Terra

      Среди низкорослых кустарников возвышались деревья необычайной высоты. Их стволы прямые и ровные, а ветви раскинулись под самым небом, низким из-за серых облаков. Воздух чист и прозрачен; Кейт глубоко вдыхает через нос, чувствуя пронзительную насыщенность, запахи озона, земли, мха, хвои, дурманящего богульника – ароматы влажной осени. Сосны лениво качали головами на слабом ветру в пасмурной дымке. Тишина покоем окутывала истосковавшееся сердце.       Мисс Уолкер отняла руку от грубой коры и нехотя открыла глаза, слыша неаккуратную поступь Тео. Юноша замер в нескольких метрах – боялся нарушить её уединение; как всегда, проявлял уважение и выдерживал дистанцию, но даже отсюда американка чувствовала его неровное дыхание, различала скрип кожаной обуви и куртки. Нос пощекотал шлейф от машинного масла, знакомый и родной, и, вместе с тем, совсем не тот – Кейт не обманешь. Она дала понять, что никуда не спешит, и Тео радостно засопел, возвращаясь к своему занятию: мучимый сильной изжогой, он жадно поглощал ягоду, горстями отправляя в рот, словно изголодавшийся медведь.       Их вынужденная остановка случилась официально по этой причине. Едва жаркие пустыни, чахлые степи, лиственные низкорослые леса остались позади, а на пути вновь поднялись хребты, изрезанные венами рек, укутанные в меха хвойных деревьев, – американка взялась за усиленную подготовку к суровому северу. Убрана в комод летняя одежда, торжественно извлечена и разложена рядом любимая сердцу дублёнка, бережно зашитая и утеплённая подкладной из подшёрстка мамонта. Пока Кейт обходится без неё, мечтая о моменте, когда тяжёлая вещь ляжет ей на плечи. Это будет означать, что она вновь встала на трудный путь и не сойдёт с него. Возможно, её зимний наряд станет последним – это почти не пугало. Она рассчитывала окончательно избавиться от страха в обрядах на Сибирии, сейчас же в её обязанности входило подумать не только о себе, но и о молодом изобретателе. Его необходимо было подготовить, за что мисс Уолкер взялась с особенным рвением, помня собственные муки колоссальной перестройки всего организма.       В первую очередь она изменила рацион питания с лёгкой растительной пищи, на жирную мясную. Поначалу Тео был не против, и охотно поглощал баранину, но долго его желудок не выдержал. Кейт подозревала, что это случилось сразу, но юноша стоически не признавался вплоть до невыносимой боли. Пришлось просить Оскара сделать посадку, затем искать болотистую низину, на которой росло спасительное лекарство.       Кейт была рада. Редкая возможность окунуться в природу, что проносится под воздушным судном где-то далеко внизу, неизменно вызывала трепет. Оскар тоже не слишком сопротивлялся, его нрав с происшествия в Карака-Дагале изменился: он стал немногословен и уступчив в вопросах правил – это не было на него похоже и давало повод к беспокойству. Кейт пробовала подступиться к нему, но автомат был непроницаем: говорил просто и по делу, обходя острые углы «неудобных» тем, как когда-то в пещере юколов. Мисс Уолкер находила успокоение в словах Тео о «полной исправности» и в единственном знании – из программы автомата убрана команда на «самоуничтожение».       Авантюристка думала о своих сдерживаемых чувствах: они обрели голос на импровизированной сцене, дали свободу, – как сладко было чувствовать её! – показали ей самой плоды усердного труда над телом и духом. Счастье, что есть народы и люди, с которыми она может «говорить» так открыто.       Она почти отвыкла думать иначе и впала в недоумение, когда после их ухода из каньонного города уже в дирижабле Тео вдруг рухнул перед ней, вцепившись в тонкий поясок, державший полосы ткани свободной юбки. Его руки дрожали, щёки пылали, а голос охрип в мольбах снизойти до него. Кейт испугалась, больше от неожиданности, чем от опасности, и стояла оцепенев с воздетыми руками перед полу-обезумившим влюблённым юношей. Похоже, со стороны эта сцена казалось неоднозначной, потому как в дело вступил Оскар, буквально за шиворот оттащив несчастного изобретателя от авантюристки. Юноша порядочно отлетел в сторону, будто тряпичная кукла – так велики оказались возможности автомата.       Сейчас, прокручивая в голове это событие минувших дней, мисс Уолкер дивилась не физической силе своего рулевого – о ней она подозревала, – а тому, как внезапно она проявилась. Оскар впервые демонстрировал яркую негативную эмоцию, которую моментально подхватил пылкий Тео, вскочив на ноги в яростном негодовании; его глаза сверкали звериным отчаянием. Если бы не Анар, пришедшая проститься с Кейт и принёсшая её одежду, оставленную в суматохе в одном из домов, не известно, чем могла закончиться стычка.       