Панацея

— Вы оскорбляете моё мнение о вас, мисс Боффорт, — слова пропитанные фальшью. Её губы сжались от напряжения, глаза немного прищурились, подбородок поднялся. Подумать только, он правда не понимает, что его намерения ясны, как день, или принимает её за дурочку? Лицо лорда было освещено слабым светом, который выгодно подчеркивал его не слишком острые скулы, высокий лоб, большой ровный нос и не по-мужски правильные губы. Признаться, Беатрис не пугала мысль о ведение своего войска под д’харианскими знаменами оттого, что казалась чем-то недействительным и совершенно глупым. Она ведь сделает всё, чтобы избежать этого: скажет назначить командиром другого, потребует коррекции условий договора, да в конце концов, кто её может заставить?! Она попала сюда четыре года назад, будучи командующей флота, прибывшего в качестве помощи заморских стран; нападения пиратов тогда были частым явлением, и морские союзы сделали свой значительный вклад в их истребление. Позже десница короля, который по совместимости являлся её любящим дядюшкой, ловко протолкнул Боффорт на место командующего королевской гвардии. А почему бы и нет? Она была умна, убедительна и чертовски хороша в умении убивать. К тому же как он мог оставить племянницу без хорошего звания, когда такая возможность будто сама просит ею воспользоваться. Сначала её не воспринимали всерьёз, еще бы! Чтобы какая-то девица командовала дюжинами мужчин? Это было невиданно, странно и невероятно смело. Потом к ней привыкли — с обязанностями Беатрис справлялась, пусть в глазах некоторых отчётливо и читалось презрение. Но когда во время очередного нападения морских палачей она сражалась бок о бок с остальными, не уступая ни на йоту, а позже с жестоким спокойствием допрашивала их капитана, вгоняя иглы под его желтые ногти, словно наслаждалась происходящим, уровень отношения к ней перескочил стадию уважения и сразу перешел к страху. Сама девушка не считала себя садисткой, но иных способов получить информацию не было. Отчего же тогда быть нежной с тем, кто годами вырезал целые семьи, не жалея даже детей, и насиловал девушек на глазах их мужей и родителей?! Сейчас Беатрис была совершенно независимой, но кого это волнует, когда на деле её права существуют тольно на бумаге страны, которую она не видела уже четыре года, страны, чьи улицы вспоминаются уже с трудом, и, что хуже того — с равнодушием. Она не жаждала вернуться туда, потому что там, за сотнями километров солёной воды, она прославлена дочерью предателя — правой руки короля, совершившего попытку покушения, дабы сосредоточить власть в своих руках. И никого там не интересовало бы, что отец был последним человеком, с которым Беатрис имела хоть что-то общее. Даже если бы она захотела, если бы ей и удалось войти в страну под чужим именем, к кому ей пойти, что делать? Боффорт в один момент потеряла всё — семью, дом, положение и планы, столь долго строившиеся в её голове. Она была чужой и в Прибережье, пусть её взору были знакомы эти пейзажи, и язык, на котором разговаривали здешние люди, был невероятно похож на родной. Эта суета, эти люди, этот замок — всё было ею проклято много тысяч раз, но она всё же находилась здесь сейчас, реальная, как никто другой. И Боффорт никогда бы не призналась себе в том, что её, такую посредственную, уставшую от столичного шума, словно магнитом тянет ко всему, что она с таким рвением презирает. Она по-прежнему стояла перед лордом, с осанкой ровнее обычного и подбородком, поднятым куда выше положенного. А затем обернулась, предварительно выдавив надменный кивок, коими почитали знатных господ знатные господа, и скрылась за поворотом коридора. Должно быть, эта барышня