Он просто очень устал.

От одной пиалы вина ничего плохого и не случилось. А после пяти Ваньинь почувствовал лёгкость во всём теле, бесшабашную свободу и желание продолжить. Он полулежал на софе и внимательно следил, как девушки наполняют пиалы, подносят фрукты и нежно дотрагиваются до Вэй Усяня. Его красавицы тоже не обходили вниманием. От этого парню становилось не по себе. Цзян Чэн знал, что красив, и был уверен, что популярен у противоположного пола. Всё-таки молодость, богатство и власть представляют собой сочетание, от которого редкое девичье сердце не начинает трепетать. Он общался с девушками в Юньмэне до прихода в Пристань Лотоса псов из Цишань Вэнь и до Аннигиляции Солнца. Новый опыт — это публичный дом. В таком заведении он впервые. Естественно, из-за Вэй Ина. Первое серьёзное наказание от матушки, первая жестокая трёпка от других орденских мальчишек, первое вино, потеря родителей, публичный дом… Почему Усянь не может быть с ним за компанию только в каких-то хороших и светлых моментах? Ваньинь фыркнул и позволил девушке с тонкими пальцами поднести к его губам ещё одну пиалу с вином. «Иногда я слышу их…» — внезапно сказал Вэй Усянь. Цзян Чэн повернул к нему голову, чтобы получше рассмотреть и сфокусироваться. «Кого?» — удивлённый и тихий вопрос. Вэй Ин молчал с момента приглашения Цзян Чэна присоединиться. «Призраков. Духов. Голоса, — ответил старейшина, не мигая смотря в потолок. — Тьму». «И что говорит тебе тьма? — Цзян Чэну не стоило это спрашивать, чтобы не задеть чувства товарища. Ведь ясно, что Вэй Ин слишком пьян и не в себе. Но ему было так всё равно. Равнодушие, пришедшее за месяцами работы на износ и постоянным сильным эмоциональным давлением со всех сторон. Простое усталое равнодушие. «Говорит, что все умрут. Что все меня ненавидят. Что меня предадут. Что я останусь один, — Вэй Ин сделал глоток из предложенной ему пиалы. — Иногда рассказывает, что я всех убиваю». Это выглядело ужасно. Жизнерадостный Вэй Усянь, способный подружиться с той глыбой льда — Лань Ванцзи, сидит в объятьях красоток и ноет о том, что всех убьёт и все умрут… Расскажи кому это пару лет назад, никто бы и не поверил. Цзян Чэн был бы в первых рядах этих скептиков. Но вот он, а вот Усянь. Сюрреализм положения начинал понемногу раздражать главу Цзян. «Тебе пора заканчивать с вином, — Ваньинь потянулся, чтобы встать, и тут же вновь оказался в плену женских рук. — Вэй Ин, пойдём домой». «Не уходите, молодые господа! — тут же запротестовали девушки. — Вам скучно? Хотите, мы развлечём вас?» Решимости покинуть этот дом разврата у Цзян Чэна хватило не намного. Лишь на то, чтобы сесть. И понять, что если не Вэй Ин, то уж он с вином перебрал точно. Но идти было нужно. Уже ночь, надо доставить шисюна домой, выспаться и подготовиться к запланированной на утро работе. Там ведь должны быть какие-то отчёты и что-то про новые просьбы и… кажется, какая-то тварь повадилась совершать набеги на курятники в приграничной деревне. Надо разобраться… И в этот момент его дёрнули назад. Явно не с женской силой. А когда Цзян Чэн упал на мягкие подушки, крепкая мужская рука прижала его к софе. «А второй молодой господин умеет уговаривать!» — захихикали девушки. «Останься», — просьба полушёпотом. Очень интимно. Вэй Усянь оказался слишком близко. Он лежал на боку, заложив левую руку под голову, а правой держал Цзян Чэна. «Останься… — повторил шисюн. — Здесь так хорошо и спокойно». Цзян Чэн видел его глаза, непривычно грустные, тоже уставшие и с какой-то обречённостью. Он изменился. Они оба изменились. Вэй Ин больше не был тем беззаботным весёлым парнем, каким пытался притворяться. Он, казалось, понимает одиночество, как никто иной в этом мире. Цзян Чэн иногда пытался понять, что именно привело к таким переменам: война или тьма. И кем были бы они оба без этой кампании… Он не был бы уставшим мальчишкой во главе одного из Четырёх Великих, будь они неладны, Орденов и был сейчас на своей помолвке или на помолвке Вэй Ина или этих двух нефритов из Гусу Лань