С тех пор Тео вёл как обычно, но американка знала: достаточно будет вскользь брошенной фразы, чтобы огонь раздора вспыхнул.       Авантюристка взглянула на спину, согнувшегося над кустами юноши, и вспомнила, как уверенно говорила Дидье, что путешествие изменит его любимого ученика, и ни она, ни мастер тогда не задумались – а какие именно это будут изменения? Под маской обычного юриста оказалась страстная натура искателя приключений, а что окажется под маской изобретателя? А что скрывается за маской автомата? Сорванные покровы, в итоге, всё покажут.       Лёгкий туман опустился в овраг, заставив Кейт слегка поёжится от влажного холодного воздуха. Тео, наконец, завершил хищное нападение на «подножий корм», набрав напоследок баночку ягод с собой.       Путь до дирижабля был быстр: лежал через каменистые возвышенности, идти по которым было легче, чем утопать в мокром мху. Шум древнего леса сопровождал путников; мисс Уолкер хотела насладиться им сполна, пропустила юношу вперёд, замедлив шаг. До дирижабля, зависшего над лысым скалистым холмом, осталось десяток метров.       Кейт остановилась: её привлекли убегающие вдаль сопки, тронутые туманом. Мягкие клубы пластами тянулись над землёй. Странный тихий звук прокатился по долине и быстро смолк; мисс Уолкер не смогла определить его природу.       - Мадам! – Окликнул её Тео; американка почувствовала неладное. – Оскар пропал!       Рулевое место и весь дирижабль, по словам молодого изобретателя, были пусты. Никаких следов борьбы или постороннего присутствия не наблюдалось, значит, автомат ушёл куда-то сам, ничего не сказав о необходимости отлучки. Тео всерьёз перепугался, что это может быть его вина, и перешёл к оправданиям, пока Кейт не остановила этот поток бессвязных предложений.       - Довольно. – Произнесла она негромко, но с такой интонацией, что в дирижабле повисла гробовая тишина. – Я верну его, а ты жди здесь.       Прекрасный хвойный лес, испещрённый каменистыми возвышенностями и болотистыми низинами, предстал теперь с совсем иной стороны: как лабиринт, где стены – топь. Едва ли Оскар полезет в сырость, даже при самой острой необходимости, выходит, и уйти далеко он не мог.       Быстрый вызов на устройство связи и сброс дал знать – с автоматом всё в порядке.       Скала из круглых цельных валунов стала точкой обзора, с которой Кейт могла видеть большое пространство, но нигде не маячила знакомая железная фигура. Проблему решил бинокль и скрупулёзность американки – давно забытая привычка юриста; с их помощью она различила среди серых камней серый силуэт автомата, недвижимый и почти слившийся с окружающей природой. Оскар смотрел на что-то, повернув голову вправо, и в стихшем шуме леса вновь раздался странный звук.       Крик птицы? – нет не он, пусть спутать легко; Кейт не могла его осмыслить и почти позабыла, когда прытко спускалась вниз и ступала по кочкам, подбираясь к автомату. Тот заметил её приближение и посторонился.       - Что ты делаешь? – Спросила она, выравнивая дыхание.       Оскар осмотрел её туго зашнурованные ботинки, заправленные в них штаны, мокрые от собранной влаги с кустарников; обратил внимание на свитер и торчащую из-под него черную рубашку, которую она носила ещё в Валадилене – одна из немногочисленных сохранившихся вещей. Он встретился, наконец, с её взглядом, встревоженным и глубоким. Он не мог долго держать зрительный контакт, как раньше, иначе неизменно погружался в пугающие мысли о себе.       - Я услышал металлический звук, характерный для работающего – поправлюсь – обычно плохо работающего автомата. А вы?       - Слышала, - согласилась Кейт не слишком воодушевлённо. – И ради него ты пошёл бродить по болотам?       - С технической точки зрения, это не совсем болота, Кейт Уолкер. Низменность не имеет обширных топей, возможно, это связано с особенностями рельефа – каменистой почвы и…       - Ты не отвлечёшь меня этим, - перебила Кейт возмущённо, - я слишком хорошо знаю эту твою сторону.       Оскар смирился с тем, что его поймали. Как бы он теперь ни старался, американка точно улавливала его попытки слукавить, увильнуть от темы, прикрыться типичной манерой автомата, непонимающего хода человеческих мыслей. Сначала он думал, что это он не умеет верно подбирать момент и интонацию, но, опробовав на Тео свои способности, понял, что дело не в нём.       Ничего не оставалось, только как признаваться.       - Пока вы наслаждались прогулкой, на дирижабль поступило сообщение срочного характера и поступает до сих пор, сопровождаясь периодически звуком, исходящим с восточной стороны.       