«Из снов моих с утра бежишь проворно. Крыжовник терпкий, сладкая сирень».
Мягкие, тонкие пальцы нежно касаются грубой кожи ведьмака. В нос ударяет такой знакомый, сладкий запах сирени и крыжовника. Кажется, будто источник этого запаха находится совсем рядом, в метре от охотника. Протяни руку, и ладонь зароется в длинные, черные волосы.«Хочу во сне твой видеть локон черный,»
Как же хочется открыть глаза, только вот веки будто налились свинцом, неожиданно отяжелели. Даже когда Геральту удается приоткрыть один глаз, он тут же щурится от слишком яркого света. Однако, перед тем, как его вновь окружает холодная тьма, в белом тумане мелькают два фиолетовых глаза. Именно мелькают. Они появляются перед взором ведьмака лишь на секунду. Дразнят разум и вновь исчезают в пустоте. — Йеннифэр…«Фиалки глаз твоих, что слез туманит тень».
***
Солнечные лучи пробиваются через запыленные окна маленькой хижины на юге Оксенфурта. Солнце редко заглядывало к жителям портового городка, но сегодня оно не поскупилось на свет, будто ощущало, что без его помощи раненного ведьмака не поднять с кровати. Хижина была светлая, с большими, в половину стены окнами, что являлось редкостью в вечно хмуром Оксенфурте. Обычно жители обходились узкими, маленькими оконцами под потолком. То ли дело было в частых разбоях и грабежах, то ли в отсутствии необходимости в больших окнах. Все равно солнце появлялось в этих краях редко, а значит, отсутствие окна в жизни среднестатистического жителя портового городка важной роли не играло. В любом случае, хозяин обители не сильно переживал на этот счет. Грабить дом было незачем. Все равно кроме драгоценной (лично для обитателя дома) лютни в хижине брать было нечего, а сам хозяин появлялся здесь настолько редко, что паутина порой могла служить занавесками для упомянутых выше окон. Во всей этой умиротворенной утренней тишине послышался тихий, болезненный хрип. Так мог хрипеть только гуль на отшибе кладбища, или, как в нашем случае, ведьмак, раненный гулем. С непосильным трудом Геральт все же смог открыть глаза, щурясь от яркого света, проникающего в комнату. Все тело ломило от боли, а желудок хотелось выблевать вместе с его содержимым. Однако, несмотря на ужасное состояние организма, охотник попытался приподняться на локтях, чтобы осмотреться и понять свое примерное местоположение. Тут же метафорическая стрела прошибла голову раненого, принося за собой ужасную боль. Геральт за свою жизнь получал много ранений, но только не стрелу в голову. Однако, он посчитал, что если бы ему пришлось словить снаряд головой, ощущения были бы схожие. Возня в кровати усилилась, так как происходящее с организмом ведьмака совсем не нравилось самому обладателю бренного тела. Однако, боль немного отрезвила мысли охотника и тот уже лучше стал ориентироваться в пространстве. Размытый взгляд наконец смог сфокусироваться на прикроватной тумбе и, о счастье, выловить среди размытых образов очертания кувшина. Массивная ладонь тут же обхватила посудину, будто то была небольшая пивная кружка. Ведьмак принялся жадно пить, выплескивая воду на постель и собственную одежду. Правда, грязные тряпки на теле охотника едва ли можно было назвать одеждой. Броня отсутствовала, что заставило Геральта немного насторожиться, но два меча были на месте. Они стояли, оперевшись на изголовье кровати. Где-то со стороны окна послышался тихий скрип, что заставил раненого встрепенуться еще больше. Тряхнув запутанной гривой седых волос, Геральт быстро повернулся в сторону звука. Рука автоматически потянулась к серебряному мечу, но когда более четкий взгляд выловил в тени знакомую фигуру, лицо ведьмака посветлело, а сам он облегченно выдохнул и вновь упал на подушки. — Лютик…– вздохнул охотник, невольно приподнимая уголок губ в едва заметной улыбке. С появлением во всей этой неразберихе барда, картина прошедшей ночи постепенно вырисовывалась в голове ведьмака. Лютик мирно дремал на стуле рядом с собственной постелью, где развалился Геральт. Ночь у трубадура выдалась непростая. Его разбудили посреди ночи и в кромешной тьме, прямо в ночной рубашке вытащили на улицу, где Юлиана встретило почти бездыханное тело старого друга. Счастье, что юноша быстро сообразил, что к чему и догадался найти сумку охотника, где хранились разнообразные эликсиры и снадобья. Правда, сам трубадур разобраться в них не смог, а потому пришлось просить помощи у старой знакомой чародейки, что жила дальше по улице. Девушка не страдала излишней гордостью, а потому помогла, пусть