Дипломник

      — Как ты себя чувствуешь? Чанёль сводит взгляд с потолка на мужчину. Последние четыре часа он чувствует себя как обычно, то есть, никак. Они давно дома и лежали в спокойствии достаточно времени, чтобы тело нашло покой. Бедро беспокоило, но уже не так сильно.       — Нормально, — откликается он. Бён слабо усмехается и садится на кровати, захватывая пальцами пакет с лекарствами. Он поворачивается к нему, раскрывает перед собой упаковки и сверяется со списком, который написала медсестра, там же и дозировка. Чанёль отворачивает голову к окну: небо снова затянуло тучами, кажется, будет дождь. Паку не очень-то хочется выходить на улицу, но он понимает, что завтра это придётся сделать. Он негласно пообещал Бёну, что они пойдут в магазин медицинского оборудования. Казалось, что они обо всём договорились и парню должно стать легче от осознания того, что всё это — вынужденная мера, но облегчения не было. Чанёль чувствовал себя уставшим от самого себя, от своего здоровья, тела, ситуации, в которую попал. А с чего всё вообще началось?.. Можно ли этого было избежать?.. Винить себя было поздно. Исправить ничего нельзя. Так сложилась судьба, и теперь нужно выгрызать для себя жизнеопределяющие блага.       — Снова грустишь? — тихо интересуется мужчина, шурша инструкцией к препарату. — Или ты не переставал? Чанёль усмехнулся и чуть скривился, когда едва заметно кольнуло ребра.       — Пытаюсь понять, как я к этому пришел, но ответа не нахожу.       — Поздно жалеть и глупо винить себя за случившееся, — справедливо протянул Бён, читая инструкцию. — Здесь нет серьёзных побочных эффектов, а она говорила, что будут, если принимать долго. Ладно, я уточню. Возможно, придётся искать аналог. Он так переживал о нём. Он делал то, на что Чанёлю было сейчас глубоко плевать. Это было так… по особенному: не отвлекаясь от изучения инструкций, он был способен поддержать разговор и пытался успокоить его, но этого всё равно было недостаточно. Чанёль знал, что для его состояния такое поведение — норма. Он будет апатичным и отстраненным ещё какое-то время. Возможно, он захочет поплакать, чтобы морально отпустить внутреннюю боль и подготовиться к новым сложностям, с которыми ему придётся столкнуться за время лечения и после выписки. Но сейчас он настолько не способен смириться со всем, что начинает копать глубже нужного.       — Я жалею себя, — понял Чанёль, глядя на потолок. — Какой же я несчастный, как мне тяжело, как будет трудно справиться с собой, здоровьем, учебой, дипломом… Я типа… прямо жалею себя — это успокаивает, как будто я пытаюсь окутать себя ощущением… Как будто мне чего-то не хватает и я вот так пытаюсь восполнить пробел.       — Жалеть себя совсем не плохо, если в меру, — успокоил мужчина, положив ладонь на его колено. — Прошло недостаточно времени, чтобы ты смирился со своим новым состоянием. Это большая встряска, удар по твоей привычной жизни, гордости, сомнениям. Дай себе время.       — Я думаю, что тому парню намного хуже, чем мне. Бён вздохнул, слабо сжимая пальцы на его колене.       — Не принижай свою боль, пытаясь доказать, что кому-то тяжелее, чем тебе. Иногда это положительно сказывается на состоянии человека, но сейчас — не тот случай.       — Почему? У меня ведь действительно всё не так плохо, как у него.       — Потому что на его месте мог оказаться ты. Ты, Чанёль. Не бери в пример этого парня.       — Ты не понимаешь меня, — покачал головой Пак.       — И не хочу понимать, — тихо, но твёрдо произнёс Бён. — Ты достаточно пострадал, достаточно мучился и теперь у тебя относительно всё хорошо. Не вижу повода для того, чтобы так мыслить. Чан вздохнул и прикрыл глаза, умолкая. Мужчина продолжал копаться в инструкциях, вскрывая упаковку за упаковкой. Он был сосредоточен, тих, молчалив. Чанёль понимал его чувства, понимал, почему мужчина не желает вспоминать о том парне, но сам Пак чувствовал незримую нить между ними. Его переклинило, произошло какое-то единение после того, что случилось. Нет, Чан не чувствовал вину за то, что получил меньше травм, ведь не он решал, когда и за кем стать на переходе. Но всё же что-то в этом было — мысли не покидал человек, который был достоин скорейшего выздоровления. Парень дрогнул, когда мужчина поднял его футболку до подбородка и вздохнул. Чан скосил глаза, сразу замечая в чужих руках тюбик мази.       — Давай я?       — Позволь мне, — попросил Бён, взглянув на него. Чанёль перевел взгляд на потолок и расслабился, ожидая прохладных мазков пальцами. Так и получилось: холодная мазь опустилась на кожу, а потом появились пальцы, аккуратно размазывающие её по коже. Рёбра слева не болели даже под сильным давлением, чем не скажешь о правой стороне, но Чанёль терпел. На самом деле было приятно, что мужчина заботится о нём, точнее, хочет заботиться. Последнее чувствовалось по-другому. Круговые движения, слегка втирающие в кожу мазь, были намного аккуратнее, чем это делал сам Чан. Обычно он хотел побыстрее закончить и лечь, чтобы не мучить себя долгим стоянием перед зеркалом, а вот мужчина был аккуратен и слишком нежен.       — Я не рассыплюсь, если ты ускоришься, — хихикнул Пак, когда пальцы спустились на бок. Бён лишь улыбается, ничего не отвечает, пока парень поджимает губы, чтобы не засмеяться и не напрягать из-за этого рёбра. А смеяться вообще-то хочется! Правда, пока Бён не спускает до колен штаны вместе с бельём. Не то чтобы Чанёль стеснялся, но он бы предпочел оказаться перед ним голым при других обстоятельствах. И всё равно мужчина аккуратен, но теперь втирает мазь не кончиками пальцев, а ладонью. Чан не думает об этом, зависнув на ощущениях: вот ладонь перестаёт касаться самого болезненного участка справа и зачем-то заново касается уже обработанного левого бедра. Бён полноценно укладывает ладонь и ведет выше, к рёбрам, оглаживая кожу. Ладонь остаётся на изгибе пояса, слабо сжимает бок ниже ребер и вновь поднимается вверх.       — Ты так тихо спишь, больше не ворочаешься, совершенно не двигаешься. Я просыпаюсь ночью как по будильнику, стараюсь переложить тебя на спину, но по утрам у тебя всё равно всё болит, как будто всего того, что я делаю, недостаточно. Мне всё время кажется, что я сделаю тебе больно, если прикоснусь. В свете последних событий это особенно актуально. Чанёль поворачивает к нему голову и опускает взгляд. Мужчина аккуратно накрывает бёдра полотенцем и вытирает руки влажными салфетками.       — Я соскучился по твоему телу, — тихо признается Бён, упираясь локтем в постель. — У тебя горячая кожа, ты пахнешь теплом. Пак усмехается, переводя насмешливый взгляд на потолок.       — Я пахну мазью и страданиями, Бэкхён. Как он может нравится ему таким? Как он может скучать по его телу, если теперь оно не выдерживает никакой нагрузки и буквально пропиталось запахом боли? Мужчина укладывает ладонь на его щеку поворачивает к себе, вынуждая взглянуть в свои глаза. У Бёна нежный взгляд, таким невозможно не проникнуться, таким очень легко захлебнуться, что парень и делает.       — Какой же ты дурак, Чанёль, — мягко произносит мужчина. — Какие страдания? Нет никаких страданий, всё преодолимо. Пак очень хочет в это верить, но его ужасно пугает перспектива оставаться в таком состоянии долгое время. Он не справится сам, возможно, что даже бёновской поддержки будет недостаточно для того, чтобы он чувствовал себя уверенно и комфортно. Столько мыслей крутилось в голове! Столько сомнений! Чанёль был разочарован и обессилен. Складывалось впечатление, что такими мыслями он лишил себя последних сил. Бороться было нужно, но почему-то совсем не хотелось. Мужчина поцеловал его в щеку и отстранился. Сбросив в пакет все препараты, он бросил его на свой рабочий стол и вышел из комнаты. Ёль закрыл глаза ладонью и глубоко вдохнул, игнорируя болезненный всплеск в районе ребер. Ничего не хотелось. Ничего не хотелось. Ничего не хотелось. В первый раз это было простой констатацией, во второй — твёрдым и раздраженным утверждением, в третий — бессилием. Ему и правда ничего не