижи капал обыкновенный превонючий "лимонад", от которого веяло спиртом, нежели цитрусами. Место сменилось так же быстро, как меняются сцены в фильмах – по щелчку пальцев. Весь мир вокруг нарисован то ли акварелью, то ли масляными красками. Ими очень любила рисовать в редкую свободную минутку мама. К слову, получалось очень даже красиво! На иссиня-черном небе, выполненном аккуратными мазками густых красок, расположились белоснежные точечки-звезды. Некоторые из них уже успели смешаться с цветом ночи, обретая новый лазурный оттенок. Слегка неровная, но таким образом выглядящая более живой Луна расположилась где-то вдалеке импровизированного холста. Она слегка блестела золотым лаком, бережливо и аккуратно нанесенным на неё. На поле, более похожим на игольчатый коврик для йоги, расположился один из сыновей. Его голубые, цвета ясного дневного неба, волосы отлично контрастировали со всей нынешней обстановкой. Здесь лишь спокойствие, безмятежность, безопасность. Рядом садится мама: выспавшаяся, с мягкой, доброй улыбкой на лице. Она давно не носила это белое платье с вручную вышитыми дедушкой узорами. С другой стороны прибегает с полного цветов луга братец, который с виду альбинос, но коим, возможно, и является. А сзади, положив свои худые ладони на плечи глубовласому, садится старший брат. Без синяков, царапин и жуткого смрада изо рта. С ухоженными волосами, заплетёнными в косу, с чистой и выглаженной одеждой. Только вот лица и мамы, и ровесника-брата видно чётко, а вот старшего... На лицо старшего будто бы с кисти на акварель упала капля воды и размыла всю краску. Но это сейчас не так важно – всё внимание приковано на небо. На мечты, на детские невинные и наивные мечты, которые так и не исполнились и не исполнятся никогда. Как же здесь хорошо, как же хочется тут быть вечно... Солнце давно зашло за горизонт, однако на улице всё ещё светло. Даже не зажглись фонари. Город готовится засыпать под покровом белой ночи. Птицы замолкли, рев проезжающих машин стал слышен гораздо реже, стихли парки и торговые центры. На небосводе виднелись редкие звёзды, среди них – исхудавший и изогнувшийся полумесяц. Его пытались закрыть ватные облака, но они были настолько прозрачными, что придавали ему более загадочный вид. Скрип качелей становился тише и тише. Карусель остановилась отдохнуть, дожидаясь утра, чтобы принять на своих сидениях детишек. В пятиэтажках потухают окна, и только одно, родное, на первом этаже открывается, слышится эхом голос: "Домо-ой!". Братец уже давно ушёл домой – мама смогла заманить его свежими булочками. А вот глубовласый сидел на качелях, слегка раскачивая их. Небо. Там на облаках сидит дедушка, смотрит на нас. Так мама говорила. Но дедушки не видно. А раз дедушки не видно, то как он может видеть нас? Сплошные загадки! И ни одного ответа! Свет постепенно заполоняет нарастающая тень. Сзади стоит кто-то. Да это не кто-то, это старший брат! Он берет младшего на руки и несёт домой к маме, брату и вкусным булочкам. Но через несколько шагов мир вновь начал преображаться: краски из мягких, светлых превратились в тёмные, красные и пугающие. Отовсюду чувствуется опасность и жар. Впереди только догорающий домик, в котором наш глубовласый мечтатель провёл своё счастливое детство. Впереди только несчастное детство. Нет больше мамы, нет больше братика-альбиноса. Есть только новый папа и много непонятных новых братьев и сестёр. Нет, это не детский дом. Это огромная семья из разных детей. Злой папа, убивший маму, притворяется добрым: играет с глубовласым, дарит ему книги и игрушки, кормит совершенно непонятной, новой едой. Верните рис и палочки! Зачем тут горошек, подавленная картошка и котлеты? Вилкой очень сложно и неудобно есть. Отвратительное чувство изгоя. Старший брат тоже исчез: злой папа не принял его. Без маминой любви нам всем стало очень тяжело, но большой удар пришелся именно на него. Брата нашли только по весне в каком-то закаулке среди мусорных баков. Прощай, братик. Жаль, что так и не получилось подружиться получше... "В смысле «прощай»?",– рядом с ухом тихо произнёс Китай. Он левитировал в воздухе, недовольно помахивая ступнёй. КНДР тут же воспрянул ото сна и в шоке посмотрел на призрака. "Ну здравствуй, братец... Давно не виделись."