и с небольшим условием. Знал бы Лютик, чем позже обернется его соглашение с ведьмой… Только вот даже сильные эликсиры не смогли в достаточной мере помочь Геральту. Раненого время от времени сильно лихорадило. Ведьмак крутился во сне, стонал и, что больше всего раздражало барда, звал Йеннифэр. Пот крупными каплями стекал по его лбу, поэтому Юлиану приходилось обтирать лицо друга холодной тряпкой, с которой он так и уснул, ожидая очередного припадка. Из-за постоянного ночного беспокойства нежданного гостя, спал бард очень чутко, чтобы в любой момент прийти на помощь. Поэтому, когда ведьмак все же пришел в себя, хозяин дома быстро проснулся, заслышав чужую возню. Лютик с готовностью вытянулся по струнке, сонно потирая глаза и промаргиваясь. Пелена недавнего сна быстро спала, когда юноша наконец осознал, кто перед ним. — Геральт! — воскликнул парень, вскакивая со стула. Тряпка выпала из его рук, плюхнувшись на пол, но этого трубадур даже не заметил. Облегчение от осознания того, что ведьмак жив, развязало язык болтуну. Тот принялся вываливать все накопившееся за ночь, одновременно с этим нарезая круги по комнате. — Господи, ты не представляешь, как ты всех перепугал! Сплю я, значит, себе спокойно, как тут в дом влетает какой-то мужик и за шкирку меня прямо из кровати вытаскивает. Я уж думал, что маньяк или грабитель, но он как давай верещать: «Там ведьмак, там ведьмак раненый!» Прямо в ночной рубашке меня на улицу вытащил. Я сначала давай возмущаться, а потом тебя увидел. Сначала даже не поверил, что это ты. Ты же был весь грязью да кровью залит, лица почти не видно. Геральт открыл было рот, чтобы вставить хотя бы приветствие, но быстро бросил это дело. Вставить слово между болтовней Лютика было невозможно, поэтому ведьмак стал ждать, когда бард сам устанет молоть языком. Охотник с улыбкой отметил, что за пару месяцев разлуки Лютик совсем не изменился. Он был все таким же шустрым, худощавым и… жутко болтливым. Только вот на этот раз не из-за своей природной неугомонности, а скорее из-за пережитого страха и волнения за жизнь Геральта. Однако, длинный язык барда ничуть не мешал ему работать руками. Пока из его рта безостановочно лилась история страшной ночи, сам он успел обшарить комнатные ящики и вытащить из них немного еды для гостя. На прикроватную тумбу со стуком приземлилась тарелка с крупными ломтями хлеба и говядины, на которые тут же упал заинтересованный взгляд Белого Волка. Живот предательски заурчал. —…И вообще. Что ты забыл в этих местах? Особенно рядом с Новиградской пущей? Сам ведь знаешь, как там опасно по ночам. Ооо, только не говори, что искал эту, свою… Как там ее? Йеннифэр, точно! — Лицо Лютика вмиг омрачилось из-за собственной догадки. Бард забавно сморщил нос при упоминании чародейки. Он всегда испытывал отвращение к этой черноволосой бестии. Вдвойне он ненавидел ее за то, что та захомутала Геральта, тем самым заставляя его встревать в разные неприятности. Обычно этим занимался сам бард, в чем, конечно же, он никогда не признается. Это было равносильно признанию в том, что девушка отобрала у него хлеб. И друга. Рядом с тарелкой еды была поставлена пиала с каким-то сомнительным пойлом, от которого несло крыжовником и другими пахучими травами. — Если скажешь, что за ней — вылетишь из дома. — пусть и в шутку, но правдоподобно грубо пробурчал трубадур, указав на дверь. Геральт скептично поднял бровь, глянув на старого друга, после чего прочистил горло: — Ты закончил? — получив в ответ возмущенный взгляд барда, ведьмак поспешил сразу задать интересующие его вопросы, а то безостановочная болтовня начнется вновь. — Где мы? — поинтересовался охотник, высматривая узкую улочку сквозь запыленное стекло. — Ооо, то есть это единственное, что тебя сейчас беспокоит? А после более двух месяцев разлуки ты ничего сказать не хочешь? Может быть, «прости, что обвинил тебя во всех своих бедах?» Или, даже не знаю, может небольшое «спасибо» за великодушное спасение от смерти? — Лютик мгновенно вспыхнул лишь от одного слова Геральта, полностью хороня надежды ведьмака на то, что юноша забыл старые обиды. И ведь охотник вправду виноват перед другом, но сейчас приносить извинения был совершенно не готов. Может быть, для кого-то другого извинения были обыденным делом, но точно не для Геральта. Он всю дорогу думал над тем, что сказать барду, но ничего действительно искреннего так и не нашел. Должно быть, искренность все же не была коньком охотника на монстров. — Извини. — сухо произнес ведьмак, на