Далёкий гул долетел до слуха. Кейт получила возможность ещё раз услышать то, о чём говорил Оскар, поразившись неожиданной догадкой.       - Это сигнал! Может, крик о помощи, - вспыхнула она. – А в чём тогда заключалась сообщение?       - «A_1647m_OLHO-L0-i_XZ-2000_05b» - это дословное воспроизведение текстового файла, - Оскар понизил голос и продолжил: - теперь вы понимаете, почему я здесь.       Американка испытала сильнейшие чувства горечи и вины, терзавшие ей душу до сих пор. Они притупились во время новых странствий, но никогда не уходили насовсем. Они стали частью её прошлого, а значит, и её самой. Она не старалась избавиться от них, а приняла мужественно и мудро, как и свою прошлую жизнь в Нью-Йорке, но чего ей точно не удавалось, так это простить себе ошибку.       - Вам хорошо известно, Кейт Уолкер, что досконально номер моей модели знали только три человека, включая вас, - продолжал Оскар как-то нервно. – При всём уважении к месье Дидье и к ему не слишком прилежному ученику, они пользовались только общим номером, не зная о модели ног – их вы впервые так заботливо изготовили для меня ещё на Фабрике… в чертежах этого не было.       - Ты думаешь, что последние цифры – номер твоих ног? – Кейт могла бы и не уточнять – всё и так ясно.       - Очевидно, не находите? – Почти подпрыгнул на месте автомат. – Сомневаюсь, что вы сами стали бы отсылать подобные сообщения. Мадам Анна Форальберг мертва, мёртв и господин Форальберг, по вашим словам, хотя я до сих пор не знаю ни единой подробности. Несколько раз на пути на Сибирию он сообщал мне, что должен о чём-то рассказать вам. Что если это связано с этим сообщением? Он точно ничего не говорил вам перед кончиной?       - Оскар… - выдохнула Кейт полушепотом и замолчала, глядя на рваные полосы тумана.       Автомат расценил это как отрицательный ответ. Тонкости человеческих эмоций ему неподвластны, и настроение молодой женщины, хмурившей брови, ускользало от него, будто мираж. Он и не догадывался, что эта задумчивость была нужна для глубокого вздоха перед раскаянием.       Охваченная волнением, мисс Уолкер прочистила горло.       - На Сибирии я должна была пройти определённые ритуалы, названные «Маат-тут», чтобы двигаться дальше в неизведанные земли. Это должно было укрепить моё тело и мой дух, а главное – указать путь, который знают только души предков. Я непрерывно готовилась более шести месяцев, последний из них я провела в «коридоре снов», - этим речь Кейт оборвалось, что означало, вероятно, особенную драму.       Оскар хочет спросить, но американка не даёт:       - Целый месяц непрерывно я погружалась в долгий сон на день, два, почти неделю, а в перерывах неустанно испытывала себя в физических тренировках, но всё напрасно – духи молчали, а я злилась и ничего не видела в этой ярости, даже кроткой поддержки слабеющего Ганса. Однажды он просил зайти к нему, и я решила сделать это после очередной прогулки по миру духов, но когда очнулась, было поздно.       - Вы пропустили его гибель, - констатировал, а не вопрошал автомат.       Горечь наполнила слова Кейт:       - Ради своего неуёмного стремления, я позволила ему остаться в одиночестве! Я была так слепа!       Тяжесть скорби опустилась на плечи молодой женщине и автомату; оба они чувствовали эту ношу и смотрели каждый в свою сторону, словно стараясь разглядеть прошлое и будущее.       Тихо скрипнул бедренный сустав Оскара, когда тот повернулся к Кейт.       - Вы исполнили его мечту – этот факт смягчает ваш поступок.       - Но не оправдывает, - заключает мисс Уолкер.       Оскар согласился, не скрывая искреннего сожаления и разочарования американкой, обычно мудрой и рассудительной в своих решениях. Эти качества он давно определил главенствующими в человеке, потому Кейт всякий раз заслуживала его уважение. Он напомнил ей, как важно в делах изначально безрассудных сохранять рассудок. Впрочем, этим его речь не ограничилась, и, с позволения мисс Уолкер, он заметил, что признание вины – уже есть мудрый поступок, значит, она имеет полное право на прощение со стороны мистера Форальберга.       - Что касается меня, - продолжал Оскар, - я всегда считал вас человеком исключительным, и как бы ни были глупы и эгоистичны ваши действия в тот миг, сейчас я вижу результат того труда, из-за которого вы допустили оплошность. В Карака-Дагале я мог убедиться в этом. Вы явили превосходный пример всесторонне развитого человека. Ваши физические характеристики не уступают личным качествам, даже являются их прямым отражением, и я могу понять мистера Тео, который желает обладать схожими данными и проявляет к вам исключительный интерес, хоть и делает это в вышей степени отвратительно!       