хотелось. Только если заснуть и проснуться нормальным, обычным, здоровым. Сколько же бед Ёль принёс в этот дом… Судя по звукам, доносящимся из кухни, Бён начал готовить. Скоро им нужно будет ложиться спать, а они до сих пор не поели. Мужчине, вероятно, тоже не хотелось ничего делать, поэтому он отсрочил готовку к более позднему времени. Чанёль лежал недолго: как только почувствовал, что мазь впиталась, он натянул вещи и аккуратно поднялся с кровати, опираясь на всевозможные предметы. Да, ему определённо не хватало опоры. Если этой опорой могла стать трость, то пусть так и будет. Бён не сможет всегда быть рядом, отпуск не бесконечный. Мясо уже мариновалось, картофель, капуста, кабачок, лук нарезаны, судя по всему, осталось нарезать только грибы. Закипал чайник. Пока мужчина доставал сковороду и включал конфорку, Чан сел на свой стул и передвинул к себе доску с ножом. Он не останется в стороне, сейчас им лучше быть вместе. Бён недовольно взглянул на него, обернувшись, но ничего не сказал, приступив к приготовлению соуса. Чан честно пытался делать всё молча, но в голову лезли такие мысли, что хотелось заорать. Парень даже и подумать не мог, что происходящее так сильно ударит по нему и заставит сомневаться абсолютно во всем. Ну разве Бён за столько времени не доказал, что любит его? Так почему же Ёля разрывает от сомнений?! Очевидные вещи лежат на поверхности, но он не может не думать об этом. Он так устал от себя…       — Бэкхён, — он тихо позвал мужчину, сознательно позволяя ему не услышать, не откликнуться на зов. Бён добавил в сковороду растительное масло и переложил замаринованные кусочки мяса вместе с маринадом. Что ж, не судьба. Ничего страшного, значит, так нужно. Да и действительно не стоит беспокоить своего парня такими глупостями. Ему теперь и так хватает забот и вообще!..       — Мм? — откликнулся мужчина. Чанёль вздрогнул, поднимая испуганный взгляд. Бён стоял боком к плите, повернув голову в его сторону.       — Если вдруг я, — запнулся, добавляя, — ну, если просто предполагать! Я же не говорю, что так и будет! Мужчина выразительно на него взглянул, скрещивая руки на груди. О да, он понял, что вопрос серьёзный. Парень чертыхнулся, понимая, что сделал только хуже своим бессвязным лепетом. Круто, блин.       — Я дорезал грибы, — произнёс он, опуская взгляд. Бён закатил глаза и выключил чайник. Да, определённо не стоило его тревожить.       — В последние дни ты очень уставший, — аккуратно произнёс парень, откладывая нож в сторону. — Забота обо мне…       — Ты не хочешь заканчивать это предложение, — перебил его Бён, доставая миску, чтобы развести куриную приправу в кипятке, — потому что я не хочу слышать его предполагаемый конец.       — Я тебя утомил. Ответа не последовало. Мужчина разрезал кухонными ножницами пакет и высыпал в воду содержимое. Выбросив упаковку в мусор, он достал ложку и принялся медленно помешивать порошок.       — Я могу контролировать абсолютно все, что происходит в моей жизни, даже моё собственное физическое состояние никогда не было помехой для каких-либо дел. Я всегда собран и готов ко всему, что может случиться, но теперь я понял, что это не так. Твоё состояние вынуждает меня чувствовать себя бесполезным, — признался Бён. — Я понял, что ты — это не я, ты не часть меня, а отдельная частица, связанная со мной. Я не могу контролировать ничего связанного с тобой. Я не знаю, чем помочь, как облегчить твое состояние… Мне плохо от того, что меня недостаточно для того, чтобы тебе стало легче. Меня раздражает то, что тебе приходится проходить через всё это.       — Но я же не один, — успокаивающе произнёс Чанёль.       — И что? — фыркнул мужчина. — Это не меняет дела.       — Меняет, — возразил Чан.       — Ну вот не надо этого, — раздраженно бросил Бён, отбрасывая ложку на стол. — Я взрослый человек и прекрасно понимаю, что тебе легче от того, что кто-то находится рядом и переживает сложности вместе с тобой, но ситуацию это не меняет. Не меняет, понял? Потому что от моего присутствия ты не исцелишься, а опека… — мужчина снова фыркнул, не заканчивая предложения. Парень честно пытался понять чужую позицию, но удавалось отчасти. Относительно бесполезности Чанёль всё понимал, ибо наблюдать за чужими страданиями — хуже, чем испытывать их. Это тяжело морально и тяжело физически, когда ты пытаешься помочь человеку, заботясь о нем. Но считать, что это бесполезно было неправильно.       — Ты не прав. Добавив лук с картофелем, мужчина обернулся на Пака, но при этом продолжал перемешивать содержимое сковороды лопаткой.       — Я не собираюсь тебе ничего объяснять, — качнул головой парень, резко отодвигая от себя нарезанные грибы. — Ты не прав, и меня не волнует твоё мнение по этому поводу. Бён добавил грибы, капусту и снова стал всё тщательно перемешивать на малом огне.       — Никогда ничего не утверждай, не чувствуя то, что чувствует другой человек.       — Вот именно, — усмехнулся Чанёль, откидываясь на спинку стула. Насмешливо взглянув на хмурого мужчину, парень повторил его слова: — Никогда ничего не утверждай, не чувствуя то, что чувствует другой человек. Мужчина судил по своим чувствам, Чанёль — по своим. Они думали о себе, даже не пытаясь понять и представить состояние друг друга. Бён хмыкнул, открывая дверцу тумбочки:       — Ничья. Набрав воды в кастрюлю, мужчина отодвинул чайник в сторону и поставил её на конфорку. Жарить овощи на сковороде нужно было ещё десять минут. Чанёль, навалившись на стол, аккуратно поднялся с места и протиснулся мимо Бёна к окну, чтобы проветрить. В комнате было душно, а вот на улице прохладно. Совсем скоро должно значительно потеплеть. Уже ведь двадцать шестое марта… Чанёль выглянул на улицу, замечая спешащих домой людей. Вот их соседи по лестничной клетке припарковывают автомобиль, а вот и девушка с пакетом из магазина — она живёт этажом ниже. Ёль пытается рассмотреть, во что одеты прохожие, но понимает, что вдаль он теперь видит хуже, чем раньше. Раньше-то он Бёна видел на парковке, а теперь что… Говорить об этом не хотелось. Ёль подумал, что им и так сейчас проблем хватает, поэтому стоит обо всём умолчать. Лапша уже была готова. Мужчина откинул её в сито и сполоснул под водой. Достав палочки из ящика, он переложил лапшу в миску и отставил на обеденный стол. Перемешав в последний раз соус на сковороде, Бён выключил конфорку и поднял на парня взгляд.       — Ужинаем? Чанёль кивнул и двинулся к шкафу, чтобы достать тарелки. Накрыть на стол было делом пары минут.       — А у нас есть кукуруза?..

***

Спать не хотелось. Чан поставил таймер на полчаса, которые просидел на кровати, копаясь в телефоне. Он вдруг вспомнил о Каре и принялся заново скачивать все приложения, но Бён пресек его желание восстановить аккаунты.       — Тебе нельзя долго пользоваться телефоном, — напомнил он, заходя в комнату после душа. — Откладывай.       — Я хочу написать Каре, она же волнуется, наверное.       — Завтра напишешь, — пожал плечами мужчина.       — Да ничего страшного не случится, если я немного поклацаю, — закатил глаза Пак. — А она, может быть, прямо сейчас ждет от меня сообщение.       — Ты думал, я буду игнорировать твоё состояние? Или закрою глаза на твои проблемы со зрением? — вздёрнул бровь Бён. — Не на того напал. Давай сюда телефон. В протянутой руке почти сразу оказался заблокированный телефон. Чанёль надулся, утыкаясь взглядом в одеяло, пока мужчина укладывался на кровать. С облегчением выдохнув, Бён на мгновение прикрыл глаза.       — Ты хотел что-то спросить, — вспомнил он.       — Когда?       — На кухне, не делай вид, что не помнишь. Чанёль скуксился, не желая поднимая эту тему.       — Не хочу об этом говорить.       — Хочешь, чтобы я вытягивал из тебя по слову?       — Это уже не важно, — покачал головой парень. — Правда не важно.       — Но выглядел ты так, словно это было важно. Пак пожал плечами.       — Теперь это не имеет значения. Просто мои загоны, не обращай внимания. Мужчина вздохнул, поворачивая к нему голову.       — Я не хочу тратить время, настаивая на том, что всё равно будет озвучено. Либо мы решаем твой вопрос сейчас, либо ты будешь самому себе врать, что это не важно. Причём безрезультатно, учитывая твой замечательный склад ума: концентрироваться на всём плохом и никогда не думать о хорошем.       — Да было бы о чем хорошем думать! — фыркнул Чанёль. Аккуратно спустившись на кровать, парень расслабленно выдохнул и поправил подушку.       — Я всё ещё жду, Чанёль, — напомнил о себе мужчина.       — Отстань от меня.       — Как только — так и сразу. Чан наигранно тяжело вздохнул и чертыхнулся:       — Да чтоб тебя, Бён Бэкхён! Я даже отвернуться не могу. Мужчина засмеялся, приподнимаясь на локте и настойчиво поворачивая голову парня.       — Говори, Чанёль. Хватит делать мне нервы. Устало цокнув, Пак сделал максимально скучное лицо и попытался равнодушно протянуть:       — Ну я думал: что с нами будет, если я стану неполноценным. И что вообще будет, в принципе. Всего-то!       — Всего-то! — искажая чужой голос повторил Бён. Он скривился, глядя на него, а потом лег обратно на свою подушку. Чанёль за эту минуту успел пожалеть, что вообще открыл рот. Мужчина накрыл глаза ладонью и вздохнул.       — Я прекрасно понимаю твои сомнения, — произнёс он. — Я знаю, почему ты так думаешь, знаю, что тебе ещё тяжело справиться с новостями, но я не понимаю одного. Одну очень важную вещь, которую не понимаешь, видимо, и ты.       — Какую? — шепнул Пак, боясь свести взгляд с потолка.       — Должно быть, ты до сих пор не понимаешь, насколько сильно влияешь на мою жизнь. Не понимаешь, насколько сильно я люблю тебя, чтобы не задаваться вопросом о «нас». Жаль, что за столько времени мне так и не удалось тебя убедить в… во всем.       — Бэкхён, — вздохнул Чан.       — Ничего не изменится, Чанёль, — перебил его мужчина, — моё отношение не изменится к тебе. Я не перестану любить тебя или меньше уделять тебе внимания. Между нами всё останется так, как оно есть сейчас, а может быть даже и лучше. Изменишься только ты, потому что возможные изменения приведут к твоему неизбежному слому личной жизни, личности в целом, восприятии и всему прочему, что касается лично тебя. И если придётся пройти этот тяжелый путь моральной постройки и исцеления вместе с тобой, то мы пройдём через него чего бы мне это не стоило. Бён откинул одеяло и сел на кровати, спуская ноги на пол. Чужая голая спина показалась Паку слишком сгорбленной, а скрытое лицо вероятно, было слишком переполнено эмоциями, чтобы показывать его.       — Я знаю причины, по которым ты задаешься такими вопросами. Знаю, что ты не хотел, чтобы это прозвучало так, но это всё равно неприятно слышать.       — Бэк, — умоляюще протянул парень.       — Извини, но больше я не хочу слышать подобных вопросов. Постарайся поговорить с собой и развеять хотя бы это сомнение. С остальными мы справимся, но всё, что касается «нас» — зависит только от тебя. Бён поднялся с кровати и вышел из комнаты. Чанёль молча позволил ему это сделать, понимая, что мужчине просто нужно время для осознания. Ситуация оказалась плачевной: в аварию попал не только Чанёль, но и Бён. Происходящее ударило его сильнее всего, ведь именно он испытывает большую часть боли из-за этой ситуации. Несмотря на плохое расположение духа, он обязан подбадривать Чанёля, настраивать их обоих на лучшее, хотя им банально нужно время устаканить всё внутри. Бён делает слишком многое для Чанёля, но ничего для себя, ничего для уравновешивания своего внутреннего состояния, потому что раны слишком свежи, потому что страхи и сомнения у Бёна свои собственные, не схожие с теми, что мучают Пака. Чанёль, кряхтя, садится на кровати и с воем резко поднимается, едва не задыхаясь от неаккуратности движений. Как только боль утихает, он сгребает с подоконника пачку сигарет и выходит в коридор. «Отношения — это командная работа, отдача и взаимность. Достаточно просто любить человека, говорить с ним, решать проблемы и делиться личным», и тогда всё будет хорошо. И тогда всё будет хорошо.