Дипломник

Чанёль устало взглянул на себя в зеркало и скривился, отметив бледность кожи и мешки под глазами. Ему не нравилось то, как он стал выглядеть, но пока ничего с этим сделать не мог. Бён старался не наседать, но напряжение в плечах можно было заметить не приглядываясь. Мужчина изменил себе, сначала приготовив лёгкий завтрак парню и только потом пошёл в душ. Он вошёл на кухню наполовину одетым, с расстёгнутыми джинсами. Спереди привлекательно выглядывала резинка трусов, и Чан, криво улыбнувшись, поднял взгляд к торсу, который закрывала водолазка. Стоп. Водолазка?..       — На улице холодно? — удивился парень, прокашлявшись.       — Минус три, вроде бы, — пожал плечами мужчина, заправляя верхний элемент в джинсы. — Я посмотрел погоду на последующие три дня — температура значительно упадёт.       — Я перед отъездом проверял, и должно было быть тепло.       — Я тоже это видел, — кивнул Бён, застёгивая ширинку и ремень, — но, как видишь, на улице мороз. Ёль благоразумно промолчал о том, что привёз с собой вещи, которые нельзя назвать тёплыми, и продолжил есть. Мужчина, проверив время на часах, сел напротив, наконец дорвавшись до остывающего кофе. Спокойный, полный молчания завтрак медленно перетек в измерение температуры. Градусник показал тридцать семь и три, в принципе, нормальная температура. Мужчина лишь недовольно взглянул на парня, шастающего босиком по квартире, и двинулся вместе с ним в спальню.       — Не знаю, когда позвоню, но постараюсь написать сообщение, — предупредил он, снимая свой телефон с зарядки. — Еда в холодильнике, таблетки на тумбочке, вода там же, как проснёшься — измерь температуру. И, пожалуйста, если я напишу — ответь мне, хорошо?       — Я постараюсь, — пообещал Ёль, укутываясь в одеяло. — Всё будет хорошо, я не вижу причин для беспокойства.       — Зато их вижу я, — цокнул Бён, надев пиджак. — Всё, я поехал.       — Хорошего дня! Ещё раз просканировав парня взглядом, мужчина-таки вышел в коридор. Буквально через пять минут Чанёль услышал, как захлопнулась входная дверь и закрыл глаза, ощущая привычную тяжесть в голове. Спать особо не хотелось, особенно после завтрака, но усталость взяла своё, и вскоре парень заснул, положив телефон рядом с подушкой. Бён вернулся намного раньше. Чанёль сонно нахмурился, ощутив чужие губы на лбу, и вытянул руки под чужой подушкой. Глаза всё никак не хотели открываться, а телу было холодно.       — Как ты себя чувствуешь? — вопросил мужчина, проведя ладонью по его волосам.       — Всё болит и немного холодно. Который час?       — Без двадцати час.       — Сколько? — удивился Чан, даже приоткрыв слипающиеся глаза. Полноценно повернувшись на бок, парень сонно взглянул на наблюдающего за ним мужчину. — Почему Вы так рано вернулись? У Вас же четыре пары.       — Пять, — поправил тот, — я отменил последние две и отпустил с половины третьей.       — Чёрт, я не ответил на смс? — Ёль схватил телефон, но оповещений не было. На недоумевающий взгляд мужчина ничего не ответил, лишь улыбнулся уголком губ и снова поцеловал его в лоб, следом слезая с кровати. Стянув пиджак, он подал Чану градусник и расстегнул ремень джинс, вытягивая водолазку. Неторопливо переодевшись под чужим сонным взглядом, Бён сходил на кухню поставить чайник и вернулся обратно, чтобы забрать градусник.       — Тридцать восемь и пять, — произнёс мужчина, накрыв лоб ладонью. — Твою мать, Чанёль. Я третьи сутки не могу нормально сбить тебе температуру. Парень сжался, отчего-то почувствовав себя виноватым. Разумеется, Бён ничего плохого не имел в виду, лишь выразил таким образом негодование по поводу бесконтрольно повышающейся температуры, но почему-то это показалось таким… жалящим. Накрыв нос одеялом, парень прикусил губу и подтянул к себе ноги. Хотелось слиться с кроватью, чтобы его не было видно. Вдруг ему подумалось сотворить какую-то фигню и вернуться в общагу. Ему так сильно не хотелось быть обузой!       — Так, я понял, попробуем по-другому, — глубоко вдохнув, сказал Бён. — Лежи пока, я сейчас вернусь.       — Господин Бён…       — Лежи, Чанёль, — настойчиво проговорил мужчина, схватив вещи, которые до этого надевал на работу, и вышел из комнаты. Буквально через десять минут входная дверь захлопнулась, оставляя расстроенного парня в одиночестве. Стало так неприятно от того, что он не мог нормально себя чувствовать. Это ощущение неправильности давило на сознание, ведь всё должно было быть по-другому! Бён не должен был отменять из-за него пары, подвергая себя опасности, уставший после работы не должен снова куда-то из-за него срываться, он должен быть здесь, отдыхать после тяжелого дня, а не вот это вот всё… Шмыгнув носом, Чанёль закрыл глаза и набросил одеяло на ухо, закрываясь от несуществующего холода. Мужчина вернулся спустя двадцать минут, по ощущениям его не было намного больше. Щёки были розовые, как и нос, а губы обветренные и их ужасно хотелось поцеловать. Упершись спиной в изголовье, парень сел на кровати, по-прежнему поджав под себя ноги, словно пытаясь занять меньшую, чем до этого, территорию. Спать хотелось безбожно, но Ёль продолжал удерживать себя в сознании, наблюдая за действиями мужчины.       — Тебе нужно поесть, — задумчиво произнёс Бён, читая инструкцию к таблеткам, — сможешь встать? Еле разлепив губы, парень ответил согласием и принялся медленно выпутываться из одеяла. До кухни он дошёл сам, обессиленно плюхнувшись на свой стул, пока мужчина разогревал суп. Вообще-то есть не хотелось, но пить таблетки на «голодный» желудок такое себе удовольствие. Разобравшись с обедом, мужчина протянул ему три пластинки таблеток и стакан воды, добавив, что выпивать нужно с перерывом. В кровать Чанёль лёг с тяжелым стоном, поджал под себя ноги и накрыл голову одеялом, оставив открытым только лицо. Что-то ему подсказывало, что проснётся он не так скоро, как нужно. Мужчина, севший рядом, по-прежнему смотрел на него так, словно Ёль может рассыпаться.       — Спасибо, — шепнул парень, прикрывая глаза. Практически сразу пришёл сон вместе с тёплыми губами, прижавшимися ко лбу.

***

Чанёль просыпался очень тяжело, словно пытался выкарабкаться из болота. Сознание то покидало его, то неожиданно простреливало всполохами, ярким желанием открыть глаза и понять, что с ним происходит. Голова была очень тяжелая, глаза щипало от слёз, скатывающихся по вискам. В комнате было очень темно: шторы были плотно закрыты, свет не горел, никакого просвета. На мгновение парень подумал, что ослеп от этой боли в глазах и голове, но постепенно к нему вернулись все ощущения и он смог различить сначала лампу на потолке, а потом и предметы на тумбочке. А ещё было ужасно жарко. Свесив одну ногу с кровати, Чанёль почувствовал небольшое облегчение и хрипло выдохнул. Мужчина даже не завозился, продолжая спокойно спать, приобняв подушку руками. Пак запретил себе будить его, даже если совсем станет невмоготу. Бёну нужно было выспаться перед тяжелым рабочим днём, Ёль не спросил его раньше, сколько будет пар во вторник, но предполагал, что снова не меньше четырёх. Голова от смешанных мыслей стала такой тяжелой, что парень едва смог сдержать стон боли. Горячая ладонь, уложенная на лоб, нисколько не облегчила его состояние, а, кажется, только усугубила — каждое движение и прикосновение отдавались страшными вспышками боли. Сцепив зубы, Чанёль закрыл глаза и попытался расслабиться, чтобы мужчина ничего не смог понять. Темнота как