Признание поражает сердце Кейт откровенностью; печаль на её лице сменяет смущение.       - Ты никогда не говорил мне подобного, - сбивчиво сказала она, - только единожды похвалил мой ум, но я думала - это не всерьёз.       - Автоматы оценивают объективную реальность, Кейт Уолкер, - важно произнёс Оскар. – Мои доводы строятся на фактах, а не на фантазиях.        Вновь звук прервал собеседников, и на этот раз американка отчётливо различила металлические ноты.       - Есть вещи, которые не вписываются в объективную реальность, и ты идёшь у них на поводу, как Ганс.       Кейт заметила, как дрогнули плечи её механического друга. Автомат издал странный щелчок, словно цокнув языком, обнаружив идею. Он озвучил её с сомнением:       - Что если он жив, Кейт Уолкер! Представьте, ведь такое уже случалось, а вы не видели его кончины и не можете сказать с уверенностью, что произошло.       Американка с жалостью взглянула на друга.       - Я тоже скучаю по нему, милый мой Оскар, - утишающим жестом она провела по его плечу, - и сердце моё обращается по ночам к Духам, и во снах он часто приходит ко мне, но возвращение его невозможно. Ты сам только что говорил об объективности, так слушай же себя…       - Но мы обязаны проверить это сообщение и этот звук, - нетерпеливо оборвал автомат. – Вы поможете, Кейт Уолкер?       Молодая женщина усмехнулась:       - Не могу понять, зачем ты спрашиваешь меня, если сам знаешь ответ. Если дело касается автоматов Ганса Форальберга и тебя в первую очередь, разве я могу остаться равнодушной?.. Сообщу Тео, куда мы уходим, чтобы не волновался понапрасну.       - Нет, постойте, - он бережно останавливает её, придержав за локоть, - не говорите ему: он захочет следовать за нами в силу своей профессии, но я хочу, чтобы это осталось только нашим делом.       - Я умолчу о целях нашего ухода.       Кейт быстро ушла, пряча лицо от взора автомата и выдумывая причину их прогулки, одну безумнее другой. Чему должен поверить Тео, что не вызовет его подозрений и не лучше ли озвучить правду? По совету Оскара мисс Уолкер обратилась к разуму; дыхательные упражнения помогли вернуть ему ясность, а затем пришло и решение.       Спокойно было в дирижабле: ни резких шагов, ни тяжёлых вздохов ожидания – всё погружено в покой. Американка содрогнулась о мысли, что придётся искать молодого изобретателя, но страх угас одновременно с резким появлением юноши. Тео, секунду назад увлечённый работой за своим столом, подпрыгнул на месте в суетливой панике, что-то пролепетал – губы его двигались, но Кейт не разобрала ни звука, – свернул чертежи или перевернул их, лишь бы мисс Уолкер не увидела.       Глаза юноши бегали, он не знал куда смотреть, поэтому выбрал, наконец, макушку Кейт.       - Не слышал, как вы вошли, простите, - он закашлялся и смог совладать с собой. – Где Оскар?       При других обстоятельствах любопытство американки не дало бы ей оставить стол юноши без внимания, но голова и сердце сейчас заняты совсем другим. Кейт ограничивается лукавым взглядом в сторону разбросанных чертежей, чем ещё раз выбивает несчастного Тео из колеи.       - Оскар не придёт, - непринуждённость её тона почти убедительна. – Он слышал гудок паровоза, и это напомнило ему о его поезде. И Гансе. Мы хотим почтить его память, прогулявшись до железнодорожного полотна.       - Мадам… - юноша был встревожен, - в лесу могут быть дикие звери, а рельсы далеко, если же автомат вообще верно определил характер звука.       Кейт почувствовала болезненный укол.       - Он машинист! Его слух расположен к вещам, касающихся железнодорожного дела. Но отчасти ты прав: не жди нас скоро, возможно, вернёмся к глубокой ночи.       Больше Тео ничего не смог возразить: слова застряли в его горле вместе с набранным воздухом. Он оказался парализован под гнётом решительности американки, смиренно склонил голову, радуясь, что она вообще решила сообщить ему об уходе.       - Вы же не бросаете меня, мадам? – Почти простонал он.       Кейт разозлилась: не такого Тео она хотела видеть на пути к Сибирии – робкого и покорного, растерявшего всю свою спесь, - но разозлилась не на него, а на себя – в ней причина поведения изобретателя. Она виновато улыбнулась, и юноша почувствовал, как разжались тиски, сдавливающие его горло.       - Я никогда не уеду без тебя, Тео, - заверила она пылко, вернув молодому человеку прежний цветущий вид.       Он ещё пробыл в отстранённой задумчивости с четверть часа после прощания, и только после с жаром вернулся к работе. Он видел украдкой, как мисс Уолкер невесомо ступает по мху и камням, возвращаясь в низину к автомату; что-то в её облике показалось изобретателю незнакомым, но сути он не уловил. Пропустил он за работой и ненавязчивую тревогу; та лишь тенью скользнула в его мыслях.       