что трубадур лишь закатил глаза. — Звучит не очень искренне, знаешь? — скептично глянул на Белого Волка парень, но увидев, что Геральт вновь начинает стремительно мрачнеть, лишь тяжело вздохнул. В конце концов, на что он рассчитывал? — Мы на юге Оксенфурта. — сжалился над раненым юноша, после чего подошел ближе к кровати, скрестив руки на груди. — Посреди ночи тебя привез торговец из Новиграда. Сказал, на вас напали гули, а тебя хорошенько покусали. Хорошо, что Плотву пригнали вслед за тобой, и сумка была на ней. Я не смог разобраться во всех склянках, что были в ней, но Ирен — одна моя знакомая чародейка, быстро сообразила, что к чему. Так что я дал тебе выпить какой-то синий эликсир. Только этого недостаточно, поэтому тебе нужно выпить то, что в миске. Ну, эта бурда с крыжовником, ромашкой и…еще чем-то. Я не вникал. — Лютик кивнул на пиалу с зеленой жидкостью и скривился. — Не знаю что это, но выглядит не очень приятно. Геральт кинул недоверчивый взгляд на пойло, после чего взял пиалу в руки. По крайней мере, теперь охотник понимал, почему во сне он чувствовал запах крыжовника. Но откуда появился в доме Лютика запах сирени? Заметив, что ведьмак относится к снадобью с явным подозрением, бард поспешил добавить: — Она сказала, что если ты это не выпьешь, то помрешь к следующему утру. Недолго думая, охотник опрокинул в себя жидкость, в пару крупных глотков осушая посудину и тут же закашливаясь. Лютик скривился, наблюдая за этим. — Приятного аппетита. — ведьмак смерил друга таким презрительным взглядом, что тот поспешил замолчать и отойти подальше от кровати. В комнате повисло неловкое молчание, прерываемое лишь скрипом кровати, на которой пытался поудобнее устроиться ведьмак, и редким шумом с улицы. Было раннее утро, город еще не проснулся. — И все же, что привело тебя в Оксенфурт? — тихо спросил Лютик, стараясь скрыть на мгновение мелькнувшую тоску в голосе. Где-то в глубине души он надеялся, что Геральта привела в город очередная охота на чудовищ или необходимость покупки нового оружия. О большем юноша и мечтать не мог. Лишь бы это не были поиски Йеннифэр, хотя, по мнению барда, она очень даже подходила под описание среднестатистического монстра. Геральт надолго задумался, а трубадур и не стал торопить его с ответом. Сам погрузился в размышления. Знали бы два друга, что думали они об одном и том же. — «Я искал тебя», — хотел признаться ведьмак. — «Я тебя ждал», — крутилось в голове барда. — Я… слышал, в Тальгаре жителей терроризирует стая гарпий. Я направлялся туда. — спустя пару минут говорит ведьмак и мысленно корит себя за наглую ложь. Лютик, кажется, удовлетворен таким ответом. Геральт не ищет встречи с черноволосой чародейкой и это уже радует. — Что ж, думаю, через пару дней ты сможешь продолжить путь. — вздыхает трубадур. Неожиданно в словах друга ведьмак замечает…тоску? Грусть? Разочарование? Будто трубадур опечален тем фактом, что через пару дней Белый Волк вновь встанет на ноги. — Знаешь, — неуверенно начинает ведьмак, будто боясь спугнуть момент, — дорога в Тальгар очень скучна, а я давно не слышал от тебя новых песен. Может быть, несколько приключений помогут найти вдохновение? Что думаешь? Голубые глаза смотрят на ведьмака с нескрываемым удивлением и… радостью? Нет, Лютик в прямом смысле светится от счастья, едва сдерживая широкую, немного самодовольную улыбку. Слышать от Геральта такое предложение, все равно, что слышать фразу «Ты мне нужен». – Даже не знаю. Мне нужно подумать. Сам знаешь, столько дел. — бард торопливо отворачивается от раненого, изображая глубокую задумчивость. На самом деле он уже готов зачехлить любимую лютню и отправиться вслед за другом хоть на край света. И Геральт видит этот порыв, улыбается, наблюдая за капризным попутчиком. — Знаешь, так уж и быть! Я готов отменить очень важные планы ради небольшого приключения. — торжественно провозглашает бард, повернувшись к ведьмаку и направляясь к кровати. В следующее мгновение он плюхается на стул, на котором не так давно мирно спал. — Цени. Эх, думаю, Ирен не проклянет меня за то, что я так неожиданно исчез. Все же очень полезно, когда девушки от тебя без ума. Но с этим столько хлопот, ты не представляешь. — самодовольно улыбается трубадур, немного трагично приложив тыльную сторону ладони ко лбу. Другая рука неаккуратно опирается на ногу Геральта, скрытую одеялом. В следующее мгновение ведьмак резко морщится и грозно шипит на попутчика, который так неудачно устроил руку прямо на раненом бедре. — Лютик!