преувеличивает свою значимость, раз смеет относится к лорду, подобно себе равному. Обычно Даркен не позволял выходить с собой на столь многозначительный уровень общения, сразу показывая рамки дозволенного. Но Боффорт, если быть откровенным, всё же вызвала у него то исключительное чувство, отчего прекращать играть по её сценарию было бы несколько неправильно. И пока её фарфоровое декольте поднималось от глубокого дыхания, вызванного раздраженностью, он получал настоящее удовольствие, чувствуя на себе её презрительный выдержанный взгляд. Видел её белую шею, затем чёрную ткань на лопатках и тонкую, даже чересчур, талию, ниже которой был пышный фатин. Оценивая её тело, он открыл, что эта девушка и рядом не стояла с морд-сит³ по сложению, привыкших постоянно улучшать свою форму в бою, — Беатрис выглядела самой что ни на есть белоручкой, придворной леди, чьи руки не поднимали ничего тяжелее пера. И не имея возможности наблюдать за её фехтованием из окна, правитель никогда бы не поставил на Боффорт и медяка — настолько сложно в ней было узнать воина. Мастерство девушки было неожиданно выше всяких похвал (не сказать, что она победила бы его в честном бою, но, если повезёт, вполне могла оставить несколько царапин). — Беатрис, — он попробовал её имя на вкус, произнося почти по слогам, когда последний сантиметр её платья коснулся угла стены, за которой она исчезла. Наверное, такая карма у мужчин, не обделённых женским вниманием, — хотеть именно ту девушку, которая не входит в число твоих фанаток. Всё это был поджигающий изнутри интерес, желание чего-то нового, охота ради охоты. Что ж, это могло бы стать прекрасным развлечением. Лорд вернулся в зал, украшенный праздничными флагами Прибережья, которые по виду оправдывали название и географию страны — жёлтый треугольник в нижнем краю флага на голубом фоне. Окна, сопроводившие закат около часа назад, выглядели мрачно, и люди, немного пьяные, постоянно что-то говорящие невпопад и танцующие, словно музыка играла не для них, навевали усталость. Несколько девушек сразу же кинули на правителя томные намекающие взгляды, на что лорд ответил одобряющей улыбкой. Ни одна из них, скорее всего, никогда не доставит лорду то удовольствие, которое он привык получать, и всё же, будучи ценителем женской красоты, он нередко приветствовал дам в своих покоях. И хотя некоторые девушки оказывались приятным удивлением, большинство все же лучше сошли бы за мясо для его псов. Что касалось Беатрис, которую Даркен уже условно занес в список наиболее привлекательных своих любовниц, она была трофеем, который очень скоро должен был попасть в его коллекцию приятным бонусом к стране, границы которой прямо сейчас нарушали его солдаты, превышая все свои законные полномочия. О да, не существует кусочка более лакомого, чем Прибережье лишённое союзников и его дурак-король без какой-либо народной поддержки. К тому же территория портовой страны удобно примыкала к Д’харианским горам и Срединным землям, раскидываясь аккурат возле моря, и так как именно на границе с Прибережьем сосредоточены главные силы Сопротивления, жаждущего скинуть лорда с престола, эта страна была просто необходима Даркену для удержания власти. Это было вполне очевидным фактом, отчего и составленный договор должен был в первую очередь для лорда разрешить вольное перемещение войск Д’хары по чужим землям. На деле же договор послужил отвлекающим манёвром и запорошил глаза совсем небольшой, но по-прежнему мощной армии иностранцев, которая ранее не пропустила бы захватчиков через границу. Алый пьянящий напиток плескался в прозрачном бокале его руки, пока глаза лорда пытались остановиться на самой симпатичной барышне.