Схожая неопределённая тревожность ускоряла без того быстрые шаги Кейт. Сердце утихло только рядом с Оскаром, который проявлял нетерпение и не упустил шанса посетовать на медлительность молодой женщины.       - Что вы сказали Тео и что он вам ответил? – Спросил он, пропуская вперёд авантюристку.       - Мы идём чтить память покойного мистера Форальберга. Во многом, так и есть. Он не предложил свою компанию, только был напуган моим появлением и моим уходом.       - И не пожелал вспомнить Ганса Форальберга?       - Каким бы гением ни был Ганс, для Тео существует пример своего учителя – месье Дидье, и ты не можешь винить его в этом, ведь ты сам не принимаешь никого, кроме мистера Форальберга.       Оскару этот аргумент показался недостаточно сильным из-за его собственных доводов, вовсе не таких радикальных относительно французского мастера, как представила мисс Уолкер. Немногим позже на их пути к источнику звука, он смягчил своё мнение и о Тео, но без особого удовольствия, скорее в угоду Кейт.       Обширную низменность пересекли до половины довольно быстро и держали курс на скалу, откуда предположительно доносился призывающий сигнал. Американка держалась осторожно, выбирала сухие места и помнила о коварных ловушках местности – мелких пустотах – провалиться в подобные для неё пустяк, но не для Оскара. Она помнила свою прогулку по заснеженной тайге, где под снегом таились расщелины между камней, укрытых скользким мхом. Дело кончилось мокрыми ногами и длительной сушкой у топки локомотива.       С началом высоких сосен, кончалась и рыхлая почва. Кейт смотрела на стволы впереди с надеждой; Оскар не поднимал головы в напряжённой сосредоточенности, ступая точно по следам американки. Сутки назад он предусмотрительно сменил обувь с элегантных ботинок на плотные сапоги почти до колена, защищающие хрупкую механику стоп. Деревянная модель ног, сконструированная Гансом, была хороша всем, кроме одного – подвижности, вернее, неподвижности – из-за неё автомат ходил медленно и неуклюже. Кейт не считала это серьёзным недостатком: она была готова оставить всё без изменений, но Дидье после долгих споров убедил её улучшить конструкцию. Тем более, к этому располагало изношенное дерево и характер будущих странствий. Решающими оказались слова механика: «Вы отдали так много, чтобы изменить себя – и тело, и дух, - а его ограждаете от схожего удовольствия». Мисс Уолкер часто возвращалась к этим словам. Они касались не только конструкции ног автомата. Дидье словно проник в самые глубины её души и упрекнул в главной ошибке.       - Ты ещё не ходил на большие расстояния. Удобно с этими ногами?       Оскар шагнул на сухой участок земли рядом с Кейт и перемялся с ноги на ногу, будто осмысливая своё состояние.       - Вынужден признать значительные преимущества данной конструкции. Думаю, мне предстоит преодолеть ещё не один такой путь рядом с вами. И я не высказываю неудовольствия! – Поспешил предупредить он её вопрос.       Они пошли меж сосен, выбирая участки, свободные от больших валунов. Кейт вслух отметила необычность рельефа: тяжёлые камни громоздились и наваливались, их покрывал зелёный стелящийся мох, тот же, который полз вверх по скале. Отвесная стена не давала прохода. Глубокие трещины ломали твёрдую породу; корни деревьев спускались глубоко в расщелины, находили питательную влагу и ещё больше ломали серую громаду. Какие-то сломы разрывали скалу насквозь; американка узнала это, подойдя вплотную к щели: потоки слабого воздуха прорывались сквозь неё, источая унылое пение. Отчётливо и резко до слуха донёсся знакомый сигнал, сейчас он яснее походил на скрип. Следует обойти скалу – так заключила мисс Уолкер.       Путь был нелёгок: выматывали бесконечные подъемы, спуски, переправы через поваленные деревья, курумник. Однако усталость не чувствовалась вовсе, насыщенный кислородом воздух удивительным образом наполнял тело энергией и раззадоривал бесстрашие американки. Стремительное движение разогнало жгучую кровь, Кейт ясно чувствовала отголоски северной жизни на Сибирии, что дарила ей бесконечную свободу и невероятный спектр ощущений – всех, кроме одного.       - Хотите отдохнуть? – Интересуется автомат ровным голосом, когда авантюристка останавливается на плоском камне, чтобы перевести дух; её дыхание прерывисто, а взгляд рассеян.       - Нет, - улыбается она с чувством удовольствия, - мы почти у цели.       Лес пошёл буреломный. От эйфории Кейт позабыла об осторожности и оцарапала бедро, за что была отчитана Оскаром, но отмахнулась от его наставлений.       - Вы позволите мне одно наблюдение? – Спросил он, подлезая под мёртвое упавшее дерево; Кейт же только махнула рукой – говори, якобы. – Ваша привычка забывать о собственной безопасности делает вас крайне уязвимой перед людьми.       - Это только царапина, Оскар!       - Я говорю не об этом! – Повысил голос автомат, и американка остановилась, забыв о загадочной скале. – Если вы ничего не предпримите, рискуете оказаться в схожей ситуации, как в Карака-Дагале. Я наблюдал за реакцией людей во время представления: все они были объяты схожими эмоциями, что и Тео, и если с одним человеком я справится в состоянии, то с двумя… Вы помните Бугровых, я думаю. Вы не представляли насколько были незащищены. Следовало остановить действо.       Глаза Кейт сверкнули.       - Раз ты был там с самого начала, мог бы это сделать в любой момент, но окликнул меня только в конце. Отчего же?       Мисс Уолкер ждала, что Оскар как обычно растеряется и выдаст нейтральным тоном очередную наставническую мысль, но вопреки её убеждению, он ответил откровенно и непринуждённо:       - Потому что хотел досмотреть до конца.       Осознав глупость своего положения, американка утрачивает игривость и корит себя за невежество в отношении Оскара: он давно доказал зыбкость грани человека и автомата. Она вкратце рассказывает ему о ритуалах Сибирии, в которых ей надлежит участвовать, предлагает ему для начала роль наблюдателя, и не получает отказа. Его согласие звучит неуверенно, но Кейт чувствует его острую заинтересованность. Открытие собственных возможностей встало перед ним как новая цель, пугающая, безумная, как путешествие на остров с мамонтами, но страшно желанная. Теперь Кейт надлежало помочь ему укрепиться в этом, как Ганс когда-то незримо вёл её по пути к новой жизни.       Жалобно скрипнул коленный сустав железной ноги; автомат бережно смазывал его маслом, закатав штанину до бедра, попутно рассуждая о будущем – оно было туманно, по его мнению, но не терпело слабости. Если в силе мисс Уолкер он убедился и более не требовал от неё оставить «спасательный круг», то в конструкции собственного тела возникали оправданные сомнения.       - Тео поможет тебе, - отвечала Кейт, исследуя каменную гряду под скалой. – Об этом не беспокойся.       Давно не доносился до слуха странный звук, приведший американку и автомата сюда; они могли ошибиться, принять порывы ветра, проходящие через щели в скале за зов или крик птицы – что угодно. Оскар предлагает вернуться на то место, где сигнал ещё слышим, мисс Уолкер соглашается, но, напоследок, решает ближе рассмотреть свободный ото мха участок крутого обрыва.       - Оскар! – Зовёт она друга, когда её пальцы коснулись гладкой поверхности. – Это не камень!       Тёмно-серая, покрытая лишайниками порода на взгляд совсем неотличима от точно такого же по цвету железного листа. Поразительно, как природа взяла власть над металлом, найдя его безжизненную поверхность пригодной для жизни. Очевидно, прошло много времени, прежде чем на железе осел значительный слой пыли, пыльцы, собрав достаточно влаги для роста растений. Изобилие нетронутых лишайников сообщало ещё и о крайне редком присутствии человека: нигде нет следов касания исследовательской руки, как в обсерватории на Чагском хребте. Кейт с тоской вспомнила вольную жизнь юных учёных на изумрудных плоскогорьях, в окружении добрых товарищей, где энергия жизни льётся рекой.       - Кейт Уолкер?       Авантюристка очнулась и указала на площадь поисков. Одновременно с этим, наконец, вновь округу сотряс протяжный звук, теперь отчётливо звучавший откуда-то изнутри железно-каменной глыбы.       Довольно быстро под слоем мха Кейт распознала сочленения механизма; плавность очертаний, особая ковка, заклёпки, поршни и шестерёнки под корпусом – эту эстетику она узнает из тысячи, и Оскар тоже. Они переглядываются на мгновенье и, точно дети нашедшие клад, торопятся найти следующее подтверждение своим догадкам. Американка оказалась проворнее.       Выше уровня глаз помещалась знакомая эмблема фабрики, которую Кейт бережно очистила от слоя грязи; рядом выгравирована буква «А».       - Форальберг!.. – Торжественно прозвучало из её уст. – Похоже, ты был прав, Оскар!       - Вам следует взглянуть и сюда, - автомат посторонился, открыв обзор на освобождённый участок – панель, за которой прятался главный элемент механизма – его душа и сердце. – Обратите внимание на эту схему и отметины вокруг замочной скважины.       