или где угодно, но не рядом с пьяным шисюном, топящим в вине непонятную грусть и «великие проблемы мира, известные лишь Старейшине Илин». От злобных философских мыслей и слишком долгого рассматривания другого парня его оторвал поцелуй. Девушки решили перейти к основным своим занятиям. Или хозяйка заведения успела напомнить работницам, зачем молодые люди приходят в дома порока. Краем глаза Цзян Чэн увидел: одна из тех красавиц, что поила Вэй Ина вином, тоже увлекла того в поцелуй. «Вам нравится, глава Цзян?» — прощебетала девушка, слегка отстранившись. Естественно, ответа от него никто не ждал, потому как сразу после этих слов она вновь притянула парня к себе в поцелуй. Цзян Чэн чувствовал её руки в своих волосах, и как нежные пальцы поглаживают его шею. Почувствовал, что другая девушка развязывает на нём пояс и как с него стягивают одежды, как девичьи губы целуют ему плечо. Ощущение шелковистой кожи, надушенной какими-то ароматными травами, под ладонями пьянило не хуже вина. Которым его тоже не забывали поить, только уже не из пиал. Во всём этом многообразии тактильных ощущений и возбуждении он посмотрел на своего «второго героя». Вэй Ин был примерно в таком же положении, одна из его девушек целует ему живот, спускаясь ниже, другая гладит плечи, а третья, кажется, угощает вином. И для него происходящее не казалась в новинку. Слишком уж уверенно он запустил пальцы в длинные волосы девушки и направлял её поцелуи. Вэй Усянь был красив в тот момент. Переливы приглушённого света играли на его теле, подчёркивая поджарый живот, шрамы, мускулы на руках и… Вэй Ин перехватил взгляд своего шиди. Они смотрели друг другу в глаза всего пару секунду, а затем в одно движение Вэй Ин привлёк Цзян Чэна к себе и коснулся его губ своими. Сперва мягко, как будто проверяя, можно ли, затем настойчиво, не получив отказа. Ваньинь понял, что произошло. И в ответ он лишь проявил инициативу. Теперь уже Вэй Ин ощутил на своём затылке крепкую руку, и теперь он никуда не мог дёрнуться, даже если бы захотел. Цзян Чэн вёл себя как путник, добравшийся до единственного источника воды, одичалый, голодный и обезвоженный. Он закусил Вэй Ину губу, а затем, проведя языком по ранке, раздвинул ему губы и увлёк парня в поцелуй. Страстный и агрессивный. Целоваться с мужчиной — совсем не так, как с девушкой. Девушки мягкие, податливые и покорные. Мужские поцелуи — не про мягкость. У парней губы обветрены, часто — в заживающих ранках после драк, а сами поцелуи совсем не про покорность. Цзян Чэн думал так о себе, когда представлял, что какой-то девушке придётся с ним целоваться. Теперь Вэй Усянь подтверждал его теорию. Увлёкшись поцелуем с шисюном, Цзян Чэн не понял, в какой момент его всё-таки избавили от одежды. Он вздрогнул, когда его член обхватило плотным кольцом мягких губ. Судя по реакции Вэй Ина, девушки действовали одновременно. Ощущения парня путались. Мягкие губы на члене, язык со вкусом фруктового вина во рту, нежные прикосновения чутких пальцев к обнажённой коже, стальные чужие мышцы и жёсткие волосы под ладонями. Мозг отказывался осознавать происходящее и просто тонул в импульсах от тела. Девушка, чьего имени Цзян Чэн даже не спрашивал, явно знала своё дело. Плавные и глубокие движения и прикосновения языком к возбуждённой плоти приносили наслаждение. Ваньинь наконец прервал поцелуй — или поцелуи — с Вэй Ином, чтобы уткнуться тому в плечо, когда почувствовал приближающуюся разрядку. Через пару движений Цзян Чэн кончил, испытав яркий оргазм. По всем мышцам пробежала судорога. Он застонал в плечо другу, почувствовав его дрожь. Девушки в единственном публичном доме Юньмэня свою работу знали хорошо. Они оба откинулись на подушки софы. Всё так же не разжимая объятий. После секса действие вина начинало сходить на нет. Ум прояснялся. Главе ордена Юньмэн Цзян очень хотелось не двигаться, не открывать глаза и пролежать так до утра. А лучше — до вечера. Покой был прерван шевелением Вэй Усяня. Цзян Чэну пришлось открыть глаза и вернуться в реальность.