***

Это ли не рок судьбы? Пока пальцы Беатрис перелистывали страницы книги в твердой обложке с серебряным названием «История Объединенного государства», примерно в десяти метрах от нее на следующем балконе Даркен Рал доводил до крика дочь одного из её коллег. (Из-за того, что в предыдущих гостевых покоях кровать лорда неожиданно расшаталась, сегодня в полдень его вещи перенесли в другие апартаменты, и правитель Д’хары решил любезно провести какой-то даме экскурсию). Если Боффорт не изменяла память, то это была Люси, дочь ответственного за распоряжение казной. О, она была очень юна и совершенно бесподобна, а её ангелоподобное лицо украшал милый румянец, когда лица её ровесниц обычно покрывали рубцы от недавней эпидемии оспы. И все же, несмотря на миниатюрный, и даже почти детский вид семнадцатилетней Люси Эванс, потискать ее мог каждый симпатичный мужчина, обладающий хоть какой-то харизмой. Дефицит отцовского внимания определенно оказал на эту девушку нешуточное влияние. Кресло Боффорт находилось прямо напротив профиля стоящей раком обнажённой блондинки, которая ритмично не очень красиво стонала, двигая округлыми бедрами навстречу толчкам мужчины. Время от времени, когда голос светловолосой красавицы повышался, Беатрис раздражённо поднимала глаза из-под книги и боролась с желанием послать к черту свою гордость и попросить потише или, на худой конец, покинуть возлюбленный балкон и вернуться в покои, но Боффорт делала глубокий вдох и её внимание возвращалось к строкам. Когда же она подняла глаза следующий раз, лорд уже втиснул мисс Эванс плечами в перила балкона так, что Беатрис могла видеть их лица полностью, а и без того резкие движения мужчины значительно ускорились, вытягивая с тела под ним лишь рваные крики. Закончив акт, Даркен вытер грудь от пота полотенцем, лежащим на кресле в противоположном углу балкона и ушёл в свои покои, оставив ещё не очнувшуюся девушку стоять там же, словно какую-нибудь незначительную и не очень стильную часть интерьера. Ночной ветер начал состязание с пламенными языками факела, заставляя Беатрис положить книгу открытыми страницами к столу и томно взять одно и писем, которые принесли ей ещё в полдень. Почти все они были от посланников с границы, вероятнее всего, о прибывших д’харианцах, но вот одно лежало под остальными, будто кто-то невзначай спрятал его от нежелательного внимания. Оно имело маленькую восковую печать без подписи, и тем не менее темная бумага и серая тканевая лента вокруг относительно небольшого свертка не вызывали у Беатрис затруднений узнать автора. Внезапное беспокойство вызвало лишь то, что какая-то необходимость заставила Его передать информацию не проверенным человеком, а посредниками. Что может быть настолько важным, чтобы подвергнуть Беатрис опасности? Руки девушки ловкими движениями зажгли свечу, развязали узелок и развернули свёрток над пламенем¹, а после прочтения опустили в него угол бумаги, и письмо необычно быстро поглотил огонь. — Чёрт, — выбросила Боффорт шепотом, растерев пальцами пепел. Резко подорвавшись с кресла, она вбежала в комнату. Большой белый пёс, который был девушке где-то по пояс, сейчас спал у кровати и время от времени вздрагивал в беспокойном сне. Беатрис нервно открыла темный дубовый шкаф, стоявший ближе к выходу на балкон, и, достав из него накидку и два кинжала, спрятала оружие в специальные внешние части своих сапогов. Менее удобной одежды, чем была на ней сейчас, было и не придумать, но сейчас каждая минута ценилась слишком дорого, чтобы думать о подходящем гардеробе. Хлопнув дверью своей комнаты, Беатрис даже не побеспокоилась о том, чтобы запереть её, и почти бегом пошагала в направлении королевских апартаментов. В письме Он называл её госпожой и писал «Вы» с большой буквы, будто обращался не просто к человеку выше по статусу, а особе гораздо мудрее и опытнее. На деле же этот человек был старше Беатрис на 2 года и очень навряд ли отличался потенциалом, раз в двадцать семь лет возглавил Сопротивление. Ричард Сайфер, сын лесоруба, решившийся попробовать сломать систему, был прозван в народе Искателем в знак своего поиска бренной справедливости. Беатрис познакомилась с ним, когда он вместе с ведьмой Кэлен Амнелл, которая в Срединных Землях² брала на себя роль главного судьи, и ещё дюжиной доверенных людей пришли к её королю с просьбой о поддержке корпуса повстанцев. Николас же ответил решающим отказом, объясняя это тем, что «нечего поддерживать бессмысленные бунты в настолько могущественных государствах». Конечно, его решение имело здравую почву: выделять