Рисунок на дверце представлял собой точки, соединённые линиями: точки подписаны буквами, линии – цифрами. Характерный же замок в виде четырёхлистника слегка блестел незначительными царапинами и отполированными «лепестками»: в скважину часто вставляли ключ, открывая заветную крышку. В полной тишине Кейт уловила тяжёлое вращение шестерёнок – сердце живо! Прижавшись всем телом к панели, она чувствует вибрацию и улыбается Оскару, который не сводит глаз с её полного нежной любви лица. Незримо внутри работает сложнейший механизм, о функциях которого американка может только догадываться.       Однако более никаких находок не последовало. Снаружи грандиозный автомат производства фабрики Форальбергов – оставался всё той же неприступной заросшей скалой. Мотивы человека, обслуживающего внутреннее устройство, но никак не трогающего внешний вид казались Оскару вопиющей некомпетентностью. Он – некогда машинист и внимательный хранитель поезда – максимально ответственно подходил к этой задаче, заявляя, что внутренний функционализм не мыслим без внешней эстетики и наоборот – это и есть гармония всякого существа.       После некоторых раздумий, решено следовать указаниям сообщения – идти по схеме в указанном направлении до точки под буквой «В». Бравые искатели приключений, поплутав с полчаса, нашли, что искали, обнаружив скалу меньшего размера, представляющую точно такой же механизм.       Зная теперь, где и что искать, мисс Уолкер быстро обнаружила эмблему Форальбергов вместе с гравировкой буквы «В». Догадка подтвердилась с сигналом – тихим и высоким, но однотипным с первым механизмом. Кейт вспомнила рельеф, который она разглядывала с холма – скалы здесь всюду.       - Думаете, это какая-то единая система, но для чего? – Проявлял скепсис Оскар, который так и не получил ответа на главный вопрос.       - Не знаю… Может быть, если мы обойдём ещё несколько скал, мы найдём что-то ещё.       Упорство принесло плоды: найдены ещё два механизма, один близко на краю обширного свободного от деревьев пространства, другой – посреди этого пространства, точно необитаемый остров в океане.       Вероятная топкость местности вынудила невидимых жителей края выстроить длинные деревянные мостки, тянущиеся вплоть до самой скалы, кажущейся издали гладкой отполированной чёрной плитой. Бронзовый блеск обусловлен отсутствием мха и лишайников именно на этом механизме. Едва Кейт задалась вопросом почему, как неясная сила остановила и её, и Оскара, идущего рядом: каждый замер, как вкопанный, не понимая своего поведения.       Научившаяся тонкому чутью, Кейт обратила всю себя в слух, зрение и обоняние, готовя тело к обороне от угрозы психической или физической. Эйфория захватывающая её время от времени вновь подступала, и усилием воли американка подавила любой отклик сознания на раздражители. Мышцы свело лёгкой судорогой; мисс Уолкер видит, как Оскар разглядывает собственные дрожащие руки, значит, и его механизмы подвержены загадочному явлению. Автомат пытается говорить, но выходят только нечленораздельные звуки. Американка не на шутку пугается: что-то может нарушить слаженную работу сложных механизмов, но пока она сообразит что именно, может быть слишком поздно. Всей своей волей она призвала автомата сосредоточиться на ней, и это сработало: он оставил панику и внимал каждому действию авантюристки.       - Кончилось, - звякнул в голове Оскара голос Кейт. – Идём.       - Что это было, Кейт Уолкер.       Американка ускорила шаг.       - Не так много вещей на свете, способных произвести на тебя такой эффект. Думаю, ты и сам догадался, что дело здесь в особой звуковой частоте: громкий звук не слышим нами, но ощутим.       - Не лучше ли нам…       - Нет!       Бесполезно пытаться пошатнуть решительность Кейт Уолкер – автомат понимал это, как и то, что он сам не готов отступать. Эту черту своего характера он обрёл недавно; не успев толком оформиться, она побуждала его к странным, по его мнению, решениям, но она же приносила ясность на мотивы авантюристки. Тео в разговоре с Дидье как-то сказал: «Я думаю, автоматы должны воплощать в себе классические образы Фидия и Мирона: являть мощность, ум, внешнюю и внутреннюю гармонию, не исключая жизнеподобия в своём воплощении». Дидье усмехнулся и заметил, что «глупый ребёнок» пытается оживить героев мифов, на что Тео упрямо заявил: «за этим будущее автоматов, как и всех умных людей». Глядя на мисс Уолкер, Оскар готов признать правоту юноши.       Незаметно для себя, автомат уткнулся носом в нависающую чёрную громадину. Мостки огибали скалу по окружности, источали запахи мокрого подгнившего дерева, которые чувствовала Кейт через резкий запах машинного масла и металла, исходивший от механизма.       - Выглядит новее других, - заключила она, - возможно, установили недавно или регулярно чистят, вот лишайники и не успевают вырасти.       