будто сгущалась и со временем Ёль перестал различать, когда у него закрыты и открыты глаза. Сердце выпрыгивало из груди, потому что катастрофически не хватало воздуха: нос был сильно заложен, а дышать через рот он мог лишь хрипло — это могло разбудить мужчину. Парню определённо нужно было подняться с кровати и уйти в другую комнату, остудиться, немного походить, чтобы прийти в себя, но сил подняться с кровати не находилось. Если он и правда попытается подняться, то точно упадёт у кровати, а этого допустить никак нельзя было. Раньше, когда он оставался один в общаге и ему не к кому было обратиться за помощью, не было слёз, но было удушающее ощущение беспомощности. Но даже тогда Чанёль не звонил матери, не будил посреди ночи Кару, не умолял никого помочь, а просто терпел, сжимаясь в комок и умоляя себя побыстрее заснуть. Сейчас всё было по-другому. Теперь он был не один и чтобы получить помощь нужно было всего лишь протянуть руку или позвать. Хотя бы прохрипеть, чтобы добиться хоть какой-то реакции. Но Бён и так слишком много для него сделал, а если отобрать у него ещё сон… эта нервотрёпка могла не найти своего окончания до самого утра. В конце концов, когда Ёль заплакал от боли во всём теле, стало уже не до терпения и бесполезных метаний.       — Господин Бён, — шепотом позвал мужчину Чанёль. — Бэк… — горло сжалось от боли, и рёбра схватило спазмом от нужды прокашляться, — Бэкхённа…       — Мм? — сонно промычал мужчина, медленно приподнимаясь на локтях. — Что, Ёль? А вот что именно ему нужно Чанёль не знал. А чтобы объясниться нужно говорить. И говорить много, а ему горло не позволяет нормально дышать, не то что издавать какие-то звуки. Пока мужчина отходил ото сна, парень на ощупь нашёл его запястье и уложил дрожащие пальцы.       — Бэк, — едва слышно произнёс Чан. С силой защипало глаза и опалило жаром лицо. Он, напуганный своим состоянием и переполненный ненавистью к происходящему, просто отпустил слёзы.       — Я надеюсь, ты меня разбудил только потому, что тебе захотелось поплакать, — едва удерживая усмешку, произнёс мужчина, мгновенно принимая сидячее положение. Голос его был напряженный, пусть он и пытался хоть как-то… сгладить ситуацию. Щелчок выключателя настольной лампы всколыхнул сознание парня. Зажмурившись, он повернулся на бок и накрыл глаза ладонью, пытаясь прийти в себя. Мужчина обошел кровать с его стороны и присел рядом, зачёсывая спавшие на лоб мокрые волосы.       — Что происходит, Чанёль?       — Я сейчас сдохну, — всхлипнул парень, открывая слезящиеся глаза.       — Я это уже заметил, — чужой взгляд обеспокоено метался по его лицу. — Подвинься немного. Вскоре чужое тело скрыло его от яркого света, пусть и светящего в другой половине комнаты. Руки, упёршиеся по обе стороны от его головы, удерживали его на плаву, не позволяя так быстро терять самообладание. Едва заметное нажатие на подушку возвращало его в реальность.       — Жарко, голова раскалывается, глаза и горло очень болят, не могу нормально дышать. Буквально через полчаса комната была проветрена, температура измерена, таблетки выпиты и на тумбочке появилась теплая вода, смягчившая острую боль в сухом горле. Нос всё никак не хотел пробиваться, но это уже было неважно. Мужчина полусидел на кровати, обнимая прижавшийся к боку комок из одеяла. Чанёль никак не мог заснуть, обнимая мужчину поперек живота. Знает, что ему уже сегодня нужно рано просыпаться, что он не выспится, что это будет определённо тяжелый день от недосыпа и сопутствующих рабочих факторов, но всё равно не может заставить себя отодвинуться чуть дальше.       — Ты как? — тихо спросил Бён, погладив его по плечу.       — Пытаюсь заставить себя отпустить Вас. Вам завтра на работу, а Вы почти не спали и я сейчас мешаю… Вздох был до такой степени показательным, что тяжело было не сообразить, как мужчина раздражен его мыслями. Парень сильно закашлялся, зажимая ладонью рот. Боль в рёбрах и груди была такой удушающей, что он едва свободно мог вдохнуть без очередного приступа кашля.       — Как я по-твоему засну, когда ты в таком состоянии?       — Но мне уже значительно лучше, — возразил Ёль.       — Лучше тебе будет, когда ты выздоровеешь полностью, а сейчас тебе не лучше — мы всего лишь притупили симптомы. И у тебя наконец-то спала температура, пусть и таким варварским путём. Молчание опустилось, незаметно подталкивая Чанёля срочно заговорить. Тишина угнетала и снова появлялся шум в голове.       — Раньше было по-другому, — прошептал он, прикрывая глаза.       — А как было раньше?       — Плохо, — тихо признался Ёль. — Я не люблю болеть не только потому, что обычная простуда может меня довести до такого состояния, но и потому что я не справляюсь с этим сам, а рядом никогда никого нет. Болеть в общаге — это как играть в русскую рулетку: сегодня ты живой, а завтрашний день полностью вырезается, потому что ты просто не просыпаешься, не можешь дотянуться до тумбочки или подняться с кровати, ничего не ешь и ждёшь, когда болезнь отпустит. Бён на мгновение прижал его к себе с такой силой, что Чан даже крякнул, распахнув глаза. И улыбнулся. Потому что Бён не умеет поддерживать по-обычному, он всегда это делает по-особенному, по-своему. Усмехнувшись, мужчина поцеловал его в лоб и попросил попытаться заснуть.       — Вряд ли получится, — откликнулся Чанёль, привставая на локтях, — в голове шумит, но я могу перелечь, и Вы сможете постараться заснуть. Разумеется, попытка отодвинуться была полностью провалена. Парень расслабленно выдохнул, удобно уложившись под чужим боком, и тут же закашлялся. Сил говорить не было, от кашля ужасно болела грудная клетка, но этот шум… Тишина нагнетала всё больше, тело напряглось, а в голове крутилось столько мыслей, что зажмурившийся Чанёль едва удержал в себе стон боли. Может, стоит выпить снотворное? Или ещё несколько обезболивающих таблеток?..       — Снова покушаешься на кровать? — усмехнулся мужчина. — Я планировал её сломать с тобой в другой ситуации.       — Голова, — болезненно скривился парень. — Там такой шум, я прямо слышу, как там всё гудит и напряжено. В виски долбит…       — Знакомо, — выдохнул Бён. — Знаешь, я был очень болезненным ребёнком. Даже слишком. Каждые три-четыре месяца на протяжении долгих лет я болел так сильно, что некоторые даже удивлялись, как я вообще выживал. Бесконечная простуда мучила меня так сильно, что я едва мог двигаться, а потом появились проблемы серьёзнее — стала беспокоить поджелудочная, затем желудок и плавно всё это перешло в адские мучения. Причём, знаешь, болезнь отступала на время учёбы, а рецидивы случались только летом. Представляешь, как сильно я ненавидел лето? — усмехнулся мужчина.       — Почему так? Бён не спешил с ответом. Возможно, о чем-то задумался. Возможно, Ёль задал вопрос, на который у него не было ответа или он был, но озвучиванию не подлежал.       — Обстановка вокруг меня всегда была неблагоприятной. Сложной, натянутой, наигранной. Так, глядя на родителей, я практически не видел отличий, но подсознательно чувствовал, что что-то идёт не так. Порою приходилось видеть и слышать то, что я не должен был слышать. Я всеми силами пытался отрицать происходящее вокруг, и плевать, что это было: школа, семья, одноклассники или собственное самочувствие.       — Вы пытались их помирить?       — Неосознанно, — отмахнулся Бён, усмехнувшись. — Что, кто-то начитался психологических книжек?       — Мне это было нужно, — пробурчал Ёль, сразу же закашлявшись.       — Я добрался до них лет в двадцать пять, возможно, чуть раньше, — с сомнением произнёс мужчина. — Лежат теперь в той комнате, у меня там свалка из ненужных вещей. Прочитал, понял — можно выбросить. И легче-то не стало, только усугубило всё.       — Почему? Я, когда понял, в чем проблема, хотя бы знал, с чем бороться.       — И как, получилось?       — Да, — неожиданно уверенно произнёс Чанёль, немного напрягшись. — Это… это касается родителей. Но это была другая ситуация. Парень почувствовал, как мужчина немного сместился в сторону и сильнее прижал его к себе за плечи. Он сразу же занервничал, понимая, что сглупил, произнеся это, но надеялся, что Бён не станет зацикливаться на этом. Разумеется, надеяться было глупо. Мужчина всегда понимал всё по-своему, вкладывая в слова особый смысл.       — Это что-то, о чем я должен знать? Что-то, о чем бы ты хотел рассказать, но стесняешься или не можешь?       — Не то чтобы стесняюсь или не могу, — Ёль заворочался, словно пытаясь выбраться из чужих объятий. — Я этого больше не боюсь и не придаю этому большого значения — перерос, пережил, уже не тяжело. Я могу рассказать, но не думаю, что смогу сейчас полноценно поддерживать разговор. Мы можем поговорить об этом позже, если захотите.       — Захочу. И, думаю, ты бы тоже захотел что-то такое знать обо мне. Это правильно, — урывками произнёс мужчина, словно пытаясь найти слова. — Чем меньше будет недопонимания, тем лучше. Чанёль расслабился, прикрывая глаза. Из-за тишины снова стала набухать голова.       — Ты снова обращаешься ко мне на «Вы», — неожиданно отметил Бён, — почему?       — Ну… — Ёль вздохнул, сразу закашлявшись. — Это сложно.       — Я постараюсь понять.       — Чувствую себя виноватым, — тихо ответил парень, — Вы не спите, контролируете моё состояние, лекарства покупаете, а мне только хуже становится.       — Боже, какой бред, — вздохнул Бён, усмехнувшись. — Если бы люди умели побуждать себя к выздоровлению, то всё было бы намного проще, Чанёль. Намного. И причём тут моё имя? — парень не ответил, сжавшись около чужого бока ещё сильнее. — Не можешь разграничить меня как своего-парня-преподавателя и меня как человека-который-заботится-о-тебе?       — Не знаю. Мужчина вздохнул, медленно начиная водить пальцами по его плечу. Подобные действия должны были казаться мягкими и не настойчивыми, но Чанёль всё понимал по-другому.       — Я чувствую себя обузой, — тихо произнёс он. — Я знаю, что Вы ничего плохого не имели, когда возмущались моим состоянием. Вы устали и беспокоитесь обо мне, но… блин, это так тяжело объяснить. Типа… я не чувствую, что в такие моменты заслуживаю называть Вас по имени. Как будто мы не встречаемся, а случайно столкнулись…       — … в моей кровати, — перебив, закончил Бён. Мужчина засмеялся, перекладывая его на спину. Упёршись локтем в постель, он склонился над парнем, глядя на него, как на неразумного ребёнка. Чанёль долго не выдержал, закрывая чужое лицо руками.       — Ну прекратите уже!       — А ты когда прекратишь нести всякую чушь? — усмехнулся Бён, опуская чужие руки.       — Иногда я чувствую себя подростком каким-то, а потом начинаю переживать, что в конце концов Вы поймете, с кем связались и бросите меня. Мужчина удивлённо уставился на него, следом засмеявшись.       — А вот это уже серьёзное заявление.       — Опять на меня так смотрите! — воскликнул Чанёль, закашливаясь. Бён, усмехнувшись, сел на кровати и подал парню свой, немного остывший чай.       — Пей, Чанёль, — вздохнул мужчина, — и перестань думать о всяких глупостях. Теперь я хоть знать буду, что обосрался, если ты внезапно начнёшь обращаться ко мне на «Вы».       — Ну перестань!!!