деньги из казны означало бы объявление войны, которую Прибережье пережить не в силах. Но личный счёт Боффорт не относился к государственным деньгам, что вполне значительно сокращало количество умирающих от болезней людей в обмен на новости с граничащих стран и всецелую поддержку ей, например, в случае необходимости защиты или политического убежища. Понятно, что поддержка мятежников человеком, настолько приближенным к политике, была чревата последствиями, а поэтому должна была оставаться тайной. После их личного разговора с созданием устной договоренности, Боффорт виделась с Ричардом лишь единожды, тогда он рассказал о своих намерениях не просто вернуть независимость Срединным Землям от Д’хары, а и свергнуть Рала с престола. Беатрис назвала эту идею утопией, а его — несмышленым мальчишкой, верящим в фантазию, а позже сократила финансирование Сопротивления до ежемесячного обеспечения пищей и лекарствами. Ричард Сайфер, впрочем, никак на это не отреагировал. В письме Искателя, которое словно окунуло Боффорт в холодную воду, говорилось о захвате разведческих башен д’харианцами, а это означало, что все послания от служащих, которые гласили о мирном передвижении армии Д’хары, были липовыми. Беатрис могла бы допустить, что Ричард сделал это специально, дабы выиграть время, пока войска Прибережья столкнуться лбами с ничего не понимающими иностранцами (тем более составленный договор означает почти гарантированное подавление мятежа в ближайшие сроки), но если вдруг написанное — правда, время играло только против Прибережья, причем с каждой секундой эта игра становилась все опаснее. — Мне нужно поговорить с королём, — её голос тревожный и уставший, а потому медленная реакция стражей вызвала приступ раздражения. — Король занят, — худощавый мужчина до сорока лет с сильным акцентом прищурился, а после нервно переглянулся с напарником, акцент которого, Беатрис была уверена, точно такой же, — Ричарод Сайфер не соврал. — Занят? — она со злостью поджимает губы и оборачивается. На них слишком много брони, и пусть даже король в опасности (если и жив), давать им почувствовать что-то неладное слишком самонадеянно, пока Боффорт не собрала надежных людей.  — О, лорд Рал, — она шепчет это себе под нос, спускаясь вниз по каменной лестнице, с невероятной артистичностью и криводушием, когда произносит его величественное имя. — Неужели вам было мало союза, который позволил бы вам и так вертеть этой страной, как вздумается? — ненависть в ее интонации аж зашкаливает. Стража у ворот выпускает ее на улицу и она, комкая подол платья в кулаки, почти бегом направляется в стайни. — Какого чёрта тратить ресурс воинов на столь ненадежные перевороты вместо того, чтобы тратить его на подавление бунта? — Беатрис выводит одну из ещё взнузданных лошадей и опытным прыжком взбирается на неё. — О, лорд Рал, вы хотите войну? Вы её получите.

***

По привычке Даркен подождал, пока девушка наденет платье, а затем поспешно выпроводил ее за двери. Личное пространство для него было слишком ценным для того, чтобы делить его с кем-то вроде этой глуповатой девчонки, даже если бы эта ночь не была настолько важной в истории нового этапа его правления. Главной проблемой, которая стала перед лордом во время планирования происходящего, был вопрос его безопасности в замке, ведь взять его в заложники не составило бы труда, а открыто уехать сразу же после договора было бы подозрительно. И все же соблазнял тот факт, что более удобного момента захватить столицу, кроме как банкет и высокое количество алкоголя в крови служащих, сложно даже представить. Когда пришло время, его люди, заменили всех, кто мог бы помешать выйти Даркену из дворца самым коротким путём, и в первую очередь тех, кто мог об этом доложить. Поэтому солдаты, стоящие у покоев короля и на входе почти каждого помещения, были отправлены кто домой, а кто, особо проницательный, — на тот свет. Так же Рал позаботился об устранение проблемы в виде дежурных на входе в столицу, отдав приказ немного «поколдовать» над их ужином. Сжигать тела было нерационально, и их просто скидали на возы и кучей сбросили в каком-то поле, чтобы они не попали на глаза горожанам. А, если очень повезёт, их могут даже успеть растаскать волки. Забрав лошадь из стайни, лорд направился к лагерю, месторасположение которого было обговорено заранее, там он отдаст генералам приказ избавиться от короля, всех советников при возможности взять в заложники, а позже, взяв с собой внушающее количество людей в сопровождение, уедет в наиболее безопасное для него сейчас место — на границу.