Она идёт направо и скрывается за поворотом; медленно Оскар следует за ней и слышит слова из уст молодой женщины:       «”И худшая вина была б, наверно,       Искуплена раскаяньем таким.       Все люди слабы… Или лицемерны…”       Таков и я.       Р.Ф. Тысяча девятьсот сорок девятый год».       Кейт смотрит на привинченную табличку с каменным лицом. Буквы цитаты выгравированы рукописным шрифтом, все последующие записи – прямым. Суть написанного заключалась в пояснении принципа работы механизмов: создавая микроклимат на территории заповедника, они связывались друг с другом сигналами, сообщая об исправности или не исправности, а также нежелательном вторжении извне. Вероятно, они приняли дирижабль за ещё один механизм, ошибочно отослав сообщение и ему. Миссия всех автоматов – сохранение исчезающих видов растений и животных, для которых требуется специфическая среда: насыщенный влагой и определёнными микроэлементами воздух, особые звуковые вибрации, защита от хищников, температура и циркулирование грунтовых вод. Скупые слова благодарности от биологов и властей завершали длинное послание.       Открылась и главная загадка, приведшая путников сюда: на гладком металле ясно обозначался номер «OLHO-L0-i_XZ-2000_05b» - серия выпущенных автоматов с конвейера фабрики, принадлежавшей тогда Рудольфу Форальбергу.       Кейт перечитала первые строки, найдя их подходящими человеку раскаянному в собственном поступке и ищущему искупление на пороге собственной кончины. Автоматы с благородной миссией – прощальный подарок строгого Рудольфа этому миру и Гансу, который стал его совестью и мукой на склоне лет.       Сердце американки смягчилось; она простила Форальберга старшего за его равнодушие, а образ, виденный когда-то в коридоре снов, более не представлялся тираном. Кейт нежно погладила чёрный металл и ощутила вибрацию, словно утробное ворчание зверя под толстой шкурой.       - Ты больше не станешь прогонять нас, - обратилась она к автомату с улыбкой, - ведь мы не желаем зла.       - И это всё? – Разочарован Оскар; добавил с горькой усмешкой: - Только номер.       - Нам неведомы причины выбора Гансом или Анной номера модели, неведомы и тонкости устройства Фабрики, мы знаем только цифры и имена. Случайность ли – ты здесь встречаешь часть себя.       - Раз номер одинаков, я мог бы быть как они – стоять безжизненной скалой, не знать ни радости движенья, ни общенья. Мог бы не увидеть столько разных мест и не встретить господина Форальберга и вас. Я был бы слеп и глух.       - И был бы счастлив, - возражает Кейт. – Стоя здесь на своём месте, ты был бы не менее доволен, чем в кабине машиниста. Их сконструировали для этой работы, тебя – для вождения поезда и помощи Гансу. Не отрицай, ты был счастлив. А сейчас, стоя за штурвалом?       Оскар молчал минуту, чтобы, наконец, произнести:       - С прискорбием замечу, что теперь этого мне мало.       Он бросил беглый взгляд на скалу, по чутью Кейт пренебрежительно и слегка завистливо, и отошёл в сторону. Американка поняла, что пора оставлять изобретение Форальберга. Прощаясь, она различила сердитый гул в глубине механизма и уже знакомую вибрацию, предвещающую сигнал низких частот. Уверенность в том, что перед ней разумное чувствующее существо только окрепла. И пусть автомат бездвижен, он не глух и не слеп, как рассудил Оскар, и имеет право получить свою дозу внимания и заботы от кого-то кроме обслуживающего персонала.       Кейт высказывает благодарность от полученного общения, славит красоту и точность механизма, не забывает о восхищении сложной работой, добавляет щепотку лести и в завершении награждает автомата невесомым поцелуем. Эффект от этих действий был самый благоприятный: всё пришло вначале в сумбур, а после к тихому порядку.       - «OLHO-l0-i» - думаю, это можно считать именем, - сказала американка молчаливому Оскару, глубоко ушедшему в раздумья.       - Как вам будет угодно.       Дойдя до кромки хвойного леса, они остановились на краю мостков. Чёрная скала стояла грозным стражем, чудищем; внутри него живёт создание, полное жажды ко всему людскому. В призывах оно влечёт к себе, но боится откровенного внимания – так похоже на автомата, познающего мир.       Не навредила ли Кейт своим появлением? Не станет ли этот механизм несчастен, зная теперь, как много ему недоступно? Ему также станет мало? Его жажду ей не утолить.       Мисс Уолкер смотрит на Оскара, тот смотрит на чёрный металл, окутанный лёгкой дымкой тумана. Тяжелы мысли обоих. Спускалось темнеющее небо и, возвращаясь к дирижаблю, ещё долго блудились они в сумрачном лесу.